Колыбель

       Юго с тяжким вздохом опускается на постель. Всё тело необычайно болит, кажется, ещё мгновение и он сойдёт с ума от этой невыносимой боли. На нем нет ни единого места, на котором бы не было синяка, или же пореза. Мысли гудят, заставляя и без того тяжёлую, переполненную мыслями голову, болеть пуще прежнего. Болезненно простонав он попытался лечь. Сопровождая такое простое и несложное, пару дней назад, для него действие, Юго недовольно шипел сквозь зубы, мысленно проклиная весь свет и то, на чем он стоит, при этом сам не замечая таких грязных высказываний в своей голове.        За последние сутки произошло столько, что, кажется, и жизни не хватит, чтобы обдумать. Впрочем, ему то, как раз, и хватит, учитывая сколько в перспективе он должен прожить. Тысяча лет? Две? Три? А может как Гругалорагран и... Фаэрис, более десяти?       Вновь раздался болезненный стон, но теперь не от боли физической, а от моральной, и от медленно подступающего осознания всего того ужаса, что он пережил.       Народ, запертый невесть где, родственник, решивший уничтожить мир во благо своих слепых амбиций, война, кровь, ужас, предательства, а так же тысячи детей, что видели это воочию, и именно этих детей он должен вести, да? Он же, выходит, король? Но какой из него король если он и сам ещё ребёнок? Всего около двух лет назад он жил в тихой деревушке, обслуживал посетителей, а в свободное время играл с соседскими мальчишками в неказистый, от отсутствия нормального опыта, буфббол. Сейчас же он узнал, что сын Великой Богини, король своего народа, что практически полностью был стерт с лица земли, как по вине Мехазмов, так, в большей мере, из-за действий его собственного брата, что в народе считался уважаемым учёным, дарующим мудрость и просветление.       Мысли сменили друг друга одна за одной, не давая как следует обдумать хоть что-либо.        А почему Килби так поступил? Неужели он действительно решил, что может распоряжаться судьбами людей? Впрочем, ему ведь на них наплевать? Безумный учёный, жаждущий открытий, но боявшийся одиночества. Но можно ли его винить? Он ведь, в отличие от их всех, помнит все свои жизни. И как долго он живёт? Неужели вечность настолько невыносима?... А вечность, это ведь много, да?        Мысли не давали ему покоя. Тело судорожно просило сомкнуть глаза, отправляясь прямиком в сладостное небытие, эдак дней на пять-шесть, в то время как голова настаивала немедленно обдумать все слова, действия, и вся произошедшее, тщательно, и, по всей видимости, спешно.       Юго не знал что ему делать. Смеяться? Плакать? Кричать? Должен ли он сейчас что-то предпринять, ведь как-никак он король своего народа. А что он может сделать? Значит ли это слово " король" в применении к нему, для него хоть что-то?        Сотни вопросов становились сотнями поводов для бессонной ночи, но в конечном итоге все они утихли, уступая место одному единственному - а кто он вообще такой? Что он знает о самом себе? О своём народе, о том кем он был раньше? Он даже не помнит собственную семью. Юго заметил, как Фаэрис смотрел на него. В его взгляде читалось глубокое уважение, преданность, но при этом и еле заметная за толстой драконьей шкурой - любовь. Он легко улыбался ему, не говоря ни слова, точно зная, что это сейчас бессмысленно. Мягко клал тяжёлую лапу на хрупкое, разбитое плечо, грея то приятным теплом. Он молча наблюдал, когда, то надо было, но в нужный момент, с лёгкой, сочувственной улыбкой на лице, докоснулся до его плеч, предварительно опустившись перед ним на корточки, и тихо попросил отдохнуть, и больше, хотя-бы на сегодня, не изводить себя, а после добавил, что, успеет он, зная его натуру, ещё извести себя до плачевного состояния, но, пожалуй, это будет не сегодня. Юго не мог описать то чувство, что возникало у него, когда он понимал, что кто-то знает его лучше, чем он сам. Его народ, его планета, его прошлые жизни, коих было несчесть. Ничего из этого он не помнил и не знал. Он прожил столько жизней, и быть не может, что был в них одинок. Столько близких ему людей, которых ныне он и знать не знает. Все их имена, голоса и лица канули в лету, оставляя лишь горькое осознание, что однажды это вновь произойдёт. Когда-то он умрёт, переродится, и забудет своих друзей, их приключения, свой дом, своего отца...        