Утром на лавочке

Ребята договорились встретиться у одного из ближайших подъездов на следующий же день после повторного выпуска из школы. Сквизгаару и Токи давно есть восемнадцать, они - второгодники. На повторное прохождение курса обучения за одиннадцатый класс оба остались из-за двоек по трём одинаковым предметам : алгебре, химии и физике. И если старший из двоицы очень негодовал от того, что именно с ним так жестоко распорядилась судьба, вынуждая как и раньше подниматься в шесть утра и идти в ненавидимое учебное заведение, в то время как бывшие одноклассники наслаждаются сном и свободой, то младший имел касаемо данной неприятной ситуации иное мнение. Привыкший смотреть на мир позитивно и беззлобно, он считал, что остаться на второй год в компании лучшего друга было не такой уж обидной историей. Вортуз видел себя очень похожим на Сквигельфа, ибо так же, как и он, остался доучиваться ещё один год по вине трёх злосчастных двоек. Да и внешне, и в остальном парни были довольно похожи : оба высокие, подтянутые, светлоглазые и длинноволосые, а ещё, конечно, не в совершенстве, но всё-таки довольно неплохо владеющие таким музыкальным инструментом как гитара. Но кое-что разнило приятелей. Это были как особенности поведения и мироощущения, так и чувства, испытываемые к окружающим и друг другу. Токи вот не знал, как в действительности относится к нему одноклассник, в то время как сам он любил блондина всей своей душой. Шатен не мог позволить себе большей наглости, чем простая надежда на взаимность в опасении спросить открыто. Мысль об этом страшила норвежца настолько, что он в самом деле начинал дрожать в холодном поту, а любые его попытки тонко намекнуть Сквизгаару на свои чувства всегда со свистом проваливались. Швед не замечал этого либо же тщательно скрывал то, что замечает. Но Вортуз не отчаивался. Ведь они всё ещё отлично ладят, формально и фигурально идут друг другу навстречу, что значило то, что далеко не всё потеряно. Вдали в лучах июньского солнца забрезжил знакомый силуэт. Его Токи узнает из тысячи : шелковистые, рассыпающиеся по худым, ровным плечам, отведённым назад, волосы, чуть выгнутая спина, всегда держащая строгую осанку, длинные ноги, обутые в белые ботинки. В них вчера блондин кружился с какой-то девушкой из класса в медленном танце, традиционном для окончания выпускного вечера, и, хоть и соблюдал этот обычай с некоторой незаинтересованностью и по большей части из чувства долга, был совершенно неотразим. Увидев друга, одетого во вчерашние, выглаженные и художественно идеальные вещи, Вортуз сбавил скорость шага, ибо смутился от того, что сам не подумал приодеться для встречи. И пускай намеченные посиделки у подъезда были далеки по степени своей важности и престижности от недавнего выпуска, контрастировать с разодетым приятелем своими обносками сероглазому юноше было некомфортно. От этого он весь залился краской, опустив взгляд на стоптанные ботинки, и, безмерно смущаясь своего вида, сам не заметил, как встал на месте. Токи, словно сильно провинившись перед движущимся к нему Сквизгааром, не смотрел на него и беспорядочно копошился пальцами в собственных жёстких волосах. Норвежец не слышал, размышляя и том, в каком неудобном положении не повезло ему оказаться из-за внешнего вида, как ещё на относительном расстоянии здоровался с ним Сквигельф. Шатен не протянул товарищу руку, забывшись, чем вызвал у блондина ответное недоумение. -Эй, ты чего? Заснул что-ли? Приятельски посмеиваясь, спрашивал швед, чуть потряхивая впавшего в ступор Токи за плечи в старании привести в чувства. Эта стратегия помогла, Вортуз наконец посмотрел на одноклассника, что в следующий