Чёртов Холмс!

…Чашка выскользнула из моих рук и полетела вниз, к своей неминуемой гибели. Раздался резкий звук разбившегося фарфора. Это были две мои зарплаты, а, может, даже и три. Но мне сейчас, чёрт возьми, абсолютно плевать. Абсолютно. Передо мной стоит он… Такое ощущение, будто я онемел и оглох. А ко всему прочему ещё и лишился здравого рассудка. Ведь мыслей в голове нет абсолютно никаких. Ещё чище чем тогда, в Афганистане… Нервно перебираю пальцы, сжимаю вспотевшую ладонь в кулак, и впившиеся в кожу ногти доказывают всю реальность происходящего. Нет, это не мираж. Подобные бредовые видения отпустили меня ещё года полтора назад вместе с состоянием полного ничтожества и пустого каждодневного существования. Да, это именно то, каким ты меня сделал. Точнее, то, каким меня сделала твоя смерть. Твоя смерть… Тогда как, скажи мне, как ты сейчас стоишь здесь, посреди моей комнаты, чёртов Шерлок Холмс?! Высокий, худощавый силуэт кажется мне каким-то мистическим призраком, восставшим из-под лакированной чёрной плиты, нахально переступившим черту моей квартиры. Мистер Единственный-И-Неповторимый-Детектив-Консультант, что, чёрт побери, это значит?! Внимательно рассматриваю его: какие-то нелепые оборванные лохмотья, тёмные синяки под глазами, грязь на лице, но точно такие же острые скулы, чёрные кудрявые волосы и раздражающие глаза-щёлочки, в которых численность мыслей обычно превышает количество байтов самого мощного процессора. Но не сейчас. Сосредоточенно молчит. А я каждым чёртовым фибром своего закалённого нутра ощущаю, каким бременем на мне лежит его дотошно-растерянный взгляд. Подождите, растерянный? - Джон… - бархатный голос как-то непривычно разливается по помещению. Эта знакомая интонация сильно укалывает подсознательное. Нет, это действительно он, или я окончательно сошёл с ума. Хотя лучше бы я сейчас лежал в какой-нибудь психбольнице. Это куда легче, чем смотреть на это воскресшее невесть что, которое погибло на твоих глазах три года назад. – Прости, я… - его безошибочный механизм словно заклинивает. Улавливаю в метком взгляде едва проскользнувшее чувство вины, тянущее вниз, как крепкий брусок свинца. Старается держаться уверенно, так же, как и я. Но только вот я вижу, какими адскими усилиями он выдерживает мой взгляд. Хотя сам-то едва стою на ногах. Помогает лишь армейская выдержка. – Я знаю, это нелегко… Далее молчит и прошибает меня своим неопределённым взглядом, давая возможность продолжить. А на меня вдруг напали безжалостные сантименты. Предательский комок начинает медленно резать горло. Такое ощущение, словно вилкой ковырнули едва засохшую болячку. И воспоминания тут же начали кровоточить, выливаясь из, как казалось, надежно закрытого сейфа под названием «Бейкер-стрит 221B». Вновь сжимаю ладонь в кулак, тщетно пытаясь впиться ногтями в кожу, - это всё равно не поможет. Наконец, сквозь пелену парализующего шока, раздражительных сантиментов и зажатой злости ко мне пробрался смысл его недо-слов: - Не… - нервно сглатываю, прокашливаюсь. Чёрт, не могу взять себя в руки. Тряпка. Меня прерывает его наигранно холодная интонация: - Джон, у меня не было выбора, - он абсолютно серьёзен, только вот мне от этого не легче. - Но теперь всё порядке… - чувствую, какой остался ожог от этих слов внутри. Нет, сейчас не выдержу: - Всё в порядке? – поднимает бровь, пытается сохранить лёд на лице. Это вызывает дикое желание разукрасить его скулы, но на этот раз посильнее. - Нет. Ни черта не в порядке. Ни черта не в порядке! – вместе с резким повышенным голосом порция злости выплёскивается в мышцы. Дергаю его за ворот рубашки, сжимая кулак как можно сильнее и, как паршивому щенку, пытаюсь существенно уменьшить поток воздуха. Одна незадача – рост. Ему стоит встать на носочки, чтобы ничего не чувствовать, однако он принципиально не двигается и даже не отводит своего колюче-спокойного, напряжённого взгляда. Молча терпит. Делаю много грузных выдохов подряд, чтобы не поддаться искушению размазать его по стенке здесь и сейчас. Быть может, это мазохизм, но мне безумно хочется сделать ему так же больно, как он сделал мне. - Три года. Три дурацких года… – не разжимаю тиски. Внутри щиплет, как будто вылили целую бутыль серной кислоты. Да, три года я пытался найти равновесие, выкарабкаться из этого состояния «просто существования», найти хоть какой-нибудь малейший намёк на жизненный азарт, заполнить эту потерю пустым и ненужным хламом… А он просто сымитировал свою смерть. Это была всего лишь игра на публику. Чёртов Холмс! Ослабляю тиски. Он всё также молчит, нарушая тишину лишь своим сиплым покашливанием. Чувствую, как злость медленно охлаждается и переходит в лёгкое, жалкое пощипывание. Таращусь на ободранного детектива, как на новогоднюю ёлку 31 июля. А он на меня - как пристыжённый, но гордый мальчик, который случайно разбил окно в соседском доме. Стоим и молча смотрим друг на друга. Два идиота, не иначе как. Тем не менее через бетонную стену напряжённого сопения до меня пробирается осознание того, что он всё-таки жив. И это не мираж, не розыгрыш, не моё извращённое воображение и не происки Майкрофта. Это тот самый Шерлок Холмс. Тот самый Шерлок. - Успокоился? – голубые глаза отдают лёгкой насмешкой. Сам всё ещё откашливается. А мне уже хочется вновь схватить его за горло: - Только не думай, что я не могу повторить, - сардонически усмехается. Это всё натянуто и звучит, как фальшивая нота, но мне вдруг становится хорошо. Это как смех сквозь слёзы. И пусть я всё ещё не могу до конца в это поверить, но он здесь. Похлопываем друг друга по спине. Без всяких сантиментов, но я едва сдерживаюсь, как девчонка на выпускном. От него пахнет смесью дешёвого одеколона, табачного дыма и помойных отбросов. Ему тоже было нелегко: - Это - фарфор миссис Хадсон? – указывает на пол. Говорит о какой-то отвлечённой ерунде. Хотя так действительно легче: - Да, Шерлок. Ты должен мне три зарплаты. - Две, Джон. Там было две, - жадный засранец. Нет, в следующий раз ты разыграешь жертву не суицида, а убийства. Убийства Джона Хэмиша Ватсона. В горле смешиваются слезливый комок и сардонический смешок. Чёртов Холмс!..