Как Энид перестала волноваться и помирилась со своим волком

Фемслэш
NC-17
Завершён
262
автор
Размер:
13 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
262 Нравится 29 Отзывы 57 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Когда в двери особняка Аддамсов забарабанили, Уэнсдей занималась фехтованием. Разумеется, она не собиралась прерывать тренировку и бежать сломя голову открывать дверь. Для этого существовали дворецкий Ларч, родители, Пагсли, наконец… По-хорошему, она даже не должна была ничего услышать — тренировочный зал находился в подвале, и лишь то, что в данный момент у нее не было партнера для тренировки, не позволяло звону клинков заглушить посторонние звуки. Упорный шум никак не желал прекращаться. Уэнсдей остановилась посреди выпада, с трудом сдерживая раздражение — у некоторых людей просто не было уважения к ее личному времени. Проблема была в том, что конкретно сейчас дома никого не было, с утра пораньше родители вместе с Пагсли уехали… Куда-то, она не прислушивалась, потеряв интерес, как только был упомянуто слово «торговый центр» — этот эпицентр безвкусицы и конформизма вызывал у нее отторжение на инстинктивном уровне. Вещь уехал с ними, чтобы сделать себе модный маникюр и присмотреть кремы, и разумеется Ларч был за водителя… Шум постепенно эволюционировал в грохот. Уэнсдей подавила порыв сделать раздраженный вздох — это была одна из тех вещей, которые по ее мнению делают только экзальтированные дамочки. Да и в любом случае ей было не для кого стараться. Закрыла глаза. Решительно открыла их. И направилась встречать незваных гостей. Разумеется, не снимая экипировки и держа рапиру наготове, она все же не была дурой из дрянного фильма ужасов. Пусть даже на дворе стоял солнечный летний день, а не мрачная осенняя ночь — в конце концов, то, что у неизвестного начисто отсутствует чувство уместности, уже можно было считать доказанным. За дверью обнаружилась Энид Синклер. Как всегда болезненно яркая и шумная — и явно паникующая. — Я должна была догадаться, — сухо заметила Уэнсдей. — Что? — выдохнула Энид. — Как? — Вообще-то это мои вопросы. Энид уперлась руками в колени, пытаясь восстановить дыхание и собраться с мыслями. А Уэнсдей подумала, что в том, что Энид нашла ее на каникулах, к сожалению не было ничего удивительного. В конце концов, на протяжении поколений их особняк пользовался дурной славой — и хотя обычно ударение делалось на первом слове, вторая часть тоже имела право на существование. Да и ее личные… скитания по системе публичного образования наверняка оставили за собой следы. Кровь вообще плохо отмывается. Ее скорее интересовал другой вопрос… — Как ты перебралась через ограду? — спросила Уэнсдей. — Эээ… Перелезла? Это не так сложно, все эти витые украшения… — Понятно. Кажется, мне опять придется поднять вопрос об электрификации. Или ядовитых ловушках. Возможно, рве с крокодилами. — Но… Разве это не будет опасно? Уэнсдей посмотрела на Энид как на идиотку. — Я имею в виду — для почтальонов? Курьеров с пиццей? Меня? Взгляд не изменился ни на йоту. Энид глубоко вздохнула, напоминая себе один из уроков, который она вынесла из года совместного проживания — что если тебе что-то нужно от Аддамс, то тебе нужно ей прямо об этом сказать. Попытки подвести ее к мысли окольными путями в лучшем случае наткнутся на стену игнора, а в худшем — заведут в самые мрачные закоулки того лабиринта ужасов, которым является ее сознание. Не то, чтобы Энид, как оказалось, имеет моральное право ее судить. — Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста. Я согласна на что угодно… — Даже уйти и оставить меня в покое хотя бы до следующего года? Энид задумалась на секунду… — Уэнсдей! — возмутилась она, когда