же миг, заметив, что норвежец пришёл в себя, прижал его поближе к себе в объятиях. Обычно ребята здоровались рукопожатием или дружеским похлопыванием по спине, обнимаясь при этом крайне редко. Это было досадно для любящего всякого рода тактильные контакты с добрым другом Токи, что, впрочем, уже успел смириться с тем, что замкнутый Сквизгаар не особо горит желанием подолгу обниматься. Но сегодня блондин пребывал в ином расположении духа, отчего, вероятно, до сих пор радуясь долгожданному окончанию школьного обучения, сам первым прильнул к шатену. Он, не ожидавший такого поведения Сквигельфа, замер, раскинув руки, и осторожно прижался к его плечу. Потеревшись о него сначала носом, а затем впалой щекой, Вортуз неожиданно для себя самого вдохнул приятный лимонно-яблочный аромат шампуня, которым пахли золотистые локоны шведа. Такие нежные и тёплые. Даже смотреть на них было приятно. Аккуратно Вортуз кладёт руку на чужое плечо, поглаживая пальцами вьющиеся по нему пряди. -Привет, Скви. Юноша медлительно пробубнил эти слова в прикрытую белой тканью рубашки, острую ключицу и нехотя отдалился. Он вечно мог бы так стоять с милым сердцу блондином, но, чувствуя себя неудобно от того, что может сделать неудобно ему, поспешил изменить своё положение. Токи застенчиво осматривает улыбающегося ему товарища, не сразу завидев за его спиной чёрный чехол с гитарой внутри и отвлекаясь больше на любимые черты светлого лица. Треугольные высокие скулы, цвета морской волны, светящиеся глаза с густыми ресницами, ровные, нецелованные губы, растянувшиеся в доброй улыбке и проговорившие следующее совсем громко и нежданно, отчего Вортуз весь встрепенулся. -Ты какой-то сам не свой сегодня. Всё ещё не успел отдохнуть после вчерашнего? Ну ничего, сейчас отдохнёшь.. по пивку? Как оказалось, норвежец упустил из виду не только гитару. В руке швед сжимал жестяную банку, в коей плескалось тёмное пиво. Распахнув зенки, шатен удивленно покосился на приятеля, но предложение его принял. Он немного отпил и смятённо улыбнулся Сквизгаару, что уже расстёгивал чехол, дабы извлечь из него музыкальный инструмент. Самая обыкновенная, расстроенная, чёрная, классическая гитара, как оно полагается, с голубой ленточкой под верхним порожком. Блондину она очень шла. Не ленточка, а гитара. Но ленточка тоже, возможно, подошла бы. Будучи заплетённой в золотые волосы обворожительного скандинава, лазурная атласная полоса, коей цвет идеально сочетался с таковым у глаз Сквигельфа, сейчас на слух настраивающего шестую струну с явным опасением от возможности её разрыва, смотрелась бы весьма хорошо. Замечтавшийся Токи присел рядом со шведом на лавку у подъезда и тут же ощутил на себе косой взгляд. Насторожившийся парень мигом все понял. -Держи. Проговорил норвежец, протягивая банку обратно в руки Сквизгаара. Они часто пили пиво из одной банки, так как две не могли позволить себе из-за ограниченных финансов. Блондин не замечал в этом ничего зазорного, как, впрочем, и Вортуз, для коего такой, казалось бы, пустяк имел особенное значение. Любая минута какого-либо контакта с соседом по парте обладала в глазах шатена сокральной важностью, будь то случайное соприкосновение их плеч или же, как сейчас, совместное распитие алкоголя из одного сосуда. Его сердечко трепетало от подобного рода мелочей, что, к печали восторженного мечтателя, приходилось скрывать. До недавней поры. Сегодня Токи был настроен решительно. Пришло время признаться однокласснику в своих чувствах, исповедаться ему, раскаяться и вывернуть наизнанку всю душу, а потом, дальше уже будь что будет. Понуривший длинноволосую голову, он не сразу заметил, как Сквигельф, жадно