Мой муж в последнее время всё чаще вспоминает свою кузину-королеву. Он вообще не очень любит вспоминать тот период своей жизни, но вчера всю ночь провел, изучая их старую переписку.
Из дневников Изабеллы айи Костер.
Изар лежала на кровати и слушала, как Лука продолжает что-то чертить на полу. Когда она увидела Росину с таким глубоким декольте, что там можно потеряться, сердце Изар пропустило удар. Облегчение и ненависть к неповоротливому телу, которое не способно удовлетворить принца. Она легла поверх одеяла, не разделась. — Ты не собираешься спать? — спросила Изар, переворачиваясь на спину. Она сложила руки на груди и повернула голову на него. — Вряд ли получится, — спокойно ответил Лука. Он раскинул длинную карту, на которую самостоятельно перечертил Вольный в более большом масштабе, с разными фигурками и что-то очень самозабвенно писал пером сбоку. — Я вряд ли смогу встать, — сказала Изар. Бывали ужасные дни, когда тело пульсировало и горело, но с таким она сталкивалась впервые. Она практически не чувствовала ноги ниже колен, как будто там ничего не было. Раньше в Мертвом она встречала ампутантов и до ночных кошмаров боялась такой судьбы. — Тебя раздеть? — холодно спросил он, недовольно отрываясь от карты. — Ты не знаешь, где Эстеб? — Изар подложила руку под голову. — Он поможет мне навестить Артеу. Иначе она уедет обратно. Я не могу этого допустить. — Я прикажу его найти, — принц ловко поднялся на ноги и подошел к двери, что-то сказав стражнику. Изар снова перевернулась на спину, чтобы не смотреть на него. Она не видела его таким сосредоточенным и воодушевленным. Несмотря на залегшие постоянные мешки под глазами, принц был невероятно заряжен энергией. Изар смогла сесть и поправила перчатки. Туфли стояли около шкафа, но она была не уверена, что дойдет до этого. Спать не хотелось совершенно. Странное неудволетворение в груди и страх смешались, ноги все равно не слышались. Она, как всегда, не почувствовала приближение Эстеба, который быстро вошел со стороны женской комнаты. Лука усмехнулся, а Изар передернуло. — Валь помогла мне привести её, — Эстеб почти грубо схватил Изар за плечо, утягивая в женскую комнату. Изар не была там со времен первой брачной ночи, внутри все покрылось пылью. На небольшой односпальной кровати спиной к ним сидела Артеа. Дыхание Изар практически не чувствовало её присутствия. За открытым окном расположился Голубка, перебирая перышки. — Ты счастлива, Изар? — практически одними губами сказала Артеа. Изар чувствовала дрожащую фигуру. Эстеб практически кинул её рядом, если бы ноги слушались, она даже могла бы выпрямиться, но безвольно приземлилась рядом. — Ты не поедешь, — она положила руку на колено сестры, та не вздрогнула и подняла взгляд. Золотые волосы были нежно заложены в косу на голове, утепленное розовое платье не отличалось от других нарядов флейлин, но Изар обратила внимание на небольшие скопления черной туши в уголках глаз. Раньше Артеа не использовала косметику ни в каком виде, её кожа была гладкой и белой даже в то время, когда Биттор покрылась прыщами. — Я должна, и я поеду, — Артеа не стала одергивать руку от себя, а Эстеб опустился на ней на колени. — Вы не понимаете, я должна. — Даже если Зери каким-то образом выжил, ты поклялась любить его до смерти! Смерть случилась, всё, — умоляюще сказал он, взяв её холодные ладони в свои. — Ты понимаешь, что тебя убьют там? — так же тихо сказала Изар. — Будет война, и у Зери нет шанса. Ему придется вернуться в могилу. — Это ты можешь предать кого-угодно, — резко сказала Артеа, отворачивая голову в сторону сестры. Правый глаз подрагивал, точно также, как у Изар в последнее время. Синие глаза напротив еле сдерживали поток слез, синева, которую никогда не могла куда-то выплеснуть, постепенно затапливала черный зрачок. — Я так не могу, — сказала Артеа одними губами. — Я должна быть верной. — Верной кому? — громко прервал её Эстеб. — Ты должна быть верной самой себе, разве не так я тебя воспитывал? — Не ты меня воспитывал, — голос к концу фразы стал неуверенным. Изар обернулась, услышав, как Голубка выдернулась шагнул внутрь комнаты, скрываясь от начинающего капать дождя. Нестриженными когтями он ловко царапал камни и деревянный ящик, стоящий у окна. — Даже птице смешно, — Эстеб закатил глаза. — Кто тебя воспитывал? Я и няня И… — он перевел взгляд на Изар, — пусть покоиться с миром, это не важно. Салбатор готовил тебя выйти замуж за его наместника, а Оррига… была занята, рожая твоих сестер. Я занимался с тобой… — Теперь я должна быть верна тебе? — резко прервала Артеа, пытаясь встать, но ноги приросли к полу. Изар рефлекторно облизнулась и посмотрела на губы сестры, они всегда отличались пухлостью и нежно розовым цветом. Теперь они не потеряли цвета, только страшно потрескались, а Артеа не смачивала их слюной. — Ты должна быть верна себе, — повторил Эстеб. — Кем ты будешь, если поскачешь к нему, после того, как он о тебе отозвался? Ты себя вообще уважаешь? — Как он отозвался? — подала голос Изар. — Как о верной жене, — Артеа поджала губы. — Как о вещи! — перебил Эстеб. — Надо было тебе принести показать. Изар, он написал просто «эй, жена, я жив, вот мой волос, иди сюда из этого змеиного логова»! — Он не писал про логово… — Только это тебя волнует? — одновременно сказали Изар и Эстеб. Она чувствовала, как внутри зарождается гнев и привкусом «да что ты такое несешь?», которое она давно не испытывала, но постоянно испытывала в детстве. Однажды она высказала это клирику Здорового, тот побрезговал дать ей пощечину, но заставил её молиться на больных коленях. — Я поеду, — Артеа встала, сбрасывая руку с себя. Дыхание дома Корвусан ослабевало со временем, либо Валериа была не сильно одаренной, либо не сильно старалась. — Потому что он мой муж, и если он жив, то я должна быть с ним. Должна. Чем дольше Артеа говорила, тем больше Изар понимала, что сестра пытается убедить в первую очередь себя. Она медленно подняла вуаль, понимая, что даже в полутьме кожа будет заметна. Эстеб быстро обошел взглядом, а на Артеу это всегда производило легкий трепет. Притягивать внимание даже жалостью было полезно. — Изар, — тихо сказала Артеа. — Ты меня не остановишь. И дядя меня не остановит. Я верна своему дому. И своему мужу. Каждый шаг давался Артее с болью, знакомой только Изар, Эстеб перевел взгляд на младшую из сестер и закрыл глаза с болью. Оба они понимали, что это нужно сказать. — А он? — сказала Изар за него. Артеа замерла у двери. — А он верен тебе? Ты думаешь, он верен тебе? И не открывай рот, если собираешься сказать, что он не обязан. Он клялся брать тебя единственной женщиной. — Зери никогда бы… — Артеа обернулась в двух шагах от двери. — Он любил меня. — Да, любил. В прошлом, — Эстеб встал, подходя к старшей. Он приобнял её за плечо, позволяя перенести тяжесть приказа на него. Артеа опустила глаза и вытерла их платком, который хранила в рукаве. — Обещай мне держать себя в руках, — Изар посмотрела на сестру и дождалась, пока она едва заметно кивнула. — Мне нужно собрать вещи. Я уеду завтра утром, — она сглотнула. — Я должна. — Я провожу тебя до Дорха, — сказал Эстеб. — А Голубка до замка Мирного. — на этих словах птица рванула за окно, размахивая крыльями воду внутрь комнаты. Дождь постепенно превратился в грозу, а молнии мелькали где-то в море.***