до нее дошло. — Я серьезно! — А похоже, что я шучу? — Уэнсдей! Я больше не могу с этим ни к кому пойти! Уэнсдей подняла бровь. Список тем, в которых она считала себя компетентной, был довольно длинным — но по ее мнению никак не пересекался с интересами Энид. — Даже к Аяксу? — В особенности к Аяксу! Это… девчачьи дела! — И ты пришла с этим… Ко мне? — Ну… Это связано с моими проблемами с оборотничеством! — И опять же. — Я не могу это сказать… просто так, на пороге! Тебе что, трудно пустить меня в дом? — Знаешь, чем больше ты юлишь, тем сильнее становится мое желание захлопнуть дверь и пойти почитать хорошую книгу. — Это личное… — На мили вокруг нет никого. Моих родственников нет дома. После пары секунд молчания Уэнсдей начала закрывать дверь. — Стой! Понимаешь, мой волк… он волк! Это было странной репликой даже для Энид… Дверь остановилась. Уэнсдей подняла бровь. — Я имею в виду — он самец! У него… член! — Энид громко выкрикнула последнее слово, вложив в него весь полагающийся трагизм. Уэнсдей склонила голову, и Энид заметила в ее бездонных черных глазах новую для нее эмоцию — жадный интерес. Она не была уверена, что это ощущение ей понравилось. — Когда я сказала, что в пределах слышимости никого нет, я не имела в виду, что ты должна это проверять. Энид покраснела, живо представив, как ее вопль гуляет эхом по закоулкам особняка. -… Ладно. Заходи. После летнего солнца мрачный… мрак дома Аддамсов заставил Энид невольно поежиться. И дело было не только в прохладе. — Посиди тут, пока я переодеваюсь и привожу себя в порядок, — мимоходом приказала ей Аддамс, указывая на кресло в холле. Кресло было гигантским — Энид могла бы свернуться на нем в клубок подобно кошке. И, разумеется, оно было обито кожей. Черной. Предположительно не человеческой… Наверно. Последняя мысль заставила Энид испуганно вскочить на ноги — она даже не заметила, когда успела послушаться Уэнсдей и присесть. Она обвела паническим взглядом величественный холл, как-то сразу ощущалось, что в доме, кроме них, действительно нет ни одной живой души. Мысль, которая почему-то совершенно не успокаивала. — Нет! Энид в панике метнулась вслед за хозяйкой. — Я… Пожалуйста, не бросай меня! — Гхм, — прочистила горло Уэнсдей. Только сейчас Энид поняла, что… обнимает Аддамс, прижавшись к ней со спины. Вероятно, от немедленной смерти ее спасло лишь то, что она, сама того не заметив, прижала руку с рапирой к телу Уэнсдей. Уэнсдей пахла… На удивление приятно, уютно и пикантно одновременно. Потом и кожей, с оттенком металла. И еще она была теплой, все еще разгоряченной после тренировки — и Энид поняла, что совершенно не хочет ее отпускать. — Я не могу переодеться, пока ты меня держишь, — тоном, которым объясняют детям прописные истины, напомнила Аддамс. Сделав над собой усилие, Энид отпустила ее и отступила назад. — Эээ… Можно я пойду с тобой? Я не буду подсматривать, честно! Аддамс смерила ее нечитаемым взглядом. — Эээ… Не надо меня убивать, пожалуйста! — Я все еще раздумываю об этом. С этими словами Уэнсдей развернулась на месте и удалилась — скользящей и уверенной походкой умелого фехтовальщика. Энид поспешила за ней… И, ожидаемо, после двух коридоров и спуска по лестнице оказалась в фехтовальном зале. Где Аддамс наконец-то поставила рапиру в стойку и принялась выбираться из своей экипировки. — Так что конкретно случилось? — спросила она. — Ты же вроде уже успешно обратилась? Энид поймала себя на том, что нарушила собственное обещание и нагло пялится на играющие мускулы на руках и плечах Уэнсдей. И поспешно крутанулась на месте, краснея еще больше. — Ну… В лесу я сражалась за свою жизнь, и мне было не до того… — пояснила она, обращаясь к тренировочному манекену. — Но потом, когда