белый шафран

***

      Раскалённый песок припекает затылок. Агрессивные солнечные лучи настойчиво лижут открытые участки шеи и рук.       — Привет, — тихий и ребристый, как успокаивающий звук неровных волн, слышится голос Тэхёна. Теперь на Чонгука падает вытянутая тень, которая позволяет открыть глаза. Над чужой головой из-за солнца появляется забавный золотистый ореол, почти под цвет волос. На кончик носа он спустил чёрные солнцезащитные очки, которые грозились в любой момент упасть Чонгуку прямо на лицо. — Новые жильцы ещё не прогнали тебя с этого пляжа? И почему ты никогда не делаешь вид, что загораешь? Ты сейчас похож на человека с припадком, Чонгук.       — Отойди чуть-чуть в сторону, пожалуйста. Ты опять загораживаешь мне солнце.       — Проверять будешь? — Ким вертит перед его лицом уже знакомым продолговатым бумажным свёртком. — На этот раз я точно угадал.       — Не может такого быть.       — Может.       — Не может такого быть, — с такой же спокойной интонацией повторяет Чонгук.       — А я говорю: может. Сядь уже и посмотри, перестань спорить со мной. Я так жалею, что ты не видел, как на меня смотрел парень в цветочном. Как будто я его попросил обрубить голову живой курице.       Чонгук всё-таки садится на песке, сгибая и подтягивая к себе колени в кремовых брюках. Обуви на нём нет, так что теперь рёбра ступней тоже начинают гореть на нагретом жгучем песке. Он вскрывает свёрток, в котором на этот раз видит одинокий стебель без бутона. Неожиданно. Но теперь хотя бы становится понятно, к чему было отвратительное сравнение с курицей.       — Голову надо? — сбивает его с мысли Тэхён, но, к счастью, ту самую «голову» ему хватает ума не показывать. А может, он уже её выбросил, просто дразнит.       — Ах, блин… Почему, когда такое делаешь ты, это выглядит угрожающе и жутко?       — Потому что я не его парень. И даже не твой.       — Вот это, конечно, облегчение, — с едва уловимой иронией замечает Чонгук, стряхивая с одежды приставучие песчинки. Однако на ноги он не встаёт и остаётся сидеть дальше.       — Так ты возьмёшь? Папа ждёт меня в машине, мы можем тебя подбросить. Можешь передать, что это была моя последняя попытка угадать правильный вариант. — Тэхён переносит вес на одну ногу, скрещивая руки на груди. Его задумчивый взгляд поверх очков бегло гладит зеленоватую воду за ним. Вид до того серьёзный, словно он пересказывает будущую дипломную работу. — Я подумал, что раз каждый предыдущий цветок оказывался провальным для вас обоих, то правильного вообще не существует. Извини, если этот раз получился жестоким, но он точно не такой, как предыдущие попытки. Согласен?       — Мгм… Сдаюсь, сегодня ты угадал, Тэхён. Но твоя подача была просто кошмарной. Прости, я правда не хотел хамить. Но ты ошибся, когда решил, что правильного цветка не существует. Он всегда был, и ты только что попросил передать ему этот стебель. Это и есть тот постоянный правильный вариант. Вот и весь наш секрет, который ты так старался раскрыть. Ты счастлив? — интересуется Чон, когда на губах Тэхёна появилась тень растроганной улыбки.

1

      Неисправный уличный фонарь работал в собственном беспорядочном темпе: иногда замирал на пике своей максимальной мощности, иногда заходился в конвульсиях, имитируя светомузыку, и звонко гудел в такт появляющегося огонька света. Чонгук вышел из ночного клуба вслед за поникшим другом, прикусывал губу с серебристым колечком, лишь бы не зайтись в новом приступе безудержного хохота. Волосы медового оттенка распушились и теперь хаотично вились от большой влажности. Чон хотел уже приложить холодную бутылку воды к своей открытой, благодаря футболке с широким вырезом, шее, но отвлёкся.       — Погоди, я сейчас быстро уточню правильный адрес, — заверил Хосок.       — Ага, — тихо засмеялся Чон. — Обычно это делают до того как куда-то приезжать. Знает он, куда нам надо. Ты бы видел своё лицо, когда понял, что тупил здесь ты, а не бедный парень. Может, надо было отдать ему бутылку воды? — Чонгук опустил задумчивый взгляд на только что купленную бутылку воды на барной стойке, пока Хосок выяснял, что за беспредел там творится и где все. — Лучше бы я сам поехал.       — Ха! Ну и по какому адресу?       — Посмотрел бы в общем чате. Я в него неделю не заходил, там один трёп.       — Почему? Туда часто скидывают уже сделанную домашку или ответы на экзамен. А, ну да, зачем тебе это… Ты же вообще не учишься. Сколько раз тебя пытались отчислить? Зарубимся, что в этом году ты точно вылетишь? Прямо перед дипломом.       — Успокойся уже, никто меня не отчислит. Так что терпеть тебе меня ещё целый год и прикрывать тоже. Ты же не думал, что я исправлюсь, раз этот год будет последним? — Чонгук дразняще подмигнул ему, ожидая в ответ, может, нервно подёргивающийся глаз. Но им ещё нужно было добраться до места сбора однокурсников. — Я вообще имел в виду, что и об этом в том чате наверняка должно что-то быть.       Хосок вдруг вскинул свою тёмную голову и ткнул в его сторону пальцем.       — Вот! Всё-таки иногда твой мозг работает. Почему не тогда, когда это действительно надо? Ты прав, но лучше я прямо спрошу там, куда нам ехать, а потом вызову такси. Или ты пока вызови.       — Блин… Сначала адрес узнай, — последние его слова съел рёв стремительно приближающейся белой «ламборгини». Чонгук совсем умолк и поднял голову на дёргающийся свет фонаря с таким взглядом, словно спрашивал, не нужна ли ему помощь.       Автомобиль проехал чуть дальше и резко развернулся через две сплошные полосы, чтобы остановиться практически перед лицами двух друзей. Из-за этого им пришлось отойти на пару шагов в сторону. К этому моменту Хосок уже вызывал такси на со второй попытки выясненный адрес. А когда сделал это, то вернулся в чат, не то написывая тот самый «трёп», не то пролистывая обсуждение очередной пустой темы, которое он пропустил.       — Я же говорил, что там один трёп, — дунул Чон в сторону его уха.       — Отвали? Ты ничего не понимаешь. Начни учиться нормально, и тебе тоже будет интересно. Надо бы нам всем перестать с тобой общаться, ты бы за нами поносился потом. И в чат бы пришёл!       Чонгук засмеялся от ноток беспомощности в его голосе. Тем временем дверь машины плавно взмыла вверх со стороны пассажирского сиденья, в то время как со стороны водителя её чуть ли не отбросило. Высокий мужчина примерно лет тридцати, с тёмными волосами выскочил из-под водительской дверцы и обогнул автомобиль. Мужчина попытался помочь какому-то юному парню со светлыми жемчужными волосами, в бежевых брюках и такого же цвета свитшоте выбраться на улицу, пока сам пассажир аккуратным движением не отстранил его. Он только высунулся на улицу, но остался на сиденье. По крайней мере, казался он совершенно трезвым.       — Спасибо, но я выйду сам, всё нормально.       — Чимин, Вас укачало? — спросил парня мужчина в чёрном костюме. — Нужно было сказать, чтобы я ехал помедленнее.       — Ничего страшного, всё нормально, — повторил тот самый Чимин. — Прости за это, пожалуйста, я сейчас подышу, и пройдёт. Я совсем не привык ездить на таких, я привык ездить с Намджуном на обычной машине.       — Мне жаль, но когда господин Кан узнал про Ваш вечер, он дал соответствующие распоряжения. Но от костюма Вы отказались.       — Он был таким чёрным... Я никогда не надевал одежду такого цвета. Почему он был таким чёрным? Он был похож на похоронный.        — Он столь же похоронный, сколько свадебный. Классический чёрный костюм, — невозмутимо-непринуждённым тоном ответил водитель и заботливо провёл, почти погладил, борт своего чёрного пиджака. Но его спутник этого не видел, поэтому на жест не отреагировал.       — Я никогда раньше не был на свадьбах, — произнёс парень так, будто оправдывался. — Это даже не выпускной, — добавил блондин и согнулся почти пополам, когда его, кажется, вновь затошнило.       — А-а, кино нашёл? Хватит пялиться, такси приехало, — пихнул Хосок Чонгука в бок и кивнул на остановившийся позади «ламборгини» серый седан.       — Иду, — улыбнулся Чонгук, а сам шагнул к водителю спортивного авто и протянул так ни разу и не открытую бутылку воды. — Возьмите, она невскрытая и негазированная. Я только что взял её здесь, можете спросить у бармена. Думаю, вам она нужнее.       — Спасибо большое, — тронутым и тихим голосом произнёс блондин, когда поднял голову.       Чон только улыбнулся и подошёл к следующей машине, у задней двери которой Хосок стоял столбом.       — Погоди-ка, а это не Кан Чимин? — задумался друг. — А, то есть Пак Чимин, у него же фамилия матери. Слышал что-нибудь про господина Кана? У него ещё самая крупная компания по производству электронного оборудования. Я почти уверен, что это один из его внучков.       — Вы собираетесь ехать или нет?! — гаркнул на них водитель такси.       Хосок сел внутрь. А Чонгук бросил последний взгляд на светлого во всех смыслах парня, даже под этим нервно мигающим фонарём, и буквально запрыгнул на заднее сиденье такси.

2

      — Ты знаешь, что это вторая наша встреча? — с тенью улыбки спросил Чонгук, когда только услышал имя Пак Чимина.       — Правда? — задумался Чимин.       Они встретились одним солнечным днём возле художественной галереи спустя несколько дней после их так называемой первой случайной встречи около ночного клуба. И, хотя формально эта встреча была запланированной, для них обоих она оказалась сюрпризом, потому как знакомы до этого момента они ещё не были. Пак блуждал по нему не пристальным, но всё-таки по-лёгкому изучающим взглядом. Идеальная возможность для того, чтобы изучить собеседника, — это момент, когда он смотрит на тебя. Так, например, Чонгук мог заметить больше деталей, чем просто его светлая одежда. У него не было проколов в ушах, ни одного. В отличие от Чонгука, у него было по два прокола в каждой мочке, но в последнее время он носил один пирсинг на правом ухе и кольцо на нижней губе. По крайней мере, на видных местах у Чимина не было татуировок, ни одной. В отличие от Чонгука, он совсем недавно закончил набивать себе «рукав». Хотя две эти детали в глазах Чонгука не делили людей на «чистых» и «отмеченных», почему-то в Чимине они оказались тем, что завершило образ. А начинала его светлая, ослепляющая и почти сбивающая с ног энергетика. Та самая, тень которой он заметил несколько дней назад около клуба. Экстравертом Чимин явно не был и лидером в компании друзей, вероятно, тоже. Это ощущалось совсем иначе, это было нечто тонкое, хрупкое, но по какой-то причине всё равно сильное.       — Ты меня не запомнил, — сделал вывод Чонгук в попытке прервать трудный мыслительный процесс в голове напротив, — я был простым прохожим, мы не знакомы. Не были знакомы, — исправился Чонгук, так как они познакомились только что. — Просто я тогда запомнил тебя. Твоё лицо.       Чимин будто неосознанно накрыл ладонью свою щёку, но тут же опустил.       — Моё лицо? Это ты был тем, кто недавно отдал мне бутылку воды?       Чонгук бы усмехнулся, если бы не сдержался, просто звучало это… забавно.       — Да, это я. Итак, — менял он тему на более деловую, — объясни, что тебе нужно? Мне в универе толком не сказали ничего, попросили прийти и провести первокурсника на нашу выставку.       — Я учусь на журналиста, а журнал университета хочет уделить внимание вашей общей работе. Я напишу об этом.       — Что ты хочешь написать?       — Всё, чем захочешь поделиться. Мне сказали, что на курсе ты самый лучший, поэтому посоветовали поговорить именно с тобой.       — Что? — теперь Чонгук уже смеялся. — Кто-то сказал, что я лучший студент?       — Нет, что твои работы самые лучшие. А студент из тебя, мне сказали… Прости. Мне очень жаль.       Его речь, плавность жестов, лёгкость движений, а теперь ещё и неподдельно сочувственный вид не только приковывали взгляд Чонгука, но и заставляли его держать спину ровнее, говорить мягче и тише, потому что именно это казалось сейчас правильным и именно так сейчас хотелось говорить.       — Всё нормально, это уже похоже на правду, студент из меня и вправду кошмарный. Пойдём внутрь, я тебе всё покажу и расскажу, — говорил Чонгук уже по дороге к крыльцу художественной галереи. — Сюда действительно попал наш факультет, но только выпускники. Всего семь человек, я оказался восьмым совершенно случайно.       Чонгук пропустил его вперёд, открыв деревянную массивную дверь и тут же услышав смущённое «спасибо». Кроме шуток, он здесь не был ни разу, даже после того как узнал, что его работа попала в список тех, что участвуют во временной выставке молодых или начинающих фотографов. Но благодаря друзьям и «сарафанному радио» он знал, куда нужно идти, а потому, когда они оказались в холле перед широкой лестницей и с высоким потолком, Чон указал Чимину рукой направо.       — Название выставки «Белое и чёрное»?       — Мгм? Кажется, да, — равнодушно ответил Чон, припоминая недавнюю сцену. — Не смотри налево, — добавил Чонгук, так как на стене слева расположились фотографии других университетов с заданием о чёрном цвете.       И вот тогда Чонгук облегчённо выдохнул. Хотя он не интересовался ни выставкой, ни собственной работой, но сейчас бы очень не хотел наблюдать за реакцией Чимина, которого, кажется, почти буквально тошнило от чёрного? Возможно.       — У нашего факультета была белая съёмка. Задача была простой: сфотографировать белое на белом. На самом деле, я думал, что выпускникам эта задача покажется лёгкой, но справились не все. А я… — Чон улыбнулся, так как не особенно любил рассказывать о каких-то достижениях, чтобы не слушать потом сплетни о себе и своей завышенной самооценке.       — Это нормально, если тебе предложили тоже поучаствовать, когда ты уже успел себя зарекомендовать. Я имею в виду, в фотографии… — виновато уточнил Чимин последним предложением.       — Нет, мне не предлагали. Думаю, они ждут, когда действительно избавятся от меня. Но сейчас им, видимо, проще дождаться моего выпуска. Дело в том, что я работаю в студии одного фотографа, просто на подхвате. Кто-то из его подопечных рассказал об этом, и он как-то раз подошёл ко мне и попросил до завтрашнего дня сфотографировать любые белые предметы на белом фоне.       — Он объяснил, зачем это?       — Нет, он уже в возрасте, и у него время от времени выскакивают чудные идеи. Может, поэтому я застрял у него, — вдруг задумался Чонгук, пока Чимин разглядывал фотографии белого от других людей. — Я сделал, что он просил, показал ему снимки на следующий день. Он, как обычно, ничего не сказал, а потом я узнал, что одну из фотографий утвердили для демонстрации здесь. Наверняка в универе меня возненавидели ещё больше.       — Можешь показать? Я пока не вижу здесь твоего имени.       — Не хочу, — застенчиво улыбнулся Чонгук.       Чимин удивился и повернул к нему голову. Он молчал недолго, но пока молчал, не отводил глаз от его лица, как будто изучал. Но и Чонгук тоже, поэтому ему показалось, что по его лицу проскользнула тень усталости. Возможно, поэтому его речь всё это время была неспешной, в отличие от чонгуковой.       — Пожалуйста.       — Ах… — выдохнул Чон, приняв поражение. — Обернись.       Его фотография висела прямо напротив входа в этот зал, но Чонгук упорно игнорировал её до настоящего момента.       — О… — произнёс Чимин, подойдя ближе. — Это очень красиво. — Чонгук ему не ответил, пока наблюдал за тем, как Чимин рассматривал сделанное Чоном фото белого пера с капелькой воды на фоне складок белой ткани. Если бы он не видел Пака несколько дней назад, то решил бы, что он намеренно надел лёгкий бежевый лонгслив и белоснежные брюки с широкими штанинами, выше же летняя ткань аккуратно обтягивала и подчёркивала изгибы его бёдер. Что уж скрывать, Чонгук еле оторвал от него взгляд. — Ты можешь рассказать, пожалуйста, в чём сложность такой фотографии? Из-за того, что всё белое? Почему это задание дают только выпускникам?       — Я не уверен, что мы этого раньше не делали, — искренне задумался Чон, пытаясь вспомнить. — Здесь я, так понимаю, изначально дали это задание с той целью, чтобы участвовать в выставке. А дали только выпускникам, чтобы было больше мастерства в фотографии и больше шансов на отбор, наверное, я точно не знаю. В целом, да. Нужно, чтобы каждый предмет был хорошо освещён, в том числе задний фон. Также необходимо сохранить баланс света, объём и чёткость предметов и прочее. Что именно ты хочешь узнать? Или о чём ты будешь писать?       — Тебе же сказали, что я учусь на первом курсе, верно? У меня совсем нет опыта. Наверное, мне не позволят написать об этом что-то значительное, к сожалению.       — Я это понимаю. Насмотрелся?       — Да, — улыбнулся Чимин, и они направились к выходу. — Можно попросить у тебя фотографии? Я попробую попросить приложить их.       — Журнал печатной версии, да? Они не будут там смотреться, скорее всего. Но можно попробовать. Я видел его на втором курсе, уже не помню качество бумаги. Я пришлю, — ответил Чонгук, спускаясь с крыльца галереи. — Больше ничего не хочешь узнать?       — М-м… Тэхён? — вдруг спросил Чимин, чем ненадолго ввёл Чонгука в ступор. Но на самом деле Пак увидел знакомое ему лицо среди проходящих мимо людей.       — Привет, — удивился высокий парень с золотыми волосами. — Ты что здесь делаешь?       — Задание для журнала. Это по учёбе, — ответил жемчужный блондин с тенью улыбки. Рад был этой встрече Чимин или нет, было непонятно. Потому что, насколько пока было известно, он старался со всеми общаться учтиво и дружелюбно. И даже сейчас он тут же опомнился: — Простите, я же должен вас представить? Это мой друг, Ким Тэхён, а это выпускник факультета фотографии Чон Чонгук.       — Я пока ещё не выпускник, только через год.       — Будущий выпускник, — со вспыхнувшими от позора щеками исправился Чимин. — Прости, пожалуйста.       — Всё в порядке, ты чего? Это же мелочь.       — Ким Тэхён! — крикнул кто-то из толпы, которая совсем недавно проходила мимо.       — Так, извиняюсь, я здесь по делу и должен идти, увидимся потом, — Тэхён небрежно коснулся плеча Чимина и махнул рукой с сухим «пока».       — М-м… Если можно, сядем на скамейку?       — Ах, конечно. Тебе не нужно спрашивать разрешения или мнения. Если ты хочешь посидеть, а я вдруг нет, то я постою, логично? Или варианта постоять не существует? — с ноткой то-о-нкой иронии спрашивал Чонгук. Чимин бы это принял за претензию, если бы Чон не отвлёк его обнаруженной находкой.       Парень сел на ярко-голубую лавочку, на длительное мгновение закрыл глаза и подставил лицо под солнце. Хотя сегодня было жарко и душно, и Чонгук решил, что Пак перегрелся или вымотался из-за зноя, Чимин продолжал греться под солнечными лучами, будто заряжался, как солнечная батарея. Чонгук уже и не пытался бороться с собой, а потому открыто наблюдал за ним. А ещё тревожно думал: Чимин очарователен. А ему теперь что делать?       Когда Пак открыл глаза и встретился взглядом с Чонгуком, то его щёки заалели от смущения, и он отвёл глаза в сторону.       — Я сожалею, что я тебя задержал, но мне кажется, что того, что уже есть, мне пока будет достаточно. Мне пора возвращаться домой.       — Всё нормально, ты меня не задерживал. Тебя проводить?       — Спасибо, — тронутым голосом ответил он так, будто слышал такое предложение впервые, — но не надо. Если только к выходу.       Он поднялся со скамьи и двинулся по единственной отсюда дорожке, ведущей к площади.       — Чимин, стой! — крикнул Чонгук и на мгновение закрыл лицо руками от того, что только что всё испортил. А когда Чимин обернулся, Чон коснулся подушечкой пальца скамьи и показал ему след от голубой краски и небольшое объявление про окрашенную скамейку, которое будто бы чудесным образом попалось на глаза только сейчас.       — Ох, — только и выдохнул Чимин, оборачиваясь назад, чтобы увидеть масштаб трагедии.       — Прости меня, я не заметил и даже не проверил, когда предложил тебе сесть. Они дорогие?       Лёгкая улыбка тронула губы Чимина, а тёплый взгляд обволакивал, как тёплый плед, словно так он пытался унять чувство стыда в Чонгуке. Удивительно, что в Чонгуке, а не в себе самом. Сам Чимин расстроился всего на секунды, когда только увидел свои ещё недавно белоснежные брюки и охнул, но следом его лицо уже посветлело. И на этом лице не проскользнуло ни тени неловкости или унижения.       — Ты забавный, — отметил Чимин. — Это не твоя вина и это всего лишь были мои любимые брюки, дороги они только этим. Может быть, это знак того, что нам с ними пора расстаться? Не волнуйся, пожалуйста, я не ношу и не покупаю дорогие вещи, я в этом совсем не разбираюсь.       — Я тем более не разбираюсь, поэтому если ты говоришь это нарочно, чтобы я не беспокоился, то у тебя это легко получится.       — Я не люблю обманывать. Могу даже показать место, в котором я их покупал, и сказать их смешную цену. Но если можно, то показывать буду уже не сегодня, мне нужно идти. И мне всё-таки немножко не по себе ходить с полосатым рисунком на… попе, — смутился Чимин.       — Я подумал об этом в первую очередь. Как ты пойдёшь в таком виде? Давай я хотя бы оплачу тебе такси?       — Тебе не надо ни за что платить, за мной сейчас приедут. Я… редко хожу один, только с другом. — Чимин повёл подбородком в сторону галереи, у которой он только что встретил Тэхёна. — Я не ориентируюсь на улице, поэтому и так всегда езжу на такси.       — А по картам в телефоне? Мне кажется, там несложно понять, где ты находишься.       Чимин только поджал свои пухлые губы, сдерживая смеющуюся улыбку, и помотал головой, когда телефон в его руке звякнул сообщением.       — Прости, пожалуйста, ты не знаешь, где здесь наружная парковка?       — Идём, я тебя выведу.       Они направились через площадь возле галереи в сторону линии воды, показавшейся на горизонте. Ближе к пляжу и перед дорогой растянулась широкая парковка на три ряда машин. Чонгук выпросил у Чимина телефон, чтобы вбить в память устройства свой номер.       — Бросишь мне по этому номеру ссылку, куда скинуть фотографии в качестве, хорошо?       — М-м… Если можно, то лучше сообщи мне, пожалуйста, когда я могу их забрать, и я приеду. У меня ничего нет, чтобы можно было их отправить. Но я попрошу что-то вроде… накопителя? Я всё равно буду заниматься этим в университете.       — Да. Хорошо, конечно. Прости за это ещё раз.       — Ничего страшного. Спасибо тебе за встречу и хорошего вечера.       Чонгук задержался, провожая Чимина взглядом, который направлялся к какому-то взрослому мужчине в чёрной футболке, джинсах и пиджаке. Уже не тот, с которым он его видел на прошлой неделе. И на отца он не был похож. По крайней мере, со стороны можно было дать им разницу возрасте не больше чем в десять лет. Они вместе дошли до чёрного седана, около которого Чимин наконец что-то сказал и с улыбкой показал мужчине окрашенную часть брюк. Мужчина открыл ему заднюю дверь и дал Чимину сесть. А когда захлопнул за ним и уже двинулся огибать автомобиль, чтобы занять место водителя, он встретился взглядом с Чонгуком. И этот взгляд Чону не понравился.