отпив и чуть не захлебнувшись, уложил на колено гитару, доселе стоявшую у невысокой оградки клумбы под окнами, за цветами на которой местные старушки ухаживали с особым трепетом. С таким же, с каким Вортуз глядел на зажавшего несложный аккорд и единично ударившего по струнам товарища. А после ещё и ещё, до тех пор, пока ритм боя не стал отчетливо уловим. Токи в момент узнал знакомую песню, что он пел в компании лучшего друга, ломая голос мимо нот, уже не раз, посему слёту подхватил незамысловатый мотив. -Вечером на лавочке Парочка сидит, Слышен звон тальяночки, Вся деревня спит. Этой песней начиналась каждая встреча парней. Сквизгаар в шутку, а Токи взаправду узнавал в тексте себя, отчего один громко хохотал, в то время как второй, стыдливо улыбаясь, заправлял каштановую длинную прядку за ухо. Но в тот день младший старался не выдавать себя раньше времени, для отвлечения внимания шведа от своего чуть зардевшегося лица начиная отстукивать ногой ритм. -Токи, о чём думаешь? Обращаясь к Вортузу, напел блондин, чуть склоняя златогривую голову к дружескому плечу. -Сквиз, о чём и ты. Подпел шатен, в схожести этих строк со своим нынешним расположением души всё-таки сомневаясь. Вряд-ли Сквиз думает о Сквизе, в отличие от норвежца, коего мысли были заняты высоким голубоглазым блондином. Его лицо, улыбка, голос, смех, его столь близкое расположение рядом с Токи в этот момент просто изводили последнего, что этого стойко не показывал. -Ох, какие пошлые у тебя мечты! Не опасаясь разбудить кого-то своим далеко не соловьиным пением прямо под окнами в десять утра, швед вкладывался в эти строки всем своим существом, подзадоривая товарища игривым толчком плечом в плечо. Знал бы разыгравшийся блондин, что младшему в данный миг совсем не до этого. Токи, конечно, отыграл свою роль вечно улыбчивого и счастливого юноши, посмеявшись такой выходке приятеля, но вместе с этим всё продолжал думать о нём. О том, как лучше подойти к волнующему его вопросу испытываемых по отношению друг к другу чувств и сто́ит ли делать это вообще. Больно весёлый и энергичный сегодня Сквигельф мог не воспринять тщательно планируемых изречений Вортуза всерьёз, отчего последний только больше сомневался в надобности исполнения собственной задумки. А пока проигрыш, время передохнуть и получше вспомнить следующий куплет. И норвежец вспоминает : он об объятиях. Хотелось бы повторить его сюжет.. как и всей песни в принципе. И шатен не медлит с этим, придвигаясь поближе к играющему и поющему во всё горло шведу так, что их ноги соприкоснулись. Токи встряхивает поникшей головой, и пара тёмных прядей выправляются из-за ушей, закрывая собой смущенный лик владельца. Как ему неловко от такой-то мелочи! А от осознания этого становится ещё хуже. В горле моментально пересохло; пиво рядом, можно освежиться, но шатен этого не делает, боясь совершить какое-нибудь неаккуратное движение, способное выдать его скованное смятение. К счастью горе-романтика, блондин пока не реагирует на странности в его поведении, будучи увлечённым пением. Солист из Сквизгаара, откровенно говоря, такой же, как из зубочистки доктор медицинских наук, оттого больше половины нот и были спеты нечисто. Но даже такой, надрывающийся над своей гитарой в попытке выдать что-то схожее с пением, он нравился Токи и совсем не как друг. Вортуз благодарил судьбу за то, что она свела его с таким изумительным человеком, но вместе с тем проклинал её за то, что она наделила его самого такой неуверенностью и робостью в общении с ним. Последний, к слову, уже во всю горланил припев, причём так самозабвенно и преисполнено, что любой, вероятно, заслушался бы этим потоком