Уроки фортепиано.

      Погода за окном портилась.       Серо-синие тучи затягивали и до того пасмурное небо плотной пеленой. Всё сильнее шумели обдуваемые ветром листья, ветер бился в окна и спины спешащих домой прохожих, будто предупреждая о надвигающейся буре. Последние отблески света ложились на чёрно-белую череду клавиш и слегка помятые по краям ноты. - Играй мягче, - ты осторожно подходишь со спины. - Плавнее. Не паникуй, когда переносишь аккорды.       Оборачиваюсь и смотрю на тебя. В голове кружится запутанный клубок мыслей и возникает непонятное пока сплетение чувств из беспокойства, предвкушения и чего-то ещё. Молчу и смотрю. - Можно я тебя коснусь?       Меня всегда по-доброму забавлял этот вопрос, неизменно слетающий с твоих губ в подобных ситуациях. Часто ли встретишь преподавателя, который настолько бережно относится к психологическим и сенсорным ощущениям своих учеников? - Можно, - отвечаю и я неизменно в который раз.       Ты касаешься мягко, аккуратно, впрочем как и всегда, будто я ветхий лист бумаги - надави и рассыпется в прах, будто я самый хрупкий из металлов, будто боишься сделать мне больно своим прикосновением. Боишься?       Когда ты задал этот вопрос в первый раз, я растерялся. Помню чувство неловкости, возникшее между нами, когда я пришёл к тебе впервые. Разумеется, оно было ожидаемо, вспоминая то, что между нами произошло больше десятилетия назад. Теперь же мы относимся друг к другу настороженно-спокойно, и я всё ещё совершенно растворяюсь в твоей игре - ведь это она, причина, по которой я пришёл именно к тебе не смотря ни на что. Я растворяюсь в том, как ты растворяешься в ней. Но твой потрясающе постоянный вопрос о прикосновениях задевает какую-то мысль на краю сознания и чувств. - Вот так, смотри. Люби эти клавиши. Твои пальцы - это первые капли дождя, падающие на асфальт. Они ещё не бьют его, а только осторожно падают, растворяясь после. Понимаешь?       Теряюсь в твоих словах. Ты поднимаешься и твои руки ложатся мне на плечи, неосознанно (правда?) поглаживая их. Кажется ты обеспокоен моим состоянием. - Никита?       Молчу. Кажется мои руки напряжены и почему-то не хотят нажать на клавиши, чтобы получить заветный звук. Ты отходишь и опираешься на подоконник.       Небо затягивается. Последние отблески света пропадают. В воздухе повисает предвестие.       Я не успею домой?       Наконец мои пальцы касаются клавиш и звучит арпеджио соль-минора. Первые капли дождя разбиваются о подоконник и нагретый за день асфальт. Мелодия течёт из под моих пальцев. Вот те самые капли, о которых ты говорил. Слышишь, они падают и мимолётно исчезают, пока их так мало? Сейчас последний час весны и лето, похоже, начнётся со всеобъемлющей бури, которая разорвёт в клочья напряжение между нами. Дождь ускоряется и ветер беспощадно хлещет беззащитные кроны деревьев и листы строительных заборов, и мелодия, вторя погоде, становится громче и тяжелее. Впервые я просыпаюсь, чувствую динамику и форте в моих руках звучит громовыми раскатами.       Ты стоишь у окна и заворожённо смотришь на меня, не отводя взгляд. В своей чёрной рубашке с расстёгнутой у горла пуговицей и закатанными рукавами, ты выглядишь статно и спокойно, будто страж апокалипсиса, разворачивающегося у тебя за спиной. И с чего это я решил, что мы оба волновались? Ведь ты, как будто, был таким спокойным... всегда?       Ты подаёшься вперёд и во взбудораженном ожидании говоришь: - Сейчас выйдет солнце!       Я знаю. Непогода за окном продолжает бушевать, но вальс светлеет и успокаивает бурю тёплым солнечным светом. Он льётся в смене настроения. Ты продолжаешь наблюдать за мной, а непонятное беспокойство в моей груди постепенно растворяется. Первый день лета начался с разрушительной бури, но дни побегут вслед за нотами вальса, и будет обнимающее солнце; но закончится лето и снова будет дождь и пасмурное серо-синее небо, и капли будут навсегда растворяться в замёрзших от ноябрьских ночей кирпичиках тротуара.       Я доигрываю последний аккорд и сердце заходится в шторме чувств. Ты стоишь оперевшись на подоконник, впервые такой взволнованный и смотришь на меня своим взглядом с лучиками тепла. - Ты сыграл вальс о времени? - спрашиваешь.       Встаю из-за эмоционально вымотанного фортепиано и снова смотрю на тебя. Сегодня я будто бы разучился разговаривать, потому что слова упорно не хотят покидать пределы моего разума.       Ты потираешь запястье и тянешься к ремешку своего умного браслета, чтобы растегнуть его.       На улице гремит гром.       Мысль, которая крутилась на краю сознания, наконец формируется, и в не осознанном ещё до конца порыве я тянусь к твоей руке, останавливаясь, однако, в последний момент.       Ты, замерев, смотришь на меня с опаской и беспокойством, и, клянусь, это первый раз, когда я вижу тебя настолько удивлённым и беззащитным. - Можно я тебя коснусь? - спрашиваю в свою очередь я.       Ты киваешь, как будто растеряв остатки своей былой уверенности в мгновение. Медленно прикасаюсь своей ладонью к твоей, образуя замок, второй нежно ведя по спине вниз, и приобнимаю тебя за талию. И, наконец, понимаю причину твоего волнения. Браслет на твоей руке разрывается в писке, и, стало быть, предупреждает, что твоё сердце заходится стуком.       Притягиваю тебя поближе. Ты смотришь всё также очаровательно-наивно, и будто только ждёшь. Моё беспокойство рассеивается, но вдруг, ты в неожиданном порыве решительности приподнимаешься на носочки - конечно, я ведь для тебя слишком высокий - и сокращаешь расстояние между нами. И вдруг останавливаешься в миллиметре от моего лица, видимо теряя свой настрой.       Смотрим друг другу в глаза ещё с секунду. - Ты, наверное, не сможешь сейчас поехать домой, - не спрашиваешь, утверждаешь. И я, наконец, целую тебя нежно и аккуратно, будто теперь ты - усохшая роза, стоящая на крышке фортепиано. - Оставайся сегодня со мной?                                           ~*~       Ветер за окном, наконец, успокаивается и дождь, хлеставший по остывшему асфальту наотмашь, усмиряет свой напор, выравнивает ритм, и капли начинают мягко исчезать в сопротивляющихся до этого лужах. Из-за разбежавшихся туч показывается край луны, ложась полоской на чёрно-белый ряд и листы вальса о круге жизни.