3

      Чимин вошёл в тесную чужую ванную. Если бы он мог, то вовсе бы отсюда не выходил. Он положил телефон на островок раковины и стал осматривать своё лицо и щупать область под подбородком.       Итак, он впервые переночевал у совсем нового знакомого и почти не помнит, как это вообще получилось, кроме того, что не хотел домой и показываться Намджуну со следами крови под носом. Или, даже если он их хорошо смыл, что видел в зеркале прямо сейчас, не хотел обманывать или выдавать себя виноватым видом. Хотя свою вину в этом не до конца понимал.       В любом случае, только что он написал Намджуну и попросил забрать его по тому адресу, который ранее сказал ему Чонгук. На это Намджун ему ожидаемо не ответил. Он писал только тогда, когда уже был на месте. И скорее всего, он будет недоволен его спонтанным и необдуманным вчерашним решением. Пак принял душ больше для того, чтобы освежиться, но волосы мыть не стал. И просто прополоскал рот, потому что был здесь без каких-либо своих личных вещей. Он переоделся в свободные бежевые брюки и лонгслив, а чужие вещи, помешкав, с виноватым видом убрал в корзину для грязного белья.       Когда он выходил из ванны, в крохотной квартире стоял яркий запах растворимого кофе, который Чимин вообще не пил. Чонгук переоделся после сна и теперь был одет в джинсовые шорты и длинную майку с широкими бретелями. Несмотря на то, что квартира была маленькой, в ней было уютно. Зона кухни и зона гостиной находились в одной комнате, напротив кухни была дверь в ванную, а за кухней, ближе к узкому угловому крошечному панорамному окну была дверь в тесную спальню, которую Чонгук вчера предоставил Чимину. Для него это было диким: как и собственное поведение, так и отношение Чона. И поэтому из-за терзающего его чувства стыда за то, что он посмел стеснить его вчерашним вечером, сейчас Пак хотел поскорее уйти.       — Чимин, скажи, что ты не завтракаешь чем-то диковинным? Я не дружу с кухней. Если быть более точным, я почти уверен, что мы друг друга ненавидим. Наверное, поэтому мы с ней мало проводим времени вместе, — с нотками лёгкой иронии говорил Чонгук.       — Я ничего не хочу, спасибо. За мной сейчас приедет Намджун, и я уйду. Я положил твои вещи в корзину, как ты сказал. Но я всё ещё могу постирать их, мне неудобно, что я оставляю тебе твою же грязную и мокрую одежду, — признался он. Мокрой она была из-за того, что Чимин вспотел за ночь.       — Не говори глупости, пожалуйста. Тебя не знобит?       Чимин мотнул головой.       — Я могу подождать на улице, чтобы не мешать тебе. Я и так…       — Умоляю, если ты сейчас снова скажешь, что стесняешь меня или доставляешь неудобства, я убьюсь прямо здесь, — перебил Чонгук. — Всё нормально. Не извиняйся, — он угрожающе выставил в его сторону указательный палец. — Это я сейчас веду себя, как мерзавец, повышая тон, прости меня. Я хотел сказать только, что ты мне не мешаешь. У меня сегодня выходной везде, так что не торопись и спокойно жди его. Понял?       — Да, — коротко ответил он. Чонгук тем временем отвернулся к кухонному шкафчику, из которого доставал сахар, чтобы потом бросить его в чашку с чёрным кофе. Всё это непродолжительное время они оба молчали. И Чимин, к своему удивлению, почувствовав от этого комфорт и спокойствие, а вовсе не неловкость, подошёл ближе, наблюдая за Чонгуком. Странно, но при взгляде на чашку кофе в его руках Пака даже не подташнивало. — Ты сегодня не учишься?       — Ах, нет. Я… учусь по настроению, как ты уже знаешь. Хотя я слышал, что нам дали задание для «работы в полях», но я не пойду. Пока не знаю, чем сегодня займусь.       — Почему не пойдёшь?       — Потому что это скучно. Прости, но я в последний раз спрошу: ты точно ничего не хочешь? — уточнил Чонгук. Чимин слабо улыбнулся и снова мотнул головой. — Ладно. Там какое-то задание по золотому сечению, которое выполнил бы и ребёнок. Самым интересным был первый курс. Может быть, часть второго. Но когда ты начинаешь непосредственно заниматься этим и практикуешься во время работы, учёба становится скучной. Возможно, ты тоже с этим потом столкнёшься. Теперь в универе дают то, что я и так уже знаю или что я умею. И если я хочу развиваться, то буду делать это не там.       — Я понимаю. Но вряд ли они это знают, поэтому и хотят научить или проверить знания. Если ты это умеешь, то для тебя будет несложно выполнить задание, просто чтобы показать преподавателю.       Чонгук улыбнулся и сделал долгий глоток из чашки.       — Для меня сложно, потому что я не хочу тратить время на то, чтобы доказать, что я это знаю и умею.       — Показать и доказать — разные вещи. Мне кажется, что ты специально не даёшь своим преподавателям гордиться тобой. Может быть, всё было бы по-другому, если бы ты делился с ними достижениями. Прости, пожалуйста, я не хотел вмешиваться и быть занудой.       Пак уже опустил взгляд, поэтому не видел, как его гладил взгляд напротив. Чонгук сделал ещё глоток, очень стараясь не ляпнуть лишнего, потому что, кажется, ещё пара таких моментов — и молчать будет невозможно.       — Ты очень милый, — слова слетели с чонгуковых губ одновременно со звуком входящего сообщения. Поэтому Чимин сразу и смутился и растерялся, только потом сообразив посмотреть на экран своего телефона.       — Я пойду, — ответил Чимин, не дождавшись ответа. Он вышел в прихожую и обулся.       — Я тебя провожу, — Чонгук вышел следом и вытащил ключ из дверного замка.       — Не надо. Наверное, он сейчас не в настроении. Не хочу, чтобы что-то пошло не так.       — Тем более мне лучше спуститься с тобой. Что ты имеешь в виду, что он не в настроении? Он может тебе навредить?       — Конечно же нет! — торопливо и даже испуганно воскликнул Чимин, отвлекаясь от своей обуви. — Наверное, я не так выразился. Не надо меня провожать, хорошо?       — Я хотя бы вызову тебе лифт. Можешь написать, когда доберёшься до дома? — Чонгук выпустил его из квартиры.       Чимин пытался выдавить улыбку, но в результате только кивнул, а Чон нажал на кнопку вызова кабины.       — Спасибо тебе за всё. Можно попросить, чтобы вчерашний инцидент остался между нами?       — А мы ещё увидимся?       От вопроса Чимин ощутил некое замешательство, так как одно с другим совсем не вязалось. И по-хорошему, больше их ничего не связывало. Фотографии были при Чимине, и для следующей встречи больше не было повода.       — Ты хочешь увидеться?       — Да. Если мы увидимся, я никому не скажу, — почти заявил Чонгук, оставалось только рот на воображаемый замок закрыть для полной картины.       Какими же разными они были в данный момент. Чимин даже отвернул голову, чтобы его не ослепило жизненной энергией, которая, кажется, именно сегодня у самого Пака была в дефиците. Но Чонгук вдруг коснулся его запястья и тепло улыбнулся перед его лицом.       — Я просто пошутил, прости. Конечно, я никому не скажу. Но я правда хотел бы увидеться. Это никак не связано, ты можешь отказаться. Но вдруг ты согласишься погулять вместе? Или сходить куда-нибудь? Я могу познакомить тебя со своими несносными друзьями. Хотя последнее — плохая идея… Не отвечай прямо сейчас, просто подумай. Договорились?       — Хорошо. Спасибо.       Он зашёл в лифт и нажал на кнопку первого этажа. И когда дверцы закрылись, он привалился плечом к стене кабины, думая, что расплачется. Намджун ждал его возле крыльца и, как всегда, снаружи, а не в салоне автомобиля. Высокий мужчина с крепкими плечами сейчас был в чёрных джинсах и белой футболке. На его глазах были солнцезащитные очки, которые он стащил с носа, когда увидел Чимина. Всё было понятно по его лицу, на котором при его появлении не дрогнул ни один мускул. Хотя, как правило, в любой другой ситуации он бы или улыбнулся, или на его лице появилось бы более светлое выражение.       — Доброе утро, — даже его приветствие было тяжёлым. Чимин был прав, когда предположил, что Намджун будет без настроения. — Хорошо провели вчерашний вечер?       Говорил он сегодня резко, без тени улыбки. Чимин лишь ответил фразой «доброе утро» и поклонился, хотя первым это обычно делал Намджун, который от злости попросту забыл обо всех манерах. Но он хотя бы открыл ему заднюю дверь поблёскивающего в свете солнечных лучей чёрного седана. Чимин сел внутрь и пристегнулся.       — Вы его почти не знаете, но остались у него на ночь? — начал нотацию Намджун, когда занял место водителя и начал движение. — А если бы что-то случилось? Чем Вы думали?       — Он мне нравится, — простодушно признался Чимин. Хотя это не было причиной, по которой он вынужден был остаться у Чонгука с ночёвкой, Пак сейчас не лгал. Ведь это не было ответом на вопрос, это было признанием. — Я очень хочу проводить с ним время, мне это запрещено?       — Он о Вас что-нибудь знает? С чего Вы взяли, что он не преследует какую-то цель? — подкидывал он ему лишний повод для размышлений. А когда понял, что это вряд ли бы хоть что-то изменило, учитывая истинное положение Чимина, продолжил: — Если он Вам нравится, почему бы Вам не рассказать ему о себе побольше? Заодно посмотрите, как быстро он сбежит, когда поймёт, что с Вами ему придётся помучиться, а не просто проводить с Вами время. Вам всё равно придётся рассказать, если Вы не хотите прекращать с ним общение.       Тон Намджуна был ядовитым, салон автомобиля буквально пропитывало отравой, и воздух вдруг стал спёртым. Хотя тот работал с ним уже — всего? — полгода, так он с ним разговаривал впервые, к тому же без особых причин. Или причиной считается то, что Чимин остался ночевать у нового знакомого? Но даже если так, почему под этим априори подразумевалось нечто непристойное? Но даже если бы вдруг — что явно не соответствовало бы Чимину — они действительно провели ночь вместе, почему это должно было касаться кого-то третьего?       Так что когда они стали медленно пробираться через небольшую пробку, Чимин оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что здесь можно было выйти, и заявил:       — Намджун, прости, пожалуйста, но я хочу прогуляться отсюда пешком, пока ещё утро. Занятий у меня сегодня нет, поэтому я хочу прогуляться. Можешь, пожалуйста, остановить машину?       — Вам отсюда идти ещё около часа.       — Ничего страшного, мне же нужно бывать на свежем воздухе, верно? Скажи, когда можно будет выйти, пожалуйста, я хочу пойти пешком.       Намджун тяжело вздохнул и начал протискиваться между машинами в другой ряд, сместившись в результате к бордюру. Чимин попросил не открывать ему дверь, и он ждал, когда появится возможность выйти, Намджун в это время выглянул из-за сиденья, так как Пак сидел прямо за ним. Сейчас у Намджуна был мягкий взгляд и очень виноватый вид, но возвращаться к теме он не стал.       — Я очень прошу Вас выйти через правую дверь. Позвоните, если передумаете, и Вас нужно будет забрать.       — Хорошо, спасибо.       Уехал Намджун не сразу, несколько минут он сидел в машине с включённой «аварийкой». Возможно, с кем-то разговаривал. Чимин в это время просто грелся на солнце, немного приподняв голову. А когда, кажется, стало легче настолько, что он мог идти дальше, он двинулся в ту же сторону, куда был направлен нос чёрного седана. И как только Чимин пошёл дальше, Намджун уехал.       Он даже не помнил, когда в последний раз гулял по городу один. Скорее всего, это было ещё до появления в его жизни Намджуна. Не зря он знал, сколько ему идти. Но если бы он знал кое-что ещё, то, наверное, не выпустил бы его из машины, чтобы потом не нести ответственность. Чимин дошёл до открытой площади с высокими бетонными парапетами с деревянными сиденьями на верхушках. По всей видимости, именно для таких, как он, которые, прогуливаясь, проявили желание присесть или восполнить силы. Или и то и другое.       Без логичных на то причин, заранее зная будущий ответ, он достал телефон и отправил другу сообщение. Может быть, он надеялся, что, если он напомнит о себе с утра пораньше, то до вечера у Тэхёна получилось бы прояснить свои планы. Хотя он действительно старался не докучать ему и писал теперь крайне редко. Хотя он был не из тех, кому нужен был повод, чтобы развести драму. Хотя он прекрасно понимал его занятость, поэтому даже по возвращению домой после двухнедельного отсутствия он не хотел Тэхёна беспокоить. Но всё-таки, как бы он от этого ни отмахивался, Чимин всё равно чувствовал, что примерно год назад отношение Тэхёна к нему изменилось.

Jimin

10:15

Привет! Ты сегодня занят допоздна?

Taehyung

10:23

Привет, у нас репетиция до вечера. А что? Ты сегодня не учишься?

Jimin

10:24

Нет, сегодня день самостоятельного обучения.

Taehyung

10:29

Ты хотел встретиться? Может быть, зайду после учёбы.

Jimin

10:30

Хорошо. Ничего страшного, если не получится. Хорошего тебе дня!

      Чимин хотел заблокировать экран телефона, когда последнее сообщение Тэхёну было отправлено. А может быть, и вовсе ненадолго выключить устройство, чтобы оно не сбивало с мыслей. К тому же до позднего вечера его вряд ли кто-то будет искать. И если Тэхён сегодня не зайдёт, а Намджун уедет, не дождавшись, что не было редкостью, то о нём не вспомнят до завтрашнего дня. Именно в эту самую минуту принятия решения ему пришло входящее сообщение.

Jungkook

10:30

Надеюсь, ты добрался до дома.

Jimin

10:31

Пока нет, но всё в порядке. Спасибо тебе. Ты решил, чем будешь сегодня заниматься?

Jungkook

10:32

Да. Я решил всё-таки сделать задание по золотому сечению, сейчас пойду куда-нибудь в центр.

У тебя точно всё нормально?

Jimin

10:34

Ты молодец. (:

Всё нормально. Я только немножко заблудился, пока шёл до дома, и всё. Я в порядке, не беспокойся.

      Он едва успел перечитать собственное сообщение, когда на экран вышел входящий вызов. Чимину было стыдно до такой степени, что первой мыслью было отклонить звонок и выключить телефон. Но ещё хуже было бы, если бы он объяснял сейчас эту ситуацию Намджуну.       — Алло? — всё же ответил он в трубку.       — Что случилось?       — Прости, что я это написал, я не хотел тебя отвлекать и беспокоить. Я же написал, что я в порядке.       — Чимин, — Чонгук сделал медленный и успокаивающий вдох, — просто скажи, что случилось? Ты меня не отвлекаешь.                    — Я сказал Намджуну, что дойду сам, он высадил меня по дороге. Я захотел немного прогуляться, а потом сел ненадолго на скамейку, и я не помню и не могу понять, с какой стороны я пришёл. Это не страшно, я спокойно спрошу адрес у кого-нибудь из прохожих и вызову такси или… я попрошу Намджуна ещё раз забрать меня, — с его губ слетела нервная смешинка. Этого он явно делать не будет. — Он об этом не знает, поэтому я бы не стал звонить ему сразу, он начал бы меня отчитывать за то, что я об этом не говорил.       — Когда он тебя высадил?       — Я не смотрел на время, — признался Чимин. Он был расстроен, поэтому вообще ни на что не смотрел. — Может быть, прошло минут тридцать? Я не знаю. Я долго сидел на скамейке. Намджун сказал, что с моим темпом мне идти около часа. Я медленно хожу, потому что мне нравится гулять.       — Ты можешь хотя бы примерно вспомнить, по какой улице вы ехали? Например, что ты видел по пути или хотя бы когда ты выходил из машины? Ты сказал, что сидел на скамейке. Где ты её нашёл?       — Здесь есть площадка с лестницами по краям, как у фонтанов бывает. Но их здесь нет и памятников тоже. И скамейки не как отдельные и полноценные, знаешь, а как рейки поверх широкого парапета. Я пока посижу здесь, а потом узнаю адрес и вызову такси, не беспокойся. А по дороге я ничего не видел и не знаю, где вышел.       — Позади этой площадки есть высокое здание с часами? — интересовался Чон, словно вовсе не слушал его комментарии не по делу.       Чимин оглянулся и коротко ответил:       — Да.       — Ясно. Думаю, я понимаю, где это. Не вызывай никого, стой на месте, пожалуйста, я скоро приду, и ты сам найдёшь то место, где вышел или в какую сторону ехал. Я ведь написал, что всё равно собирался идти, мне это нетрудно. Ты всё сам прекрасно знаешь, так что я не буду тебя спасать, просто помогу тебе совсем чуть-чуть, хорошо? Будь там.       Чон не стал даже слушать ответ и отключился, когда Чимин только открыл рот. От его слов Пак улыбнулся, потому что Чонгук не выставлял его беспомощным, не говорил, что с топографическим кретинизмом ему вообще не следует куда-либо ходить. Не спрашивал, как ему хватило ума выйти из машины в неизвестном месте, когда он сам совершенно не ориентировался. Наверное, Намджун реагировал бы именно так. И это несмотря на то, что Чимин в такие моменты не подвергался панике и спокойно мог выйти из ситуации самостоятельно. Ну, почти самостоятельно, если не отмести в сторону помощь прохожих людей. Даже Тэхён пару раз шутил на эту тему и сравнивал его с кротом, когда дело касалось улиц или города.       Он действительно ждал Чонгука на месте. Но даже если бы и не ждал, прямо сейчас он не торопился возвращаться домой. Поначалу дом на берегу океана вселял мнимую надежду на лучшее, позже — успокаивал, теперь — пугал, потому что всё, что с ним было связано, отравляло ему жизнь и чернило чистоту мыслей. Он не считал его своим. Собственно, он и не был его домом официально. Это было временное пристанище, почти убежище, которое так любезно предоставил ему дедушка, с которым он не общался месяца этак четыре. Может быть, и поэтому тоже Чимин не чувствовал себя там комфортно и безопасно. Он вообще себя больше нигде так не чувствовал, решив уже, что для него это внезапно стало непозволительной роскошью. Всё, что у него было, — бессмысленная цепь повторений, которая не делала его счастливее.       Он хотел пить, но оставался сидеть на месте, греясь, подобно птице или цветку, под лучами утреннего солнца. Впрочем, нет, в доме у океана был один плюс — это его сокровенное местечко, открытое для всех, но, к счастью, невостребованное. Это был пляж прямо возле дома. Его многие считали частной территорией, поэтому людей там было крайне мало. Но для Чимина это даже было преимуществом.       — Значит, ты просто пока не дома, но у тебя всё в порядке?       Чонгук тепло улыбнулся, когда Чимин опустил задранную вверх голову, и протянул ему бутылку воды. Он не дразнил и не издевался. Его тон был по-тёплому ироничным и очень спокойным.       — Спасибо, — Чимин был удивлён, тронут и благодарен одновременно. — Прости, пожалуйста, что тебе пришлось прийти сюда. Я не люблю доставлять неудобства другим людям.       — Ты удивительный человек, — заметил Чонгук. — Я даже не знаю, что я имею в виду, когда говорю это. Мне не пришлось приходить. Как по мне, это было моё решение. — Он помолчал, пока Чимин делал несколько маленьких глотков, а потом продолжил. — Наверное, я не буду предлагать тебе вернуться на то место, где ты вышел. Не знаю, как ты, а я устал, пока шёл, — как-то странно признался Чонгук, словно тщательно подбирал подходящее слово, хотя усталым он совсем не выглядел. Но Чимин даже испытал облегчение, потому что он сам устал, однако в этом бы он не признался. — Но я попрошу кое о чём подумать. С какой стороны ты сидел в машине?       — Я сидел на заднем сиденье. Кажется, с левой стороны. Да, я сидел прямо за Намджуном.       — Выходил ты тоже слева? На ту сторону или на эту?       — Я ещё не переходил дорогу, — задумался Чимин, припоминая детали. — Я вышел сразу сюда через другую дверь, Намджун меня попросил. Наверное, чтобы я не задел дверью другую машину.       — Или чтобы другая машина не задела тебя, — так тихо предположил Чонгук, что Чимин его еле расслышал. — И в какую сторону ты пошёл, если смотреть с этого места? Можно даже не вспоминать, просто методом исключения. Судя по тому, в какую сторону вы ехали.       — Вправо?       — Почему? — улыбнулся Чонгук.       — Потому что эта дорожка была по правую руку, когда я выходил из машины. Значит, я пошёл налево, за машиной.       — Видишь? Ты молодец. Прости, что так дотошно расспрашивал, но я же сказал, что ты всё прекрасно знаешь. Я могу тебя проводить, если ты всё ещё хочешь прогуляться. Просто будем идти медленно и отдыхать по пути. Или помочь вызвать тебе такси? Как лучше? Ты не доставишь мне никаких неудобств, иначе я бы не предлагал два варианта.       — Но ты сказал, что устал, — напомнил Чимин. Странно, что о таком вообще приходилось напоминать.       — Мгм, верно, — словно вспомнив, ответил Чонгук. Он снова улыбнулся и сел рядом с ним, сняв со своего плеча чёрный рюкзак. — Дай мне пару минут, и я буду готов, до следующего привала. Так как лучше? Я выдержу, не волнуйся.       Только тогда Чимин задумался над тем, не выглядел ли усталым он сам и не специально ли Чонгук выставил себя более уязвимым, чтобы не обращать внимание Чимина на него же самого. Но у Пака даже не было при себе зеркальца, чтобы посмотреть на своё лицо, однако он погладил ладонью свои щёки, словно стряхивал неприглядный вид.       — Я бы хотел дойти пешком, если можно.       Чонгук кивнул и бросил на него странный взгляд, который Чимин не понял. А следом Чон достал длинный крафтовый свёрток из своего рюкзака.       — Я планировал занести это завтра, когда как будто бы случайно зашёл бы к тебе, но ты сорвал мне все планы. Я пока проверяю свою теорию, поделюсь с тобой попозже, а пока держи, — Чонгук вскрыл бумагу и вызволил из неё белую розу на короткой ножке.       — М-м… А если я скажу, что мы больше не увидимся?       — Какая разница? Думаешь, я сейчас из-за этого уйду домой и заберу его с собой?       — Это она.       — Нет, это он. Это цветок. Делай ударение на этом. Я потом объясню почему.       — Спасибо, — Чимин всё-таки ухватился пальцами за твёрдый стебель. — Он очень красивый, спасибо.       — Прости, но я должен это сказать: он не так красив, как ты.       После этих слов Чимин даже посмотреть на него не мог. Его лицо вспыхнуло от смущения, и он очень хотел его спрятать с помощью опущенной головы. Но Чонгук в этот момент встал, словно хотел ослабить пусть и приятное давление и дать Чимину вдохнуть поглубже. Он предложил ему начать путь до его дома, и Чимин встал со скамьи.       Шли они медленным, прогулочным шагом, как раз в темпе Чимина. Чонгук просил его по возможности замечать любые детали: всё, что бросалось в глаза. Но главное, он не спрашивал ничего из того, о чём сейчас Чимин не хотел бы говорить. Ни о том, почему он внезапно вышел из машины. Ни о том, что было с его настроением, когда он проснулся, и что с ним частично сейчас? Не спрашивал и про вчерашний вечер, который Чимин до сих пор стыдился вспоминать только лишь из-за того, что ему казалось наглостью — соглашаться ночевать пусть и в отдельной комнате у человека, с которым он познакомился совсем недавно.       — Осталось чуть-чуть, — сообщил Чон. — Не хочешь посидеть?       Чимин кивнул, а Чонгук мягким, но слегка давящим в плечо движением направил его влево, к пустой скамейке. Они сели оба.       — Что-нибудь заметил, пока мы шли?       — М-м… Большую рекламу холодной лапши и магазин посуды.       — Ты хочешь есть?       — Даже не знаю, — честно ответил Чимин. — Наверное, нет. Или, может быть, совсем немножко.       — Можем зайти куда-нибудь. Старайся больше смотреть по сторонам, можешь вслух проговаривать то, что видишь, даже если ты один, это помогает. Ты же помнишь, куда мы шли?       — Да, — снисходительно улыбнулся Чимин. — У меня вовсе не плохая память, просто иногда при открытом пространстве я путаюсь, и всё смешивается. Я помню, что нам нужно туда, — указал он правой рукой влево.       — Хорошо. Я надеюсь, что в такие ситуации ты или не будешь попадать вовсе, или крайне редко. Но если вдруг такое повторится, когда ты не будешь собран и окажешься один, попробуй в таких ситуациях использовать какой-нибудь предмет, который ты будешь держать по ту сторону от себя, в которую тебе нужно идти. Например, когда ты вдруг захочешь посидеть. Я могу ошибаться, но мне кажется, что это совсем чуть-чуть поможет, пока ты не начнёшь ориентироваться.       — Хорошо. Спасибо. Я попробую.       — Если хочешь, я могу научить тебя пользоваться телефоном полноценно. То есть чтобы он стал твоим лучшим другом и первым помощником.       — Ты вовсе не обязан это делать, Чонгук. Ты уже сделал очень много. Мало того что я воспользовался твоей кроватью и прогнал тебя на диван, а теперь ты сидишь здесь и провожаешь меня домой, так ещё ты предлагаешь мне поставить лишние задачи для тебя? Я не люблю доставлять неудобства другим людям.       — Хорошо, давай по порядку… В какой момент ты прогонял меня на диван? Когда я упрашивал тебя занять спальню, потому что там комфортнее? Мне лишь показалось, что... что тебе было нехорошо. И я подумал, что в спальне ты сможешь лучше отдохнуть. Следующее: что я говорил? Если я это предлагаю, значит для меня нет в этом никаких неудобств. К тому же, не буду врать, я преследую личный интерес. Благодаря этому я смогу вновь тебя увидеть. Ну так что?       — Хорошо, — слегка смущённый и лаконичный ответ.       — Отлично. Возьми на заметку то, что когда ты гуляешь сам, тебе нужна цель, конкретный пункт назначения, чтобы было стремление дойти.       — Но у меня такого не бывает.       — Попробуем его найти? — предложил Чон.       И они оба замолчали. Вновь комфортное и тёплое молчание, которое не сковывало мышцы и позволяло расслабиться, а не думать о том, что бы такого сказать, чтобы спасти разговор. Им обоим сейчас это было не нужно. А потом вдруг Чон сказал:       — Это было бы солнце. Ты вчера спрашивал, что бы я посоветовал набить, если бы ты хотел татуировку.       Чимин молчал, обдумывая его слова.       — Почему солнце?       — Мгм… Потому что ему стоит всегда быть с тобой.       — Из-за того, что я не ориентируюсь? — улыбнулся Чимин, хотя эта мысль была далеко не первой. Тем более после того, как он увидел реакцию Чонгука на подобный пробел в жизни Чимина. Сомнительно, что это вообще было связано с этой нелепой ситуацией. — Или потому что я сам похож на солнце?       — Ты на него совсем не похож, — улыбнулся Чонгук, когда обратил на него прямой и тёплый взгляд. — В нём есть какая-то агрессивная энергия, а в тебе я её не вижу. Ты похож на его цветок. На красивый, невинный, требовательный, сильный и хрупкий цветок солнца. А он не должен жить без солнечного света. Это и была моя теория.       — О… Значит, я — как он? — Чимин приподнял розу со своих колен.       — Нет. Думаю, он — это способ показать малую часть тебя со стороны, вот почему это он, а не она. Поэтому позаботься о нём и по возможности поделись с ним теми лучами солнца, что вижу в тебе я.       — Ты сказал уже столько вещей, которые мне никто ещё не говорил, — признал Чимин, в очередной раз почувствовав и тепло и смущение одновременно. Его щёки предательски горели. — Я даже не знаю, что мне сказать на это.       — Ничего не нужно говорить. Прости, но когда я тебя вижу, то будто попадаю в другой мир, и мне кажется, что ты ненастоящий, и я вот-вот проснусь. Наверное, я пытаюсь успеть сказать всё за это время. Но если тебе от этого не по себе, я замолчу. Хочешь? Только дай мне сказать тебе ещё одну вещь, самую последнюю, — бережным и ненавязчивым движением Чонгук взял его за руку. — Не позволяй никому затушить в тебе этот свет.       После этих слов улыбка Чимина стала яркой и растроганной, а щёки ещё больше бросило в жар. Чонгук вскоре отпустил его и поднялся со скамьи.       — Идём?