фальшивых звонких нот. Норвежец, по крайней мере - точно. Он медлительно обнял друга одной рукой, острожничая, положил на его плечо, ритмично поднимающееся и опускающееся в такт боя, свою голову, предзнаменуя события следующего куплета песни. Темечком парень ощущал вопрошающий взгляд Сквизгаара, но виду не подавал, не поднимая серых задумчивых глаз. Не до конца понимающий таких действий товарища Сквигельф, сбившись от неожиданности, механически пропел припев ещё один раз, оттягивая дальнейшее развитие действия для себя в песне, а для Токи - наяву. Вортуз чувствовал смятение гитариста, но отступать от задуманного не спешил, ибо слишком долго он прятал в себе истинные эмоции и переживания. -Тут мы друг друга поняли без слов, Ведь у нас очень чистая любовь. Нафига слова нам? Мы и так поймём То, о чём думаем ночью мы вдвоём..! А дальше речь шла, и песня пелась ни о чём ином, как о поцелуях. Сквизгаар заметно притих, когда к нему с печальным вздохом придвинулся шатен, устраиваясь на родном плече, что только добавляло моменту какой-то гнетущей тяжести. Норвежец от такого давления ещё сильнее разнервничался, даже ощутив спиной как вниз по хребту сползает холодная капелька пота. Собрав волю в кулак, юноша таки поднимает взъерошенную голову, устремляя взор на блондина. Теперь уже он, совсем тихонько, по сравнению с прежним азартным воплем, мямля слова себе под нос, прячет очи, когда в их чарующую голубизну с какой-то необъяснимой и доселе невиданной нежностью начинает всматриваться Токи. Он шумно сглатывает, видя столь милое и волнующее, бессильное смущение на любимом, загоревшемся ярким румянцем лице, кое в следующий же миг, не раздумывая над тем, что про него подумает швед, редкие прохожие, что он сам о себе подумает, берёт в заботливые ладони. -Ск-Сквизгаар.. На выдохе выдавливает откуда-то глубоко, казалось, из самого своего сердца Вортуз, одной рукой проскальзывая по гладкой щеке возлюбленного и зарываясь затем в его густые золотые волосы. Они рассыпаются между пальцев, на один из каковых шатен успевает накрутить чужой шёлковый локон и подтянуть за него изумительно изумленное лицо скандинава ещё ближе к своему. Они теперь так близко, как никогда раньше не были. Сбивчивое дыхание Сквигельфа, с шумом выходя из лёгких через приоткрытый рот, будоражаще обжигает губы замершего Токи. Он тоже стал дышать чаще, ведь так близок был этот заветный, желанный момент. -Токи.. С придыхом вырывается у ошарашенного блондина между заученных, до сих пор вполголоса произносимых строк. Руки его больше совсем не трогали инструмент, напряженно лёжа на худых, обтянутых белой тканью брюк бёдрах. Такой смешной. Мямлит себе что-то, озирается. Его почти не слышно, но чуткий и внимательный норвежец внемлет испуганному шведскому шёпоту, отчего безошибочно, как и ранее, подхватывает мотив припева. -Тут мы друг друга поняли без слов, Ведь у нас очень чистая люб..- Их голоса сливаются друг с другом, с каждым словом становясь тише, словно в ожидании того, что что-то определенно прервёт их. И это случается. Правда вот, не совсем тем образом, на который рассчитывал Токи. -Люба, вставай, подъём! Глухомань старая! К тебе тут ухажёр твой пришёл, а ты дрыхнешь! Со стороны окна первого этажа прямо над головами выпускников раздался ворчливо озлобленный женский голос. Швед моментально развернулся, оставляя друга в недоумении. И стоило только Сквизгаару окинуть взглядом ближайшее окно, как оно тут же открылось, после чего из-за него показалась самая обыкновенная старушонка. Как понял Вортуз, именно к ней обращалась та недовольная женщина, что, судя по всему, работала сиделкой. Но почему она так заинтересовала