я попыталась… обратиться к нему в спокойной обстановке, оказалось, что он самец. Я не знаю, почему так — я никогда не слышала, чтобы при обороте менялся пол, и… Я не могу ни у кого спросить, меня и так считают ущербной, а уж после такого… — Ну и что? — Как — ну и что? Энид даже подпрыгнула на месте от возмущения. — Если отбросить… переживания, что конкретно тебе мешает? Ты же и так трансформируешься — почему именно эта мелкая деталь тебе так мешает? — Эй, она вовсе не мелкая! — возмутилась Энид. — И дело не в этом! Энид порадовалась, что отвернулась — потому что, судя по ощущениям, ее лицо приблизилось к температуре самовозгорания. — Он же… самец! И желания у него… самцовые! Он хочет начистить морду всем парням, которые на меня смотрят! Он называет их смазливыми… нехорошими словами! А то, что он хочет сделать с девушками, это вообще ни в какие ворота не лезет… Я просто боюсь его выпускать! — Так не выпускай — чем это отличается от ситуации пару месяцев назад? Почему вдруг такая паника? Энид тяжко и драматически вздохнула. — Мои родители на радостях от первого оборота записали меня в летний лагерь. Порезвиться с себе подобными, спустить пар, может приглядеть нормального парня… Как будто Аякс не нормальный! — Энид, не отвлекайся. — Я не отвлекаюсь! Просто в лагере меня… никто не любит! Совсем — они как считали меня бракованной, так и считают! Особенно эти… суки! Это не ругательство, а точное определение! И я боюсь, что волк вырвется на свободу и порвет их всех! Если не хуже! — И ты сбежала оттуда. Ко мне — потому что… Энид сжала кулаки так, что ногти впились в кожу до крови. — Потому что ваш особняк оказался рядом. И потому, что ты не будешь меня осуждать. Если я не права, ты скажешь мне об этом прямо. Если я сорвусь, у тебя не дрогнет рука… остановить волка. Но унижать и издеваться… Нет. — И что об этом думает… твой волк? В этот момент на Энид накатило запоздалое осознание — и ей явственно показалось, что ее лицо пылает так, что волосы начинают завиваться. — … Ты ему нравишься. Очень. Я только сейчас поняла, что он подталкивал меня прийти сюда… Не выдержав наступившей за этим признанием паузы, Энид обернулась и посмотрела на Уэнсдей — и замерла в восхищении. Девушка успела раздеться до облегающего спортивного белья и сейчас обтирала пот полотенцем. И Энид сама не заметила, как шагнула к ней, оскалившись и принюхиваясь, жадно втягивая воздух. — Стоп. Внезапно материализовавшаяся в руках Уэнсдей рапира уперлась Энид в точку между ключицами. Аддамс чуть склонила голову, рассматривая ее… новым, незнакомым взглядом. — Немного грошовой психологии. Во-первых, у тебя нет раздвоения личности, это чаще встречается в выдумках ленивых авторов, чем в реальной жизни. Волк и ты одна личность, и у вас общие желания — чем раньше ты помиришься с самой собой, тем лучше. Во-вторых, во влечении к девушкам нет ничего ненормального. Если у кого-то с этим есть проблемы… То с этим есть проблемы у него. И в третьих… Почему ты на самом деле так боишься выпустить волка? Не от того же, что он может дать отпор твоим обидчикам? — Потому что он хочет тебя трахнуть! — не выдержала Энид. — Поставить раком и засадить по самый корень! Пометить тебя укусами! Слизать с тебя все чужие запахи и заменить их своими! — Ну что ж… Посмотрим. Энид растерянно посмотрела на Уэнсдей. — Ну, и чего ты ждешь, волчонок? — поторопила ее Аддамс. — Покажи себя. — Что? Сейчас не время! Я не могу! — Тебя не спрашивали. И вообще я не к тебе обращаюсь. Аддамс толкнула острием рапиры в плечо Энид, заставив ее отступить назад. — Хватит прятаться за юбкой, волчонок. Покажи, чего ты достоин. Энид наконец поняла, что за странный, чарующий запах она ощущала от Аддамс — это был