Мазуин ожидал не этого. Ганс придерживал широкий кусок кожи над его головой, который промок до последней нитки. Дождь преследовал его в того момента, как он выехал из Скалистого, где тоже собирались тучи. Два дня, проведенные с тетей Созанной были похожи на сон, который не превратился в кошмар только стараниями Ганса. — Наместник Дорха прибыл, — сказал Мазуин из последний сил, протягивая дедушкин перстень капитану стражи. Ганс распылял вокруг них ореол противного запаха чеснока, Мазуин ловил на себе недоверчивые взгляды. — Как имя твое? — капитан стражи оглядел перстень и положил обратно в зеленый платок. — Проверьте, как там Эскуа. Завтра утром он нам нужен. — приказал он, двое мужчин кивнули и отправились дальше по коридору. Мазуин чувствовал, как ледяная капля сползает по носу. Мама пела в детстве, что в Ахо Гория и южнее дождь соленый, как морская вода, и сладкий, как кисель. Искушение чуть-чуть наклонить голову, чтобы капля упала в рот, было очень велико. — Мазуин Дамн фор Костер, — сказал за него Ганс, а Мазуин поднял на него взгляд. Он не помнил своего второго имени, с которым его посвятили Здоровому. — Сын Айне Аерин фор Дорх ай Костер, и лорда Дамна фор Костера, да покоиться его тело. — Сколько ему лет? — сказал капитан стражи, не собираясь слушать Мазуина. Он переступил с ноги на ногу, ощущая, как грязная холодная вода заливается в ботинок. Он и думать не хотел, что происходило там с лошадьми, который пришлось особенно сильно гнать в грозу. — Скоро пятнадцать, — Ганс придерживал его за плечо. — Это не важно. Он приехал на замену своего дяди. — А он же не рыжий, — неожиданно громко сказал один из стражников. — Он… — вступил Ганс, но Мазуин положил на его ладонь свою усталую руку. — Я сын Дамна фор Костера, у него были такие же волосы, как у меня сейчас, — говорить это после визита в Скалистое было очень просто, гордость расплылась в груди. — Я лорд-вассал семьи фор Дорх и мое дело — служить им до последней капли крови. — Ну ладно, — капитан стражи хмыкнул. — Мы выделим вам комнату, милорд, — он назвал какую-то мудреную комнату, и двое стражников повели их. Ганс хлопнул его по спине, поправляя нож на спине Мазуина. В Скалистом он не пригодился, но здесь он чувствовал, что может понадобиться. В первый день тетя Созанна не попадалась ему не глаза, только две еёе пожилые служанки обхаживали его, не давая и шага сделать самостоятельно. Ганс встретился с ним совершенно случайно в одном из коридоров и больше не отходил. Во второй день тетя пришла только помахать ему рукой с отъездом. При свете дня она выглядела еще более старой, невысокой и бородатой, что вызвало у Мазуина странную зависть, смешанную с брезгливостью. Их привели в маленькую комнатку около казармы. Две одинаковые кровати стояли в углах, один шкаф и стол. Стражник зажег им факелом люстру и вышел, что-то пробурчав на южном наречии. Мазуин был не большим знатоком языков. Сначала он хотел сесть на кровать, но Ганс дал ему несильный подзатыльник. — Разденьтесь и залезьте под одеяло. Я принесу чистое, — сказал он, вытирая руки. Он достал несколько платков и положил еще один нож на стол. — Никому не открывайте. И лучше не засыпайте. Пока я не приду. — Хорошо, — Мазуин начал стягивать через голову промокшую рубашку. Он чувствовал себя таким влажным, словно залез с воду по уши. Ганс вышел, хлопнув дверью. Мазуин наконец выдохнул и размял плечи. Задница закостенела, а спина неприятно гудела. Если утром он был преисполнен желания увидеть Аерин, которая в детстве подкидывала его, пока от смеха живот не сводило примитивной болью, то сейчас едва мог выполнить приказ Ганса не заснуть. Он оглядел комнату и подтянулся на руках, чтобы выглянуть в крошечное окно под потолком. В темноте он увидел только всепоглощающий дождь. Он положил одежду, которую не выжал на стол и взял клинки в обе руки, ложась спиной к стене. Снимать белье он не решился. За дверью все время кто-то ходили, Мазуин не мог сосредоточиться и принялся разглядывать клинки. Его нож был похож на столовый прибор по сравнению с кинжалом Ганса. На стали он нашел гравировку с тремя древне-дорхскими рунами, которые использовались более тысячи лет назад до прихода Четырех Разрушителей, но клинок выглядел совсем не старым. Даже бритва, которую Мазуин позорно оставил дома, была не такой острой. Глаза перестали закрываться, острая дрожь пронзила всё тело, а из груди вышел неловкий чих. С коротких волос вода попадала в уши, подушка промокла. Мазуин старался изо всех сил не закрывать глаза, следя за закрытой дверью. С люстры капал воск, за окном разошлась буря. Каждый дождь в Ширли был событием, над Аойре всегда висели тучи, но настоящий проливной был редким гостем. Дверь приоткрылась, Ганс прошмыгнул в приокрывшуюся щель, согнувшись в три раза. На спине у него висел один из мокрых мешков, а в руках он держал чистую одежду. Он подпер дверь стулом и сел на противоположную кровать, положив мешок на стол. В отличии от Мазуина, Ганс высох очень быстро. — Ну, по крайней мере вы не описались от страха, — Ганс хмыкнул и кинул в него чистую. Мазуин приподнялся на локтях и вернул кинжал, а свой положил под подушку. За три дня он привык к неприятным словам Ганса, поняв, что за ними всегда стоит дело. Он отвернулся и натянул рубашку, в которой просто тонул. В разрез для головы он мог пролезть целиком. — Мы останемся здесь, пока Эскуа не придет? До завтра? — спросил Мазуин, вытирая волосы краем рубашки, которая доставала до колен. — К сожалению, — ответил Ганс. — Завтра я передам вас в руки Эскуа и уеду. Лорд Джерард ждет меня, а мы и так отстаем от графика на один день. — Ты обещал кое-что мне рассказать, — сказал Мазуин, заползая под одеяло. Он перевернул мокрую подушку и подложил руки под голову. Свечи быстро сгорали, очень быстро становилось темнее. Ганс лег в подсохшей одежде поверх одеяла и сложил руки на груди. Мазуин не заметил, когда со стола пропал нож. — Перед сном об этом лучше не говорить, — повторил Ганс, но Мазуин покачал головой. Любопытство уже не давало спать, он убрал руку под подушку и поджал ноги к груди, чтобы закрыть грудь. — Вряд ли завтра у нас будет время, — прошептал он, устраиваясь поудобнее. — Это приказ представителя дома фор Дорх. Расскажи мне, чем ты занимался, пока не пришел на службу к дедушке. — Быстро вы вошли во вкус, — Ганс усмехнулся. Мазуину пришло в голову, что он ни разу не видел его уставшим или вообще