4

      — Смотри внимательно, — попросил Чонгук. Несмотря на то, что яркость телефона была прибавлена на максимум, ему приходилось заслонять экран рукой или головой, так как из-за слепящего и жгучего солнца не всё можно было разглядеть. Сегодня было жарко, но именно сегодня это являлось слабой причиной, чтобы отстраниться от другого человека. Возможно, Чон пользовался ситуацией, но не поступал самовольно, ведь это не он время от времени склонял голову или, наоборот, поднимал так, что Чонгук непроизвольно встречался какой-то частью своего лица — чаще подбородком или щекой — с шелковистыми светлыми волосами или тёплой чиминовой щекой. Возможно, Пак тоже пользовался ситуацией, потому что Чонгук бы ни за что не сказал, что этот момент ничего для него не значил.       Они сидели прямо на песке возле дома Чимина. Точнее, со стороны заднего фасада, который выходил на океан. С согнутыми в коленях ногами Чимин сидел прямо перед ним частично полубоком, но большей частью всё же спиной. Из-за этого их взаимодействие было похоже на объятия, особенно когда Чонгук вынужденно — вынужденно ли? — прижимался к его спине, подаваясь вперёд.       — Я это не запомню. Не запомню цвет и название этих приложений. Или что это за квадратик? — поинтересовался Чимин. — Только не смейся, пожалуйста, но я действительно в этом ничего не понимаю.       — Значит, мы изменим их название. Что-то вроде: «Чонгук сказал тыкать сюда».       Чимин засмеялся.       — Я просто шучу. Смотри, — вновь привлёк его внимание Чонгук. — Если ты не знаешь, где находишься, и не можешь разобраться с картой, заходишь вот сюда, — он обводит пальцем белый квадратик с цветной каплей. — Название сейчас придумаем. Видишь надпись «поделиться геопозицией»? То есть рассказать о месте, в котором ты находишься. Нажимаешь, и в первой строке появляются люди, кому это можно переслать. На остальные строчки просто не смотри. Ещё раз: нажимаешь — и вот он я. Мгм… Это моё фото?       На месте фотографии находился белый кружочек с криво выведенными на нём маркером в редакторе буквами «JK».       — Да, иногда я быстрее смотрю на фото, а не на номер, мне так будет проще и спокойнее. Прости.       — Я кое-что поправлю, хорошо? — Он открыл редактор, чтобы сделать новый белый фон и нарисовать карикатурную рожицу. Чимин уже смеялся, пока он выводил глаза-чёрточки. — Ты тоже не смейся надо мной, я не виноват, что так выгляжу. Похож?       — Не очень. Тебя не учили рисовать на учёбе?       — Я там рисую лучше всех, разве не заметно? Смотри, один в один, — резюмировал Чон, добавив колечко на месте рта. — Вот так ты меня узнаешь, да? Ну хватит смеяться надо мной! Если хочешь, я могу сделать тебе своё фото. Правда, наверное, сейчас у меня красное лицо, лучше попозже.       Чимин повернул к нему голову, чтобы проверить его слова изучающим взглядом, скользящим по его лицу. Это заняло у Пака всего-то несколько секунд, но Чонгук едва не растворился во временной петле.       — У тебя красивое лицо, оно не красное.       Ему не нужен был комплимент, он сказал о своём лице, потому что было жарко. Как же он ошибался. К счастью, Чимин уже отвернулся, когда его накрыло волной настоящего жара.       — С этим закончили. Ты запомнил? — хрипло спросил он, прочищая горло. Он немного отстранился, чтобы хотя бы горячий воздух между ним и Чимином ощутимо циркулировал.       — Кажется, да. Я просто отправляю это тебе?       — Да. Начнём с этого, а там я уже объясню, что делать. Но это на случай, если ты потеряешься. В остальном попробуем продвинуться дальше. Может быть, тебе это даже не понадобится. Ты научишься пользоваться всем сам и ориентироваться тоже, это дело времени. Но чем раньше начнёшь пробовать, тем быстрее это произойдёт. Как назовёшь приложение-квадратик?       — М-м… А как можно?       — Нужно что-то конкретное и понятное. Например, «я заблудился» или «где я».       — Тогда пусть будет «нужен Чонгук».       И Чонгук засмеялся.       — Давай ты подумаешь ещё? Это карта, я не всегда буду нужен, когда ты будешь ей пользоваться. И ты не должен зависеть от кого-то. Если будет нужно, я помогу, я уже сказал, но в первую очередь ты должен положиться на себя. Ах, кажется, я никудышный наставник. Я тебя запутал? Ладно, давай вернёмся и пока остановимся на одном пункте: отсюда ты можешь отправить местонахождение. Всё, точка. Потом я объясню следующее, и название можно будет поменять, если ты не сбежишь к этому времени. Ну вот, я говорю сейчас очень серьёзные вещи, а ты хихикаешь... Только не извиняйся, я не возмущаюсь, просто шучу.       — Я запутался только в том, шутишь ты или говоришь серьёзно.       — Серьёзным было всё, кроме слов про хихиканье, я же специально изменил тон. Итак, название?       — У меня уже голова кружится, — признался Пак.       — От меня? Ух ты… Или это название приложения?       Чимин обернулся на него, его глаза смеялись. Чонгук же старался сделать свой взгляд самым невинным на свете.       — А я молчу, — сообщил Чон. — Скажи название, и ты отдохнёшь. Возможно, я даже уйду.       — Я не хочу, чтобы ты уходил.       Чонгук постарался незаметно вздохнуть, сдерживая себя в желании обнять Чимина или коснуться носом его волос.       — Давай назовём, как я сказал? — продолжил Чимин. — Это будет первой мыслью, если я заблужусь, мне больше некому отправлять такое. Об этом знаете только ты и Тэхён, но он скоро уедет в другую страну на стажировку. Не буду же я отправлять ему своё местонахождение, когда я здесь, а он нет? Давай временно оставим этот вариант, мне так будет понятно.       — Хорошо. Давай оставим. Приложение по вызову такси будем устанавливать на телефон?       Чимин молчал.       — Необязательно делать это сейчас, если не хочешь, — продолжал Чонгук.       — Давай не сейчас? Иначе я точно запутаюсь. Хорошо?       — Конечно.       Чон отдал ему телефон с чувством небольшого сожаления о том, что этот приятный момент подошёл к концу.       — Спасибо. — Чимин отсел на место по соседству, упирался руками в горячий песок рядом со своими бёдрами, а взглядом — в тихую и неподвижную воду. — Сегодня очень жарко, а я не хочу домой.       — Кто-то заставляет тебя туда идти? Ты можешь снова переночевать у меня.       Чимин заметно смутился и отвернулся.       — Намджун думает, что у нас что-то было.       Чонгук молчал. Чимин тоже. Сегодня Пак снова был в оттенке айвори. Кажется, это был его любимый. На нём были шифоновые длинные и широкие брюки, похожие на юбку, и сетчатый лонгслив с майкой. Все вещи были одного ровного и спокойного цвета.       — Если это важно, давай я ему расскажу, как было на самом деле? — предложил Чонгук, не особенно понимая, почему для Намджуна это вообще должно было быть важно.       — Не надо, я же сам не стал ничего говорить. Он здесь работает, а не живёт. Иногда может ночевать в домике охраны. Он просто помогает мне и работает на дедушку. Это будет звучать грубо, но мне кажется, это касается только тебя и меня, — на этих словах он вновь к нему повернулся.       Его мысль была закончена, а Чонгук не хотел больше ничего на это говорить. Но Чимин и сам об этом не думал. Его взгляд был спокойным и совсем немного любопытным. А потом он вдруг легонько дотронулся до чонгукова правого уха с длинной серьгой-цепочкой.       — Снять?       — Нет, — улыбнулся Чимин, опустив руку.       — Хочешь себе такую же?       — А мне пойдёт?       — Тебе пойдёт, если ты сам этого хочешь. Если ты этого не хочешь, тебе не пойдёт.       — Я бы хотел только на левом ухе, но, наверное, сейчас мне нельзя. М-м… — протянул Чимин, дав понять, что он не всё сказал. Его взгляд стал упираться в песок рядом с ногами, пока он набирался решимости. Чонгук терпеливо ждал, хотя уже хотел уточнить, не в Намджуне ли дело? Опять. — Можно мне кое-что попросить?       — Да.       — Не знаю, как по-другому о таком можно просить. Может быть, я вовсе не должен тебе о таком говорить. Но если ты думал, что в меня возможно влюбиться, остановись, пожалуйста.       — Возможно? — не понял Чонгук. Но не дожидаясь ответа, торопливо выпалил: — Не хочу. И ты не хочешь, разве нет? Говорить о том, что ты мне нравишься, тоже нельзя? — Чонгук аккуратно поднял его руку с песка, чтобы замкнуть её между своими ладонями. — Я тебя ни в чём не тороплю. Останься сегодня у меня, и мы обо всём поговорим. В этом нет никакого подтекста, всё будет, как в прошлый раз.       Чимин поднял на него голову и едва заметно, смущённо и виновато улыбнулся.       — Мне страшно оставаться с тобой наедине у тебя дома. Прости. Это из-за меня, ты ничего такого не сделал.       — Почему? Я хочу тебя понять. Ты боишься, что я не сдержу слово и что-то сделаю против твоей во…       — Нет же, — дрогнувшим голосом впервые за всё время перебил Чимин. — Прости, пожалуйста, что перебил, но дело не в этом. Ты мне тоже нравишься.       — И это проблема? — Пак кивнул. — Ты сам так думаешь или это сказал Намджун?       Всё это время Чимин смотрел ему в лицо, лишь немного поджимал губы. Но помимо этого, он не только позволил Чонгуку проскользнуть руками между его пальцами, но и сам их сжал на тыльной стороне ладони Чона.       — Ты только что сказал, что это не его дело. — Чимин ничего не сказал, и Чонгук вздохнул. — Как же всё было просто ещё четыре дня назад, пока ты не переночевал у меня. Почему после того как ты уехал тогда с Намджуном, тебя будто подменили?       Пальцы Чимина дёрнулись в ладони Чонгука, когда в другой руке зазвонил телефон.       — Прости, пожалуйста, мне нужно ответить, — сказал Чимин. На экране высветилось имя его недоняньки-недотелохранителя.       Чонгук заставил себя молчать, хотя очень хотел напоследок сказать ну хоть что-то, что могло бы укрепить его положение. Он высвободил чиминову руку сам, встал и отошёл от него, чтобы не мешать разговору или не оказывать лишнее давление на Чимина. Ему не нравилось, какое влияние на него оказывал Намджун, с кем он сам толком даже не знаком. Чон не хотел, чтобы кто-то посторонний вмешивался в его взаимоотношения с Чимином. Он допускал, что тот самый Намджун может быть хоть божьим одуванчиком, который по ночам не вылазит из приютов для животных и до отвала кормит котят-сироток. Поэтому Чонгук очень старался не делать преждевременных выводов, но ему мешал один яркий момент. Почему и когда в этом Намджуне он стал видеть и чувствовать соперника?       — Спасибо, — сказал Чимин, адресуя благодарность Чонгуку, потому что телефон уже был в руках перед его лицом, когда он говорил это.       — Сейчас приедет? — спросил Чонгук, подойдя ближе.       — Нет, он занят в городе. Я хочу погулять с тобой, у тебя есть время? — спрашивал Чимин искренне интересующимся тоном. Словно это вовсе не он задавал этот вопрос уже как минимум дважды с момента их сегодняшней встречи. — Или мы можем пойти туда, где попрохладнее.       — Я весь твой до самого позднего вечера. — Чимин от этих слов снова смутился. — Я хотел сказать, что пойдём куда скажешь.       — Прости, пожалуйста, за то, что я всё испортил.       — Ты ничего не испортил. Могу я сделать кое-что невинное для нас обоих?       Чимин кивнул. После чего Чонгук бережно коснулся пальцем его подбородка, чтобы слегка повернуть голову, и наклонился к его лицу. Поцелуй в щёку не был совсем уж невинным. Скорее, он был ласковым, чувственным и длился дольше дежурных поцелуев подобного рода. Когда он отстранился, Чимин торопливо накрыл щёку ладонью. Его это смутило, лицо заалело, но он улыбнулся.       — Идём, найдём какое-нибудь кафе с кондиционером неподалёку. — Чонгук отряхнул джинсовые шорты от песка, протянул руку Чимину, чтобы помочь ему подняться, а потом захватил свой рюкзак с фотоаппаратом.