запах женского возбуждения. И, ошеломленная догадкой, она упустила момент, когда потеряла контроль — и все ее мышцы разом напряглись в болезненной судороге, когда ее тело начало расти и меняться. — Ну что ж, волчонок, потанцуем… — предвкушающе ухмыльнулась Уэнсдей и широким движением нарисовала порез поперек груди оборотня. Волк по имени Энид довольно зарычал. Эта самка была сильной и уверенной в себе… Это хорошо. И для него было естественным то, что она требует от него доказать себя, он презирал сучек, готовых прогнуться под любого. И в любом случае — хорошая драка разгонит кровь по жилам и послужит приятной прелюдией. Драка получилась хорошей. Да, в каком-то смысле она была не всерьез — Аддамс при всем желании не могла бы победить оборотня с его регенерацией. Обычным холодным оружием ему можно разве что голову отпилить, и легкой рапирой это сделать нереально. Ей можно бить по глазам или подрезать сухожилия — но Уэнсдей почему-то не наносила калечащих ударов. Сама Энид тоже сдерживалась, впрочем Аддамс и не подставлялась. Чутье зверя его не обмануло, она была достойным противником. Но все их порезы и ушибы, боль и азарт, удачи и промахи были более чем реальными. В какой-то момент Энид удалось наконец поймать рабочую руку Аддамс, и она вывернула ее, разворачивая Уэнсдей спиной к себе и заставляя выронить рапиру. Еще через мгновение Уэнсдей оказалась прижатой к стене, и волк парой взмахов когтями лишил ее одежды, заодно добавив еще порезов на спине. Впрочем, не похоже, чтобы Аддамс это мешало, наоборот, она странно заерзала, и волка захлестнул резко усилившийся запах похоти… Человеческая часть сознания Энид ужаснулась — теперь, когда она поставила их рядом, ее член казался монструозно громадным по сравнению с не таким уж крупным телом Аддамс. Но волка это не заботило, он доверял инстинктам. Бросив Аддамс животом вниз на пол, он навалился на нее, подгреб под себя, заставляя приподнять накачанную тугую попку — и наконец вошел в нее одним резким движением. Это было… идеально. Как будто клинок нашел свои родные ножны. Зверь ощутил запах крови и довольно рыкнул — он был первым. И был готов драться за эту добычу со всем миром. А Энид запоздало испугалась — что она натворила! Но когда она, перехватив узду, осторожно подала назад, Аддамс вдруг зарычала на нее через плечо — зарычала на оборотня! — и жадно подалась назад, с хлюпом насаживаясь на эту дубину. От незнакомых, невероятных ощущений от попавшего в нежный плен естества Энид окончательно снесло крышу, и она толкнулась раз, второй, примеряясь, и нащупав удобный угол, задвигала тазом как отбойный молоток, больше не заботясь об ощущениях партнерши. Впрочем, партнерша и не нуждалась в заботе, она жадно принимала в себя все, что могла ей дать Энид, то постанывая, то довольно хныкая при особо удачном толчке, то порыкивая подгоняя. Толчки заставляли ее ерзать по полу, царапая локти и колени — но, похоже, это лишь усиливало ее возбуждение. Киска Аддамс пошло хлюпала, распространяя вокруг запах смеси их возбуждений. Их запах как пары. Оргазм накатил на Энид неожиданно — ее тяжелые яйца вдруг подтянулись, напряглись, и ее член принялся извергать из себя сперму внутрь Аддамс. Энид растерянно замерла — и ее партнерша сама насадилась поглубже, пытаясь всосать своей ненасытной маткой как можно больше чудесной жидкости. Впрочем, здесь напомнило о себе некоторое несоответствие размеров — как бы Аддамс того не хотелось, большая часть спермы все же вытекла излишками наружу, пачкая пол и партнеров. Ноги Энид подкосились, и она обессиленно упала сверху, придавливая Уэнсдей к полу. Несколько минут они могли лишь лежать плашмя и пытаться протолкнуть воздух в легкие. Наконец Аддамс зашевелилась, и