Юго тяжко и прерывисто вздохнул, тут же выдыхая. Мысли тяготили и омрачали его, не давая желанного, на сей вечер, покоя. Наконец усталость одолела его, и, сомкнув глаза, он улегся, пуская все на самотёк. Будь что будет. Если ему суждено провести очередную бессонную ночь, проведенную в размышлениях о содеянном и произошедшем, то ничего с этим уже не поделать. Возможно, промелькнула мысль в мутном сознании, стоило бы сходить к энирипсам при дворе, прося снотворное.        Юго не осознавал происходящие, не понимал где он, что происходит, единственное, что позволяло уловить полусонное, мутное сознание — тихая колыбель, слов которой он не мог разобрать. Голос был тих и нежен, одновременно знаком и чужд. Всё, что он осознавал, все что знал в сей миг — ему поют до боли знакомую мелодию, такую спокойную и забытую. На губах застыла лёгкая улыбка. Он чувствовал, что кто-то сидит над ним, нежно напевая, но отчего-то знал, что стоит разомкнуть глаза, приходя в себя, как сей миг раствориться. Такое лёгкое и тёплое чувство знакомое сознанию, застрявшему меж сном и реальностью. Слов песни Юго не понимал, просто знал откуда-то что ему поют, о чём идёт речь, но, попытался бы вникнуть - потерял бы сей миг с концом. Вдруг нежное девичие пение было прервано отдаленным звуком детского плача. Мелодия стихла, и миг приятного тумана ускользал с поразительной скоростью. Юго всем нутром не хотел отпускать это приятное то-ли помутнение, то-ли дрему.        — Он плачет, и нуждается в тебе так же, как и ты во мне. Иди, — тихий, нежный, мелодичный голос, ранее напевающий самую прекрасную и родную колыбель, беспощадно разрушил этот хрупкий момент.        Юго подскочил, судорожно осматриваясь по сторонам, но, то-ли к счастью, то-ли к величайшему разочарованию, не обнаруживая никого рядом с собой. И что же это было? Плод уставшего сознания, очередное воспоминание из прошлых жизней, или же нечто иное и эфемерное? В попытках вспомнить эти мгновения в голове чётко возникала лишь одна фраза, и лишь её суть была ясна. Парень несколько секунд колебался, но, решив что хуже уж не будет, поднялся и вышел из комнаты, направляясь прямиком к младшему брату. Гругал, тоже храбро принявший бой с Килби, был в медицинском отсеке, посему этой ночью Чиби, впервые с рождения, спал без близнеца. Чем ближе Юго подходил к комнате маленького элиатропа, тем отчётливее слышал тихий, детский плач. Зайдя в помещение он окончательно впал в ступор. На мгновение ему показалось что у колыбели, свесив худую, хрупкую ладонь к малышу, сидела невысокая, миниатюрная девушка, чьи розовые волосы, к сожалению, закрывали лицо. Эта картина была такой нечеткой и мимолетной, что не грех было раз сто усомниться в увиденном. Плач ребёнка вновь вернул в сознание старшего. Парень подошёл к колыбели, аккуратно беря мальчика на руки. Хрупкий, маленький, такой чистый и невинный. Малыш притих при виде старшего брата. Взгляд Карих, казавшихся в темноте чёрными, глаз, был прикован к элиатропу.        — Тебе тоже не спиться? — Тихо спросил Юго, бегло осматривая малыша, — И чего же ты, милый, плачешь, — прижав ребёнка ещё сильнее к себе, он кинул взгляд на столик около кроватки, на котором стояла бутылка с молоком.        