моргающим. И сейчас он лежал с открытыми глазами и пялился в потолок. — Хорошо, — сказал Ганс, когда Мазуин не переставал смотреть на него несколько минут. Голос стал еще ниже, а запах чеснока — сильнее. — Я был разбойником в лесах между Корвусаном и Дорхом. Меня воспитали в банде, тридцать лет прожил, подчиняясь только жестокости и диким богам. Потом пришла война, я был наемником в армии Золотого. Лорд Джерард спас мне жизнь, когда остальных должны были повесить. — Почему он спас тебя? — Мазуин был настроен на что-то более мистическое и загадочное, что даже расстроился. Ганс не выглядел, как тот, кто способен выжить в корвусантских чащах. Такой человек должен выглядеть как кто-то с комплекцией дяди Гая. — Я не знаю. Чем-то я ему приглянулся, — он пожал плечами, не шевелясь. — Что вы слышали о Зеленой Леди? Мазуин поперхнулся воздухом, вздрогнув. Мама очень любила древне-дорхские легенды, рассказывала ему сказки о хандри и пела о людях-волках, но даже она не упоминала Зеленую Леди, а мальчишки из Ширли рассказывали, что она приходит в кошмарах к ним. Конечно, они не боялись её, но приходить от этого реже она не стала. — Это еретическое учение… — прошептал он, не отрывая взгляда от Ганса. Он неловко перевернулся на бок, он казался еще более длинным, вытянутым, как игла. Мазуин слышал, что где-то в Ипар есть замок Черная Игла, наверное, Ганс похож на него. — О нет, — Ганс усмехнулся. Его маленькие глазки казались неотличимыми от крошечных глазков картошки. Мазуин почувствовал приятные мурашки, схожие с теми, которые появляются во время страшных сказок у костра в окружении мальчишек. — Зеленая Леди — это чистая правда. Я сам видел её. Она прекрасна, чиста и абсолютно божественна. Думаю, она благоволит мне. Лорд Джерард тоже так думает. — Дедушка не может… — Мазуин прикрыл рот рукой и придвинулся спиной к стене. Ганс хмыкнул и снова лег на живот. — Я же говорил, это не для детских ушей. Спите. Завтра в это время вы меня уже не увидите, — ответил Ганс. Мазуин прикусил губу и весь сжался, стараясь стать маленьким и незаметным. Раньше у него это прекрасно получалось. Зеленую Леди еще иногда называли Матерь, за что любой клирик мог отправить на костер в этот же день. В Ширли не сжигали людей уже лет двадцать, но дедушка почти каждый месяц получал донесения из разных частей Дорха, что какой-то клирик или сообщество устроило самосуд. Конечно, очень справедливый. Зеленая Леди отличалась от хандри и других духов, о которых можно было узнать только от деревенских старух, она упоминалась в Писании Здорового, в самом настоящем. Он слышал, что она встречалась еще и в книге Гневной, но её Мазуин не читал. Здоровый писал, что порождение одного из псов Гневной, зеленый щенок выбежал из клетки Под Горой и покусал милую девушку, которая собирала ягоды в лесу. Здоровый залечил её раны и убил сумасшедшего щенка, но яд уже проник внутрь и смещался с помощью Бога. Это сделало девушку Зеленой Леди, которая живет в лесах и болотах, зовет к себе детей и собак, топит и душит их корнями. Здоровый призывал не бороться с ней, а не ходить в леса, потому что побороть её может только Гневная, а ей это не надо. Мазуин знал, что в маленьких деревнях на краю лесов почитают Зеленую Леди, и конечно, это ересь, потому что Здоровый так не писал. Ни один из Четырех Разрушителей так не писал. Духов нужно бояться, с ними нужно бороться, но точно не почитать. Погрузившись в мысли, Мазуин сам не заметил, как глаза закрылись, а рука на ноже расслабилась. Ганс разбудил его и сразу протянул стакан воды, неизвестно откуда взявшийся. Мазуин прислонил руку ко рту и зевнул, отчаянно мотая головой. Только проснувшись, он почувствовал, как короткие прямые волосы спутались и высохли в самых неожиданных местах. Каким-то образом он смог высушить лучший его костюм, который Мазуин взял с собой, а дедушкин перстень лежал на столе, начищенный до блеска. — Доброе утро, — сказал Мазуин. Ганс понял, что пить он не будет, усмехнулся и поставил стакан рядом с перстнем. Комната в полумраке, свечи догорели, а света из окна под потолком не хватало, чтобы осветить хотя бы половину. Что-то подсказывало Мазуину, что солнце еще не взошло полностью. — Собирайтесь. Эскуа уже ждет, — Ганс взял расческу и грубо пытался причесать его волосы, пока Мазуин хотел запрыгнуть в штаны. Пустой живот недовольно бурлил, мысли о еде постоянно залезали в голову. — Чего мне только стоило заставить его вас принять. Так что давайте, быстрее. Если бы не голод, то Мазуин старался бы вспомнить всё, что знал об Эскуа. Мама говорила, что он видел принца Лукенио на несостоявшейся свадьбе Аерин, но Мазуин не мог вспомнить даже кого-то похожего. Папа постоянно сообщал о нем только хорошее, какой принц храбрый, сильный для своего возраста, чтобы Мазуин мог на него равняться, честного и смелого человека. Мама потом тихо шептала, что принц не смог спасти папу, а потом еще и стал Эскуа вместо дяди Гая. Ганс протянул ему перстень с изумрудом, и Мазуин только заметил, что внутри него находятся такие же руны, как и на ноже Ганса, только они практически полностью стерлись с годами ношения. У дедушки была огромное количество всяких перстней и брошей, которые он не носил после смерти бабушки Анноры. — Держитесь уверенно, — Ганс поставил его перед собой, поправляя жилетку. Он завязал на шее жабо, которое немного душило Мазуина и заставляло вытягивать шею. Ганс похлопал его по щеке и цокнул языком. — Говорите, когда хотите, а не только, когда вас спрашивают. Не перебивайте. Относитесь с уважением только к Эскуа. И к королю, но вряд ли он там будет. Я выяснил, что король занят. — Когда ты успел? — недовольно сказал Мазуин, отходя. — Пока вы спали, — это совершенно не успокаивало. — А про Аерин вы узнали? — он прикусил язык, а Ганс открыл перед ним дверь. Мазуин собрался и рванул вперед, в душе срываясь со скалы. В коридоре свет была куда больше, чем в комнате, а стража уже выстроилась вокруг него, окружая так, словно он был настоящим преступником. Мазуин не мог сосредоточиться, ему постоянно хотелось оглядеться и остановиться у каждого окна. Все окна Вороньего Гнезда выходили на Ахо Горию, куда Мазуин хотел сбежать больше всего. Мальчишки в Аойре и в Ширли не отличались друг от друга, за исключением того, что там была Уна. Папа рассказывал, что Ахо Гория отличается от всех городов в мире. Вокруг них было четыре стражника, Мазуин не мог оторваться от блестящих мечей у них на поясах, а маленький нож, спрятанный за поясом, казался абсолютно бесполезным, если один из этих сильных мужчин решит напасть. Он посмотрел на Ганса, тот положил руку на его плечо и толкнул вперед. Он встретился с Эскуа очень неожиданно, чуть не наступив на него. Принц Лукенио сидел в кресле в проходной кабинете рядом с беловолосым мужчиной, который лежал на диване, но из них двоих Мазуин сразу узнал Эскуа. Дядя Ардал