кое-как перекатила Энид на бок и выползла из-под нее. — Я всегда говорила, что ты неряха, но это слишком даже для тебя, — констатировала Аддамс, безуспешно пытаясь стереть со своего тела липкую жидкость. Оборотень лишь виновато фыркнул в ответ. И лениво вывалив язык, лизнул свою лапу — самое близкое, до чего он мог дотянуться. — Нет, Энид. Нечего бежать от ответственности. Оборотень настороженно поднял уши. А Аддамс вдруг села, раздвинув ноги, и указала на свою киску, залитую спермой с примесью крови. — Вылизывай. Энид выпучила глаза в совершенно человеческом выражении изумления. — Ты думала, кончила — и все? А о партнерше позаботиться? Пристыженная Энид переползла и приткнулась мордой между ног Аддамс. Теперь атаковавший ее ноздри в упор пряный запах придал ей сил, и она, жарко выдохнув, заработала широким шершавым языком. Аддамс вцепилась руками в шерсть на ее загривке — и заерзала, царапая о клыки внутреннюю сторону бедер. — Вот так, да… Поглубже, не отлынивай! На самом деле Аддамс уже получила как минимум три оргазма, она и сама не была уверена, едва не потеряв себя в водовороте боли и наслаждения — но если Энид ее не совсем правильно поняла, то какой от этого вред? Раз из волчонка дурь так и прет — пусть волчонок пашет…

***

Спустя полчаса в особняке Аддамс можно было наблюдать несколько сюрреалистичную картину: обнаженная Уэнсдей пыталась затащить за шкирку вверх по подвальной лестнице здоровенного оборотня раза в два больше ее. — Энид. Хватит капризничать. Тебе. Придется. Помыться. Этого не избежать. — Ууу… — Нечего притворяться умирающей, лентяйка. И вообще — если ты можешь шевелить языком, то и ногами перебирать можешь. — Вууф? — Потому что сегодня ты трудилась в основном языком. — Вууф-вууф! — Да-да, и им тоже, как я могла забыть. И кстати о нем… — Уу? Уу! Ууу! Хныыы… — Ты сама виновата, что довела до этого. Правду говорят — если крепко держать за яйца, то и все остальное последует… В конце концов Энид таки удалось затащить в душ за…гхм, поводок. К счастью, в особняке имелся душ в японском стиле, в котором можно просто лить воду на кафельный пол со встроенным стоком — оборотень бы не поместился ни в американскую душевую кабинку, ни в английскую ванную. Но даже так — вымыть его было целой эпопеей. Которая усложнилась тем, что в самом конце процесса Энид вдруг обернулась назад, в собственно… Энид. Но главное затруднение было в том, что одна важная часть ее тела осталась без изменений. — Это как? — растерянно пробормотала она, таращась на здоровенную палку, гордо торчащую вверх из ее промежности. Палка, разумеется, ничего не сказала — лишь молча смотрела в ответ единственным глазом. — Ой! В ее голове промелькнула ужасная догадка, и, согнувшись, она попыталась на ощупь определить, прячется ли у нее что-то за массивными яйцами. — Стоп. Одной простой команды от Уэнсдей было достаточно, чтобы заставить Энид послушно замереть, как в детской игре. — Руки вперед, обопрись ими на стену. Ноги пошире. Да, так, теперь прогни поясницу. Энид мысленно удивилась, а почему она собственно ведет себя так послушно. От волка толку было никакого, он сейчас расслабленно благоденствовал, и был готов великодушно позволить своей самке делать с ним все, что хочет. Нет — она была готова позволить Аддамс делать с ней все, что та захочет. И дело было не только в крышесносном, опустошающем яйца сексе, и не в том, насколько желанной и своей была для нее Аддамс — эта самка принадлежала в ее объятиях и на ее члене… Она доверяла Уэнсдей и верила в силу ее духа и тела. Она не подведет и не предаст. Пока Энид занималась самоанализом, Уэнсдей присела на одно колено позади Энид — и только сейчас до блондинки дошло, на что та смотрит. И от осознания