Хороший мальчик

Скажи Сынмину кто, что его первый секс с любимым человеком случится в какой-то чужой холодной квартире, он б не поверил. А сейчас — как в такое не поверить, когда Вонпиль прижимает его к стене, торопливо срывает с себя одежду и целует со звериной страстью, довольно выстанывая в рот каждый раз, когда ведёт языком по его зубам — никаких брекетов, и это опьяняет не хуже крепкой водки: старший знает, что означает отсутствие брекетов лично для него. Сынмин выворачивается из рук мужчины, напоследок мажет языком по его губам, скрадывая рваный выдох, и опускается на колени. Ремень форменных брюк приковывает всё внимание, к горлу поднимается радостное предвкушение от того, что он сейчас собирается сделать. Вонпиль тяжело дышит, одной рукой упираясь в стену коридора перед собой, а второй тянет Сынмина за поводок на тонком собачьем ошейнике, и его глаза темнеют, когда Сынмин вскидывает голову и высовывает язык. Хороший, послушный щенок, он прижимается щекой к ладони Вонпиля и, не разрывая зрительного контакта, высвобождает ремень из петель. От того, как Вонпиль подаётся вперёд навстречу его ладоням, хочется совершенно по-собачьи скулить. Сынмин прикрывает глаза, когда Вонпиль большим пальцем оттягивает его нижнюю губу, подушечкой проходясь по острию клыка. Давит почти нежно, и Сынмин с готовностью приоткрывает рот, позволяя мужчине протолкнуть пальцы дальше — теперь их два, большой палец сменяется средним и указательным, они с нажимом ведут по языку, собирая набежавшую слюну, и толкаются глубже, от чего Сынмин нетерпеливо скулит. От возбуждения уже слезятся глаза и кружится голова, а узкие джинсы никак не облегчают ситуацию: сейчас он может только позавидовать Вонпилю, у которого свободный крой военной формы не сковывает ничего. Совсем ничего. Сынмин чувствует себя самой настоящей собакой — прямо перед его глазами находится то, что он так отчаянно желал ощутить в себе столько месяцев, и от этого слюна выделяется ещё сильнее. А может, виной тому пальцы Вонпиля, до сих приятным грузом ощущающиеся у него на языке. Сынмин думает о том, как совсем скоро пальцы в его рту сменятся членом, и несдержанно стонет. Вонпиль вытаскивает пальцы из его рта, напоследок оставляя на подбородке след слюны, и дёргает за ошейник. От такого грубого собственнического жеста колени проезжаются по полу коридора на несколько сантиметров, не больше. Но этого достаточно, чтобы Сынмин пошатнулся и в попытке удержаться схватился за бёдра Вонпиля, носом утыкаясь прямо в ширинку. — Какой непослушный пёс, — непривычно хриплый голос Вонпиля отзывается сладким томлением в груди, и Сынмин сглатывает, прикрывая глаза. Хорошо, это ощущается слишком хорошо, он тяжело дышит и прихватывает губами ткань, поцелуем прижимаясь к члену. Вонпиль снова дёргает поводок на себя, и от этого на секунду перехватывает дыхание. — Разве я давал тебе свою команду? Сынмин сглатывает, поднимая взгляд вверх. На лице Вонпиля — ни капли нежности, холодные глаза прожигают насквозь, и лишь едва заметный румянец на скулах выдаёт его истинное состояние. Он снова тянет поводок на себя, отчего ошейник сильнее впивается в шею, и Сынмин с хриплыми выдохом опускает руку вниз, сжимая себя сквозь джинсы. — Покажи, что ты послушный мальчик, — вторая рука небрежно похлопывает его по щеке, и Сынмин снова готов скулить. — Голос. От приказного тона Сынмина чуть перетряхивает, и острые импульсы удовольствия отдаются унизительной волной по всему телу прямиком к члену. Сынмин ведёт языком по губам и сипло выдыхает: — Гав. Вонпиль довольно улыбается и чешет Сынмина за ухом. — Ко мне. Сынмин с готовностью прижимается щекой к его бедру, в опасной близости от члена. Хочется прикоснуться к нему, наконец дотронуться не через слои одежды, взять в ладонь и ощутить желанный вкус на языке, но нельзя. Хозяин не давал свой команды. — Лапу. Сынмин поднимает одну руку, едва не хныча от того, с какой нежностью Вонпиль переплетает свои пальцы с его. Большим пальцем он мягко оглаживает выступающую косточку сустава, а после кладёт ладонь Сынмина