Взяв ту, Юго прошёл чуть глубже в комнату, замечая в самом углу крепко спящего отца. Он ухмыльнулся, решив дать хоть кому-то в эту ночь выспаться. Выйдя с Чиби на руках из комнаты, парень направился к себе. Всё это время малыш молчал, лишь пристально смотря на старшего брата. Во тьме ночи мелькнула чья-то тень, следующая за детьми по пятам. Старший этого не заметил, и шёл дальше, стараясь ни во что не врезаться по пути, ведь такая ошибка, на руках с младшим братом, стала бы непростительной. Дойдя до своей комнаты Юго быстро зашёл в неё, не до конца прикрывая дверь.        — Давай будем вести себя по тише, а то, знаешь ли, — чуть посмеиваясь прошептал он, — не все такие ночные пташки как мы.        Чиби вёл себя тихо, пристально наблюдая за действиями старшего брата. Юго положил его на кровать, во тьме на ощупь ища отброшенное им одеяло. Именно сейчас как на зло его начала одолевать усталость, а боль неспешно распространялась по телу, лишний раз напоминая о прошедшей битве. Наконец, спустя несколько минут возни, он нашёл то, что искал, и с гордостью направился к младенцу. Он лёг с мальчиком, старательно укрывая того, и прижимая к себе. Устремив свой взгляд на Чиби Юго невольно улыбнулся. Перед ним лежал его младший брат. Такой маленький и беззащитный, но при этом уже горячо любимый. Казалось, он готов обнимать этот маленький свёрток вечность, и так сильно, как ничто иное, но, с одной стороны здравый смысл, а с другой скребущие чувство страха не давали это сделать, настоятельно утверждая, что малышу это на пользу не пойдёт. Удивительно, ведь всего чуть больше года назад он жил в деревушке со своим отцом, и знать не знал о существующей семье, большой и любимой. Пусть он и не успел как следует познакомиться со стариком Гругалом, а молодое чёрное бедствие совершенно не походило на себя из прошлого, что-то внутри него шептало, указывая на дракона. Видя Фаэриса он испытывал точно такое же чувство. Отчего-то дракон не внушал страха или даже уважения. Он лишь заставлял улыбнуться и ощутить какую-то смутно знакомую теплоту. А они, младшенькие, испытывают то же самое при виде братьев? Отчего-то вспыльчивый Гругал, готовый поджарить все, что ему, его превосходительству, не угодит, относился весьма сносно к Юго. За все время он ни разу не попытался его укусить или зажарить, напротив, после произошедшего даже ластиться как Боумяу начал. Казалось ещё чуть-чуть и мурчать начнёт. Адамай от такого зрелища чуть челюсть не уронил. Ему, пока что, от этого кошмара ночи достался лишь благодарный взгляд и несколько часов спокойной жизни, без регулярных огненных ванн и массажных процедур в виде болезненных укусов, и то вызвано это было, по большей мере, усталостью малыша. Но с элиатропом все было иначе. Дракончик никогда ещё не поднимал на него лапу, а уж тем более не смел дышать огнём. С чем это было связано он не понимал, но Юго догадался, что Фаэрис как никто знает ответ. Увидя, как малыш Гругал прижимался к брату, старший широко улыбнулся, хмыкнув что-то себе под нос, а после погладил возмущавшегося Адамая по голове, говоря, что это не его вина, и Гругал всегда был терпелив лишь к трём людям в этом мире, и двое из них рядом с ним, но какой ценой. Последние слова дракона заставили Юго задуматься о том, а как он умер в прошлой жизни? Насколько это было больно? А как погиб Чиби, Адамай? Раньше или позже? Неужели Гругал действительно жил все эти тысячелетия, всецело отдав себя одному делу - дать жизнь своим младшим братьям, обучить основам, и попытаться поставить на ноги, даже ценой своей жизни? После произошедшего в его голове возникло море вопросов, и ответы на них, в основном, получить он не мог, и все что оставалось - идти вперёд, исполняя свой долг, а точнее обеспечить жизнь своему народу. А сможет он