того, что она раскрыта так… бесстыже, она испытала сильнейший прилив стыда и возбуждения одновременно. Ее массивный член дернулся, поднимаясь и наливаясь силой, и она машинально потянулась одной рукой к нему, чтобы обхватить и приласкать… И получила чувствительный шлепок по ней. — Ты сейчас сучка, — строго одернула ее Аддамс. — И имеешь право кончать только как сучка — от моих пальцев, вставленных в твою горячую, жадную, текущую пизду. Казалось, еще секунду назад Энид была готова впасть в панику от мысли, что лишилась своего женского естества — а сейчас ее захлестнули ощущения того, как в ее киске завязался тугой узел возбуждения, посылающий волны жара по всему телу. Она еще никогда не чувствовала себя настолько… женственной. Сдержанный тон Уэнсдей, размеренно и с правильной дикторской дикцией произносящей самые грязные пошлости, как оказалось, заводит ее с полпинка. Она давно поняла, что холодная манера разговора Аддамс служит именно для того, чтобы держать под контролем ее внутренних демонов. Но сейчас она хотела лишь одного — чтобы подруга наконец отпустила поводок. Чтобы она раскрылась перед ней, как сама Энид сейчас раскрылась перед Аддамс. Откровенно, жадно и без сожалений. Аддамс легко коснулась внутренней стороны ее бедер, собирая смазку — и Энид повела попкой, пытаясь насадиться на обещанные пальцы. И наткнулась на них… именно что попкой. — Вот как — волчонок хочет по-грязному? — деланно удивилась Аддамс. — Волчонок хочет, чтобы его трахнули в его сочную блядскую задницу? В ответ Энид лишь обиженно захныкала. И расставила ноги пошире. За ее спиной послышалась секундная возня, что-то хлюпнуло — и она почувствовала, как в ее анус начинают втирать какой-то прохладный гель. Она обрадованно дернулась — и, похоже, неожиданно для них обоих глубоко насадилась на палец Аддамс. От последовавшей яркой смеси боли и наслаждения ее член окончательно напрягся, прижимаясь к животу твердой палкой… В ее попке зародился похотливый зуд, и был лишь один способ его успокоить. — Да… — прошептала она, резко двигаясь навстречу осторожным движениям Аддамс. — Еще, пожалуйста… Постепенно Уэнсдей добавила еще один палец — но это ее лишь распаляло. Она хотела… больше. — Ну же! Ты обещала! — выкрикнула она, практически не контролируя себя. — Дай мне это! И вторая рука Уэнсдей наконец-то протолкнулась в ее распаленную желанием киску. Это было грубо, бесцеремонно и болезненно — Аддамс не интересовали ни плева, ни какие-либо чувствительные точки, она просто заполнила собой жаждущую пустоту… И Энид бурно кончила, забывшись до помутнения в глазах, насаживаясь своими дырками на пальцы Аддамс и судорожно сжимая их так, как будто пыталась их поглотить. А ее члену на этот раз не понадобились никакие касания, чтобы извергнуть из себя целый поток горячей, пахучей спермы. Разом лишившись сил, Энид сползла на пол по стенке, к которой ее прижал последний, решающий толчок Аддамс. Ноги не держали… — Какая же ты неряха, волчонок, — заметила Уэнсдей, осторожно извлекая свои пальцы из горячего плена. — Наверно, в порядке урока мне следовало бы тебя так и оставить — походить с… кремом на лице. С трудом переварив ее слова, Энид подумала, что это было бы… интересно. Ее член отреагировал на эту идею, дернувшись и выплюнув последнюю порцию «крема», а киска в последний раз судорожно сократилась. Нет, не в этот раз, с сожалением лениво подумала она — больше нет сил ни на что… Очевидно, Аддамс поняла ее состояние, потому что больше с ней не разговаривала, просто помыв ее и перенеся в постель. Хотя нет, кажется она еще что-то спрашивала о лагере и суках, и она отвечала… Но она не была уверена — на волне посторгазменной эйфории, в тепле и неге она просто отключилась.