5

      — Когда-то в другом конце этого города был конный клуб, — вспоминал Чимин. Его голос звучал очень оживлённо. — В то время я жил в общежитии неподалёку. И пару раз в неделю я приходил в их конюшню, чтобы помочь присмотреть за лошадьми или убрать территорию. Мне там очень нравилось. Тэхён был занят не так сильно, как сейчас. Это теперь я с тобой вижусь чаще, чем с ним. А тогда мы виделись каждый день, так что ему это не нравилось. Он ничего такого не говорил, только зажимал нос, когда мы виделись после конюшни, — Чимин тихонько засмеялся, когда попробовал изобразить его. — Но он преувеличивал, запах был вовсе не таким ужасным! А ещё он тогда часто просил меня не кататься верхом, он тоже очень любит животных. Но я ведь этого даже не хотел никогда. Неужели нельзя с ними просто общаться? Очень жаль, что вскоре этот клуб закрыли и конюшню тоже. А потом, м-м… Меня нашёл дедушка, и я переехал сюда, — закончил Чимин почти скороговоркой, когда кивнул на дом, к которому они подходили, и заметно помрачнел. Словно на этом несчастном доме всё хорошее в его жизни резко оборвалось.       Чонгук держал его за руку всю дорогу с их последнего привала на скамейке в каком-то «зелёном» парке. Пожалуй, пока что это был самый длинный рассказ от Чимина. Сегодня он был особенно расслаблен, Чонгук едва ли не кожей чувствовал, как ему было комфортно, потому-то он так много говорил. А Чонгук слушал эту милую и прорвавшуюся наружу мелодичную трель чиминова голоса.       Они остановились на пляже, на том же месте у задней стороны дома. Именно здесь раньше сидел Чимин ежедневно. Собственно, он и продолжал это делать, просто теперь ему мог составить компанию Чонгук. Но сегодня, когда Чимин опустился на песок, не отпуская руки Чонгука, и поднял на него голову, Чон вдруг сказал:       — Чимин, у тебя опять кровь…       Пак потёр пальцем свободной руки под носом, незначительно размазав ярко-красную дорожку крови. Он немного приподнял голову и прикрыл нос ладонью.       — Прости, пожалуйста, это сейчас пройдёт.       — За что? Ты снова перегрелся? Или мы долго ходили? — Чимин молчал. — Знаешь что, давай ты посидишь здесь? Не хочу этого говорить, но мне кажется, что сегодня здесь нужен Намджун. Я быстро.       — Стой, Чонгук, не надо, не зови его…       Но Чонгук уже отпустил его руку и пробежал через заднюю калитку, огибая дом с левой стороны. Он заметил Намджуна возле пустующего домика охраны с телефоном около уха, а тот при беспокойном взгляде на него только кивнул подбородком.       — У Чимина снова кровь из носа. Он на пляже.       Намджун поспешил закончить вызов и двинулся в ту же сторону, откуда пришёл Чонгук.       — Достаньте пока марлю из верхнего шкафчика в кухне и пакет со льдом из холодильника, он уже готовый.       В дом Чонгук вошёл через главный вход, торопливо обыскивая верхние шкафчики, пока в крайнем не нашёл порционные кусочки толстой марли. Чимин с Намджуном уже были в гостиной, когда он вышел из кухни со всем необходимым.       — Первый раз? — спросил Намджун, передавая из рук Чонгука Чимину марлю и пакет со льдом. После этого Пак перекинулся взглядами с Чоном.       До Чонгука дошло не сразу, что, когда он говорил Намджуну об этом, то использовал слово «снова», и таким образом Намджун решил проверить Чимина: соврёт ему или нет. Какая, чёрт возьми, разница, первый это был раз или нет?       — Эй, есть кто дома? — крикнул Тэхён из прихожей. — Чимин? Намджун?       Намджун в это время быстро поморщился и отвернулся, чтобы никто не заметил, потому что момент с честным ответом был упущен.       — Привет, — сказал Ким, задержавшись в дверном проёме, — почему столпились? Что-то случилось?       — Ничего, — вздохнув, ответил Чонгук, — у Чимина кровь идёт носом.       — Правда? Мне казалось, ты вернулся совсем недавно, я прихожу всего второй раз. Дней десять хотя бы прошло?       — Тэхён… — окликнул было Чимин, но его перебили.       — Разве это был первый раз? — настойчиво повторил вопрос Намджун, ухватившись за реплику Тэхёна, как за соломинку.       — Нет. Неделю назад был первый раз, — сдался Пак, — когда я не ночевал дома. Я не хотел тебе говорить, поэтому остался у Чонгука, прости.       — Мне позвонить господину Киму или Вы сделаете это сами? — спокойным тоном поинтересовался Намджун.       — Не надо, я сам. Я снова испачкал одежду? Постираю тоже сам.       — Одежда чистая, — спокойно отметил Чонгук. К этому моменту он терпеливо ждал хоть какого-то ответа от кого-нибудь на любой из многочисленных вопросов в его голове.       — Кровь останавливается быстро, если прижать нос салфеткой и приложить лёд, — объяснял Намджун, словно открывал Америку. — Давить не надо и голову задирать тоже. Это побочные проявления лечения, поэтому о них незамедлительно нужно сообщать.       — Что? Какого именно лечения?       — Намджун пытается сказать, что я скоро умру, — резко выпалил Чимин, — и я вообще не должен вставать с кровати, чтобы продлить бесполезное существование.       — Ну не выдумывай, — протянул Тэхён. — Кто тебе сказал, что ты не должен вставать с кровати? Папа каждый раз говорит, что тебе нужно больше двигаться и бывать на улице.       — Что Вы вообще несёте? — разозлился Намджун на всё того же Чимина. — Никто Вам этого не говорил. Всем известно, что после курсов Вам нужно по возможности вести активный образ жизни. Хотя бы раз лично я просил Вас не выходить из своей комнаты?       Кажется, в этот момент у Чонгука зазвенело в ушах, и он резко побледнел. Он реагировал даже не на то, что сказал Чимин, а на то, как отнеслись к его словам Намджун и Тэхён. Ни один из них не зацепился за первую часть его реплики, чтобы опровергнуть или скорректировать. Они накинулись на вторую, совершенно незначительную, по сравнению с первой. И именно вторую часть Чимин, понятно, высказал в сердцах и резком тоне от чувства обиды и, возможно, несправедливости.       — Я же просил тебя не рассказывать об этом, — чуть не моляще обращался Чимин к Намджуну.       — Вы точно в прошлом году достигли совершеннолетия? Вам пора принимать более зрелые решения, Чимин, пока Вы сияете ребячеством, как неоновая вывеска. Как Вы себе это представляете? Если до сих пор общаетесь с этим… с Чонгуком! Если Вам внезапно понадобится помощь, он даже понять ничего не сможет, не то что помочь, я Вам об этом говорил. — Он сделал глубокий вдох и повернул голову к Чонгуку: — По-хорошему, это должно проявляться не раньше чем через 10 дней, чаще — все 14 дней. Если не нормализовать показатели крови, к следующему курсу его никто не допустит. Вот почему обо всём нужно сообщать если не врачу, то мне, чтобы я передал ему, если Чимин не хочет ни с кем разговаривать. То, что кровь идёт, — это не смертельно. Страшнее намеренно умалчивать об этом. Если это было не в первый раз, почему никому не сообщил?       — Вы меня отчитываете? — слабым и даже удивлённым голосом поинтересовался Чонгук. Однако этот вопрос всё же заставил его как следует разговориться и немного повысить тон. — Кому я должен был сообщить? Как, по-Вашему, я вообще должен был узнать о том, что это что-то настолько важное? Он взрослый человек, а не ребёнок, чтобы я расспрашивал о нём у его близких или... — слово он не договорил, потому как попросту не знал, как можно было назвать Намджуна, не слишком обидев при этом. — Если Чимин не хотел мне об этом рассказывать, но это важно для него, почему Вы мне об этом не сказали? Ах, потому что Вас он просил о том же, о чём и меня: не рассказывать. Я хотя бы не работаю на него. Разве Вы не должны исполнять какие-то обязанности вне зависимости от того, просит о чём-то Чимин или нет? И это его решения Вы называете ребячеством? А Ваши тогда какие? Что, если бы это было что-то такое, из-за чего бы он умер при мне?       — Замолчи, — чуть не гавкнул он, забывшись, но тут же тряхнул головой. — Я работаю не на Чимина, а на господина Кана.       — Ну хватит, прекратите, — Тэхён аккуратно задел Чонгука по руке, так как он стоял к нему ближе всех. — Какая теперь разница, если ты об этом узнал? Давайте мы все будем сохранять спокойствие.       В этот момент Намджун вышел из гостиной. Если бы Чонгук не был свидетелем его неприятной привычки — хлопать дверью так, что стены тряслись, то сейчас он бы мог решить, что дело было только в том, что Намджун разозлился, когда на выходе со звенящим хлопком закрыл за собой дверь.       — Хочешь, я сам позвоню папе и попрошу приехать? — предложил Тэхён Чимину.       — Не надо, я сам, — ответил Чимин и отстранил лёд от лица.       — Всё, убирай эту фигню, остановилась, — заметил Тэхён и присел на кофейный столик напротив дивана. — Папа расстроится.       Чимин молчал, сворачивая кусочек марли со следами свежей крови. Он и сам выглядел жутко расстроенным. Хуже, чем в тот день, когда он согласился переночевать у Чонгука.       — Чимин, позвони ему, я пока выйду на улицу. Ты пойдёшь? — спросил Тэхён, повернувшись к Чонгуку.       Он только кивнул, но за Тэхёном не пошёл. А пока тот выходил, Чимин привёл себя в порядок. Так, будто ничего и не было. Но остался сидеть с опущенной головой, словно школьник, которого отчитывали за плохое поведение. Но в действительности же он стал делать это сам.       — Я же говорил, что нам лучше не видеться, — словно отвечал Чимин на чей-то невысказанный вопрос. — Намджун мне говорил, чтобы я всё рассказал, но я… Это я виноват, а не кто-то из вас. Я не хотел тебе говорить. Не хотел, чтобы ты смотрел на меня по-другому. Когда на тебя не смотрят, как на смертника, и не знают о тебе ничего подобного, но относятся, как ты, это очень… завораживает. Ты как-то сказал, что когда видишь меня, будто попадаешь в другой мир и думаешь, что я ненастоящий, помнишь? У меня наоборот. Когда я тебя вижу, моя жизнь мне начинает казаться самой настоящей. Прости, что я не рассказал. Я сожалею. О том, что сблизился с тобой, я тоже сожалею. Тебе неприятно? — спросил, но ответить не дал. — Я не хочу, чтобы тебя это волновало, и надеюсь, что я не сделаю ещё хуже. Но я хочу сказать, что по-прежнему буду хотеть тебя увидеть. — Он наконец поднял на него голову. Хотя он не плакал, его глаза беспокойно блестели. — Хочешь уйти отсюда?       — Нет, — коротко ответил Чонгук и сделал тяжелый вдох. Ему нужно было сказать что-то ещё, потому что он не мог закрыть эту тему на одном слове, которое вовсе не исчерпывало все остальные вопросы. — Я бы хотел поговорить с тобой, но я всё равно сейчас не могу этого сделать. Тебе лучше позвонить врачу, вернёмся к этому потом?       — Да, хорошо, сейчас.       — Я тоже пойду на улицу, чтобы не мешать.       — Скажи мне, если захочешь уйти насовсем. Хорошо?       И Чон вышел из дома, встав на порожке по другую сторону от прохода, там, где не стоял Тэхён. Лицо Кима было вполне спокойным, пока он смотрел на экран своего телефона. В это же время Намджун на своём чёрном седане выезжал с подъездной дорожки. Хотя обычно он предупреждал Чимина, когда собирался приехать и уехать. Очевидно, что сейчас он уезжал не насовсем.       — Что это за взгляд? — На момент вопроса телефона в руках Тэхёна уже не было. — Ты его в чём-то подозреваешь?       Чонгук опустил глаза и вздохнул, устало потерев своё лицо руками, словно хотел проснуться.       — Ах, у меня сейчас голова от мыслей лопнет… Сколько ему лет, не знаешь? — спросил Чон, но Ким только без интереса пожал плечами. — Я об этом думал, наверное, с первой встречи. Он тогда посмотрел на меня… Я не знаю, с чем это можно сравнить. Может, это вообще не моё дело, я здесь никто. Но с каждым днём я всё больше думал о том, что мне это не показалось. И сегодня тоже. Или я схожу с ума, или он к нему неравнодушен.       — Намджун? Я так не думаю… Он работает здесь, помогает Чимину по домашним делам, отвозит куда нужно, закупает продукты, иногда готовит, но чаще Чимин это делает сам. И остаётся на связи с господином Каном и моим папой. Не думаю, что у него там что-то не то к нему. А ты… Ты ревнуешь, Чонгук.       Чон не стал ничего отвечать по этому поводу. Предыдущим комментарием он отвечал на вопрос Тэхёна, но вовсе не считал, что в первую очередь его сейчас волновал Намджун. Именно сейчас первое место по важности вопросов полноправно занимал Чимин. Да и второе тоже. Найти бы ещё клад с ответами на всё то, о чём он хотел бы узнать. Хотя, может быть, он вовсе не имел права знать или узнавать об этом? В конце концов, кто здесь Тэхён — понятно. Кто здесь Намджун — может, сомнительно, но понятно. А Чонгук здесь кто?       — Значит, сейчас приедет твой отец? А дальше?       — Скорее всего, уедут в больницу, чтобы сделать анализ крови и поставить уколы или капельницы, — тэхёновы брови нахмурились в попытке вспомнить. — Будут поднимать какой-то показатель в крови.       — И когда он будет дома?       — Я правда не знаю, Чонгук. Хочешь выпить, когда они уедут? Кажется, ты расстроился.       Чонгук промолчал. Это было не то чувство. Сейчас его переполнял целый спектр ощущений. И наверное, поэтому, когда Чимин действительно уехал в больницу с отцом Тэхёна, они вдвоём пришли в ближайшее кафе друзей Чонгука. Точнее, туда, где они обычно засиживались по поводу и без.       — Вау… — протянул Хосок, когда Чон прошёл через входную дверь и спустился с одинокой ступеньки-порожка. — Я думал, ты теперь ходишь в клубы и бары, раз сюда не суёшься. Тебя здесь не было две недели, никто уже не помнит, как ты выглядишь. Все ушли полчаса назад, ты опоздал.       — Вот и хорошо, я на это надеялся, мне не до того. Это Ким Тэхён, — обернулся он на этих словах, чтобы проверить, был ли он здесь. Тэхён стоял в паре шагов от него прямо за спиной. — А это — Чон Хосок. Его имя можешь не запоминать, он уже уходит. Можно нам два пива? — спросил Чон бармена.       — Эй. Что-то случилось? Ты в последнее время какой-то загруженный, а сейчас будто вдарили лопатой по роже.       — Ах, ты так хорошо сказал, — Чонгук бросил чёрный рюкзак с фотоаппаратом на обшарпанный диван. Он опустился на сиденье и приблизился к своим коленям. — Очень похоже на мои ощущения сейчас — будто ударили лопатой.       — Говорят, тебя видели с Пак Чимином.       — Я очень рад за этих людей. Может быть, есть ещё какая-то жизненно важная информация для меня?       — Что, припёрся без настроения?       — С ним. С самым отвратительным настроением в своей жизни. Я серьёзно, можешь оставить меня, пожалуйста? У меня важный разговор, — Чонгук указал пальцем на себя и Тэхёна, который, кажется, до сих пор не проронил ни слова.       — Единственный раз, — ткнул в Чона пальцем Хосок, — ты же знаешь, что я всегда здесь делаю домашку.       — Это неправда, ты здесь страдаешь какой-то ерундой, как один из героев «Друзей». Ничего не случится, если один вечер ты будешь готовиться в общежитии, верно? Тем более завтра зачёт, я почти уверен, что тебе это будет полезно.       — Вот именно, тебе тоже надо готовиться. Эй, Тэхён, не знаю, кто ты ему, но проследи, чтобы он не нажрался и был вменяемым, когда пойдёт домой.       — Я пришёл выпить, а не напиваться, — уточнил Чонгук. — Я буду в себе, не беспокойся. Насколько это вообще возможно. Пожалуйста, оставь меня уже. Это правда важно, иначе бы я так не поступил и не выгонял бы тебя.       Хосок ушёл молча. Видимо, поверил. Хотя по нервному и поникшему Чонгуку всё было видно невооружённым глазом. Несмотря на то, что Чону было не по себе, он не хотел извиняться за эту сцену перед Тэхёном, который теперь сидел на другом диванчике сбоку, по левую руку от Чонгука. И вообще он хотел обратно к Чимину и говорить с ним, хотя по сути едва успел зайти в это кафе.       — Тэхён, я могу задать тебе личный вопрос? — поинтересовался Чонгук, выдержав паузу на случай, если бы тот захотел возразить. Но Тэхён молчал. — Чимин тебе напишет, когда вернётся домой?       — Может быть. Правда, последние пару раз он мне не сообщал, и я узнавал потом от папы. Но я был занят на учёбе, было много заданий, а потом я занимался предстоящей постановкой выступления. А что? Даже если он не напишет и не позвонит, мне расскажет папа. Тебе нужно знать об этом?       — Нет, это плохая идея. Не хочу ничего делать у Чимина за спиной, если он не захочет посвящать меня в это. Я просто подумал, что тебе он напишет первому. Или вовсе напишет тебе одному. Я подумал, что вместо того чтобы закидывать его вопросами о том, он дома и в порядке или нет, я могу узнать от тебя, когда он вернётся, и тогда уже связаться с ним. Но я лучше сам.       Вот только в том, что Чимин не напишет ему или напишет не первому, Чонгук сильно ошибся. Но об этом он узнал уже позже. Им принесли пиво, и некоторое время они сидели практически в молчании. Чонгук ни о чём не спрашивал, потому что, честно говоря, не хотел получать ответы на вопросы от третьих лиц. И вообще считал это нечестным. Но говорить им особо было не о чем, поэтому Тэхён вернулся к этой теме сам, по какой-то причине желая поделиться с Чонгуком тем, что ему было известно.       — Об этом стало известно где-то год назад, — почти лениво рассказывал Тэхён, будто нечто скучное. Впрочем, для него это наверняка уже не было чем-то удивительным или трогательным до такой степени, чтобы голос казался неуверенным и, может, дрожащим. У Тэхёна этого не было. И только потом Чонгук узнает о том, что его голос не менялся даже тогда, когда он плакал.       В том углу, в котором находились те самые три диванчика с одним столом, было тихо. И проход к барной стойке, к выходу или уборной их миновал. Поэтому Тэхён сидел свободно, навалившись на боковину дивана и вытянув ноги под угол стола. Он успел выпить полстакана, в то время как Чонгук своего даже пальцем не коснулся. Тэхён тем временем продолжал:       — На его семью вышел мой папа, потому что… С Чимином никто из них не общается. Совсем. Он вырос с мамой, которая в срочном порядке искала нового мужа и плевала на Чимина. Хотя почему нового? Замужем-то она не бывала. Его папа был женат на другой, даже дети были, и он с Чимином, по-моему, даже ни разу не виделся. Не удивлюсь, если Чимин у него не единственный такой сын. У его мамы сейчас новый муж и ребёнок. Когда Чимин занимался подработками, они немного общались, чтобы он подкидывал им денег, когда его мама просила. Но когда она узнала про его ситуацию, то перестала выходить на связь. Странно, ведь тогда Чимин оказался под крылом богатенького дедули. Я думал, что она, как пиявка, вопьётся в него, требуя денег, но нет. Просто исчезла из его жизни. Когда всё это случилось, папа связался с дедулей Каном, он — папа папы Чимина… А, точно, это дедушка по отцовской линии. Тогда ему нужны были деньги на полноценное обследование, лечение и не знаю что ещё, но расходы были большими. В то время решался вопрос моей будущей платной стажировки: записываться или нет. И мы уже с папой решили, что я откажусь, так как мы должны были заплатить некоторую сумму, которую откладывали вместе долгое время. Поэтому те деньги мы думали отдать Чимину и заплатить за лечение, но где-то в те же дни к папе прямо в больницу приезжает дедуля Кан.       — И даёт деньги? — предполагает Чонгук самый логичный вариант.       — Ну-у… Мне до сих пор это кажется странным. Я его даже не знаю, Чимин видел его раза два от силы, но его поведение… Может быть, он жалеет или ему стыдно? Он дал деньги на то, чтобы мы занялись поиском хорошей клиники или хорошего врача, который помог бы в этой ситуации. Я не буду долго рассказывать, как и где мы побывали. Было уже поздно на тот момент, поэтому после очередной попытки Чимин сказал, что он устал и больше не хочет пробовать. К тому времени прошло уже месяцев пять, наверное. Мой папа стал его постоянным врачом, и тогда тот же дедуля Кан переселил Чимина из его страшной общаги в тот дом на пляже, помог поступить в универ, хотя он отличник, но в свой универ ему бы ни за что не пробиться и тем более он не всегда может посещать занятия. А ещё дедуля приставил к нему Намджуна, чтобы он помогал по бытовым делам, потому что первые недели после курса он всё ещё фигово выглядит и ни на что особо не способен. Вот так.       Чонгук молчал, хотя очень хотел попросить его рассказать другую историю, а не эту, которая ему до тошноты не нравилась. А у Тэхёна от долгого рассказа пересохло в горле, и он отпил ещё пива из стакана.       — Я думаю, он не стал тебе рассказывать, чтобы ты не общался с ним из жалости. Тебе не нужно оставаться здесь, если ты хочешь его пожалеть. Не жалей его, это мерзко.       — Мгм… Мне кажется, я услышал то, чего ты не заметил, Тэхён, — признал Чонгук, потерев пальцем стенку носа. — Ты сам рассказал всё это с уклоном в сторону жалости и ущербности. Либо ты пытался вызвать или обнаружить жалость у меня, либо, сам того не замечая, жалеешь его. Возможно. А возможно, и нет. Но это можно было рассказать по-другому. Может быть, конечно, я просто сравниваю его подачу о нём и твою. Но когда он рассказывал о каких-то слабостях, ему удавалось не вызывать этим откровенное сочувствие. Я понимаю, что моментами это несравнимые вещи, но есть и те, которые я бы поставил на один уровень. Он не становился меньше в моих глазах, когда я слышал о том, чего он, например, не умеет или в чём не разбирается. Это не моё дело, и тебе не нужно отвечать, но не по этой ли причине ты стал избегать его? Прости, что я вмешиваюсь, просто мне не всё равно. Как бы там ни было, ты прав. Если это жалость, то не нужно здесь оставаться, — заключил Чонгук и остался сидеть на диванчике камерного кафе.       На этом их «важный разговор» исчерпал себя, Тэхён замолчал, а Чонгуку больше нечего было добавить. И он не хотел ничего спрашивать.       — Мне нужно идти, — произнёс вдруг Тэхён. — Ты останешься? Мне нужно оплатить счёт.       — Не нужно, не беспокойся, я оплачу, когда буду уходить. Я тебя обидел? Прости. То есть… Я не жалею, что сказал это, но мне жаль, что тебя это обидело. Видимо, я тоже мог сказать по-другому.       — Нет, всё нормально, я не обиделся, мне правда уже пора. Написать тебе, если я что-то узнаю про Чимина? — Чонгук на его вопрос лишь мотнул головой. — Хорошо. Тогда сладких снов, — уголок тэхёновых губ дрогнул в подобии улыбки, и он покинул кафе.       А Чон тоже решил, что ему пора собираться домой, просто перед этим он хотел побыть немного в одиночестве. Пить он так и не надумал. И примерно в это время Чонгуку приходит сообщение:

Jimin

21:14

Спасибо тебе за сегодня. Я уже дома.

      Чонгук откинулся на спинку грязного дивана, запрокинув голову кверху и зажмурившись. Это было текстовое сообщение без всякой интонации. Но почему в этом «спасибо» он так отчётливо слышал «прости»? Тем более что за сегодняшний день он не сделал для него ровным счётом ничего, за что можно было благодарить. А следом у Чонгука нашёлся ответ на вопрос: почему он так и не притронулся к спиртному? Потому что, видимо, интуитивно ждал этого момента, когда смог бы похвалить себя за ясный и холодный разум. Он не блуждал среди мыслей и точно знал, чего хотел. Вот только не знал, как это сделать правильно, а главное — в какой момент.

Jungkook

21:25

Мне нужно тебе кое-что сказать. Напиши, если ты против, или я иду к тебе прямо сейчас.

Jimin

21:26

Можешь, пожалуйста, зайти со стороны пляжа? Я заранее открою калитку и заднюю дверь.

Jungkook

21:26

Хорошо.

      Чонгук поднял с сиденья рюкзак с фотоаппаратом, в котором искал наличные, чтобы расплатиться быстро и без задержек, не дожидаясь чека или терминала. В это время нашёлся ещё один ответ. Не тот, из-за которого они с Тэхёном пошли в заведение рядом с домом Чимина. Ответ на вопрос: почему вообще это заведение было к нему так близко всё это время?       По дороге в круглосуточном цветочном магазине он взял одну важную деталь. Хотя его выбор был снова спонтанным, без подобной детали он Чимина уже не представлял. Его темп был рваным, потому что он просто-напросто не мог идти спокойно или, наоборот, решительно бежать. Ему нужно было бежать и резко останавливаться, прерываясь на какой-то короткий перерыв вовсе не потому, что он задохнулся, а потому что… так было нужно Чонгуку. В эти моменты он ещё раз убеждался, что делал то, чего хотел, и что делал всё правильно. Он выбежал к пляжу по асфальтированной дорожке, которая резко обрывалась полоской светлого песка.       Над распахнутой задней дверью горел аккуратный огонёк тёплого жёлтого света, а белый тюль выдувало на улицу сквозняком. Вероятно, Чимин ждал его у окна, потому что входил Чонгук тихо, почти бесшумно. Но когда он заходил в дом, тот уже спускался со второго этажа. Внутри тоже был полумрак и горела только слабая подсветка на потолке такого же тёплого жёлтого цвета, как и на улице. А ещё было очень тихо.       — Привет, — сказал Чимин, медленно спустившись почти со всех ступенек лестницы.       — Остановись на последней, пожалуйста, не спускайся вниз, — в быстром темпе ответил Чонгук, подходя к боковине дивана от задней двери. Его виски были мокрыми от пота не только из-за бега, но ещё из-за того, что он боялся навредить тому, что он держал вдоль правой ноги. В опущенной руке между пальцами он держал белую розу за бутон.       — Почему? — Чимин внимательно осмотрел пол возле лестницы, пытаясь найти этому запрету какую-то логичную причину в виде бушующей лавы или бесконечной пропасти.       — Не знаю, — честный и нелепый ответ. На самом деле Чон хотел создать или сохранить дистанцию между ними, чтобы не сбиться с мысли и с того сценария своей речи, который держал в голове на протяжении всего пути сюда. — Постой так чуть-чуть, я ненадолго, только пришёл кое о чём попросить.       — Чтобы я тебе больше не писал? — это прозвучало даже не как вопрос, а как вывод, как нечто само собой разумеющееся. И это ввело Чонгука в лёгкое замешательство до такой степени, что всё стало идти не по плану.       — Что? Нет.       Чонгук шагнул ближе к лестнице, пытаясь вспомнить, какой недоумок остановил Чимина на последней ступеньке, которая теперь только мешалась под ногами. Как-то резко после простого чиминова вопроса он забыл, что сам же хотел провести воображаемую черту, которую собирался предложить Чимину пересечь.       — С ним нужно поделиться солнечными лучами, он несчастен, — Чонгук протянул ему розу без шипов на стебле. — Сделаешь?       — Хорошо.       Он аккуратно взял его за руку, чтобы затем отшагнуть назад и позволить ему покинуть последнюю ступеньку, а также отпустить его руку.       — Больше всего я не хочу куда-либо уходить от тебя надолго. Потому что мне не нравится время без тебя. Пожалуйста, ты можешь никуда от меня не уходить? — попросил Чонгук так, словно Чимин стоял здесь с чемоданами своих вещей. — С этого момента я хочу стать для тебя самым близким человеком. Ты не против?       После его вопроса Чимин опустил взгляд на белую розу, чьи лепестки он аккуратно поддевал кончиком большого пальца. Чонгук был готов услышать от него шероховатое «я против», но Пак молчал. Чон не хотел от него ничего требовать, но в то же время хотел уже покончить с этой недоговорённостью, потому что ни уйти, ни дружить с ним у него бы не получилось. Потому что он не мог его отпустить в тот момент, когда остро чувствовал, как его самого не отпускал Чимин.       Когда Чонгук едва коснулся рукой его щеки, кто-то будто нажал на кнопку, потому что Чимин беззвучно заплакал, капнув слезой ему на ладонь. И если бы он не помогал ему опереться щекой на пальцы, Пак бы уже опустил голову. Чонгуку хватило мгновения, чтобы понять, что он не возражал, и Чон медленно подался вперёд. Этих нежных и пухлых губ он хотел коснуться уже очень давно в каком-нибудь невесомом и бережном поцелуе. Но сейчас он остановился в паре сантиметров от его лица, незаметно шагнув вперёд, потому что этот мост между ними им обоим требовалось перейти медленно. Плач Чимина был и беззвучным, и даже незаметным, потому что его следы Чонгук оперативно и аккуратно убирал свободной рукой. И если бы пальцы Чона не продолжали промокать под тёплыми солёными капельками, падающими с чужих глаз, он бы мог сказать, что Чимин успокоился. Его дыхание затаилось на короткий миг, когда он стал смотреть не куда-то вниз, не на губы, а прямо Чонгуку в глаза. А следом потяжелело, и теперь тёплый воздух щекотал Чону губы через приоткрытый рот. И когда он соприкоснулся с тёплым чиминовым носом стенкой собственного, то понял, что такого момента наивысшей близости у них, возможно, не будет никогда. А ведь они совсем ничего не делали. Этот момент у лестницы должен был стать последним и первым для их старых и новых жизней. Наконец, Чон едва ощутимо коснулся его губ, а Чимин всхлипнул через нос, при этом ни на миллиметр не отстраняясь.