рассказывал ему о шрамах, но такого он и представить не мог. Он был страшен, Мазуин никогда не видел человека хуже. Несмотря на дорогое черное облачение, ничего не было способно скрыть такого уродства. Мазуин нервно облизал губы. Эскуа убирал волосы с лица, что не способствовало закрытию лица. Мазуин был признателен хотя бы за повязку на пустом глазу, к которому сходилась паутина шрамов. Настолько глубоких, что он не понимал, как этот человек не умер. Особенно глядя на шрам на шее, Мазуин нервно потер свою кожу поверх жабо. — Доброе утро, — сказал Эскуа, поднимаясь на ноги. Мужчина с белыми волосами продолжил лежать, не шевелясь. Мазуин кивнул и натянуто улыбнулся, но он не мог не смотреть краем глаза на лежащего мужчину. — Меня зовут Мазуин фор Костер, я наместник от лорда Джерарда фор Дорха, его старший внук, — неуверенно сказал он, и сделал шаг назад, но протянул руку с перстнем. По ходу движения пришлось надеть его на большой палец, потому что с указательного он сваливался, да и на этом очень плохо держался. — Я Лукений Корвусан, Эскуа Его Величества, Александра Третьего, — он отошел от стола и взял кольцо, не позволив ему упасть. Мазуин заметил шрамы на его руках и едва сдержал желудок в норме. Он резко прижал руку к себе, а человек на диване издал какой-то странный звук. — Он спит? — спросил Мазуин, переходя на шепот. — Что-то вроде. Можем выйти, если он вас смущает, — он хмыкнул и положил кольцо на край стола. Мазуин быстро вытянул руку и снова забрал его. Рядом с Эскуа он выглядел еще более низкого роста. — Это Эстеб да Ипар, я доверяю ему и вас советую. — Выйдем, — ответил Мазуин. Он и представить не мог, почему кто-то из дома Ипар просто спит в кабинете у Эскуа, и что он ему это позволяет. — Я знал вашего отца, очень хорошо знал. Но не удивлюсь, если он не рассказывал обо мне, — начал Эскуа, когда они начали идти по коридору дальше. За ними следовал мальчик с белыми губами, но стража осталась около кабинета. Мазуин не мог понять, куда лучше смотреть. — Он рассказывал, — Мазуин сглотнул и невольно пережевывал губы, стараясь смотреть куда-угодно, кроме как на Эскуа. — А куда мы идем? — Я хотел навестить Аурелио Делакарма, у него есть младшие братья, вы найдете общий язык, — не сказать, что фраза Эскуа его обидела, но Мазуин почувствовал какое-то странное першение в горле. Его шаги были настолько быстрыми, что Мазуину приходилось практически бежать. Он посмотрел на мальчика, который начал отставать. Эскуа обернулся и сказал что-то одними губами. Тот развернулся и быстро пошел обратно. — Аурелио — это ваш племянник? — неловко спросил Мазуин, не понимая, почему ему так неловко идти в тишине с этим мужчиной. — Он мой кузен. С моими племянниками вы тоже можете увидитесь. Думаю, Аерин будет вам рада, — голос был холоден и отстранен, Эскуа смотрел вперед, Мазуин шел с его слепой стороны и надеялся, что она действительно слепая. Как-то раз в книжке он нашел рисунок, где у человека вместо глаз были звериные пасти с огромными зубами. Теперь Мазуин чувствовал себя виноватым, что это вспомнил. — С Аерин всё в порядке? Дядя Ардал много чего мне передал, — воодушевился Мазуин. Мама тоже просила кое-что спросить у королевы. — Третьи роды были тяжелыми, но она в порядке. Ей нужен кто-то из близких, — Эскуа повернул на него голову. Серый глаз отливал синим и отражал черную одежду. Мазуин увидев собственную пшеничную голову и отвел взгляд. Благо, зрячая половина лица была менее изуродована. — Вы считаетесь достаточно близкими родственниками, чтобы попасть в её женскую комнату? — спросил Эскуа, а Мазуин замер. Ему не потребовалось задавать вопрос, чтобы Эскуа продолжил. — Комнату, в которую женщины удаляются во время дней кровотечений, родов, и пока кормят детей грудью. Туда могут заходить только близкие родственники женщины и её мужа. Вы ведь ей не родной брат? — Двоюродный, — неуверенно сказал Мазуин. — Её отец и моя мама — брат и сестра. Это достаточно близко? Я хочу ее увидеть, — он в первый раз услышал про такие комнаты и решил не уточнять про «дни кровотечений», хотя это звучало очень угрожающе. — Мне кажется, что Аерин будет скорее недовольна, если вас не пустят, — Мазуину показалось, если голос Эскуа был все так же холоден. Коридоры постоянно спускались всё ниже и ниже, хотя Мазуин не мог вспомнить, чтобы он вчера много поднимался. Очень скоро начались огромные окна и балконы, которые выходили в череду внутренних двориков или на Ахо Гория. Мазуин не смог выдержать и не подойти к виду. Большинство домов в Аойре были сделаны из дерева, многие прогнили и покосились, смотреть на это из окон Скалистого было больно и совестно, а вот столица по-настоящему притягивала взгляды. Около моря стояли низкие белокаменные дома, а все остальные были сделаны из бежевого кирпича, с одинаковыми крышами из красной черепицы. Эскуа оказался рядом с ним, стоя уже обезображенной стороной лица. — Хотите посмотреть? — нетерпеливо сказал он. — У меня не очень много времени, но думаю, Аурелио будет рад вами заняться. Сходите вместе в город, займетесь фехтованием. — Я справлюсь без помощников, спасибо, — он вглядывался в город. После дождя на улицах образовалась грязь и огромные лужи, скрывалось за облаками, но где-то далеко над морем стояло голубое небо. — Мы должны поторопиться, — Эскуа не стал прикасаться к нему, одна мысль от этого передернула Мазуина и заставила оторваться от окна. Без Ганса за спиной ему оставалось надеяться только на себя. Навстречу им шла пожилая женщина в фиолетовом платье, но в отличии от тети Созанны, она привлекла взгляд Мазуина. Статная осанка и дорогая ткань бросалась в глаза даже на фоне невероятных видов. Мазуин метнул взгляд на Эскуа, тот нахмурился и остановился. — Доброе утро, леди Рубена, — холодно и даже немного агрессивно сказал он. Мазуин не мог оторваться от больших серег с такими большими и чистыми аметистами, каких он даже не мог представить. Леди Рубена сложила руки на животе, а из-под её юбки выбежала черная кошка, громко мяукнув. — Не ожидала вас здесь увидеть, господин Эскуа, — сказала мелодичным голос леди Рубена, нежно улыбнувшись Мазуину, а не взрослому человеку рядом. Он несильно кивнул и неловко поджал губы. Благородная седина переливалась серебром в свете тусклого солнца. Они остановились около балкона, выходящего во внутренний дворик. — Представите меня вашему гостю? — леди Рубена ловко нагнулась и взяла кошку на руки, а та ласково потерлась головой о морщинистую руку, зевая. — Мазуин фор Костер, — Эскуа разочарованно вздохнул точно так же, как это делал дядя Ардал, когда Ком делал что-то плохое и глупое одновременно. Мазуин не хотел чувствовать себя глупым, но он постарался расслабить брови, чтобы не производить плохого первого впечатления на красивую леди. — Леди Рубена ай Интегеко, — мягко произнесла женщина, сделав небольшой реверанс. Кошке быстро