***

Просыпалась Энид с трудом. Дневной сон дал ее телу и разуму необходимую передышку, но загнал ее в странное состояние отупения. Голова была пустой и гулкой, и мысли в ней ворочались лениво. Чужая кровать. Чужая спальня. Простыни из черного шелка — спальня Аддамс? Дом Аддамс? Энид потянулась нетипично кошачьим движением, наслаждаясь тем, как шелк ласкает ее обнаженное тело — и невольно довольно оскалилась, когда ее анус и киска напомнили о себе пикантным зудом. Да и тереться уздечкой члена о простыню оказалось неожиданно приятно… Воспоминания всплывали постепенно и отрывочно. Все еще пребывая в плену сексуальных грез, Энид выкарабкалась из кровати, за неимением лучшего завернулась в покрывало на голое тело, и пошла искать Уэнсдей. То, что вести себя так в чужом доме было не лучшей идеей, до нее дошло после преувеличенно театрального шокированного вздоха Мортиши Аддамс. Ну, хотя бы она не наткнулась на мать Уэнсдей в буквальном смысле… Вздох застиг ее на верхней ступеньке парадной лестницы, в то время, как Мортиша стояла внизу. И несмотря на это, она непостижимым образом умудрилась смерить оборотня взглядом сверху вниз. — Гхм, — сказала Мортиша, задержав взгляд на босых ногах Энид. — Эээ… Я Энид, подруга Уэнсдей. Мы живем в одной комнате… — В Невермор, — холодно перебила ее Мортиша. Намек был очевидным. — Ну… Я навещаю ее на каникулах… А где она? — неуклюже попыталась перевести тему Энид. — То есть ты утверждаешь, что ты гостья моей дочери — и при этом не знаешь, где она? И тут Энид наконец проснулась… Вернее, наконец проснулась горячая кровь оборотня. — А вы, кажется, ее мать — и при этом не знаете, где она? — огрызнулась она. Мортиша поперхнулась, как будто до сих пор никто не говорил ей поперек ни слова — что было странно, учитывая то, что Энид могла наблюдать в ее отношениях с дочерью. Или она просто никогда не воспринимала Уэнсдей всерьез? И тут Энид осознала то, что ранее прошло мимо ее еще не проснувшегося сознания. Белый квадрат записки на ночном столике. Более не обращая на собеседницу ни малейшего внимания, она метнулась назад в спальню. Еще через пару секунд уже оборотень вылетел из спальни, с заносом и скрежетом когтей по полу развернулся в коридоре, одним прыжком прямо с верха лестницы перемахнул через окаменевшую Мортишу… И умчался куда-то, лишь благодаря хорошей реакции Ларча не снеся с петель парадную дверь.

