Неважно

Чужая квартира, что стала роднее собственной, вновь встретила тем теплом и уютом, которым был пропитан каждый угол в ней. До боли в груди приятное и светлое чувство наполняло рассудок, выкидывая всю чёрную злобу, скопившуюся за день, оставляя лишь усталость. Ужасно сильную усталость, от которой подкашивались ноги, а эмоции будто расщепили в блендере, и собрать их воедино — вовсе непосильная задача. На ногах Гониль держится из последних сил, снимая обувь на узком пороге. Из-за угла уже видит довольное лицо Чонсу. Его полусонная улыбка до забвения прекрасна. Он мило щурит глаза, до появления морщинок, склонив голову на бок, и подглядывает. Старший кидает сумку с плеча на пороге и стремительно заключает парня в крепкие, до хруста чужих позвонков, объятия, что страдальческой мелодией рубят по ушам, как и выбитый из тела выдох. Самому дышать становится тяжелее, потому что руки обвиваются вокруг шеи, а нежные губы оставляю короткий чмок в район щеки. Ким всё так же улыбается, утаскивая Ку в комнату, позволяя ему упасть на мягкую кровать и с тяжёлыми стоном распластаться, потягиваясь и корчась от ломящей боли в мышцах. Юноша аккуратно гладит спину через рубашку, пока страдалец уткнулся лицом в подушку, не желая больше шевелиться. Не хватает сил даже поддерживать работу лёгких, чтобы не захлебнуться пустотой. Но он продолжает ради запаха алоэ, скопившегося на подушке хозяина, который любит после душа валятся на ней с мокрой головой. Для Чонсу видеть парня в таком состоянии всегда неприятно, хочется, чтобы он не уставал так сильно на учёбе, но старший каждый день приходит ещё более вымотанный, чем в прошлый. Приходит к нему, лишь бы увидеться вечером на пару часов, чтобы просто побыть вместе. Просто почувствовать Чонсу рядом. Его присутствие и поддержку. — Тебе налить чаю? — шепчет Ким. Гониль бубнит в подушку, от чего его не слышно, и елозит на ней лицом из стороны в сторону. Но он приподнимается, распахивая руки для объятий. Чонсу липнет к нему, прижимаясь плотно-плотно к ослабшему телу, вновь касаясь губами щеки. Очень нежно и невесомо, боясь, что его парень может рассыпаться в пыль от резких действий, оставаясь безжизненным песком на руках, что стекает сквозь пальцы на постель. Гониль счастлив обнимать его до отсутствия пространства между ними, трогать его, ведь младший очень тёплый, как кот, и просто иметь возможность находится рядом. Счастлив иметь возможность приезжать к парню сразу после учёбы, что выжала все соки ещё до того, как он поступил с этими документами. Счастлив просто лежать молча или болтать ни о чём. Пить чай под завывающие за окном автомобили и лай дворовых собак, поглядывая новости в интернете. И абсолютно неважно, что он дичайше устал с ворохом в душе ненавидеть каждый свой день, людей что окружают на учёбе, систему с десятками часов занятости в неделю. Рядом с Чонсу это всё неважно. Неважно и то, что завтра ему опять на каторгу, где преподаватели не жалеют чужого времени на задания и «необязательные» мероприятия. Где все, как один, его раздражают своей безалаберностью и шумностью, или наоборот — чрезмерной заносчивостью, душностью и вечной зубрёжкой предмета. Гониль шумно вздыхает, чуть сползает, расположив подбородок на широком плече в домашней потрёпанной футболке, позволяя себе забраться под неё руками. Пальцы мелко дрожат от усталости и потраченных за сегодняшний день нервов, но ладони удобно умещаются на боках, не сжимая, а лишь гладят мягкую кожу. — Как твой день прошёл? — Гониль интересуется внятно лишь благодаря дыханию над ухом, что держит его в здравом уме. Разжимать для разговора челюсть неудобно. — Всё как обычно. Ким вздыхает, ведь каждый его день ни чем не лучше партнёра. Однообразный, все и вся действуют как нехилый раздражитель. Особенно мотают скорые экзамены и большее нагнетание переживающих одноклассников. — Отучился, уроки сделал и тебя ждал. — Правда ждал? — Я всегда тебя жду. Старший улыбается, ведь это много значит для него, пусть и говорит это парень чуть ли не каждый день. В переписке, на словах, когда старший приходит или уходит. Как скучает по нему, если они долго не виделись, пускай это долго и ограничивается парой часов. — Я люблю тебя, ты знаешь? — Ку кладёт руки на лопатки того. Нижняя рука начала затекать, отдавая резкой болью, но это было неважно. — Конечно знаю. Я тебя тоже. Чонсу никогда не спрашивает про прожитый день парня в ответ. Он знает, что тому просто неприятно говорить, как он презирает весь мир вокруг него, до стёртых в пыль зубов, ведь он устал молчать, но продолжает стискивать их, придерживая при себе нелицеприятные слова для каждого. Ким всё знает. И то, как он устаёт до перманентного нежелания жить в таком бешеном темпе первокурсника. И как устал кататься туда-сюда в забитых под вечер автобусах. Какие все вокруг непробиваемые идиоты, работающие только ради своей выгоды, используя других. Знает, что хочет давно сдаться, но родители и прозрачная честь не позволяют бросить всё, только начав. А ещё Гониль боится разочаровать юношу. Он должен быть сильным и подавать пример. Ведь он справляется со всем. Ему вовсе не тяжело. Он не рыдает от опустошения и жалости к себе каждую ночь перед сном, а потом утром не замазывает покраснения вокруг век. Он не ненавидит себя за слабости. Он не думает, что навязывается. Он не думает что… — Всё в порядке? — Ким отстраняется, заглядывая в прелестное лицо с поджатыми от безысходности губами. Большие ладони кладут на нечёткие скулы и ведут вниз до первой пуговицы на рубашке, что уже привычно сдавливает горло. Но парень расстёгивает её, давая глоток спасательного кислорода к расклеившемуся сознанию, что утопает в самобичевании сию секунду, а потом ещё несколько. Руки аккуратно касаются обнажённой груди, большим пальцем выводя узорные ключицы, от чего становится щекотно. Чонсу берёт старшего под бедра, а сам ложится на спину, садя Ку на себя, улыбаясь от недоумения своей резкостью со стороны. — Всё будет хорошо, Гониль, ты со всем справишься, — он подносит руку к щеке, и к ладони сразу льнут, хватаясь за неё своими, чтобы парень ни в коем случае не отпускал, — мы справимся, веришь? Очень хочется надеяться на это, но навязчивые мысли редко покидают его голову. Но то, о чём Ку думает и чего боится, он никогда не скажет и очень скоро похоронит всё с собой. — Конечно, — он врёт, но это ради блага. Этим вечером Гонилю станет неважно абсолютно всё. Даже Чонсу.