на свою ширинку. — Взять. Сынмин выдыхает со стоном облегчения и тут же тянет вниз ширинку на брюках, не мешкая не секунды. Медлить больше он не желает, переходя к делу, вместе с брюками стягивает вниз нижнее бельё и замирает, когда высвободившийся член едва не бьёт его по носу. Вонпиль не сдерживает смущённого смешка, и Сынмин и сам коротко улыбается, но улыбка пропадает почти сразу. Он напоследок сглатывает, смачивая пересохшее горло, и насаживается ртом на член. До середины, не размениваясь на прелюдии. Вонпиль стонет, роняет из рук поводок и вместо этого вплетается пальцами в волосы Сынмина, неосознанно оттягивая их. Слабая боль у корней вызывает ответный стон, вибрацией проходящийся по члену, Сынмин закрывает глаза и пытается пропустить его глубже в горло, но едва головка задевает гланды, горло стягивает спазмом, и он поспешно отстраняется. — Хороший пёсик, — шепчет Вонпиль, и если бы у Сынмина был хвост, он бы им завилял. Он жмурится, высовывая язык и широким мазком проходясь по всей длине члена, останавливается у самой верхушки и обхватывает её губами, слабо посасывая. Солоноватый привкус смазки оседает на языке, и от этого собственный член болезненно ноет в штанах. Сынмин тянется рукой к своей ширинке, продолжая с тихим причмокиванием оставлять поцелуи на головке, но Вонпиль вдруг перехватывает его за руку, ощутимо сдавливая за запястье. — О нет, хорошие пёсики слушаются своего хозяина и не трогают себя без разрешения. От того, как сильно ткань джинсы давит на член, хочется скулить и плакать, но Сынмин позволяет себе всего один слабый полувсхлип, возвращаясь к ласкам. Но нет, он хороший и послушный щенок, поэтому он не посмеет ослушаться. Едва слышные постанывания сверху говорят, что Сынмин всё делает верно; он старательно двигает головой, втягивая щёки, и ничуть не возражает, когда Вонпиль сам несдержанно толкается ему навстречу. Его член так приятно давит на язык, медленно скользит в его рту, заставляя вскипать горячие слёзы в уголках глаз, которые тут же несдержанно сбегают вниз по лицу. Вместе со слезами по лицу стекает и слюна, потому что Вонпиль повторяет толчки, одной рукой осторожно придерживая Сынмина за подбородок, а второй — сжимая его волосы на затылке. От медленного темпа, с которым его трахают в рот, Сынмин скулит и зажмуривается, когда член толкается прямо в горло. Он едва не закашливается, делая глубокий вдох носом, и Вонпиль останавливается, тяжело дыша. — Сынмини? От былой грубости не осталось ни следа; Вонпиль осторожно гладит его по щеке, и Сынмин считает до двух, а потом сам насаживается на член, пока его нос не утыкается в коротко остриженные волосы в паху. Вонпиль принимает это как ответ и делает неуверенный толчок, Сынмин стонет и ногтями впивается в своё бёдро. Голова кружится не то от недостатка кислорода, не то от нестерпимого возбуждения, но обе проблемы Сынмин решить не в состоянии: Вонпиль продолжает медленно, но глубоко трахать его в горло, а собственные дрожащие руки вместо того, чтобы наконец прикоснуться к себе, продолжают сжиматься на ткани джинс. С каждой секундой толчки Вонпиля становятся сорванее и сорванее; он близок, и Сынмин может чувствовать это по тому, как саднит его горло, раз за разом принимающее в себя член. От стекающей изо рта слюны челюсть мокрая и грязная, но Сынмину нравится это ощущение. Нравится быть послушным питомцем Вонпиля, нравится быть причиной его стонов и сбитого дыхания. Он закрывает глаза, когда Вонпиль тянет его за поводок ошейника назад, отстраняя от себя, и с готовностью открывает рот и высовывает язык, уже через несколько секунд чувствуя на лице тёплую влажную тяжесть. — Хороший мальчик. Голос Вонпиля сорванный и дрожащий, и Сынмин улыбается, слизывая сперму с губ. У него всё ещё кружится голова, а колени от долгого стояния начинают болеть. Он наконец открывает глаза и не сдерживает стона, когда Вонпиль откидывается на стену и поднимает ногу, носком ботинка нажимая на его член, отозвавшийся на это болезненной пульсацией. — А хорошим мальчикам за хорошую работу полагается награда.