надоело лежать на руках, она спрыгнула в сторону Мазуина, который не успел отступить. Маленькие кошачьи лапки ощущались невесомыми поверх ботинок. — Вы сын того самого Костера? Дамна Костера? — Да, — он слегка покраснел. Давно никто не говорил о его отце с таким придыханием. — И леди Айне фор Дорх ай Костер, я представляю дом Дорх. — Леди Айне… — задумалась леди Рубена, пока кошка обходила Мазуина, нежно потираясь спинкой о его ноги. Черная шерсть оставалась почти клоками на штанах, но от этого в груди зарождалось что-то теплое и нежное. Обычно животные обходили его стороной. — Не будем вас задерживать, — Эскуа резко схватил Мазуина за предплечье, выдергивая из приятной реальности. Рука оказалась такой же грубой на ощупь, как и на первый взгляд. Смотря на чужие шрамы, Мазуину хотелось чесаться. — Вы меня не задерживаете, — леди Рубена сделала шаг в бок, преграждая Эскуа путь. Мазуин боялся повести плечом, чтобы убрать чужую холодную руку. — Это у вас много дел, господин Эскуа. Я так, старуха, которая разминает колени. Вам должно быть известно, как они могут мешать жизни. Ваша жена не просит ей помочь? — Мы торопимся, — по какой-то непонятной Мазуину причине, Эскуа хотел уйти от этой приятной женщины, и откровенно ей грубил. Мазуин нашел в себе силы опуститься на колени, освобождаясь от чужих рук, чтобы погладить кошку. Ярко-оранжевые глаза с вертикальными зрачками с игривостью смотрели перед собой, от кошки пахло чистотой и мятой с какими-то примесями. — Вы торопитесь, ваш спутник нет, — леди Рубена опустилась рядом с Мазуином. — Её зовут Минимо. Она у нас мало кого любит, но вы ей нравитесь. — Лорд Костер, мы не должны заставлять ждать… — начал Эскуа, но леди Рубена подняла голову и с вежливой улыбкой сказала: — Я пригляжу за лордом Костером, чтобы он не отвлекал вас от государственной важности дел, — проворковала она, а очень скоро шаги Эскуа в конце коридора стихли. Минимо махнула хвостом по щеке Мазуина и направилась плавными шагами на лестницу в сад. Леди Рубена приподнялась и протянула Мазуину руку, он не хотел утруждать женщину в возрасте и встал сам. Запах от кошки въелся в нос, но не был противным, поэтому Мазуин был готов терпеть такое с улыбкой. — Не благодарите. Наш Эскуа бывает чересчур… назойливым, — леди Рубена улыбнулась ровными довольно белыми зубами, когда Мазуин предложил ей руку, чтобы спуститься по лестнице в четыре ступеньки. — Я уже догадался, — Мазуин кивнул. Эта женщина не походила на бабушку Лиан или бабушку Аннору, с которой он попрощался навсегда два года назад. Бабушка Лиан была веселой, постоянно хихикающей пухлой старушкой, которая любила таскать его за щеки, кормить слишком сладкими пряниками и напоминать маме, что Мазуину пора подарить братика. Мазуин братика не хотел. Мама тоже. Лиан ай Костер не пережила смерть папы, сбросилась со скалы в Аойре. Бабушка Аннора редко выходила из комнаты, больше всего времени она проводила с дядей Ардалом и Комом, который купался в её любви. Дедушка не виделся с бабушкой Аннорой по его собственным словам целых два года до смерти. Мазуин был достаточно взрослым, чтобы понимать, что дедушка её не очень любит. — Сколько у вас котов, миледи? — спросил он, когда Минимо снова залезла к нему на руки. Леди Рубена проводила его к деревянной скамейке, которая расположилась около маленького, но неработающего фонтанчика. Где-то вдалеке он видел выход в сад хандри, который он узнал по статуе мальчика без головы, но с птичьими крыльями. — Шесть. Или восемь. Они живут в замке, а не только у меня. Вот, в последнее время Минимо оказалась рядом, — леди Рубена почесала кошечку по спине, а та довольно промурчала в плечо Мазуина. У него руки дрожали от удовольствия. — Сколько ей лет? — Мазуин был готов мурчать так же, а кошка приоткрыла рот, он не удержался и положил палец между крошечных клыков. Леди Рубена тихо хихикнула рядом. — Минимо? Думаю, около двух, — спокойно рассуждала она. — Я знаю, что самой старой моей кошечке Никки скоро десять лет через пару дней. Буду рада пригласить вас на этот скромный праздник. Мазуин ощущал спокойствие, сравнимое с тем, когда лодка равномерно качается на волнах на закате. Папа также мог разговаривать не о чем, но согревая своего собеседника изнутри. Леди Рубена постоянно что-то спрашивала, интересовалась его мнением, а кошка пахла так приятно, что Мазуину хотелось зарыться носом в черных мех.***
Изар лежала в женской комнате, истекая кровью. В последний раз такую боль в животе она испытывала полгода назад. Марика, сидя у неё в ногах, небрежно вытирала пот на грубой коже и поднимала Изар одной рукой, чтобы сменить тряпку под поясом. — Ничего страшного, — бормотала Марика. — Вот закончится кровотечение, наберу для вас ванную и помою вас хорошенько… Ничего страшного. — Не брезгуешь? — спросила Изар, чувствуя, как внутренности кровоточат и смещаются внутри, стараясь выпихнуть из неё кусок ненужной плоти. Леди Оррига думала, что дочерей будут успокаивать строчки из Писаний всех Четверых, где они сообщали, что боль дана им, как благодать за то, что они могут выносить ребенка, а мужчины — нет. Изар однажды зарядила в сторону Биттор Писание Любимого, когда та неудачно зашла к ней. Артеа могла лежать на кровати и плакать, а Биттор была настолько злобной, что даже птицы боялись подлетать к её окну в это время. Изар испытывала что-то вроде любопытства узнать, что как будет вести себя Мирари, когда чуть-чуть подрастет. — У меня трое детей, — ответила Марика. — Чего я там только не видела, миледи. Вы хотя бы не испражняетесь и можете сами есть. Кстати о еде, — Изар усмехнулась. — Я лично сварю вам кашу, если хотите. Но поесть надо за сегодня хотя бы еще раз. — Ты не знаешь, моя сестра добралась до Ипар? — спросила Изар, пытаясь найти подушку, чтобы подложить под спину. Во время ежемесячных болей все остальное тело становилось более проворным и сгибающимся, даже слишком. — Ваш дядя должен проводить её в виде птицы, я помню. Я поспрашивала Рика, но он же ничего не может сказать, — затараторила Марика, помогая ей сесть. — Мне кажется, он, ваш дядя, в смысле, а не Рик, сейчас в кабинете Эскуа в смутном состоянии. Не думала, что он так пьет, но я не знаю, конечно, вам виднее. — Иди проверь его, — сказала Изар, кладя руку на низ живота. Она с оттяжкой надавила, чувствуя, как что-то внутри пульсирует. — Забеременеть вам надо, и родить разочек, а лучше два, — проворковала Марика, игнорируя злобный взгляд в спину. Она деловито складывала окровавленные тряпки и выжимала их в маленькое ведерко. — Не смотрите на меня так, я вам как мать говорю. У меня тоже кровотечения отвратительными были, пока первого ребенка не родила. Еще прабабка моя говорила, роды они и прыщи, и ноги лечат. — Даже мои? — Изар хмыкнула и приложила руку в щеке, нащупывая самый большой шрам на лице. — Ну, станет получше, я уверена, — сказала