Сквигельфа? И о каком ухажёре идёт речь? -Сквизгаар? -Сквизгаар! Почти одновременно явили шатен и пенсионерка. Первый совсем запутался и, пожелав понять всё происходящее, потянулся рукой к резко оставившему его без всякого внимания блондину, но, не успев и слова вымолвить, был вновь отвергнут. Будто жалкая тень, он сделался незаметным для того, с кем секунду назад был так близок, и того, кто, совершенно забыв о нём, принялся вытворять то, на что, как думалось раньше, точно не способен. -Сквизгаар? Что происходит? Какой ухажёр? Кто? Я ничего не понимаю! Суетился бедный Токи, метаясь растерянным взором от сорвавшего цветок с клумбы, зажавшего его между зубов, подхватившего брошенную гитару и кокетливо сыгравшего на ней незамысловатую мелодию, отдаленно напоминающую что-то испанское, шведа к старушке, смущенно посмеивающейся над своим кавалером. Сквигельф подмигивал ей, игриво вздёргивал плечами, поставив одну ногу на невысокий, крашенный заборчик, взмахивал роскошной шевелюрой и вообще вёл себя максимально развязанно. Подскочивший с лавки Вортуз, в отчаянии схватившись за голову, с грохотом опустился на неё обратно, когда бабушка неожиданно пригласила смазливого гитариста к себе. Страшно непонятен был ему тот восторг, с коим Сквизгаар принял это предложение, торопливо развернувшись к разбитому и подавленному однокласснику дабы отдать ему гитару. Несчастного, постигшего столькое множество абсолютно не сочетаемых друг с другом эмоций и чувств за такой короткий временной промежуток шатена контузило, трясло, знобило и бросало в жар одномоментно. Перед глазами в мутной черноте и потёмках плыл этот странный, допустивший случившийся конфуз мир, в висках стучала кровь, что, впрочем, не помешало Токи ослабело задать подошедшему, в одну секунду засветившемуся от своей тошнотворной радости шведу не дающий покоя вопрос. -Что всё это значит? Дрожащим, как от холода, голосом вопрошает распереживавшийся норвежец, поднимая голову и полный отрешённости взгляд на блондина. Тёмные бровки сдвигаются домиком на светлом лбу, острый носик, по-заячьи подёргиваясь, шмыгает, а глаза, кажется, готовы вот-вот прыснуть горькими слезами. Немая паника сковала Вортуза в мучительном ожидании объяснений, которых, впрочем, не последовало. Сквизгаар так о том и высказался, что некогда сейчас ему вводить товарища в курс дела, после чего, молча вручив тому гитару, прошел к подъездной двери, зафиксированной в приоткрытом положении с помощью кирпича. Отторгнутый Токи, раскинув руки от неожиданности и уставившись на музыкальный инструмент так, будто впервые его увидел, уже не знал, что и думать. Следующий и последний заданный за тот день Сквигельфу вопрос вырвался у юноши неосознанно и рвано. -А с гитарой мне что делать? Блондин к тому времени уже скрылся за массивной железной дверью и не даже думал оборачиваться назад на Вортуза, о чём свидетельствовали его отдаляющиеся лёгкие шаги. Не рассчитывавший на то, что швед ему ответит, норвежец был весьма поражён, когда знакомый голос всё-таки раздался по ту сторону. -Аээм.. к себе забери пока, я завтра за ней зайду.. Это звучало холодно, торопливо и неувлеченно, так, словно Токи противен Сквизгаару, и тот желает побыстрее закончить общение с ним. Такое поведение, как казалось ранее, самого близкого приятеля больно ранило беспокойного шатена. Он пролепетал шведу вслед совсем тихо, больше даже для себя самого : -То есть.. сегодня мы больше не встретимся? В ту же минуту на гитаре блондина трескается та самая, износившаяся шестая струна, чуть не попадая по руке норвежца. Почти как символ его оборвавшейся надежды на счастье рядом с до боли любимым человеком.