6

      Jungkook: Я скучаю. Я пришёл домой после учёбы и студии. Успел только поесть, но мне уже здесь не нравится.       Jimin в сети.       Jimin: Не нравится дома?       Jimin: Я тоже скучаю.       Jungkook: Да. Ни капельки. Если раньше ты мне говорил, что тебе не нравится дома, то теперь это не нравится мне.       Jimin: Почему? У тебя дома хорошо. Я бы хотел сейчас быть там.       Jungkook: Поэтому мне и не нравится. Потому что ты сюда больше не приходишь. И мне нельзя прийти за тобой. Или просто встретиться с тобой. Я скучаю. Интересно, Цербер сторожит твой дом, пока тебя нет?       Jungkook: То есть Намджун... Прости за это прозвище.       Jimin: Это не мой дом. Когда меня нет, он занят другой работой у дедушки.       Jungkook: Да? Я бы не был так уверен.       Jimin: Давай не будем о нём. Что ты ел?       Jungkook: Разве тебя не тошнит?       Jimin: Мне интересно.       Jungkook: Если хочешь, я расскажу про каждый свой приём пищи, готов вести специальный дневник для этого. Прочтёшь где-то через неделю после своего возвращения. Или две?       Jimin: Обычно две. Надеюсь, что в этот раз будет побыстрее, у меня есть стимул. (: Не надо вести дневник, я только спросил.       Jungkook: Я просто пошутил. Когда мы встретились в первый раз, сколько времени прошло после больницы?       Jimin: Когда я писал о выставке?       Jungkook: Нет. Первый раз я тебя увидел у какого-то ночного клуба, ты тогда приехал на белой машине с каким-то человеком, это был не Намджун.       Jimin: А… меня отпустили из больницы в тот же день. Я плохо его помню, потому что не очень хорошо себя чувствовал. Прости за это, пожалуйста.       Jimin: В том месте проходила встреча однокурсников. Невежливо было пропускать или отказывать, когда меня позвали, ведь я ещё не успел там ни с кем подружиться.       Jimin: Прости, если у тебя сложилось неправильное впечатление обо мне. Намджуна тогда не было, он только привёз меня домой из больницы, а вечером я хотел ехать на такси, но… Дедушка оплачивает моё лечение и мне иногда приходится делать то, что он хочет. Это случается редко, но думаю, ему было бы неприятно, если бы я отказывался от его заботы. Намджун говорит, что так он поддерживает свой имидж. Но так как дедушка со мной очень редко видится, я не могу знать наверняка и думать о том же.       Jimin: Я так много написал… Прости, пожалуйста.       Jungkook: Попроси прощения за то, что просишь прощения.       Jungkook: Это шутка!       Jungkook: Просто перестань извиняться, пожалуйста. Мне жаль. Я не согласен, что ты что-то кому-то должен, тем более собственной семье в нынешних обстоятельствах, но мне, наверное, в это лучше не вмешиваться? Я не настолько богат, чтобы наехать на кого-то, рискуя твоим здоровьем, когда сам не могу оплатить лечение. Пока. Я не про то, что буду вмешиваться. Ты не при чём, просто я хотел бы изменить своё положение. Только не читай между строк и не извиняйся ни за что.       Jimin: Хорошо, спасибо, я постараюсь.       Jungkook: Я сомневаюсь, что моё впечатление о тебе было неправильным.       Jungkook: Милый, я отлучусь на пару минут, мама звонит.       Jungkook вышел из сети.       Jimin: Милый?..       Сообщение «Милый?..» удалено.       Jimin: Конечно.       Jimin: Как мама? А папа?       Jungkook в сети.       Jungkook: Я здесь. Всё отлично, спасибо. Я хотел побыстрее освободиться и сказал, что сейчас говорю с тобой, поэтому мама тоже спрашивала о тебе.       Jimin: Правда?       Jungkook: Да. Я чуть-чуть рассказывал о тебе раньше. Тебя это смущает?       Jimin: Мне приятно и неловко одновременно. Спасибо тебе и маме тоже.       Jungkook: Я передам. Почему ты удалил вопрос?       Jimin: Какой?       Jungkook: Такой, интересный. Почему я чувствую себя полицейским на допросе? В день нашего знакомства ты мне сказал, что не любишь обманывать. Ты сказал это, чтобы понравиться мне?       Jungkook: Я шучу. Жаль, я тебя не вижу. Ты уже смутился? На этот вопрос можешь не отвечать.       Jimin: Разве тебе показывает то, что я удалил?       Jungkook: Нет, лучше. Я успел увидеть уведомление. Телефон завибрировал, и я проверил, что это.       Jimin: Мне сейчас неловко…       Jungkook: Тебе и до этого было неловко. Хочешь сменить тему?       Jimin: Да.       Jungkook: А я — нет. :D Пожалуйста, давай ещё чуть-чуть побудем в этой. Тебе не понравилось, как я тебя назвал?       Jimin: Понравилось. Я только удивился, поэтому переспросил. Ты меня так не называл.       Jungkook: Хочешь, чтобы это было чаще?       Jimin: Я даже не знаю.       Jungkook: Милый.       Jimin: Чонгук, пожалуйста… У меня от такого лицо гореть начинает.       Jungkook: Хочу это видеть, я так соскучился.       Jimin: Я тоже. Очень сильно соскучился.       Jungkook: Милый.       Jimin: …       Jimin: Мне сегодня ни за что не уснуть.       Jungkook: Ты уснёшь, вот увидишь. Как ты себя чувствуешь?       Jimin: Сейчас получше, а на протяжении всего дня — как обычно. Меня тошнит, и я сплю почти всё время, мне это не нравится. Я даже не могу сделать ничего полезного. И ещё я к тебе хочу.       Jungkook: Я тоже. Хочешь, я приеду завтра?       Jimin: Нет, мы же договорились, что ты не будешь приезжать. Не хочу, чтобы ты всё это видел. Не надо, хорошо?       Jungkook: Мне всё равно, как ты выглядишь. Можешь даже из-под одеяла не вылезать, показать мне только пятку.       Jimin: Чонгук. :D       Jungkook: Чимин.       Jungkook: Хорошо. Я подожду ещё неделю. Я очень сильно хочу тебя обнять. А ещё хочу хотя бы услышать твой голос, я тебя сегодня не слышал. Я могу тебе сейчас позвонить?       Jimin вышел из сети.       То, что он начнёт звонить сам, было очевидно, хотя и не особенно похоже на Чимина. Так что когда на экране телефона высветился входящий вызов, Чонгук улыбнулся. Они разговаривали каждый день, иногда по чуть-чуть, иногда по несколько часов, пока Чимин не начинал зевать или ощутимо по голосу «клевать носом». Кажется, что это было единственным, что сдерживало порывы по типу сорваться и нарушить обещание, лишь бы увидеть его. Но в действительности Чонгук просто не мог себе позволить так нахально и эгоистично вторгаться в его жизнь, лишь бы удовлетворить личные житейские «хотелки».       — Алло? Видимо, ты и правда сильно соскучился. Ты редко звонишь первым.       Чон стоял посреди своей крохотной гостиной рядом с тумбой, что была прямо за его небольшим двухместным диваном. За окном уже давно было темно, а по стеклу торопливо сбегали многочисленные капли. Сегодня, как по индивидуальному заказу под настроение, весь день беспрестанно хлестал холодный и колючий дождь, ведь Чонгук дико скучал.       — Прости, обычно я боюсь, что помешаю, — услышал он мягкий, тихий и до мурашек приятный голос, который Чон хотел услышать сейчас где-нибудь рядом со своим ухом, а не из трубки.       — Я уже говорил, что если я не могу ответить, то перезвоню. Тебя никто за это не накажет. Слышишь?.. Чимин?       — Прости, пожалуйста, ко мне заходили, — объяснил Чимин долгое молчание в трубку. — Сказали, что ко мне кто-то пришёл, я должен выйти в холл ненадолго.       — Интересно, кто это, — даже не скрывая подразнивающего тона.       Чимин молчал. Чонгук едва сдерживал смех. Он имел в виду несколько иное, но понял, что его ответ прозвучал намёком на то, что пришёл к Чимину именно он.       — Это же не ты? — осторожно поинтересовался Пак.       — Нет, милый. Клянусь, что я дома. Могу что-нибудь разбить в кухне, чтобы ты поверил, или открыть кран с водой, хочешь?       — Н-нет. Ты подождёшь или мне перезвонить?       — Как тебе удобнее, только не торопись, хорошо? Я никуда не денусь.       — Хорошо. Тогда подожди, пожалуйста, я оставлю телефон на кровати и скоро приду.       Мягкий шорох в трубке сообщил о том, что Чимин положил телефон на кровать. Его шагов он не слышал, но зато отчётливо, с небольшим эхом, будто из конца коридора, открылась и закрылась дверь с ручкой-защёлкой. После этого на несколько минут в трубке воцарилась тишина, и Чонгук в который раз улыбнулся. Он думал о том, как Чимин сейчас выходил в просторный холл, который он видел однажды, когда сопровождал его в первый день. А ещё о том, что он, как щенок сторожевой собаки, беспомощно охранял покой его комнаты через телефонную трубку.       Пока они переписывались, Чонгук расположил необходимые учебники и тетради для выполнения домашнего задания на кофейном столике в своей крошечной гостиной перед узким тройным и угловым панорамным окном. Как прилежный студент, которым он никогда не был. На самом деле, это было способом убить время без Чимина, тем более что проводить время с друзьями из университета он теперь хотел гораздо реже. Ему нравилось отвечать в такие моменты Чимину, чем он занимался, ни на каплю не солгав, услышать милую и примитивную похвалу, которую он, кажется, относительно учёбы не слышал никогда.       Дверь снова открылась и закрылась. И если это Чимин, к телефону он не сильно спешил. Потому что у него теперь было одно первоочередное дело, из-за которого Чон услышал звук льющейся вдалеке воды. Тот спектр чувств и эмоций, который Чонгук испытывал в подобные моменты, невозможно было ни с чем сравнить. От базового страха потерять и приземлённого страха ошибиться до умиления ласкающих чувств упоения и влюблённости.       — Я здесь, — вскоре услышал он тот же ровный и бархатный голос. Но облегчение Чонгук почувствовал больше от того, когда понял, что Чимин действительно, как Чон его и просил, не торопился.       — Хорошо, а то я уже соскучился. И кто это был?       — М-м… Ты?       — Я? — улыбнулся Чонгук и вернулся в конце концов на диван, с которого встал, когда Чимин начал звонить. — Мы же выяснили, что я дома.       — Не сам, ты попросил Намджуна заехать и передать мне белую лилию. Больше некому это делать.       Чонгук не стал говорить, каких усилий ему стоило попросить Намджуна передать Чимину цветок и сколько времени ему пришлось его буквально терроризировать, пока тот в результате не психанул.       — Сегодня уже вторник, а я не хотел, чтобы ты пропустил даже одну неделю. Поэтому я решил достать твоего Цербера, — признался Чонгук, по большому счёту, ничего и не скрывая.       — Спасибо. Он очень красивый.       — Не такой, как ты. Просто он поживёт пока у главного цветка.       — Спасибо, — повторил Чимин. — Когда ты так говоришь, я опять верю, что всё ещё немножко похож на него.       — Ты им будешь всегда, что бы ни случилось. Не сомневайся в этом, хорошо?       — Я к тебе хочу.       — Я тоже. Уже поздно, ложись в постель? Только не отключай звонок. Заснёшь, и я сам отключусь.       — Но… Я даже не знаю, как я сплю. А если я разговариваю во сне или… храплю?       Чонгук еле сдержал смех.       — Обещаю, что настолько ценная информация умрёт вместе со мной. Не волнуйся, я не буду слушать, как ты спишь. Отключусь сразу, как пойму, что ты заснул. Доверься мне. Я просто не хочу тебя отпускать, но тебе нужно отдохнуть, малыш. Это считается за компромисс?       Чимин молчал, теперь даже его дыхания не было слышно, словно он отложил или отвёл телефон подальше. Чонгук на самом деле расслабился и практически перестал следить за речью сразу после того, как в первый раз назвал его милым. Он и так сдерживался достаточно долго, чтобы не вылить на Чимина всю ту накопившуюся нежность, которую ему приходилось нерационально дозировать, лишь бы не спугнуть или чрезмерно не смутить его. Когда он сообразил, в чём было дело, то закрыл лицо рукой и усмехнулся.       — Я не специально, честно, у меня как-то само вырвалось. Я очень стараюсь держать это при себе, но не получается. Я тебя смутил? Милый?       — Перестань, пожалуйста, пока у меня сердце не выскочило, — тихо прошептал в трубку Чимин. От этого Чонгук резко и непроизвольно подался вперёд к своим коленям.       — Почему ты шепчешь? Я больше ничего не скажу, обещаю. Договорились? Только не шепчи, пожалуйста, а то сердце выскочит уже у меня.

7

      

      Jimin

      19:20

      Чонгук? Ты ещё в студии? Я вернулся домой на день раньше, около двух часов назад.

      Jimin

      19:21

      Если ты скоро освободишься, мы можем встретиться сегодня? Я хочу с тобой увидеться.

      Jungkook

      19:25

Блин. Я нужен на работе ещё на сорок минут, но мы точно встретимся сегодня. Давай сразу после, хорошо? Мне за тобой зайти?

      Jimin

      19:27

      Я могу выйти прямо сейчас, пойду через пляж. Прогуляюсь и пройду маленькую часть пути до твоего дома. Хорошо? Буду идти только по пляжу.

      Jungkook

      19:28

      Давай так. Когда освобожусь, сразу побегу тебе навстречу. Как выйдешь из дома на пляж, тебе направо.

      Jimin

      19:28

      (:

      Jungkook

      19:30

      Милый, когда будешь отдыхать по пути, клади, пожалуйста, телефон по ту сторону от себя, в которую тебе нужно идти, чтобы не запутаться, понял?

      Jimin

      19:31

      Хорошо, спасибо. Не волнуйся.

      Jimin

      19:42

      (1 вложение)

      Вот, это тебе фото о том, как я иду.

      Jimin

      19:47

      (1 вложение)

      И вот. Кажется, здесь какой-то праздник. Пройду немножко дальше и отдохну.

      Jungkook

      19:49

      Скоро встретимся, я уже иду. Зайду в одно место и прибегу.

Я сегодня должен был уехать в качестве помощника за город на съёмку мероприятия. Какое счастье, что оно накрылось…

      Jimin

      19:50

      Почему?

Сорок минут уже прошли?

      Jungkook

      19:58

      Почти. Ты можешь меня уволить. Хочешь?

      Jungkook

      19:59

      Я по тебе очень соскучился, поэтому я решил сбежать под нелепым предлогом.

      Jimin

      20:00

      Под каким?

      Jimin

      20:01

      Я тоже соскучился.

      Jimin

      20:07

      И я немножко волнуюсь…

      — Почему? — спросил его Чонгук, и Чимин оторвал взгляд от экрана телефона за мгновение до того, как Чон сжал его в объятиях.       Дышал он тяжело. Было очевидно, что Чонгук торопился. Чимин медлил недолго, беспечно и бесстрашно он отбросил телефон вместе с обувью и бумажным пакетом прямо на песок и приложил свои ладони к широкой и горячей спине Чонгука.       — Ты бежал?       — Да, — засмеялся Чонгук и отстранился от него в тот момент, когда глаза Чимина заблестели.       Если бы это было возможно, Чимин побежал бы к нему сразу, как вышел из душа, в котором усердно смывал с себя запах больницы и лекарств. Но его сил пока хватало на то, чтобы неспешно идти ему навстречу, будто он больше прогуливался, чем стремился достичь пункта назначения.       Пак очень надеялся, что за это время он хотя бы визуально не изменился, только хрупкие светлые волосы сейчас беспорядочно пушились и вились, потому что он их не сушил. Он снова был в бело-бежевой одежде: белоснежные, похожие на пляжные, длинные брюки, и лёгкий, полупрозрачный лонгслив цвета слоновой кости. А ещё он был босиком и свою обувь, до того как бросил под ноги вместе с телефоном, держал правой рукой.       — Там точно не морили голодом? Тебя стало ещё меньше.       Чимин только с улыбкой мотнул головой и спросил:       — Значит, я теперь не цветок, а цветочек?       Чонгук улыбнулся и взял его лицо в свои ладони, поглаживая выступающие скулы. Он нежно и бережно поцеловал Чимина в губы, а следом — в те самые скулы, прямо над мягкими и тёплыми щеками. Чимин только снова обнял его вокруг талии и спрятал лицо в плече.       — Я так соскучился...       — Правда? — тихо спросил Чонгук. Он осторожно погладил его по пушистым волосам и прижался губами к области чуть дальше виска. — Ты такой милый. Какой из тебя цветочек… Как по мне, за это время цветок из тебя, наоборот, вырос в размерах.       Чимин тихонько засмеялся.       — Подожди минутку, — Чонгук отстранился и достал из рюкзака за спиной знакомый бумажный свёрток, в котором был спрятан очередной цветок. Не нужно быть ясновидцем, чтобы сообразить, что именно за ним Чонгук только что заходил в один из цветочных магазинов. — В какой руке?       — В левой, я его вижу.       — Тогда угадай, что это?       — М-м… — задумчиво протянул Чимин, сдерживая улыбку. — Что-то белое?       — Говоришь, как я, — засмеялся Чонгук. — Я бы так же ответил. Давай, милый, ты можешь лучше, быструю догадку: первое, что пришло в голову.       — Я… Мне кажется, что я знаю ответ. Можно тогда не угадывать?       — Правда? Мгм, если честно, я сам до последнего не знал, этот выбор всегда происходит внезапно. Но если ты уверен, что знаешь, просто отвечай.       — Лилия.       — Почему? Она же была в прошлый раз. Думаешь, я бы стал повторяться? — почти убедительным тоном намекал Чон на то, что Пак промахнулся.       — Можно? — Чимин потянулся к свёртку, вскрыл его прямо в руках Чонгука и вызволил оттуда белоснежную лилию. — Когда у тебя такое настроение, ты приносишь мне белую лилию. Это уже в третий раз.       — Какое у меня настроение?       — Я не знаю, как такое назвать. Наверное, когда ты много думаешь обо мне, — ответил Чимин и в смущении склонил голову, так как его щёки вновь порозовели.       — Милый, иди сюда, — Чонгук закинул рюкзак на плечо и взял Чимина за руку. Пока тот обувался, Чон поднял бумажный пакет и телефон.       Они вышли с пляжа на улицу через верхнюю пешеходную дорожку и заняли ближайшую свободную скамейку в прогулочной «зелёной» зоне под маленькой тенью стриженных деревьев рядом с фонарным столбом. Стоит ли говорить, что прежде чем они сели, Чонгук тщательно изучил скамью на следы свежей краски?       — Побудем чуть-чуть здесь, а потом вызовем такси, ладно? — спросил его Чонгук, протягивая пластиковую бутылку с питьевой водой, которую он только что достал из своего рюкзака.       — Спасибо. У меня такой усталый вид?       — Нет, разве что совсем чуть-чуть. Почему ты написал только через два часа, а не сразу? Я думал, ты отдыхаешь.       Чимин сделал несколько маленьких глотков под тёплым, ласковым и, кажется, неосознанным взглядом Чонгука.       — Я разобрал вещи и хотел помочь Намджуну со стиркой, но он мне не дал. Потом я сходил в душ и заснул, пока ждал, когда мои волосы высохнут. Поэтому сейчас я хочу прогуляться. Давай дойдём пешком? А по пути будем отдыхать. Я правда очень хочу погулять с тобой.       — Мгм… Ладно. Если ты переночуешь сегодня у меня, мы пойдём пешком. Я буду спать на диване, как и раньше. Так что… Даже не скрываю, что это грязный трюк. Уже поздно, и если часов в десять твой Цербер тебя заберёт или ты уедешь на такси, то я против идти пешком. Я соскучился, поэтому я сегодня эгоист, наглец, мерзавец — выбирай, что нравится.       — Намджун уже уехал. И мне ничего из этого не нравится. Нравится только «милый», — сообщил Чимин. Чонгук в соответствующем милом выражении сморщил нос.       Следом Пак сам улыбнулся и протянул руку к бумажному пакету в руках Чона. Он оттопырил край пальцем, чтобы показать то, что было внутри. Под светом фонаря там разве что можно было разглядеть свёрнутую одежду и зубную щётку. Комментировать Чимин это не стал, а Чонгук поджал губы в виноватой улыбке. На этот раз он не обнимал его лицо руками, даже руки его не трогал, только медленно приблизился к его лицу, не спрашивая никакого разрешения. Вместо этого он сделал паузу, а потом нежно, бережно и с таким волнующим трепетом, который чувствовался через кончики губ, поцеловал.       Теперь, когда торопиться было некуда и время не ускользало между пальцами, они действительно шли неспешно окольными путями через небольшие парки и по возможности малолюдные переулки. Один из тех моментов, которые оба каждый раз ждали с нетерпением. Спустя две до невозможности долгих недели, в течение которых они не виделись, Чон вновь заходил в квартиру с той мыслью, что хочет быть именно здесь, потому что главный источник тепла и света был сейчас внутри. Чонгук закрыл входную дверь и снял обувь, дожидаясь Чимина. На удачу Чона, дома было аккуратно и чисто, просто потому, что в последнее время он мало проводил здесь времени, а ещё сильно ждал Чимина.       — Ты чего-нибудь хочешь? — поинтересовался Чон.       — А ты сегодня что-нибудь ел?       — Не думай обо мне, я спрашиваю тебя. — Чонгук включил свет в спальне и поставил бумажный пакет с вещами Чимина прямо на двуспальную кровать.       — Хорошо. Я хочу есть, если ты хочешь. — От его слов Чонгук засмеялся и сел на край кровати. — Если я говорю так, я же не обманываю? Но если говорить честно, я хочу только пить, а ещё хочу, чтобы ты поел.       — Я же сказал, не думай обо мне, я что-нибудь сейчас закажу. Как насчёт того, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм прямо здесь? Как только ты начнёшь засыпать, я уйду.       — Ты можешь лечь спать со мной.       Чонгук улыбнулся и решительно мотнул головой на его предложение. Он зажал чиминову ладонь между своими руками, поглаживая кожу и проскальзывая между его пальцами своими.       — Это плохая идея. Тебе ещё нужно отдохнуть, а я сейчас себе не доверяю. Я могу посидеть здесь и подождать, пока ты не уснёшь, но ложиться с тобой на всю ночь в одну кровать или в одной комнате именно сегодня не буду.       — Прости.       — Опять? — Чонгук мягко притянул его за руку, чтобы усадить рядом. — За что сейчас? За то, что ты об этом не подумал? Это ты прости. Я просто очень соскучился и сильно себя сдерживаю, поэтому мне нужно остыть.       — Я об этом тоже думал. И я не знаю, как о таком говорят. Я раньше… У меня… У меня ни с кем ещё не было.       Чимин опустил голову от напряжённого молчания, хотя Чонгук в это время едва ли не поглаживал его взглядом. Чон нарочно склонился к нему ближе и произнёс очень тихо:       — Чимин, почему ты так осторожничаешь, будто признаёшься в чём-то плохом?       — Разве это хорошее? Меня это смущает.       — Прости, пожалуйста, но именно сейчас ты такой милый, как лемур в зоопарке, — признался Чонгук, сдерживая смех от реакции Чимина в виде расширенных глаз и взлетевших вверх бровей.       Беглым, но ласковым движением Чон задел пальцами его правую щёку, поцеловал в уголок губ и пошёл к двери.       — Всё-таки в своей теории я оказался прав даже в тех деталях, о которых не думал. Хочешь сходить умыться перед сном? Я пока возьму ноутбук, что-нибудь попить для тебя и вернусь, цветок.       — Хорошо. Ты можешь ещё принести телефон, пожалуйста, чтобы заказать тебе что-нибудь? Я оставил свой в прихожей.       Чонгук только молча улыбнулся, почти усмехнулся, едва не мотая при этом головой, словно думал, что это всё ему снится, и вышел из спальни.

8

Jungkook

16:29

Привет, милый. Я выхожу из универа. У тебя ещё занятия?

Jimin

16:45

Привет! Пока да. Ты обидишься, если сегодня мы тоже не увидимся?

Jungkook

16:46

Нет, но напиши, когда освободишься, что у тебя всё нормально. Хорошо?

Jungkook

18:50

Чимин… Знаешь что?

Сегодня нам утвердили темы творческих выпускных работ. И знаешь, какую я взял? Сомневаюсь, что я уже не начал жалеть, но я не хотел сильно заморачиваться и взял то, что легко могу сделать в рабочей студии, надо только попросить. В принципе это дело одного вечера, останется только правильно оформить и написать текст для презентации. Самым трудным будет это, но я всё равно не хочу делать эту работу вообще. Почему нельзя обойтись дипломной работой?

Я взял портретную съёмку, но всё ещё не хочу заниматься ей по жизни. Ты думаешь, я идиот?

Jungkook

19:50

Вот и я так думаю.

Jimin

19:58

Но я так вовсе не думаю.

Ты дома?

Jungkook

19:58

Да. Ты в порядке?

Jimin

19:59

Я внизу, у входа.

Jungkook

19:59

Стой на месте.

Jungkook

19:59

Пожалуйста.