Марика. — Идти проверить вашего дядю? Тогда вы обязательно должны съесть от меня еще каши… — она достала мокрый плоский камень, завернутый в бархат. — Вот, это холодное. Положите на живот… давайте я сама. — Изар пришлось ударить её по рукам, чтобы разбираться самой. Чтобы камень давил равномерно, пришлось лечь на спину, сложив руки на груди. Грудь начинала неприятно ломить, она опухла, соски тянуло, а каждый вздох в таком положении давался все сложнее и сложнее. Изар сжала зубы от очередного приступа и надавила всей поверхностью камня, чтобы кровь вышла. По внутренней стороне бедра текла кровь вперемешку со странной, липкой и пахучей жидкостью. Изар представить не могла, что голова Луки когда-то была там. И это было даже без брезгливости с его стороны. Ну, так ей казалось до сих пор. Внутри что-то подсказывало, что это всё коварный план, но радость от удовольствия мешала мыслить трезво. Изар посмотрела на тумбочку, там лежало только Писание Любимого, на которую Марика положила первую кровавую тряпку этого месяца. Кровь была ярко-алого цвета, её было много, как никогда. Изар раньше слышала о маковых калмасинтких полях, где раньше женщины проводили самые тяжелые дни. — Занята? — спросил принц, появившийся в дверном проеме. Из-за боли дыхание притупилось. Изар резко свела ноги, от чего стрельнуло в спину. — Вижу, что нет. — Не смотри, — фыркнула она, отводя взгляд. — Что твоя служанка делает в моем кабинете? — он наклонил голову на бок. Изар прищурилась, чтобы разглядеть его лицо. В такое время зрение всегда становилось сильно хуже, а глаза болели сильнее и чаще, благо по вечерам. — Проверяет моего дядю. Голубка слишком далеко, это опасно, — ответила Изар, поправляя несуществующие перчатки. — Ты не волнуешься, а хочешь его контролировать, — принц пожал плечами, но не проходил внутрь. Марика возникла за его спиной и громко ойкнула. Несмотря на то, что она выходила через дверь в коридор, войти обратно решила через спальню Эскуа. Она неловко прокашляла и прошла мимо принца, проверив, чтобы его ноги не переходили границу женских покоев. — Я приведу Росину, чтобы она убрала боль. Ты должна поговорить с Аерин. Ей не нравится, что её бросила твоя сестра, — Лука следил взглядом за Марикой, которая убрала камень с живота Изар, потому что долго держать его нельзя. Изар не выдержала и положила руки на грудь, одновременно прикрывая торчащие от прохлады соски и разминая покалывающие нервы. — Это богохульство, господин Эскуа, — храбро встряла Марика, указывая глазами на Писание Любимого. — Её Величество поймет, миледи нужно еще минимум три дня. Для её и вашего же будущего. — Нет у нас будущего, — буркнула Изар. — Как там Эстеб? — Марика покосилась на принца и не ответила. Изар приподнялась на локтях и кивнула. — Позови. Пожалуйста. — Нет, ну так нельзя, — Марика закатила глаза. Принц безмолвно ушел, оставив дверь в комнату открытой. Изар приказала собрать кровавые тряпки и одеть её. Перед Росиной она не может появиться в уязвимом виде, благо, для дыхания дома Делакарма не обязательно видеть. — Лежит ваш дядя, — начала служанка. — Лежит лицом к спинке дивана, тяжело дышит, и глаза вроде закрыты. Мой муж, когда находил бутылку дедовской настойки, также мило спал. А что с лордом Эстебом? — Нашел настойку, — отмахнулась Изар. Было понимание, как опасно находиться так далеко от животного по связи, какой бы прочной она не была. Эстеб вернулся поздно ночью, разбудил Луку и завалился в кабинет в ужасном состоянии. Принц приказал канцелярскому мальчику наблюдать за ним, хотя оба понимали, как это бесполезно. Если Голубка хотя бы попадет в грозу и упадет, сломав крыло, дядя может потерять способность ходить чуть ли не навсегда. Марика недовольно бормотала, понимая, что в таком состоянии Изар не может достойно ответить. Самой Изар это чувство было противно до рвоты, зависимость от чьих-то заботливых рук была настолько же невыносимой, как и клетка собственного тела. Изар сильно потела под толстым слоем черного закрытого платья. Вуаль плохо сидела на жирных волосах. Изар почувствовала приближение Росины и принца, от неё она почувствовала знакомую эмоцию, злость. Росина всегда с легкостью считывалась по ней. Злость бурлила в крови, пульсировала по тонкому организму. Лука не стал тянуть Росину через спальню Эскуа, а сразу постучал в женскую комнату. Изар вытянулась и кивнула Марике, чтобы она открыла. — Выглядишь ужасно, — Росина фыркнула, заходя внутрь. На ней было оливковое, удивительно закрытое в декольте платье и перчатки до локтей, но загорелые плечи были открыты. Кудрявые волосы, которым Изар завидовала, игриво прикрывали их. — Ты тоже, — ответила Изар, положив руки на живот. Она самостоятельно подложила в белье четыре плотные тряпки. — Приступай. — А ты мне не командуй, — Росина выдернула из-за стола пыльный стул и поставила его изголовьем к Изар, садясь, как на лошадь по-мужски. Марика в ногах у Изар цокнула языком и закинула ногу на ногу. — Это одолжение не тебе, а Луке. Он мой друг. — она выделила слово «мой». — Он её муж, — ответила Марика, выделяя последнее слово. — А ты моя служанка. Когда определились с титулами, помолчите, пожалуйта, — Изар довольно прикрыла глаза. Росина вытянула руки и быстро повела пальцами вниз. Изар ожидала услышать что-то вроде «сейчас будет больно», но больно стало без слов. Внутренности резко расправили, как смятое одеяло, комок плоти вышел, а за ним практически безболезненно полилась кровь, смачивая тряпки. Росина даже не выглядела сосредоточенной, тучи за окном интересовали её больше, чем движения рук. — Рожать будешь, я тебе не помогу, — ответила Росина. В отличии от дыхания леди Дженны, способ облегчения Росины был заметнее, в локтях и коленях встал простой блок, но узел в спине развязался, ногти покалывало. — Ты не единственная, — ответила Изар, быстро скидывая ноги с кровати. Марика встала и подошла к шкафу, чтобы достать туфли. Она выбрала с самым большим каблуком, но Изар не стала перечить. Росина положила подбородок на спинку стула и резко отпустила связь. — Твой муж ждет снаружи, — сказала Росина, смотря на то, как Марика надевает туфли Изар. Она не чувствовала себя легкой бабочкой, как после прикосновений леди Дженны, но была способна двигаться, а судя по количеству пролитой крови, дни кровотечений закончились, и она может вернуться в спальню к Эскуа. Если позовет. — Я догадываюсь, чего он от тебя потребует, — Росина небрежно встала и не поправила юбку. — Но не произноси при Аерин мое имя. Это просьба. Я же помогла тебе. — Ну, — Изар цокнула языком и встала самостоятельно. У матери леди Орриги была такая крепкая трость, Изар усмехнулась, вспомнив его. Марика не хотела прикасаться к одежде, а Росина демонстративно этого не делала, с платформой они были практически одного роста. Ходить на высоких каблуках Изар так и не научилась. — Росина, — первой принц заметил