***

Когда Энид ворвалась в ворота того же летнего лагеря, из которого сбежала на рассвете этого бесконечного, невероятного дня, солнце уже садилось. Вокруг никого не было, и оборотень повел головой и принюхался, пытаясь сориентироваться. И запахи, и человеческая память подсказывали ей, что все сейчас должны быть в столовой — по непонятной причине для приема пищи в лагере всех загоняли в душное помещение, в то время как в Невермор ученики могли обедать на открытом воздухе. Еще несколько прыжков, и вот она, с грохотом распахнув двери, врывается в столовую, с грохотом и звоном посуды опрокинув какую-то тележку. Все разом повскакивали — за исключением уже стоящих, половина из которых наоборот с перепугу запуталась в ногах и шлепнулась на пол. — Сидеть, — приказал спокойный, знакомый голос слева от нее. — Это ко мне. Как ни невероятно, все послушались молча и без возражений. Даже вожатые. Энид шагнула к спокойно сидящей Аддамс. В одиночестве, во главе своего собственного стола — и каким-то непонятным образом подавляющей весь это сброд одним своим присутствием. Хотя — почему непонятным? Энид присела, положив голову на плечо Аддамс, и осмотрелась, оценивая ситуацию. И принюхалась. — Мой волчонок, — с гордостью сказала Уэнсдей, обняв голову Энид и почесывая ее за ушами. — Ты боялся за меня? У Аддамс была рассечена губа, и от нее пахло запекшейся кровью. Она явно берегла бок и немного странно держала левую руку… Но было непохоже, что у нее были действительно серьезные раны. В отличие от… своры. Где-то треть… сук отсутствовала, и Энид не нужно было волчье чутье, чтобы догадаться, что они сейчас отлеживаются в медпункте. А те, что были здесь, выглядели на удивление плохо, особенно если учитывать регенерацию оборотней — километры намотанных бинтов, костыли и руки на перевязи, разбитые лица… И подчиненные взгляды в пол. Очень осторожные движения и соблюдение дистанции. Волк был доволен, его самка вновь доказала свое превосходство. Сук нужно было окоротить, и Аддамс это сделала — нет, Энид могла это сделать и сама, теперь могла, но так даже лучше. Пусть знают свое место. А через мгновение он заметил, что среди побитых оборотней есть и парни. Эти сопляки посмели? Они посмели коснуться его самки? Поднять на нее руку? Энид и сама не заметила, как оказалась посреди зала, одним лишь яростным рыком расшвыривая всех по углам. Она была в бешенстве — они за это заплатят! — Погоди, волчонок. Рука Аддамс коснулась спины оборотня — не удерживая, просто… предупреждая. И Энид послушно замерла — гнев никуда не делся, но она признавала право Уэнсдей его направлять. — Если бы я хотела их убить, они были бы мертвы. Они еще пригодятся. Волк фыркнул, выражая справедливое сомнение. — Для книги, которую я пишу, мне не хватает некоторой… специфической информации. Для достоверности мне нужно знать, как правильно сажать на кол. А оборотни — они же живучие, нет? Им такой… массаж только на пользу. Замершие на месте оборотни явственно побледнели. Волк окинул их презрительным взглядом — и согласно рыкнул. Из одного из углов потянуло резким запахом мочи…

***

Вечером Уэнсдей, разумеется, пригласила Энид к себе на ужин, ночевку… и вообще, да хоть на весь остаток лета — не возвращаться же ей назад в лагерь, в самом деле? Что, увы, предполагало представление ее за семейным ужином… Пытаясь хоть как-то исправить ситуацию в собственных глазах и избежать даже намека на такой ужасный мезальянс, Мортиша настояла на том, чтобы Энид и Уэнсдей сели отдельно, напротив друг друга. Что увы, не помогло — девушки видели лишь друг друга… За исключением моментов, когда они отвлекались на свои стейки с кровью, которые обе поглощали с завидным аппетитом. Ну, и еще было то, что, как показалось Гомесу, нога его дочери делала под столом. Догадки о чем он очень старательно подавлял — есть вещи, которые отец просто не должен знать о своей дочери. Но вообще — все это безумно напоминало его и Мортиши собственный период влюбленности. О, какие это были чудесные времена… Хотя у него хватило ума не напоминать об этом своей жене, которая, похоже, закусила удила. Чтобы отвлечься от собирающейся бури, он мысленно делал ставки на то, услышит ли он сегодня коронную фразу «Некоторые из моих лучших друзей оборотни, но…». — Пап, а я не понял… — вдруг подал голос Пагсли. — Энид же девочка, тогда почему Уэнсдей называет ее волком, а мама — шелудивым псом? И что значит — Энид портит сестру? Увы, такт не всегда передается по наследству — впрочем, Гомес всегда знал, что у его сына атрофировано чувство опасности. — Пап? Мам? Несчастный отец семейства понял, что это будет очень долгое лето…
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.