      И как он не расшиб себе что-нибудь, пока нетерпеливо сбегал по лестнице, обуваясь почти по дороге, потому что экономил время, — вопрос хороший. Лифт в данной ситуации никоим образом не котировался, хотя бы потому, что, пока бы кабина приехала, Чонгук уже распахивал бы входную дверь из вестибюля на улицу. Как сейчас.       — Ах… — облегчённо выдохнул Чонгук, оперативно стараясь отдышаться, когда увидел перед собой привычного ему Чимина.       Пак действительно стоял возле двойных входных раздвижных дверей. На нём были свободные бежевые пляжные брюки и такой же большеватый бежевый свитшот. Светлые волосы распушились, словно он недавно вышел из душа. Выглядел Чимин… нормально? Может быть, слегка растерянным. И при нём не было ничего, кроме телефона.       — Плюс одна спокойная ночь у твоего Цербера. Он просто везунчик, — рвано и между выдохами выпалил Чонгук.       — Что? — не понял Чимин.       — То есть у Намджуна. Прости... Как только я закрыл дверь за мамой, уже знал, что разберу пакеты и позвоню ему, если он меня ещё не заблокировал.       — У тебя была мама?       — Да, вы разминулись. Ты в порядке? Нормально себя чувствуешь? Только честно.       Чимин помедлил, но всё-таки кивнул дважды. А потом внезапно и резко обнял Чонгука вокруг шеи. После этого Чон ждал, что услышит всхлипы или почувствует, как промокает его плечо, — в общем, всё, что дало бы понять, что Чимин начал плакать. И именно из-за того, что он ждал чего-то такого, ответил на объятия не сразу, а потому его влажный бежевый свитшот он обхватил уже позже.       — Почему ты мокрый? Что-то случилось?       — Нет, всё в порядке, — ответил Чимин. Он не плакал.       Чонгук медленно втянул в себя воздух и прижался губами к чиминову плечу, пока руками поглаживал его по-колючему прохладную из-за полусырой одежды спину.       — Идём внутрь, тебе нужно высохнуть и согреться, — Чонгук стал аккуратно отстранять его от себя. — Я не запру тебя дома, обещаю. Если захочешь, мы погуляем позже, но сейчас на тебе полумокрая одежда.       — Только кофта, — тихо и медленно, в отличие от Чонгука, заметил Чимин.       Чон же едва не тараторил, словно Чимин активно протестовал, хотя этого не было. Пак заходил в дом сам и добровольно, за руку его никто не тащил. Он вовсе никуда не собирался идти, даже после того как высохнет. Так что он с охотой следовал за Чоном, ненадолго останавливался рядом на площадке возле лифта и заходил в кабину.       — Ты просто устал или злишься на меня?       — Я не злюсь. Я выгляжу уставшим?       Чонгук поцеловал его в пушистые и едва влажные волосы, пока они поднимались в лифте.       — Нет, просто подозрительно молчишь. Почти таким же ты был в то утро, когда переночевал у меня в первый раз. Я начинаю теряться и не знаю, как себя вести.       — В то утро я просто был расстроен. Это было заметно?       — Мгм, да, но тогда я не понимал, в чём дело. Но и сейчас я не очень понимаю, — вздохнул Чонгук, заботливо выпуская его вперёд из лифта и вскоре открывая входную дверь квартиры. — Прими горячий душ, и, может, посмотрим какой-нибудь фильм? За это время твои волосы высохнут, а с одеждой что-нибудь придумаем. Я сейчас принесу тебе свою, чтобы ты переоделся.       — Спасибо, — ответил Чимин, разулся и двинулся в ванную. Но Чон поймал его за кончики пальцев.       — Ты чего-нибудь хочешь? Есть? Пить? Хоть что-нибудь?       Вместо «нет, спасибо» он лишь мотнул головой, и Чонгук дал ему уйти. И после того как он нашёл для него чистую одежду в своём неглубоком шкафу в тесной спальне, захватил свёрнутую тканевую салфетку с чем-то интересным и занёс Чимину первую часть вышеперечисленного, Чон ушёл в зону кухни. Подсматривая, словно школьник или плохой студент, в текст на телефоне, как в шпаргалку, он стал готовить согревающий чай. Это для него тоже было дико. И если у него получится облажаться и здесь, то, возможно, будет лишний глупый повод повеселить Чимина, которому, кажется, сейчас это было нужно. И за то недолгое время, что он был занят беспорядочным по собранности приготовлением, Чонгук умудрился ни о чём не думать. В первую очередь потому, что этому он предпочитал настоящие разговоры, и, кажется, в том числе для этого он мог использовать свой рот, а ещё Чимина, чтобы что угодно можно было обсудить незамедлительно.       На звук открывающейся двери в ванную Чонгук вышел из зоны кухни в зону гостиной с наполненной кружкой в руках, содержимое которой ещё не успел должным образом остудить. Он не смог сдержать улыбки, когда увидел Чимина в песочного цвета длинных пижамных штанах, которые Чон уже лет сто как не носил, и в своей любимой белой футболке без принта. И то и другое Чимину было заметно велико.       — Ты смеёшься надо мной?       — Нет, просто необычно и приятно видеть тебя в моей одежде, — признал он, стараясь подавить улыбку и не пялиться на него. — Только сам не смейся, но пока ты был в душе, я заваривал тебе чай. Осторожно, он горячий, я пока поставлю на тумбу за диваном.       Но перед этим Чимин успел юркнуть в чашку носом и отстраниться с удивлённым звуком «м-м».       — Пахнет имбирём и гвоздикой. Ты сам его сделал?       — Мгм. Вместе с Интернетом и тобой. Если бы ты не готовил у меня дома, ничего из этого у меня бы не нашлось. Там есть немного мёда, но я ещё принёс сладкое.       — Мне больше ничего не нужно, спасибо за это.       — Поздно, я уже принёс, иди сюда, — сказал Чонгук и как можно мягче и медленнее поцеловал Чимина в губы, словно всё ещё боялся расплескать горячий чай, который уже был на тумбе.       Но вместо того чтобы увидеть после поцелуя его смущение или улыбку, глаза Чимина предслёзно заблестели, и он опустил голову.       — Если честно, у меня правда есть кое-что для тебя, — продолжил Чонгук. — Ах, лучше пойдём со мной к зеркалу, это нужно показать.       За руку Чон подвёл его к большому зеркалу в крошечной прихожей. Он включил свет и загородил обзор на чиминово левое ухо, пока доставал из кармана летних хлопковых шорт почти игрушечную по размерам салфетку из микрофибры. Чонгук взял серебряную клипсу в виде двух колец крест-накрест: из-за толстой сердцевины и тонких краёв они были похожи на лепестки. Он закрепил серьгу на мочке уха и наконец-то отошёл в сторону.       — Она шла парой со второй, но уже длинной, это ассиметричные серьги. Здесь пластиковое крепление, поэтому реакции на металл не будет. Не думаю, что ты будешь носить это каждый день, но когда вдруг сильно захочешь, знай, что у тебя теперь есть такая возможность.       — Спасибо... Спасибо большое, мне очень нравится, — эти слова Чимин еле выдавил. То, что он был тронут, понял бы и слепой, но, кажется, его прежнее состояние, с которым он и приехал к нему, подобные вещи только подпитывали.       Чонгук не стал говорить ничего, кроме «идём обратно», чтобы расправить одеяло, которое он принёс из спальни, и кивнуть Чимину на диван. И хотя Пак позволил ему почти что завернуть его в кокон, сам он всё же, к счастью Чонгука, прижался к нему, забравшись с ногами на сиденье, и положил голову ему на плечо.       — Я мокрый, потому что попал под дождь на середине пути, — вдруг признался Чимин. — Одежда не успела высохнуть.       Чонгук молчал. «Тебе нужна конкретная цель», — кажется, эти слова он говорил Чимину совсем недавно. Да, они добирались от дома Чимина до дома Чонгука пешком. И наоборот. И добирались так почти каждый раз, если не встречались где-нибудь в городе, что случалось крайне редко. Но чтобы он так скоро смог дойти самостоятельно… Даже если допустить, что по дороге он использовал карту на смартфоне или, возможно, держал в голове направление, важным было то, что сейчас он действительно сидел здесь.       — Ты пришёл сам?       Чимин неуверенно кивнул.       — Я тобой очень горжусь, — Чонгук поцеловал его прямо в макушку.       — Я хотел побыть один, а потом, когда ты написал про выпускную работу, захотел тебя увидеть. Мне показалось, что ты был расстроен. Я помогу тебе с текстом, хорошо? Хочешь об этом поговорить?       — Не очень. То есть… сейчас это не кажется проблемой. Спасибо, милый, но я должен попробовать сделать всё самостоятельно, иначе я опять вернусь к себе прежнему. Твоя помощь будет запасным вариантом, хорошо? Я больше надеялся, что это поможет с тобой. Учёба не так сильно меня расстраивает, я беспокоился о тебе, но думал, что, если начну забрасывать тебя сообщениями или звонками, ты почувствуешь давление и совсем закроешься. Поэтому я решил рассказать о себе. Сегодня у меня был нелучший день, и я бы его пережил, но с его помощью я хотел вывести тебя на диалог. Я… Спасибо, что ты пришёл. Я ещё хотел сегодня написать, что ты не должен мне ничего объяснять. Тем более если ты просто хочешь побыть один. Всё, что мне нужно, — это знать, что с тобой всё нормально. Понял?       — Да. Можно мне кое-что спросить? Только не злись, пожалуйста. Ты со мной расстанешься?       — Нет.       — Почему?       — Мгм... — В любой другой момент он бы, возможно, заставил его улыбнуться, отпустив какую-нибудь глупую шутку или начав придуряться, но сейчас ни от первого, ни от второго вопроса он и бровью не дёрнул. И воспринимал это как самые серьёзные вопросы, какими их и считал сам Чимин. — Потому что я хочу быть с тобой. Потому что мне с тобой хорошо. Потому что мне нравится, как я чувствую себя рядом с тобой и каким я становлюсь, благодаря тебе. Потому что мне нравится то, какой ты рядом. Потому что я хотел бы и дальше заботиться о тебе. Или это ты обо мне заботишься, раз пришёл поддержать меня из-за мелочи? — задумчиво перескочил с ответа на вопрос. — Потому что хочу смотреть на то, как ты светишься. Даже сейчас, просто по-другому. Потому что мне нравится, как ты думаешь обо мне. Мне добавить конкретные примеры?       Чимин мотнул головой, и чонгуковой ключицы коснулась тёплая слезинка. Чону упорно приходилось делать вид, что этих слёз он не замечал или что всё в порядке, чтобы не скомкать разговор и всё-таки разобраться в причине. Единственное, что, кажется, не мешало ни одному, ни другому — две сцепленных руки, так как Чимин буквально вцепился в его пальцы, когда только сел с ним рядом.       — А если я тебя отпущу?       — Хочешь меня отпустить?       Чимин активно закивал.       «Поэтому ты так крепко держишь мою руку?», — спросил бы Чон, если бы не думал, что после таких слов Пак мог бы отпустить его руку или вовсе отстраниться. А этого он уж точно не мог допустить.       — Я не хочу, чтобы ты проходил со мной через это.       — Мгм, — с задумчивым видом Чонгук теребил языком во рту пирсинг на губе, а потом приблизился к чиминову лицу так, чтобы можно было коснуться его носа своим собственным и тихо-тихо произнести: — А говорил, что не любишь обманывать. Милый, хочешь, я тебе помогу? Я не собираюсь тебя отпускать. Что толку с того, что это сделаешь ты? Отложи это до момента, когда по-настоящему захочешь со мной расстаться, вот тогда я, может, подумаю. Понял? Ты не думаешь, что у меня было немало времени, чтобы подумать обо всём? Я уже говорил, что мне больше не нравится моя жизнь, в которой нет тебя. Что я могу с этим сделать?       Чимин всхлипнул от душащего его чувства безвыходности, пока Чонгук спокойно и тепло улыбался и наконец-то по-особенному естественно смахивал слёзы с его щёк.       — С тобой говорил кто-то из семьи? — спросил Чонгук, на что Чимин быстро и резко мотнул головой. — Тогда откуда такие мысли?       — Только не злись, пожалуйста, — повторил Чимин, словно вместо Чонгука здесь сидел ирландский волкодав. — Но если ты думаешь, расстаться со мной сейчас или потом, то лучше сейчас, потому что потом мне будет ещё тяжелее. Я уже боюсь потерять тебя. Первое, о чём я думаю, когда просыпаюсь, — что тебя сегодня может не быть рядом со мной.       — Милый… Ты поверишь, если я скажу, что по утрам я думаю о том же? — осторожно спросил Чонгук, не особенно представляя себе ответ или реакцию, но Чимин уверенно кивнул. — Спасибо, что ты мне веришь. Хм... Прости, это не смешно, но я хочу уточнить: ты просыпаешься с мыслью, что сегодня меня может не быть рядом, и поэтому отказываешься от встречи со мной?       — Я не знал, что мне делать.       — Например, спросить, как ты сделал только что? Я не кусаюсь и не ругаюсь. А сейчас я предлагаю вариант на будущее, если вдруг такое повторится, а вовсе не отчитываю, ты же понимаешь это?       — Да.       — Даже обидно, что ты впервые смог прийти ко мне сам только потому, что хотел поддержать и тут же расстаться со мной.       — Я этого не хотел, только хотел тебя увидеть.       — В последний раз? — уточнил Чонгук. С чиминовых губ слетела смешинка, он кивнул и вытер мокрое от слёз лицо краешком одеяла. — Ты только-только стал важной частью моей жизни. Думаешь, на этом всё закончится? Ну вот… Если бы я знал, что ты придёшь, я бы купил… Хм…       — Белую розу, — ответил за него Чимин. — В такие моменты ты дарил мне её. Несколько раз совпадало так, что твоё плохое настроение сходилось с моим, и я запомнил.       — Верно, я бы взял её. У меня действительно было плохое настроение и я давно тебя не видел и беспокоился. Это бы первым повлияло на выбор, если бы я так же не знал, в чём дело. С другой стороны, хорошо, что я ничего не купил. Я говорил, что тебе нужно делиться солнцем с ними, но тебе оно сейчас нужнее. Продолжишь делиться солнечным светом, как только опять накопишь его в себе. Я не спрашивал, но ты же останешься сегодня здесь? Моего разрешения спрашивать не нужно, я всегда этого хочу.       — Да. А ты можешь лечь сегодня со мной? Посмотрим фильм и ляжем спать вместе.       — Хорошо. Всё, дождь закончился? Напоил цветок внутри себя?       До сих пор Чимин лежал щекой на чонгуковом плече, когда Чон аккуратно касался пальцами его щеки и осторожно и неторопливо целовал его в висок и линию роста волос надо лбом. Как только Чимин смущённо улыбнулся и кивнул, Чон аккуратно коснулся пальцами кончика его подбородка, чтобы приподнять ему голову и осторожно и неторопливо поцеловать пухлые губы.

9

      — Привет. Уезжаешь? И оставишь Чимина на ночь одного? — почти на бегу обронил Чонгук, едва не ахая, будто на сцене театра, и в то же время стараясь, чтобы сарказм не закапал с кончиков пальцев.       Намджун ожидаемо не ответил. Они оба знали, что это было решение Чимина — минимизировать участие Намджуна в его буднях. И Чонгук здесь был ни при чём. Хотя он не скрывал собственной радости от того, что ему удалось потеснить этого… человека, всё же больше он был рад тому, что Чимин принимал решения, не думая о том, понравится что-то его дедушке или нет. И Намджуна никто не прогонял, он по-прежнему бывал здесь каждый божий день и, что уж спорить, действительно был нужен. Просто проводил сейчас здесь гораздо меньше времени, так что Чонгук нередко даже не успевал с ним пересечься.       Чон прошёл мимо него и чёрного седана и двинулся прямиком к основному входу, у которого напоролся на закрытую дверь. За спиной раздался притворный сухой кашель.       — Да… — лениво протянул Намджун, будто только вспомнил. Но словно именно этого и ждал, он стоял возле машины, придерживая рукой открытую дверцу со стороны водительского сиденья. Теперь поверх футболки на нём был пиджак чёрного цвета. Самый нелюбимый цвет Чимина. — Чимин просил передать, если я тебя увижу, что я закрыл переднюю дверь и чтобы ты заходил со стороны пляжа. Я передал?       Мелочь, которой он был вполне удовлетворён, так как после своих слов Намджун с тенью улыбки сел в машину, завёл двигатель и выехал через открытые ворота. Сейчас это уже выглядело забавным, а не раздражающим. Ну ладно юный Чонгук, который раньше был недостаточно уверенным, чтобы вести себя правильно. Но теперь, когда взрослый мужчина в лице Намджуна пытался соревноваться с ним по ерунде, уверенности ему это только прибавляло.       Внутри дома было свежо из-за настежь распахнутой двери и окон и пахло чистотой и влагой. Чимина он нашёл в кухне, когда тот пытался достать аптечку с верхней полки кухонного шкафчика. Эта сцена показалась Чонгуку больше забавной, чем беспокоящей. Хотя бы потому, что теперь он хорошенько различал, был его парень в порядке или нет. И в данный момент он не видел ничего, что бы его могло по-настоящему взволновать.       — Это всего на пару часов. Или на всю жизнь, — добавил вариант Чонгук. — Чтобы ты забыл о домашних делах.       Они сидели на полу в гостиной между кофейным столиком и диваном. Длинный рукав чиминова свободного вискозного лонгслива бежевого цвета Чонгук приподнял до локтя, чтобы тот ему не мешался. Его руку он держал бережно, иногда мимолётно поглаживал пальцем по нежной коже.       — Я люблю, когда всё делаю сам.       — Ах, попробуй пошевелить рукой. Кистью, — уточнил Чонгук. — Не перетянул?       — Нет, нормально. Спасибо, милый.       Чонгук улыбнулся и закрепил на его запястье с, кажется, незначительным растяжением эластичный бинт зацепкой, после чего положил чиминову ладонь поверх своей собственной руки прямо на колене.       — Мне неловко от твоей улыбки, — признался Чимин. — Ты смеёшься надо мной?       — Конечно нет. Просто вспомнил, как я тебя впервые увидел. Прошло не так много времени, но ты нисколько не изменился. Потянуть руку во время уборки? Это на тебя похоже.       — Я даже не помню, что это была за машина, — задумался Чимин над его первым примечанием. — Я говорил, что плохо запомнил тот день? Я лучше помню день, когда мы познакомились. Именно тогда под моей прежней жизнью была подведена черта.       Улыбка Чонгука стала ярче и шире. Он защёлкнул крышку аптечки, отодвинув её на середину кофейного столика, и наконец-то смог обнять Чимина как следует — двумя руками.       — Это когда же? — поинтересовался он. — Когда я испортил твои любимые брюки? В моём случае это тоже был тот день и тот момент, потому что после твоей реакции я только убедился, какое ты сокровище. Но я был уверен, что после того дня ты не будешь выпускать что-то общее со мной. И вообще со мной не заговоришь.       — Почему ты так думал? Я люблю быть справедливым. И это было забавно, поэтому запомнилось. Мы оба не заметили надпись «окрашено», когда ты посадил меня на ту скамейку, не твоя вина.       — Но брюки было жалко?       — Да, — его улыбка получилась ностальгической. — Я держал их в шкафу некоторое время, а выбросил, когда мы начали встречаться.       — Зря ты это сделал. Хотя я их видел всего раз в жизни, но хорошо помню, что ниже бедра они становились широкими, но выше… Мгм. Ты был милым, но из-за этих обтягивающих брюк ещё и... — он намеренно не договорил, потому что не хотел пригвождать его ярким словом. Пусть это было совершенно невинно, и он по-прежнему охранял его душевное спокойствие, всё-таки Чон его дразнил. Так, например, он приблизился к чиминову уху и тихо-тихо, едва сдерживая довольную и счастливую улыбку, шепнул: — Прости, милый. Тебе неловко?       Как и всегда в таких ситуациях, Чимин смутился и ненадолго опустил голову. Но вместо того чтобы вызволять свою руку и закрывать свои порозовевшие щёки, он коснулся уже чонгуковой щеки подушечкой пальца. А следом неторопливыми и слегка неумелыми движениями губ стал впервые целовать его сам, пока не улыбнулся прямо в чонгуковы губы.       — А теперь ты смеёшься надо мной? — спросил Чон, отстранившись.       — Нет, над собой. Я только сейчас заметил, что я плохо целуюсь. Прости, пожалуйста.       — Попроси прощения за то, что просишь прощения.       Чимин улыбнулся, а из кухни донёсся длинный и пронзительный писк какого-то устройства. Пак опять готовил, как и все предыдущие и свободные от плотной учёбы дни текущей недели. Вместе с восстановившимися силами к нему вернулся аппетит и желание проводить в кухне больше времени. Это и раньше действовало на него умиротворяюще, но теперь из-за Чонгука в нём проснулся и азарт. А ещё желание сделать для него что-то своими руками и, может, вернуть в изменённом, но таком же тёплом виде часть чонгуковой заботы. Некоторые их вечера проходили крайне скучно. Например, когда они находились в доме Чимина или в квартире Чонгука только лишь для того, чтобы практически по часу проводить в молчании из-за того, что каждый был занят своими занятиями и задачами по ним. После этого они делали перерыв на еду или недолгую прогулку, а потом всё повторялось снова. Лучшим вариантом было то, когда они вместе работали над вопросом одного из них. Чаще Чимин приходил на помощь Чонгуку, который всё ещё не мог спокойно выполнять уроки, особенно в которых подразумевалось написание текста или длинного вывода, развёрнутого ответа — чего угодно, с чем он явно не дружил.       Но больше именно чистого свободного времени они проводили вместе по выходным. Сегодня Чонгук пришёл уже ближе к вечеру, без ничего и даже без привычного ему рюкзака. Потому что после того как закончился его наполовину учебный день он закинул все вещи домой и почти прилетел сюда, наслаждаясь уже одной мыслью о том, что завтра у них будет настоящий целый день вместе.       — Держи, милый, — сказал Чонгук, нарисовав на песке знак бесконечности.       Чимин сидел у него между ног, обнимая рукой его колено, когда почти скучающе опустил взгляд на песок. Повязку с его руки они сняли перед тем как вышли из дома. Они были на пляже при свете луны и уличного фонаря у дороги. Последний их момент перед тем, как Чонгук пожелает ему спокойной ночи и вернётся к себе домой, как обычно. Чимин молчал, а потом одинарный знак бесконечности превратил в двойной, нарисовав на песке часть восьмёрки внутри первой.       — Ах, ну и что ты сделал? Ты же испортил мою бесконечность, — притворно возмущённым тоном заявил Чонгук.       В такие моменты он старался придать своей интонации яркую выразительность, чтобы не дай бог Чимин не воспринял его слова всерьёз. Так что сейчас вместо слова «прости» он лишь так же притворно отдёрнул руку от песка, словно нашкодивший ребёнок, который совершенно не был причастен к проделке. Чонгук улыбнулся.       — Чимин? Мне нужно тебе кое-что сказать, — признался он. — Я хочу, чтобы моей выпускной работой стал ты. Только не отвечай ничего, пожалуйста, послушай меня. Я давно об этом думаю. У меня есть пара идей, которые я хотел бы воплотить с тобой, это было бы красиво и, я думаю, в твоём стиле. Но я вовсе не думаю, что ты согласишься, а я не буду тебя уговаривать. Сейчас я лишь хочу попросить тебя подумать об этом. И если ты вдруг захочешь обсудить детали, то просто скажи мне. Я не хочу, чтобы ты соглашался только потому, что я этого хочу. Поэтому я не буду ждать твоего ответа или ограничивать тебя в сроках принятия решения. Просто хочу, чтобы ты знал. Понял?       Чимин медленно гладил руку, которой Чон обнимал его за живот. Он выдержал небольшую паузу, а потом коротко ответил на его вопрос:       — Да.       Чонгук снова тепло улыбнулся и поднял телефон, чтобы посмотреть на время и проверить, не крадёт ли он у своего парня драгоценный отдых. Позднее время они увидели оба, но никто ничего не сказал сразу. Это тоже было обычным, потому что следующая фраза официально завершила бы этот день, и Чон сильно медлил со своим уходом, хватаясь за минуты-песчинки, как за спасение.       — Чонгук?       — Чимин?       — Ты можешь не уходить и переночевать сегодня здесь вместе со мной? — спросил Чимин.       Сразу Чонгук не ответил, а потом и вовсе уже не успел, потому что, пока он молчал, Чимин повернулся к нему, обнял его вокруг шеи и коснулся его носа своим. Чонгук улыбнулся тому, что тот теперь делал так же, как и он, и захотел поцеловать его, но Чимин вдруг впервые увернулся.       — Я хочу сегодня попробовать, — мягким и едва слышным голосом.       После этого Пак вновь сам приблизился к его лицу так, что между их лицами оставались разве что считанные миллиметры. Его волнение Чон чувствовал кожей по неровному дыханию, которое теперь щекотало ему место над верхней губой. Этот момент Чонгук представлял себе по-другому и был уверен, что их первую полноценную совместную ночь они проведут у него дома. Что обязательно будет белая лилия как символ чистоты, а ещё, как говорил Чимин, как очередной показатель того, что Чонгук много о нём думал. Что это обязательно будет подобие романтического вечера или просто ужина, ну как сегодня… Их глаза встретились и, кажется, Чимин изначально знал о сегодняшнем дне чуть больше Чонгука. Хотя при нём не было белой лилии, сейчас можно было сказать практически о каждом дне или каждой неделе, что он много о нём думал. Как бы там ни было, вот они здесь, в единственном месте, которым Чимин дорожил, возле дома, который Чимин не любил.       Пак сам свёл расстояние между ними на нет и осторожно, почти боязливо поцеловал. Чонгук тоже не спешил делать лишние движения, чтобы не смутить или не спугнуть его, в то время как сам наслаждался такой редкой инициативой. Но Чон коснулся пальцем кончика его подбородка, чтобы дать Чимину чуть больше уверенности и сбавить его волнение. И когда его заряд смелости заметно иссяк, и Пак стал отстраняться, Чонгук нежно погладил его по щеке и встал, подтягивая Чимина за собой.       Хотя то, что случилось дальше, было необдуманным порывом чувств, Чимин не сказал ни слова. Чон поднял его на руки. Причём без особого труда, потому что Чимин по-прежнему ещё был пушинкой и есть с аппетитом стал совсем недавно. Хотя как раз потому, что сейчас Чимину было значительно лучше, он мог не только легко дойти сам, но и добежать до второго этажа. Чон не собирался выставлять его уязвимым или каким-то неполноценным. Скорее, так он хотел подчеркнуть его значимость и то, каким в идеале должно быть отношение к нему всего грёбаного мира. Но всё-таки главной причиной было то, что именно это Чонгука успокаивало в то время, когда его самого откровенно потряхивало от волнения.       Кажется, что в дом они заходили целую вечность. Шаги Чонгука были медленными, потому что он отвлекался то на нежные поцелуи, то на смешинки, слетающие с чиминовых губ в моменты, когда Чон открывал калитку или, напротив, с помощью самого же Чимина закрывал заднюю дверь дома, путаясь в тюле. В спальне он включил лампу-ночник на дальней прикроватной тумбочке, в самом углу, после того как посадил Чимина на кровать.       — Не волнуйся, милый, я не буду трогать твою шею, вот здесь, — указал Чон на область собственной шеи, прямо под челюстью. Он опустился на колени перед ним и обхватил руками за бёдра, придвинув его поближе. — Я не забудусь. — Все эти слова он произносил с такой уверенностью и заботой в том числе, словно Чимин хоть когда-то говорил ему об этом. Но этого не было, и поэтому Чимин удивился. — Мне нужно знать что-то ещё?       — Нет. Ты уже всё знаешь.       Чимин был тронут, об этом говорил его ласковый жест, когда он погладил Чонгука по медовым волосам, встретившись с его горящими глазами. Он снова воссоединился с его губами, свободно поглаживая и просто касаясь пальцами чонгуковой шеи и челюсти, потому что у самого-то на это был карт-бланш. Пак расстегнул пуговицы на его рубашке, пока Чон терпеливо ждал.       — Я думал, что увижу какую-нибудь татуировку у тебя на груди, — объяснил свою улыбку Чимин, смущённо касаясь его упругой кожи над рёбрами.       — Она там уже есть, милый, тебе просто не видно, — улыбнулся Чон и дотянулся до его рта.       Он зажал одну из его губ между своими и сделал глубокий, шумный и медленный выдох через нос, пока проникал рукой под ткань бежевого лонгслива. Это помогло ему частично прояснить сознание, так что после этого он отстранился, чтобы аккуратно снять с Чимина часть одежды. Светлая и гладкая кожа торопливо покрывалась мурашками, реагировала на прижимающиеся губы Чонгука. Это были ключицы и плечи — те области, которым он уделял внимание, а Чимин при этом пока ещё мог отвечать ему тем же. Руки Чона заметно дрожали, будто он имел дело с тонким стеклом, которое в любой момент от одного неправильного движения могло рассыпаться на части. Он подался вперёд так, чтобы заставить своего парня лечь на кровать. Он навис над ним, упираясь в постель коленом, и прежде чем прильнуть к его лицу, он взял его за бедро и сместил Чимина ближе к середине.       Чонгуку торопливо пришлось избавляться от рубашки на своих плечах, потому что руки Пака того требовали, оттягивая её назад и проникая руками куда-то за ворот. Его губы для него были самым сладким и любимым пристанищем, но сегодня у него наконец появилась возможность найти им конкурента. Тело Чимина было нелучшим партизаном, потому что даже невесомое прикосновение губ проявлялось на его светлой коже таким отпечатком, словно Чон перед этим макнул рот в нежно-розовую краску. Кажется, этими воздушными, как маленькое пёрышко, поцелуями Чонгук хотел покрыть каждый сантиметр его нежной, бархатистой и опьяняющей кожи, думая, что сильнее, чем сейчас, его не накроет. Но он добрался губами до сладкого и втянутого живота и замер, когда услышал первое стонущее не то «ах», не то «ха». Одна маленькая деталь, которая возбудила его и велела глазам на мгновение потерять способность фокусироваться. Но Чонгук продолжил, его поцелуи стали более медленными и томными, дразнящими и разогревающими, именно они помогли впадине внизу живота стать более явной. Дыхание Чимина теперь было тяжёлым, а его грудь поднималась ещё выше при вдохе.       На нём вновь были лёгкие белоснежные брюки. К сожалению, не те самые. К сожалению, не обтягивающие. И к счастью, сейчас совершенно ненужные. Так что Чонгук бережно снял их с него, приподнявшись, и теперь уже касался губами его ног. Одну из них, согнутую в колене, он немного приподнял, чтобы склониться и поласкать чувствительную подколенную ямку. Одновременно с набежавшими мурашками белоснежное бельё намокло от выступившего предэякулята, а Чимин, как будто пристыженно, закрыл лицо руками. Последнего Чону хватило, чтобы опустить его ногу, и прижаться к любимому телу, протискиваясь между рук и находя ртом пухлые губы. Он уже не делал ничего особенного, только целовал своего парня, пытливо и неспешно сминая его губы, и гладил рукой по талии и бедру. Этой паузой он хотел помочь ему расслабиться и раскрепоститься, дать понять, что без его истинного желания ничего не произойдёт, а также показать, что они совершенно никуда не торопятся.       Медленно, почти успокаивающе, он поглаживал внутреннюю сторону чиминова бедра до тех пор, пока тот снова не задышал тяжело. Чон не снимал, а буквально стягивал с него бельё, проникнув ладонью под ткань. Он делал это для того, чтобы Чимин понимал чувственность момента, а вовсе не механичность. Теперь Чонгук практически не отрывал рук от его тела, а потому к возбуждённой плоти он подобрался очередным скольжением по коже. Он гладил член ладонью и ласкал пальцами головку, когда Чимин сорвался на длинный, почти молящий стон. Чонгуку пришлось даже прижаться к нему лбом, а потом с выражением заглянуть в его глаза.       — Прости, — тихо и виновато обронил Чимин.       — Нет, — ответил Чон практически серьёзным тоном. — У меня из-за тебя в глазах темнеет, милый, продолжай стонать, если хочется.       Хотя чиминовы щёки уже были покрыты румянцем, Чонгук готов был поклясться, что от смущения они стали ещё ярче. Он накрыл его губы в более настойчивом поцелуе и скользнул рукой вдоль талии, чтобы притянуть его ближе и перевернуть на правый бок, лицом к себе. Незамедлительно он спустился до аккуратных ягодиц, легонько сжав упругую кожу. Теперь Чимин уже не отвечал ему на поцелуй, только обжигающе шумно дышал ему в рот, особенно когда чонгуковы пальцы коснулись заветного колечка мышц.       — Тебе нужно расслабиться, малыш, — шепнул Чонгук.       Ласковым движением Чимин коснулся чонгуковой щеки и продвинулся пальцами за ухо, к волосам, чтобы притянуть его ближе. Его лёгкие стенания Чон ловил ртом между мягкими, как вата, поцелуями, пока сам неспешно растягивал его пальцами и ласкал его член другой рукой. Кажется, если бы он прибавил темпа, то Чимин бы непременно кончил, но, честно это было или нет, Чонгук не торопился. И как он сам ещё не рассыпался от нахлынувших чувств — большой вопрос. Чимин стонал, целовал и гладил его то по шее, то по груди и животу, пока кончики его пальцев не проникли под пояс чонгуковых шорт спереди. Сделал бы он сегодня нечто смелое, никто из них уже не узнает, потому что на этой очередной маленькой детали Чонгука снова накрыло.       Он отстранился от своего парня, чтобы снять с себя шорты песочного цвета и бельё и больше не думать об этом. А потом навис перед лицом Чимина, уперевшись коленями в постель, прямо под его бёдрами. Он продолжил ласкать и растягивать его пальцами, игнорируя собственную эрекцию вплоть до болезненных ощущений, которые сейчас по спектру испытываемых чувств стояли далеко не на первом месте. И Чимина он нарочно больше не целовал, хотя тот пытался притянуть его к себе среди стонов. Чон не собирался дразнить его, только хотел, чтобы он по нему соскучился, а ещё чтобы сосредоточился на своих ощущениях. Он придерживал одной рукой внутреннюю сторону бедра, упираясь локтем в матрас, пока входил в Пака двумя пальцами. Его тело уже охотно подавалось ему навстречу, и теперь Чимин полностью лежал в раскрытой позе, прикусывая временами и без того пухлую нижнюю губу. Напоследок Чонгук закрыл глаза, слушая сладкие звуки, которые теперь наверняка будут сниться ему каждую ночь, и влажно поцеловал его ногу с внутренней стороны колена.       Он медленно вставил головку своего члена, заметив, как Чимин сжимал пальцами постельное бельё с глухим стоном. Но рукой Чон расслабляюще поглаживал ему низ живота и область паха. Он нарочно заострял его внимание на том, как кончиком пальца задевал уздечку члена или стимулировал, зажимая в руке для движений и прижимая головку. А Пак в это время зажал Чонгука бёдрами, потому что уже требовал.       — Милый, — позвал Чон, приблизившись к его лицу и буквально оторвав его руку от постели, потому что хотел переплести с ним пальцы. Он принял позу, когда склонился к нему и услышал очередной шумный выдох. Чонгук поймал взгляд чиминовых глаз, когда тот их открыл, и сказал: — Дыши ровнее, это не спринт. Тебе некуда торопиться. Хорошо?       — Да, — неуверенно ответил он с тенью смущённой улыбки.       Его движения были спокойными и неглубокими, пока он позволял Чимину привыкнуть к нему, а самому достичь нужной кондиции. Если бы было можно, Чон бы не оставил сухого места на его шее и челюсти, потому что в первую очередь он ласкал бы там, в самых чувствительных местечках. Но и сейчас проделывал это с основанием шеи и ключицами, пока его ухо или влажный от пота висок обжигало горячим дыханием Пака.       Его толчки становились быстрее и глубже, открыв в Чимине новую дверь с секретом. Между стонами он шептал нежности, комплименты и милейшие обрывочные признания, которые едва не заставили Чона остановиться. Но он оперативно направил свою реакцию в нужное русло и накрыл его губы своими, увлекая в требовательный и мучительный поцелуй, при котором рваный вдох из-за сбившегося у обоих дыхания можно было сделать только через нос. Чонгук вовсе не хотел заткнуть его, а только лишь предпринять что-то, чтобы предназначенные ему слова попадали ему прямо в руки. Или в рот. Он отстранялся, чтобы дать ему подышать, постонать или вновь зайтись в приступе глубокой нежности к нему. Гладил его пальцем по вспотевшей щеке и по губам тоже.       — Милый… — выдохнул Чимин, будто что-то хотел сказать, но внезапно сорвался на протяжный судорожный стон.       И вот тогда Чонгук действительно закрыл ему рот своими губами, не собираясь отстраняться, пока он не кончит ему в руку. Потому что такой сладкий стон он бы ни за что не пропустил мимо. На лбу и висках давно выступил пот. Не грубым, но быстрым и резковатым вторжением он довёл его член до пульсации, помогая рукой сделать его ощущения более яркими, а стон — громче. Сладостный, надрывный и почти жалобный стон, который, кажется, расширил Чимину зрачки и довёл Чонгука до оргазма вслед за ним с шумным выдохом и глухим, почти грудным стоном.       Впервые Чонгук аккуратно и ненастойчиво слизывал всё ещё слетающие с чиминовых губ ласкающие уши звуки кончиком языка. Чимин гладил его руками по спине и по-прежнему зажимал его бёдрами. В этот момент Чон буквально разрывался между тем, чтобы рассыпаться в словесных нежностях и ласковых признаниях, и тем, чтобы расцеловать каждый сантиметр его тела. Ему удалось найти золотую середину, когда между поцелуями он произносил новое слово, характеризующее Чимина. Кажется, некоторых слов даже в помине не существовало, разве что в личном словаре Чонгука. В очередном смущении Чимин спрятал своё лицо в его плече, согревая своим дыханием, и притих.       — Милый, только не засыпай сейчас, хорошо? Нужно сходить в душ. Обещаю, что там всё будет прилично, — прояснил Чонгук. Чимин тихонько засмеялся и отстранился от его плеча. — Дай одну минутку.       Он коснулся чиминовой щеки большим пальцем и приник к его губам с нежными, но прерывистыми поцелуями. Целовал его с паузами, во время которых прикидывал, достаточно ему этого или нет. После очередной такой заминки Чимин улыбнулся, почти засмеялся, и прошептал:       — Если это мне надо напоминать про одну минутку, то я не хочу.       Чонгук вздохнул так глубоко, словно старался утрамбовать свои чувства, которые и без того лились через край. Он потёрся о чиминов нос своим и прижался к его щеке совсем ненадолго, потому что понимал, что такими ласками он его, скорее, убаюкает. Так что пусть и нехотя, но он отстранился от него и встал с кровати. Он сдёрнул сбитое в комок одеяло, встряхнул его, чтобы потом предложить Чимину обернуться в него, когда ему безусловно покажется стеснительным дойти до душа голышом.       — Вставай, малыш, давай мне руку.