её, но Изар заметила, как осторожно рука потянулась к ней, чтобы поддержать. С такими каблуками Изар доходила принцу до уровня глаз. — Можешь идти. — Спасибо за разрешение, — Росина фыркнула и быстро прошла, задев плечом Изар. Она оставила их в не самой напряженной тишине. Изар услышала тихий смешок принца и подняла на него глаза. — Что ты от меня хочешь? Я не хочу быть должной, — прошептала она, цепляясь за руку принца. Его волосы были приложены практически идеально, хотя и не выглядели грязными. — О чем я должна поговорить с королевой? — Обо всем. И ни о чем одновременно, — принц с пониманием относился с проблемой с каблуками. — Я так не умею, — Изар усмехнулась и уставилась вперед. Шаги были практически такими же, как и во время боли, из-за чего она испытывала стыд за неправильное использование сил. Аерин сидела на диване в детской комнате, очень агрессивно вышивала и следила за играющими сыновьями краем глаза. Пальцы заметно кровоточили, капли отпечатались на вышивке в виде коры дуба, а губа была искусана в мясо. Дети от души лупили друг друга игрушечными лошадками, но нянечки не подходили к ним, пока кто-то из братьев не начинал хныкать. Младший ребенок лежал в сильно качающейся люльке, но не собирался кричать. Аерин даже не сразу заметила, что их покой нарушили. Изар догадывалась, что отсутствие фрейлин неспроста. Но кое-кто еще присутствовал. Бледный светлый мальчик, на вид лет двенадцати, в зеленом костюме, сидел рядом с детьми и сюсюкался, не давая старшему прибить младшего, а они едва не пускали слюни от умиления. Когда Аерин с новой силой подталкивала люльку, мальчик не давал ей перевернуться от удара. Для Изар он не выглядел слугой. — О, Изар, — сказала Аерин, закидывая ногу на ногу. Изар поверить не могла, что еще неделю назад у королевы был огромный, живущий своей жизнью живот, пугающий всех небеременных девушек, а сейчас она выглядела даже худой, совершенно без обвисшей кожи, а рыжие волосы, как никогда, напоминали гриву покойного дяди. — Лука, — холодно поприветствовала Аерин, а потом подвинулась на край дивана. — Садись сюда, — она похлопала по пустому месту и отложила вышивку. — Мазуин. Познакомься, это моя подруга, Изар. Её сестра была моей лучшей поддержкой, пока я носила Гая. — А? — мальчик поднял голову, взгляд серовато-голубых глаз быстро прошелся по ней, а потом перешел на принца. Мальчик быстро вскочил на ноги, беря на руки среднего сына Аерин, который до этого сидел у него на коленях. — Миледи, приятно познакомиться. Много о вас наслышан. — Оставлю вас, — принц отпустил руку Изар и развернулся. — Постой, — тихий голосок Аерин струился надеждой. Изар на дрожащих ногах подошла к дивану и села под удивленный взгляд Мазуина. Редкое имя, однако. — Что такое, Аерин? — принц не стал поворачиваться, поправил повязку. — Ты знал? — голос был еще тише, словно она боялась услышать ответ. Изар посмотрела на Мазуина, потом на принца и снова на мальчика. Лука не спешил отвечать, Изар ощущала дыханием, как пульсирует воздух вокруг. — Я думала, ты мой друг, — Аерин снова взяла вышивку. Принц молча ушел. Мазуин сел на ковер, сажая ребенка рядом с собой. Старший за это время успел сходить к корзине с игрушками и принес Мазуину деревянную книжку, по которой учат читать нормальных детей. Изар училась читать по Писанию Мирного, так как лорд Салбатор считал его самым простым. В другой руке принц нес какую-то погремушку, от которой у второго принца загорелись глаза. Он протянул пухлые ручки и захныкал, бормоча на невнятном детском наречии. — Что он знал? — Мазуин поднял русую голову на Аерин, а та покачала головой, опуская глаза. Она без жалости пронзала тонкую ткань иголкой, снова и снова ударяя себя иголкой по подушечкам пальцев. Изар поправила перчатки и сложила руки на коленях, выпрямляя спину. Росина сделала очень странное, Изар буквально чувствовала свой позвоночник, он не болел, но чувствовался. — У тебя я спрашивать не буду, — сказала Аерин, толкнув Изар. — Ты здесь не так долго… Жаль, что Артеа уехала. Я пыталась её отговорить. — Все пытались её отговорить, — Изар пожала плечами. В голосе королевы слышалась боль, которая очевидно исходила из пальцев. — Что-то будет, — продолжила Аерин. — Люди просто так не возвращаются из мертвых. Артеа говорила, что его гроб отправили в море по древним традициям. — Видимо, он был пустой, — Изар пожала плечами. — Дядя показал мне локон, который Иккер ей отправил. У его брата Иттери волосы более рыжие, насколько я помню. Помню я не очень плохо. — Что случилось? — Мазуин посадил обоих принцев на свои колени и помогал им листать деревянную книжку. Он пытался следить за диалогом, но даже Изар отвлекал детский бубнеж. Четырехлетний принц уже мог выговаривать слова и даже четкие предложения, но рядом с младшим переставал, спускаясь на уровень двухлетнего ребенка. — Пока ничего, — отмахнулась Аерин. — Но скоро будет. Хорошо, что ты приехал. Сын Латуни на год и три месяца старше Регги, он может быть уже совсем взрослым. — Недостаточно взрослым, чтобы вести армию в бой, — хмыкнула Изар. Это мелодичное имя она не слышала три года. Даже лорд Салбатор предпочитал не произносить его, будто эта женщина была проклята. Правда была не так далеко. — Кто такая Латунь? — спросил Мазуин, когда старшему принцу надоела книжка, и он отправился к ящику за новой. Младший последовал за старшим менее уверенными шагами. — Жена Маркуса Безумного, — Аерин впервые несильно улыбнулась за время их разговора, но уголки губ также быстро опустились. — Они не успели официально пожениться, но долго жили вместе, сделали одного ребенка. По-моему, его тоже Маркус зовут. — Это корвусантское имя? — спросил Мазуин. Изар была не согласна с тем, что они не успели пожениться. Личный клирик лорда Салбатор сам поженил их до битвы около замка Зимнее Солнце, когда Маркус уже был ранен и собирался на тот свет. Изар видела Латунь один раз, которую ни у кого язык бы не повернулся назвать «леди». Вместе с ребенком, удивительно худым и не похожим на мать, она бежала из Ипар через порт Мертвого на корабле Иккер. Женщина с монашеским лицом и сильными руками изображала скорбь, но даже тринадцатилетняя Изар смогла раскусить её. Артеа и Биттор проводили с ней больше времени, но Изар наблюдала за Латунь глазами служанок. — Она сама так назвала себя, — Аерин продолжила вышивать, но руки дрожали уже меньше. — Она была не знатной женщиной, служанкой или даже поломойкой, а Маркус влюбился. Он держал её практически в заперти, стыдясь… Это дома мужчина может позволить себе жениться на любимой, Мазуин. Здесь по-другому. — Я уже понял, — негромко сказал Мазуин. Дети затянули его в какую-то игру с шариками, а младший начал хныкать. Аерин с силой пнула люльку, чтобы та качалась, но ребенок заревел только громче. Нянечка сорвалась с места и вытащила ребенка, чтобы у него не началась морская болезнь. Изар