это? Юго понятие не имеет что ему делать и с чего начать. Появление Килби стало неописуемо сладостной надеждой. Взрослый, знающий секреты стертого с лица земли народа, готовый бросить вызов трудностям, при этом мудрый и терпеливый, статный и уважаемый. Что-то внутри до сих пор мешало принять тот факт, что сей образ был ошибкой, лживой личиной. Но действительно ли это было так? Возможно, не все его речи и действия были фальшивы? Что-то внутри предательски откликалось на облик того самого мудреца, стойкого и непоколебимого. Но, увы, теперь Юго не мог вспомнить ничего из чего, что когда-то связывало их. Кто знает, вдруг когда-то они были семьёй, теми братьями, которыми он бы хотел стать. Но, сейчас это было невозможно, и ему не следует так расстраиваться из-за этого, ведь в конце концов у него уже есть любящая семья, настоящая.        Фаэрис выдохнул, делая шаг вперёд. Он аккуратно принялся укрывать детей одеялом, стараясь ненароком не зацепить тех длинными когтями. Успешно выполнив поставленную миссию он присел на край кровати, наблюдая за спящими. Ему прекрасно был знаком заведенный порядок, и уже доводилось видеть как члены его семьи умирали, возвращаясь на свет маленькими и беспомощными. И вот, Великий король-пророк спит в обнимку с прославленным королём-воином, заработавшим репутацию сильного и непоколебимого человека, готового исполнить свой долг даже ценой жизни. Некогда великие и уважаемые, от одного произношения имён которых склоняли головы, лежат и спят в обнимку, пытаясь согреться. И сейчас его долг - заботиться о них, обучать и направлять, и он его с блеском провалил в первые мгновения их новой встречи. Не будь он так стар и в одиночку смог бы одолеть предателя, не прибегая к помощи ещё совсем юного ребёнка, что теперь вынужден страдать и терпеть невыносимую боль и муки, отчасти из-за огромного объёма энергии, насильно заточенного в таком маленьком и неподготовленном сосуде. Но мог ли он хоть что-то сделать? Хоть как-то предотвратить произошедшее? Вряд-ли? Но, было ли это оправданием?        Чиби начал тихо плакать, тем самым мешая дракону предаваться самобичеванию и бессмысленным раздумиям на тему того, чего уже было не вернуть. Фаэрис несколько минут молча смотрел на младенца, пока все же не нашёлся смелости взять его на руки. Пусть он и был старше Юго и в его прошлом перерождении, но разница в возрасте была крайне мала, так что понянчить его он не смог. А малышка Нора попросту и так была окружена заботой и любовью, которую ей всецело дарили не только члены семьи, но и народ. У дракончиков и вовсе не возникало такой необходимости как ласки и чересчур яркое проявление любви, да и как правило если таковое им требовалось, они хотели этого от конкретных людей. Так что в свои далеко за десять тысяч лет Фаэрис все ещё не имел опыта с маленькими детьми, и от этого знать не знал, как ему поступить. Взяв Чиби на руки, он начал судорожно молить богиню о том, чтобы он все сделал правильно, и не навредил малышу. Казалось, младенец начал разделять всеобщий настрой, оттого замолчал, пристально смотря на брата. Вспомнив, что обычно детей качают на руках, Фаэрис принялся неуклюже подражать этому. После того как малыш уснул, дракон почувствовав невероятно объёмный прилив гордости за то, что он смог укачать ребёнка, и сделал это сам. Такое простое действие, но при этом неимоверно сложное. Положив ребёнка рядом с Юго, он решил удалиться, но кто-то схватил его за палец. Младенец явно не хотел отпускать своего старшего брата, а тому в свою очередь не оставалось ничего, кроме как покорно повиноваться и лечь с краю. И все же, посетил вопрос пустую голову, как Юго узнал что малыш плачет и нуждается в нем? Даже со своим драконьим слухом, бодрствуя всю ночь, он не смог услышать этого.