***

      — Давай руку, — Тэхён встаёт перед Чонгуком и протягивает ему ладонь, чтобы помочь подняться. Но Чон этот жест игнорирует, а Тэхён внезапно замечает его босые ноги. — Где твоя обувь?       — Не знаю, — непринуждённо пожимает плечами. — А как она выглядит?       — Не понимаю... Это должно быть смешно?       Смеётся Чонгук тоже непринуждённо и беззаботно, опускает голову и крутит между пальцами стебель бывшего полноценного цветка.       — Ты опять загораживаешь мне солнце, Тэхён. Пожалуйста, можешь сделать хотя бы шаг в сторону?       — А если я не хочу, что будешь делать? Исключишь меня за оскорбление?       — Ты меня оскорбил? — задумывается и явно прокручивает в голове весь их диалог. Вот только Тэхён ничего такого не сказал, разве что сравнил его с человеком в припадке? — Даже если так, не могу, ты же угадал. Мне кажется, или ты сегодня чуть-чуть не в духе? Я тебе что-то сделал?       — Пока ничего, — слова Тэхёна звучат почти предупреждающе, и он мысленно себя одёргивает, потому что меньше всего бы хотел внезапно поссориться с ним из-за ерунды. — Извини, я просто нервничаю. У меня сегодня первый настоящий съёмочный день, а ты говорил, что придёшь.       — Мгм, верно, я же об этом помню. Я думал, у меня в запасе ещё есть два часа. Нет?       — Да. Будешь сидеть здесь все два часа? Мы с папой можем подбросить тебя, я уже повторяюсь. Ты же не пойдёшь к Чимину вечером, так? Вставай и садись в машину, тебе уже пора уйти отсюда.       — Ты так думаешь? Ах, мне нужно ещё пять-десять минут, хорошо? Если я уйду сейчас, то принесу Чимину белую розу, а я не хочу. Мне нужно найти в себе что-то другое. Дай мне пять минут, пожалуйста.       Хотя Тэхён не до конца понимает его, он вздыхает и наконец отходит в сторону, чтобы только сесть рядом с ним.       — Интересно, зачем здесь эта фигня? — спрашивает Чон про кусок крафтовой бумаги, повторяя слова, сказанные ранее самим же Тэхёном. Дразнит. — Ведь на улице тепло и ни ветра, ни дождя. Я про упаковку.       — Знаешь, ты совсем незлопамятный. Извини, если в тот раз тебя это задело, я правда не хотел грубить.       В ответ он получает только лёгкую улыбку, а следом Чонгук зарывается лицом в свои колени. Тэхён вновь, как когда-то, рисует на песке стрелку, направленную в сторону океана, и постукивает кончиками пальцев по чонгуковой руке. Он указывает на рисунок молча, потому что сейчас это не требует объяснений, и тут же слышит глубокий вдох.       — Спасибо.       Тэхён не отвечает и не смотрит на него, чтобы дать ему возможность побыть одному, как он и просил. Одновременно с этим его радует, что Чон его понял и что этот незамысловатый рисунок-указатель оказался вновь кстати. Ким даёт ему немного времени, чтобы устроиться удобно — теперь уже в колени он упирается подбородком — и притихнуть. Волны тихо и неторопливо плещутся в нескольких метрах, их звук успокаивает, как Тэхён и говорил. Он видит это по Чонгуку, когда поворачивает к нему голову и замечает, как тот с закрытыми глазами греется в лучах солнца и, кажется, наслаждается этим умиротворением.       — Чонгук, — тихий голос аккуратно нарушает тишину, — я могу задать тебе личный вопрос? — Он целенаправленно повторяет его старую формулировку, которую Чон произносил всего однажды когда-то очень давно.       — Попробуй, — уже ленивый голос ему в ответ. Чонгук открывает глаза, но от коленей не отстраняется. — После моих прошлых откровений, наверное, можешь. И раз уж ты покупаешь цветок для моего парня, то тебе тем более не нужно разрешение.       Тэхён несдержанно улыбается, почти смеётся.       — Но я купил его, чтобы показать тебе. Передашь его всё равно ты.       — Это неважно. Какая разница, кто передаст, если получатель — он? И это хотя бы логично. Если бы получателем был другой, это можно было бы расценить как угрозу.       — Я просто психанул, потому что у меня больше не было идей, я же объяснил. Но своей попыткой, как оказалось, я попал в «яблочко». Собственно, об этом я и хотел спросить. Ты что, когда-то дарил Чимину голые стебли?       Чонгук снова тихо смеётся и поворачивает к нему голову. Его взгляд снисходительный, а не насмешливый, а глаза уже блестят.       — Я же не маньяк. Спокойно, я шучу, я не называю тебя маньяком. Просто не делай так больше, хорошо? Ты попробовал, оказался прав, и хватит. С моей стороны это было всего один раз и вышло совершенно случайно. Я не срезал бутон и… Прости, что опять напоминаю, но я точно не сравнивал его с курицей.       — Я только… Ты прав, извини. Это было некрасиво. Я сильно нервничал, когда показывал тебе, и отпустил дурацкую шутку.       — Всё нормально. Обещаю, что это останется между нами. Но вполне возможно, я ещё буду это припоминать, — добродушно улыбается Чонгук.       — Чонгук? Извини меня, ладно? — повторяет Тэхён без тени улыбки и, хотя Чонгук молчит, он быстро добавляет: — Я не про цветок, а вообще.       — Вообще? Не припомню, чтобы ты мне что-то сделал. Как по мне, это я вечно отчитывал тебя. Удивительно, что ты не возненавидел меня.       Вопреки собственному совету и наглядной инструкции на песке, на этих словах Тэхён опускает голову и молчит. А Чонгук тем временем делает глубокий вдох полной грудью.       — Спасибо за то, что ты пришёл сюда и напомнил про стрелку. Похоже, я готов уйти. — Он неторопливо поднимается первым, отряхивая брюки от сухого песка. — Моя обувь у калитки. Можешь не ждать, я обуюсь и догоню.

10

      — Доброе утро, — шепнул ему в сторону уха Чонгук. Чимин в ответ только неспешно погладил его по руке. Момент единения, который хочется растянуть или заставить задержаться. Чон крепче прижал к себе парня за бёдра, поверх хлопковых пижамных штанов. — Ты что-нибудь помнишь? Делись, малыш, что тебе снилось?       — А что? — скрипучим и сонным голосом спросил Чимин.       — Ну… Ты беспокойно дышал во сне и почти плакал. А ещё ты снова вспотел.       — Так теперь каждую ночь, прости. Но мне сказали, что это нормально.       Чонгук вздохнул и аккуратно прижался губами к позвоночнику чуть ниже шеи.       — Милый, не надо извиняться за такое. Так что тебе снилось?       — Кажется, Бетти умерла. Разбилась, когда ехала с кем-то в машине. Мне уже второй раз снится собака, чёрный лабрадор. Но я её не знаю. М-м… Мне кажется, или внизу что-то горит?       — Уже нет. Обещай, что не спустишься сегодня в кухню, — просил Чонгук.       Чимин только улыбнулся и снова погладил его по руке.       — У тебя что-то сгорело?       — Ничего, повернись ко мне, — попросил Чонгук, отпуская чужое бедро и отдаляясь назад, чтобы Чимин мог повернуться. Чонгук вновь, как вчера, нежно поглаживал ему щёку и аккуратно касался чиминовых губ своими, пока его парень неуверенно обнимал его за талию. — Привет. Как ты себя чувствуешь?       — Прости, если тебе не было хорошо ночью, — пропуская вопрос и уже второе приветствие, внезапно произнёс Чимин.       — Что?       — У меня… Я плохо знаю, как можно доставить удовольствие.       — Понятно. Мгм… Ты прав. Наверное, мне не было хорошо. Вряд ли так называют лучшую ночь в жизни.       — Это неправда. Ты говоришь так, чтобы успокоить меня.       — Нет. Если бы я хотел тебя успокоить, я бы не пытался убедить тебя в моём противоположном мнении. Она была лучшей, потому что я провёл её с тобой. Вот в чём секрет. Ты можешь мне не верить, но не говори, пожалуйста, за меня. Только что я был счастлив, а ты отнимаешь это у меня.       — Прости, пожалуйста.       — Попроси прощения за то, что просишь прощения, — сказал Чонгук, чмокая его в губы, как бы затыкая. — Тебе не за что извиняться, малыш. Я это сказал не для того, чтобы выставить тебя виноватым, я только защищаю собственные чувства. Понимаешь? — Чимин в ответ улыбнулся и медленно и уверенно кивнул. — Я пытался приготовить тебе завтрак, пока ты спал, но… В общем, я тебе это не только не дам попробовать, но и не покажу. Не ходи в кухню.       Чимин молчал, а потом представил всю эту картину целиком, как именно Чонгук пытался порадовать его и как вернулся в спальню с опущенным воображаемым хвостом. И Пак внезапно рассмеялся.       — Ну вот, ты опять смеёшься надо мной.       — Прости, милый. Может, поэтому мы и вместе, — сквозь смех говорил он. — Ты так же безнадёжен, как и я, просто по-другому.       Чонгук только улыбнулся, больше от звука его заливистого смеха и хихиканья. Именно по этой причине он обожал, когда его парень шутил. Так что сейчас Чон с чувством потёрся о стенку чиминова носа кончиком своего собственного.       — Спасибо, милый. Это именно те слова, которые хочется услышать утром от любимого… — О том, какое слово он сказал, он понял по глазам Чимина, которые удивлённо и даже испуганно расширились. Смеяться он перестал настолько резко и обрывисто, словно кто-то нажал на паузу. Возможно, если бы не это, он бы продолжил говорить дальше и совсем бы не обратил внимания. По крайней мере, точно не сразу, потому что слово слетело с губ слишком естественно и непринуждённо. Словно всё шло, как надо. — О-о… Стоп-стоп-стоп, — Чонгук крепко обхватил его за талию, словно Чимин мог со скоростью пули исчезнуть из кровати, — только не прячься, у меня это вырвалось!       Но Чимин уже стал накрывать голову одеялом. Чонгук засмеялся и выпустил его из своих рук.       — А знаешь, я не хочу сегодня облегчать тебе задачу. Любимый? — уже нарочно повторил он, едва сдерживая смех от того, что Чимин крепко удерживал одеяло около головы. — Можно мне тоже под одеяло? Я загляну по делу, нужно снять с тебя мокрую футболку. Давай, милый, считаю до трёх — и залезаю снизу.       Он вновь засмеялся, когда после его слов Чимин отпустил край одеяла со стороны Чона. На его счастье, Пак не закрывал лицо ладонью и глаза его были открыты, когда он проник к нему.       — У тебя слишком счастливое лицо, — заметил Чимин.       — У меня? Прости. Это раздражает?       — Немножко, — улыбнулся Чимин. Он вновь шутил, и от ещё более широкой улыбки Чонгука засмеялся уже тихо и легко.       — Что? Я же говорил, что счастлив. А я подумал, ты опять смутился, но ты испугался. Почему?       — Мне такого ещё не говорили. Я не ждал, что ты скажешь это. И ещё я не хочу, чтобы это было последним, что я запомню.       Чонгук опирался на правый локоть, пока ладонью придерживал одеяло над собственной макушкой, чтобы не было ощущения присутствия шор по бокам.       — Хочу, чтобы это было первым, о чём ты будешь вспоминать каждое утро. Мне нужен только ты. А прошлая ночь правда была для меня самой лучшей.       — И для меня. Я с тобой очень счастлив.       Чонгук погладил его по розоватой и тёплой щеке и с трепетным поцелуем приник к его бархатным губам. Чон откинул одеяло и помог Чимину немного приподняться, чтобы можно было снять с него футболку и тут же запечатлеть короткий поцелуй на его голом плече.       — Поспи ещё, хорошо? Я приберу за собой в кухне, схожу в душ и разбужу тебя.       — Только не забудь разбудить, пожалуйста. Я хочу приготовить завтрак вместе, хорошо? — Чонгук в ответ только снова улыбнулся и кивнул. — Милый?       — Да?       — Нет, ничего.       — Тебе что-то нужно? Воды? Достать тебе чистую футболку или останешься так? Тебе нужно ещё одно одеяло? — Чимин внимательно смотрел на него своими сверкающими от счастья глазами и смущённой улыбкой, но с ответом медлил. Чонгук снова улыбнулся. — У тебя сейчас такой влюблённый взгляд.       — Правда?       — Да. Скажи, что ты хотел сказать? Ты можешь просить всё что хочешь.       — Хорошо. Тогда ты можешь немножко полежать со мной, пока я не усну, и только потом идти?       Чонгук аккуратно притянул Чимина к себе поверх плеча и прислонил его голову к своим ключицам. Накрыл обоих одеялом, прислоняясь под ним рукой к его тёплой и обнажённой талии и прижимаясь губами к чиминовой макушке.       — Спи спокойно, милый.