знала, что матерью Аерин и её младшего брата была бардов, на несколько лет старше наследника дома фор Дорх, но им позволили пожениться, чтобы дыхание усилилось в венах их потомков. Однажды Изар нашла книгу о дыхании дома фор Дорх, где говорилось о силе страсти и любви, но не смогла дочитать из-за сложного, перегруженного языка. — Я виделась с Латунью один раз, — негромко продолжила Аерин, уверенная, что её слушают. — Это было за полгода до войны, я только родила Регги, и мы приехали… я с Александром… мы приехали сюда, чтобы «поддержать» больного короля. Дженна это придумала. Маркус с Александром разругались через три недели, и мы уехали… — в перерывах между предложениями, Аерин тяжело вздыхала и облизывала исколотый палец. Нянечка унесла принца с ярко-рыжей головой в соседнюю комнату, откуда он продолжил кричать. — Не в этом дело, — продолжила Аерин. — Я виделась с Латунью. Она почти все время была заперта в покоях королевы, ей не разрешалось даже спускаться на ужин, служанки шарахались от неё, как от прокаженной. Латунь ненавидела своего ребенка, из-за которого это произошло. Тогда я не могла поверить, что однажды это произойдет со мной… Я так хочу домой. — Воронье Крыло не стало твоим домом? — спросила Изар, которой надоело молча сидеть. Она уже расправила все складки на юбки, и заметила, что один из принцев уставился на неё кристально-серыми глазами отца. — На минуты мне даже казалось, что стало, — ответила Аерин и ойкнула, когда иголка вошла особенно глубоко. Средний принц встал на ножки, сжал погремушку и направился к Изар, покачиваясь, как пьяный человек. Она испытала странный трепет и не могла оторвать взгляд от медленных шагов. — Сальви, иди к своей тете, — Аерин отложила вышивку и вытянула руки. Принц затопал быстрее и упал за шаг до юбки матери. Королева вытерла лоб рукой и подняла ребенка, но вместо своих коленей, усадила его к Изар. Она сглотнула и расставила руки, не зная, как коснуться ребенка. Последним детенышем, которого Изар держала на руках, была Мирари, и прошло больше десяти лет. — Сальваторе, — Аерин погладила ребенка по голове и вытерла его слюну рукавом. Изар не сдержала брезгливое выражение лица, поблагодарив плотную вуаль. — Дженна так его назвала. Так звали её дедушку, который учил её дыханию. Мне кажется, дурацкое имя. — Нормальное, — негромко ответила Изар и хмыкнула. — В Ипар считают, что Салбатор — это смертное имя Разумного. Мой дед тоже так считал. — Дженна говорила, что Женерва — это смертное имя Гневной. Не удивляюсь, что у них оно такое популярное, — Аерин рефлекторно положила руку на живот, но быстро переключилась. Принц Сальваторе продолжал с упованием разглядывать перчатки Изар, пытаясь стянуть их с рук, до которых сам дотянулся. Изар резко оттолкнула руку, принц шикнул носом и потянул ручки к матери. — Она хотела назвать так Сальваторе, если бы он родился девочкой, — она забрала его, Изар быстро стала поправлять перчатки. — Мне не хватает девочки, но пройти через это еще раз… Мне сказали, у тебя недавно была кровь. — Да, но всё уже прошло, — Изар несколько раз провела ладонями по местам, где сидел принц. Старший тоже заметил, что Сальваторе купается во внимании матери и хватает её за закрытое декольте, и подбежал к ней, хватая за колени. Мазуин встал, отряхнув колени. — Он такой умный, — гордо сказал Мазуин, ставя руки на пояс. — Так быстро уже читает. Мне кажется, даже я не так быстро читаю. Весь в отца. — Может быть, — ответила Аерин и посмотрела в сторону кричащей комнаты. Вторая служанка неловко переминалась с ноги на ногу. Когда Изар тоже на неё посмотрела, няня покраснела и изобразила укачивание ребенка, указав на свою грудь. Аерин встретилась взглядом с Изар и тяжело вздохнула. — Пойдем со мной, — сказала королева Изар, она поцеловала сыновей в лбы, а затем передала их Мазуину. Средний захныкал, на лице Аерин выступила безмолвная боль, но ей пришлось отвернуться, чтобы покормить младшего. — Я чувствую себя не просто коровой, а куском телятины, — призналась королева, входя в маленькую темную комнату, няня очень агрессивно трясла маленького, подвигая ногой стул с подушками для королевы. Аерин самостоятельно расправилась с несколькими застежками на груди, оголяясь. Изар опустила взгляд, но то и дело глаза самостоятельно поднимались, смотря на растяжки. — Выливать в канаву тоже не хочется, — продолжила меланхолично рассуждать королева. — А если ничего не делать, то болеть начинает. Скорей бы он уже вырос, — Аерин провела кончиками пальцев по рыжей головы и потянула за длинные волосики, несколько из них остались на пальцах, но большинство продолжили расти. — Ничего не скажешь? — спросила Аерин под чавкающие звуки. Изар переступила на каблуках и закусила щеку изнутри. — Я не знаю, что сказать. Когда я была в сознательном возрасте, меня не подпускали к таким маленьким детям, — она пожала плечами и прислонилась поясом к стене. Туфли, которые до этого Изар не надевала ни разу, начинали натирать твердую кожу. — Да и в замке Мирного их было не очень много. — Может даже не зря, — ответила Аерин тем же мертвым голосом. — Весь мой сознательный возраст моя мать потратила на тщетные попытки родить наследника. После третьего их даже перестали хоронить. И имена им не давали… Мне было тринадцать, когда у неё наконец это получилось. — Ваше Величество, — встряла одна из нянечек, поправляя малыша на груди королевы, чтобы она правильно его держала. — Не стоит вспоминать такие ужасы, когда кормите. Молоко скиснет. А ребеночку должно быть вкусно, чтобы… — А мне не должно быть вкусно? — Аерин недовольно подняла глаза. — Я устала. Еще долго? Изар редко осознавала, что видит настоящий ужас. В последний раз мир пошел кругом перед глазами, когда Изар наблюдала, как зашивали проткнутое плечо у одного из вернувшихся солдат. Через полгода, рука начала гнить, а потом Изар узнала о его смерти. Теперь Изар видела, как очевидно добрая и раздражающе счастливая женщина вела себя, как несчастный подросток, каким практически и являлась. Королеве Аерин не исполнилось даже двадцать четыре, она была взрослым человеком, но Изар не могла отличить её от Биттор, которая славилась капризностью и напускной инфантильностью. — Может, смерть во время родов и мучительна, но жизнь после — не лучше, — сказала Аерин, укладывая ребенка в люльку. Застегнуть ткань на груди помогли служанки, Изар не смотрела. Маленький принц не тянулся к матери ручками, он почти заснул и уже сопел, пуская пузыри из соплей. — Зачать тоже неприятно, — Изар усмехнулась. — Этот процесс ужасен от начала и до конца — Мне раньше нравилось, — Аерин пожала плечами. — Когда родился Регги, Дженна мне сказала, что, даже когда он вырастет, я не перестану за него волноваться. По правде сказать, сейчас мне почти все равно. Что может случиться с четырехлеткой? — Всё, что угодно, моя королева, — высказалась нянечка.