11

      В кухне стоял аппетитный запах готовящейся еды, крошечной её части, которая издавала в пароварке булькающие звуки.       — Что случилось, милый? — спросил Чимин, когда долгое молчание Чонгука и практически полное отсутствие подвижности в стоячей позе привлекло его внимание. Из-за чонгуковой спины торчал знакомый свёрток. — Мне нужно угадать?       — Мгм… — Чонгук держал свёрток в горизонтальном положении и, помедлив, аккуратно положил его на столешницу рядом с глубокой тарелкой, в которую Чимин только что насыпал муки для дальнейшего приготовления ужина. — Боюсь, что сегодня ты не угадаешь, малыш.       Чимин шагнул к нему из другой части кухни. Гуляющими по Чонгуку и крафтовому свёртку взглядами он пытался найти правильный ответ. Но сильно медлил с заявлениями.       — Меня пугает твоё настроение, — признался Чимин. — Но я чувствую, что там не роза.       — Верно. Но ты не угадаешь, милый, такого ещё не было. Я не знаю, почему… Точнее, я не понимаю, как так получилось, потому что я, как обычно, был осторожен, — его голос казался расстроенным.       Чимин поцеловал его в щёку вместо объятий, чтобы не испачкать Чонгука мучными руками.       — Мне кажется, что я понял. Там сейчас раненый цветок? Или его бросила ножка?       — Второе.       — Разве она не должна быть крепкой? Как они могли так друг с другом поступить? М-м… Но если она не хочет быть с ним, то она моя? Ты можешь показать мне? Им нужно дышать.       Вскрывал свёрток Чонгук с отвратительным ощущением. Он бы лучше выбросил то, что было невозвратно испорчено, и заменил новым. Но Чимин уже увидел его с этим свёртком, так что уйти с ним же обратно, ничего не объяснив, было бы как минимум странно. Внутри свёртка лежал свежий бутон белого тюльпана, а чуть ниже, в паре сантиметрах, — толстый стебель с крепкими листьями. Пак вымыл руки и наполнил узкий стакан проточной водой. Он думал бросить туда часть таблетки аспирина, но бутон обломился под корень, поэтому Чимин не был уверен, что тот вообще простоит. Тем не менее он посадил тюльпан в стакан, а потом перехватил руку Чонгука, когда тот потянулся к одинокому стеблю.       — Зачем он тебе? — интересовался Чон. — Он уже не нужен. И он кошмарно выглядит.       — Почему не нужен? Потому что он один? Это же случайность. И может быть, в моей жизни как раз не хватает одной цветочной ножки? Разве это не подтверждает твою теорию о том, что главный цветок здесь — это я? Она моя, милый.       Чимин подрезал ножку бывшего цветка с помощью ножниц и посадил в узкую прозрачную вазу для одинарных цветов. Зато здесь он заботливо добавил аспирин и переставил вазу в место, где стебель не трепало бы прохладным воздухом от кондиционера. Всё это время Чонгук за ним наблюдал, так что под конец, когда Чимин закончил с этим и выбросил свёрток, Пак тепло улыбнулся. Он приблизился к нему, коснувшись рукой его щеки, и неторопливо поцеловал Чонгука прямо в губы.       — Спасибо, милый. Не расстраивайся, это получился самый идеальный случайный вариант для меня, и он подойдёт под любое настроение. Я очень сожалею, что с ним такое случилось, но я рад, что это не роза, я успел забеспокоиться, — говорил ему Чимин, не отстраняясь далеко от его лица. — Мне кажется, или ты снова думаешь о том, что я ненастоящий?       — Так и есть, я очень боюсь проснуться.       Ласковое движение пальцев, безмолвное приглашение губ — и Чонгук возобновил сладкий и томный поцелуй. Правой рукой он поглаживал его талию, пока не наткнулся кончиками пальцев на край столешницы позади Чимина. Он выдал себя ещё во время приглушённого, но предательского смеха посреди поцелуя, а потом оставил на открытом, благодаря футболке, предплечье Пака белую полоску муки.       — Ты меня испачкал, — рассеянно заметил Чимин, отстранившись и взглянув на белое плечо. Сам при этом отчаянно пытался спрятать довольную улыбку-усмешку.       — Прости, любимый, я всё исправлю, — уверенно заявил Чонгук, словно испачкал по неосмотрительности. Но на этот раз он измазал себе лицо мукой и стал тереться о мягкие чиминовы щёки.       Лёгкий момент крошечного невесомого счастья от простых легкомысленных вещей. Сквозь выразительный смех Чимин пытался вырваться, хотя Чонгук его особо и не держал. Это бы продолжалось намного дольше или немного интереснее, если бы их не прервал знакомый короткий кашель. Чонгук выдохнул за чиминово ухо едва слышным недовольным стоном.       — Ему бы надо повесить колокольчик, — шепнул он Чимину неудачную шутку, отстраняясь.       — Милый, — осуждающий и одёргивающий тон ему в ответ. — Прости, пожалуйста, мы дурачились.       — Чимин… — в свою очередь, хотел одёрнуть его Чон из-за его оправдывающегося голоса перед Намджуном, но умолк на полуслове. Он взял чистое полотенце и в первую очередь стал чистить от белых следов лицо своего парня.       — Извините, что помешал.       — Ты поехал домой? — спрашивал Чимин.       — Да. Я хотел сказать, что завтра утром у Вас приём у господина Кима, — напомнил Намджун, — но я могу не успеть освободиться вовремя.       — Ничего страшного, я возьму такси, не нужно меня отвозить.       — У меня завтра одно занятие рано утром и выходной в студии, я встречу тебя у больницы после приёма, — аккуратным и бережным движением Чонгук взял Чимина за руку свободной ладонью, пока другой вытирал собственное лицо.       — Я скажу Сынхёну отвезти Вас туда и обратно, — продолжал Намджун, — чтобы Вы не ездили на такси.       — Это не тот, кто водит белую гоночную иномарку?       — Он может приехать на другой машине, — на удивление спокойно ответил Чону Намджун. Кажется, сейчас он действительно отстаивал интересы Чимина и свою задачу, а не соперничал. И на этом Чонгук замолчал.       — Было бы хорошо, если бы он приехал на твоей. Или на такой, как у тебя. И водил совсем немножко помедленнее, — с горящим лицом признал Чимин, потому что впервые озвучивал пожелания или даже наставления. — Он может меня отвезти, но обратно я вернусь с Чонгуком.       — Конечно, это не проблема, я обязательно прослежу за этим и буду на связи, если понадоблюсь. Доброй ночи.       — Спокойной ночи, Намджун.       Чимин молчал, пока пытался свободной ладонью смахнуть краску с лица.       — Ты молодец, — Чон перехватил его руку, чтобы можно было переплести пальцы. — Милый, это его работа, погонять он может и в твоё отсутствие, ты никого не обижаешь и уж тем более не ущемляешь.       — Да, наверное. Он не обидится, что я так сказал?       — Ну, если твой… Намджун, — успел исправиться Чон с прозвища, которое едва не слетело с уст, на имя, — так же умён, как хочет казаться, то он преподнесёт это не как твоё личное пожелание. Давай закажем что-нибудь поесть, чтобы ты не возился на кухне?       — Нет, нет, нет, — оживился Чимин. — Я хочу! Я люблю готовить и хочу приготовить для нас ужин, если ты мне поможешь.       — Я? Например, постоять здесь? Или что-нибудь подержать? Как по мне, я гожусь только для этого. Только не проси меня включать плиту, это плохо кончится. Вспомни прошлый раз…       Пока он всё это говорил, Чимин успел достать из холодильника свежее мясо в маринаде и сливки, выставить на столешницу необходимые ему ингредиенты в виде муки и специй и встать у плиты со сковородкой.       — Нет, милый, обними меня немножко и положи руки на мои.       — Обнять немножко? — придрался Чонгук, улыбнувшись. Но всё-таки положил руки поверх его, слегка задевая Чимина разве что плечами или грудью. — Так?       — Да, — с тёплой улыбкой ответил он. — Постарайся запомнить, что я буду говорить, хорошо? Что будешь делать, когда меня не будет?       Хотя он сказал «не будет», а не «не станет», из-за чего смысл фразы получился заметно размытым, Чонгук всё же понял это по-своему. Чимин же вообще не собирался этого произносить. Или, вернее, он не планировал произносить ничего с подобным смыслом и вообще пребывал в прекрасном настроении до этого момента. Он даже не был уверен, что имел в виду, когда говорил это. Всё дело было в провалившемся чёрном, но близком к истине, юморе, который сорвался с губ сам собой.       Чонгук замер и помедлил, а затем неспешно отстранился и молча вышел из дома через парадную дверь. Чимин не стал ждать, не стал на себя ругаться, не стал думать о том, что он ему скажет, а сразу, незамедлительно последовал за ним. Он распахнул приоткрытую дверь, которой Чонгук, в отличие от того же Намджуна, не хлопал, и уткнулся взглядом в напряжённую, натянутую, как струна, спину. Чонгук стоял на крыльце-порожке и упирался прямыми вытянутыми руками в деревянные перила. После кухни с кондиционером на улице стояла невыносимая духота, а в сумеречном свете поблёскивал коричневый забор.       Осторожным движением, словно тянул пальцы к розетке, Чимин коснулся чонгукова запястья и едва ощутимо потянул вверх. Он успешно протиснулся между Чоном и заборчиком, когда Чонгук на мгновение убрал руку, чтобы пропустить его через созданный им же живой «шлагбаум».       — Не говори сейчас ничего, пожалуйста, — попросил Чонгук, — ты здесь не при чём.       — Прости меня, — всё-таки сказал Пак и аккуратно скользнул ладонями поверх его упирающихся в перила рук.       — Чимин… Ну я же просил не говорить ничего. Мне очень не нравится, когда в такие моменты, как этот, ты просишь прощения.       — Мне больше вообще нельзя этого говорить?       — Я сказал, что нельзя? Я попросил. Мне просто не нравится. Это ты прости, я злюсь на ситуацию, а не на тебя. Ты не сделал ничего плохого. Понял?       Чимин приблизился к его лицу и прижался губами к его щеке так, словно больше вообще не собирался отстраняться.       — Я никогда не говорил, что не хочу с этим бороться, тем более сейчас, когда есть ты.       — Я ничего и не сказал.       — Но ты об этом подумал? Тебе необязательно проходить через это со мной.       — Ты прав, — кивнул Чонгук. Обычно несерьёзные фрагменты своей речи он намеренно выделял интонационно, но сейчас он всё подряд говорил спокойным и ровным голосом. В том числе и следующее: — Не хочешь сказать мне, чтобы я вызвал себе такси и уехал домой прямо сейчас?       — Но я теперь сам умею вызывать такси, — осторожно заметил Чимин, который без подсказок понял Чона правильно. — И тогда я бы предложил тебе немножко прогуляться на прощание, примерно до середины пути между нашими домами, — после этих слов он задумался и немного помолчал. — Мы сейчас ругаемся?       — Конечно нет. Хочешь поругаться?       — Я этого боюсь, но мне интересно. Только давай так, чтобы мы потом сразу помирились, можно?       Чонгук сделал резкий выдох, высвободил руки и обхватил ими любимое лицо напротив. По его больным местам на шее он нарочно пролетел подушечками пальцев, словно лёгким воздушным пёрышком. А пролетел потому, что почти не касался. Когда-то Чимин от подобных движений вздрагивал, больше по незнанию. Сейчас даже не поморщился, просто знал, что он не почувствует ничего неприятного. Скорее, наоборот, в такие моменты Чон изо всех сил старался забрать эту боль себе. Иногда у него это получалось.       — Прости, малыш, но этот интерес я удовлетворять не хочу. Я не хочу с тобой ругаться.       — Хорошо. Ничего страшного, — тон такой, словно Чонгук был против какого-нибудь романтического ужина, а вовсе не лишал его абстрактной теоретической ссоры. — Мы можем вернуться на кухню и продолжить? Я хочу всё делать вместе с тобой, и если ты не хочешь продолжать готовить, то мы… просто опять закажем еду на дом, да? Как ты и предлагал.       — Идём, — улыбнулся Чонгук и бережно взял его за руку. Всё остальное он говорил уже на обратной дороге в кухню: — Я хочу продолжать мешаться. Там ещё что-то было про объятия, я хочу найти эту грань между «множко» и нормально…

12

      — Милый, это я, — крикнул Чонгук, входя в дом через парадную дверь. Он разулся у входа, буквально сбрасывая рюкзак на пол, так как обе его руки были заняты. — Намджуна я не нашёл. Надеюсь, его сегодня вообще не будет, — почти под нос пробормотал он последнее предложение, входя в гостиную и резко притормаживая в дверях. — Блин… Я уже подумал, что это он. Не знал, что ты вернулся. Привет.       — Привет, — с приподнятым уголком губ Тэхён махнул ему рукой с дивана.       — Милый, смотри, что Тэхён привёз…       — Чимин, подожди минуту, пожалуйста, — остановил его Чонгук, шагнув к дивану с той стороны, где сидел его парень. — Простите, что перебиваю вашу встречу, но можно сделать короткую паузу? Кому я это нёс? — он поднял прозрачный стакан с розовой жидкостью на уровень глаз. — Он тяжёлый, я могу уронить, вторая рука у меня занята, я не могу поддержать. Роняю…       — С такой игрой на актёрском тебя бы с руками оторвали, — сыронизировал Тэхён.       — Нет! — одновременно с ним воскликнул Чимин, потянув руку вверх. — Это мне!       — Кому?       — Мне, мне!       Чонгук улыбнулся и поцеловал его в губы. В такие моменты он буквально чувствовал чиминову улыбку. Он отдал ему стакан молочного коктейля со вкусом клубники и отошёл назад:       — Я просто пошутил, но у меня есть ещё кое-что. Я не могу отложить это на потом, иначе будут нехорошие последствия, поэтому ты тоже можешь поучаствовать, Тэхён, чтобы не скучать и не сидеть без дела. Сначала нужно угадать, в какой руке? — Чон встал почти у подножья лестницы напротив дивана, крафтовый свёрток он держал за спиной. По ощущениям, пока ещё целый. Теперь эти ощущения были крайне важны. Два особенных тёмных глаза напротив заставляли его давить улыбку. — Милый, отвечай последовательно, пожалуйста. За ответ не на тот вопрос ты будешь исключён, и я подарю это Намджуну.       Чимин засмеялся. Поначалу он выглядел устало, но теперь заметно оживился, а его глаза игриво заблестели. В такие моменты Чонгук мог выдохнуть. Хотя он не делал ничего исцеляющего, но всё же во время таких положительных перемен его состояния и настроения ему самому становилось легче.       — Что это? Цветы? — уточнил Тэхён, а Чимин показал ему указательный палец, медленно подворачивая манжету тонкого лонгслива цвета слоновой кости. — Один цветок?       — В какой руке? — повторил Чонгук.       — В левой? — спросил Чимин.       — Ты держишь эту фигню двумя руками.       — О-о… Это не фигня, — ответил Чон на тэхёнову реплику. — Ты сейчас тоже будешь исключён за оскорбление. Я держал одной рукой, но не левой. Ещё раз?       — Но я имел в виду упаковку, — уточнил Тэхён более мягким и, кажется, почти извиняющимся тоном. — Зачем она нужна, если на улице тепло и ни ветра, ни дождя?       — Это уже стало традицией, вот и всё, и это забавно. Если бы не было упаковки, я бы сейчас не стоял посреди комнаты, логично же? Мне кто-нибудь ответит?       — В левой? — повторил Чимин.       — В правой, — ответил Тэхён.       — В правой, — кивнул Чонгук и выставил крафтовый свёрток перед собой. — А теперь что это?       — М-м… Что-то белое?       Чонгук тихо засмеялся, но промолчал. Теперь, когда Чимин наверняка знал, что внутри, он в первую очередь всегда говорил именно это.       — Просто я снова знаю ответ, — объяснил Чимин.       — Милый, это не она, — подсказал Чонгук, имея в виду, что это была не белая лилия.       — Я знаю, это он.       Чонгук прищурился, пытаясь понять, говорили они об одном и том же или нет. Чимин мог принять его комментарий за напоминание, что любой цветок в этом свёртке мужского рода. А возможно, Пак имел в виду, что название априори соответствует не женскому роду.       — У вас так интересно, я сейчас умру от веселья, — с ноткой иронии в голосе протянул Тэхён, хотя скучающе его голос не звучал. — Там какой-нибудь пион?       — Ну, кстати, у меня была такая мысль, но нет. Я подумал, что… просто он не подходит Чимину, и всё, — ответил Чонгук. Чимин в это время стал тянуть руку, как школьник. — Твой ответ?       — Тюльпан, — ответил Чимин.       — Почему? — сдерживая улыбку, задал Чонгук самый интересующий его вопрос.       — Потому что у тебя хорошее настроение, сегодня обычный день, а мы виделись вчера, и ты не успел соскучиться настолько, чтобы там была… он, — Чимин засмеялся, когда услышал, как это прозвучало. — Я думаю, что в такой обычный день ты бы хотел… Я не знаю, как сказать по-другому, но ты бы хотел реабилитироваться, — едва ли он успел произнести это слово, как его щёки немного порозовели. Потому что он бы в жизни так не сказал, и, используя это слово, он был несерьёзен. Но сейчас очень уж хотел донести свою мысль правильно через открытую и крайне смелую для него иронию. — Я думаю, ты бы выбрал сегодня что-то очень простое, но… М-м…       — Изящное? — подсказал Чонгук, протянув ему свёрток и потянувшись к стакану с коктейлем. — Вскроешь? Давай я подержу.       Чимин аккуратно вскрыл кусок крафтовой бумаги и вызволил из него свежий, а главное, целёхонький белый тюльпан.       — Спасибо большое, милый, он очень красивый.       — Не такой, как ты, — шепнул ему Чонгук и чмокнул его в макушку. Чимин поднял голову и улыбнулся.       — Спасибо. Я подрежу ножку и поставлю его в воду, ему нужно попить и распуститься.       — Лучше посиди, ты неважно выглядишь, — озвучил Тэхён мысли Чонгука, которые он бы не стал произносить. Вместо этого он только на мгновение закрыл глаза, чтобы скрыть разочарование, а ещё не видеть то, как Чимин непременно начнёт трогать своё лицо руками. А Тэхён будто опомнился и потому выпалил: — Но я тебя давно не видел, поэтому могу ошибаться.       — Милый, давай я сам всё сделаю? — Чонгук поменял коктейль в своей руке на белый тюльпан и забрал упаковку от цветка. — Я дам ему таблетку, не переживай. Любую, какую он попросит… — добавил Чон только лишь для того, чтобы забрать или, наоборот, укоренить появившуюся улыбку на губах Чимина с помощью последующего короткого поцелуя.       Чон ушёл в кухню, где проделал с цветком ровно то же самое, что всегда делал Чимин. Узкую вазу он оставил на средине центральной кухонной столешницы, а ближе к ночи непременно унесёт в спальню. Как обычно.       — Прости, что потратили твоё время на наше бурное веселье, Тэхён, — Чонгук вернулся в гостиную и присел на подлокотник дивана со стороны Чимина, вновь забирая у него стакан с коктейлем, чтобы он его не держал или чтобы тот ему не мешался. — Давайте вернёмся к тому, что я перебил.       — Я же говорил не всерьёз. Вы вовсе не тратили моё время.       — Хорошо. Так на чём я вас прервал? Кажется, Чимин хотел мне что-то показать? Милый?       — Да… Тэхёна напечатали в журнале с откровенной фотографией, — вспомнил Чимин.       — Ну не ври, — протянул Тэхён, — там нет ничего откровенного!       — Хорошо, она не откровенная, а… М-м… Чонгук, как называют такие фотографии? Сейчас покажу, — опомнился Чимин, открыв журнал.       — Не надо показывать! — воскликнул Тэхён, поёживаясь и ёрзая на сиденье от волнения.       — Почему? Фото правда не откровенное, а очень… эстетичное! Я хотел сказать это, но сперва сказал тебе, что оно красивое. А потом уже, что оно откровенное, потому что не видел тебя в таких съёмках раньше и не знал, как это назвать, чтобы выделить разницу. Тебя это задело?       — Это же реклама. Мне даже папа ничего не сказал.       — Прости меня, я неправильно выразился, — признал Чимин. Чонгук в этот момент ласково, медленно и, кажется, неосознанно погладил своего парня по спине. Словно сработала сигнализация, только вместо датчиков движения Чон реагировал на слово «прости». — Он там в красном пиджаке, без ничего, — вдохновлённо шепнул Пак Чонгуку и подтянулся губами к трубочке в стакане, начав пить прямо из его рук. От этого Чон несдержанно улыбнулся.       — Я был в костюме, — поправил Тэхён.       — Я думал сделать что-нибудь похожее в выпускной работе, — заявил Чонгук, желая немного разбавить появившееся в комнате напряжение. А ещё желая ухватиться за очень интересующий его до сих пор вопрос. Он вновь бессовестно пользовался ситуацией, чтобы невинно подразнить любимого.       — Правда?       — Да. Но модель, которую я выбрал, пока не соглашается, — нарочно с совершенно нейтральной и даже скучающей интонацией. Но Чимин после этого залился краской, вернулся к журналу и стал судорожно перелистывать страницы.       — Вас будут где-то печатать? — спросил Тэхён.       — Мою работу точно не будут, она не для коммерции, только для преподавателя и меня.       — Почему? Ты мог бы пополнить портфолио. Вам за это не прибавляют баллов к дипломной работе? Или это разные вещи?       — Я нашёл, — открыл Чимин нужный разворот. Чонгук успел заметить только насыщенного оттенка красный костюм без каких-либо деталей, потому что Тэхён взволнованно захлопнул журнал прямо на руках у Чимина.       — Давайте просто забудем об этом, — попросил Тэхён. — Никакой съёмки не было, и всё.       — Как по мне, ты всё принимаешь близко к сердцу, Тэхён, — спокойно вмешался Чонгук. — Тебя никто не осуждал. Если тебя обидело слово «откровенно», то Чимин уже объяснил, почему так сказал, даже трактовать его можно по-разному. Например, у нас в студии иногда проходят съёмки в стиле ню, но я тоже не соглашусь, что они откровенные, если кто-то скажет это с тем смыслом, будто это фото порнографического характера. Но я назову их откровенными, если захочу подчеркнуть искренность и глубину. Ты же знаешь Чимина, неужели ты бы сказал, что он имел в виду намёк на грязную эротику, когда говорил про откровенность?       В комнате стояла тишина. С горящими щеками Чимин успел откинуться на спинку дивана и выхватить у Чонгука стакан с коктейлем, нервно потягивая розовую жидкость через прозрачную соломинку. А Тэхён смотрел на Чонгука в оба глаза и вовсе без какого-либо выражения на лице. Он вздрогнул лишь тогда, когда телефон в заднем кармане его чёрных шорт завибрировал.       — За мной папа приехал, — сказал Тэхён, читая сообщение, — я пойду. Не надо меня провожать.       — А ужин? — спросил Чимин, оторвавшись от стакана. — Я думал, ты с нами поужинаешь. Мы не виделись несколько месяцев и почти не успели поговорить. Ты обиделся?       — Позови своего отца, посидим вчетвером, — решив поддержать Чимина, предложил Чонгук. — Из нас готовит только Чимин, поэтому мы часто заказываем еду на дом либо покупаем в городе, но я сегодня с пустыми руками, потому что собирался заказать ужин. Можем сделать заказ на четверых.       — Ты не готовишь? — словно не верил своим ушам, задал Тэхён вопрос. В ответ Чон только поджал губы и помотал головой. — Я… Извините, не сегодня. Я не обиделся. Просто я сегодня здесь первый день, и мы договорились поужинать с папой вдвоём. Я никуда не уеду в ближайшие месяцы, мы можем поужинать позже. Я даже могу приготовить всё сам, и мы двести раз ещё успеем поговорить. Правда, я не могу сегодня.       — С завтрашнего дня я буду в больнице, — сообщил Чимин.       — Знаю, я приду, как всегда.       — Спасибо. И за то, что сразу заехал, — сказал Чимин. — Тогда спокойной ночи, Тэхён.       — И вам сладких снов, — подмигнул Ким и вышел из гостиной, почти бесшумно закрыв за собой в холле входную дверь.       Чимин снова хотел откинуться на спинку дивана, но Чонгук мягко взял его за руку.       — Пойдём на пляж, а потом закажем ужин. Или закажем прямо оттуда, телефон у меня в кармане.       Чонгук вышел через калитку, спустился по песчаному спуску, останавливаясь в паре метров от воды и присаживаясь вслед за Чимином на песок.       — Милый, а где Цербер?       — Намджун уехал, когда приехал Тэхён. Я сказал, что ты обещал остаться сегодня здесь, а он ответил, что займётся другими делами. — Чимин привычно обнял свободной рукой его колено и сделал небольшой глоток коктейля через трубочку. — Чонгук?       — Чимин?       — А если я всё-таки по-настоящему откажусь, ты будешь снимать кого-то другого?       — Мгм. Я почти уверен, что для выпускной работы по портретной съёмке нужен человек, — с тоном тёплой иронии ответил Чонгук, но Чимин даже не улыбнулся. — Тебе не нужно соглашаться на то, что принесёт тебе какие-то неудобства. Прости меня, если тебе показалось, что я давлю на тебя. Я просто захотел напомнить, что мне интересен только ты, даже в этой долбанной выпускной работе. Не беспокойся об этом. Я же говорил, что не жду ответа, и я не буду плакать, если ты прямо сейчас однозначно откажешься, это уже моя проблема — придумать и сделать что-то другое. В первую очередь ты мой парень, я хочу, чтобы тебе было хорошо и спокойно, понял? — Чонгук усмехнулся, когда Чимин, будто нарочно, шумно стал тянуть коктейль через трубочку, подняв её повыше, так как стакан всё ещё был почти полон. — Поцелуй меня?       — И кто это будет? — проигнорировал его просьбу Чимин.       — Не знаю. Я об этом ещё не думал. Милый… Ты что, ревнуешь меня?       — Немножко. Это плохо, если бы я хотел, чтобы в твоей выпускной работе был именно я?       — Ах, это очень плохо. Ведь я никогда не говорил, что хочу видеть там только тебя, правда? И как ты посмел этого хотеть? — Чон сделал медленный и глубокий вдох, когда прижался носом к левому уху Чимина со свисающей цепочкой-клипсой. — Если тебе не нравится моя идея, мы можем её изменить, я не предлагал ничего провокационного.       — Я сегодня читал разные рассказы из жизни людей, — задумчиво сообщал Пак, резко перескочив на другую тему, — и там была одна история… Краткое её содержание: я буду с тобой, пока ты меня помнишь.       Чонгук шумно втянул в себя воздух и зарылся лицом в чиминово плечо, потому что меньше всего сейчас хотел посвящать очередной вечер такому разговору. Но и Чимин сказал это с другой целью, иначе он не был бы так осторожен и так молчалив. Его внутреннюю плотину бы уже пробило слезами или надрывными признаниями.       — Это о тебе, а не обо мне, — уточнил Чимин. — Я хочу, чтобы ты был со мной. И если я соглашусь, то ты всегда будешь со мной? То есть… Я имею в виду именно результат этой работы. Так?       — Да, — короткий ответ, который ему пришлось высказать через еле приоткрытый рот. А всё из-за того, что Чонгук еле сдерживался от того, чтобы не сказать, что он и без того хочет всегда быть с ним, без всякой там выпускной работы. Опять-таки потому, что хотел хотя бы иногда обходиться без поднятия этой темы.       Чимин молчал. Чонгук тоже. В тишине звук плещущихся волн становился громче. Они не говорили минут пять, за это время Чонгук под взглядом Чимина нарисовал первую горизонтальную восьмёрку, а когда убрал руку, Чимин, на мгновение замешкавшись, дорисовал рисунок до двойной бесконечности.       — Хорошо, — первым нарушил молчание Чимин, после того как Чонгук поцеловал его в волосы, когда Пак закончил рисунок.       — Хорошо?       — Да. Я согласен на съёмку.       — Почему?       — Ты не хочешь, чтобы я согласился?.. Ох, — выдохнул он, когда Чонгук притянул его за бёдра поближе так, чтобы он оказался не только между его ног, но и прямо возле груди.       — Я больше ни слова не скажу, пока ты меня не поцелуешь, — снова уткнулся Чонгук лицом в его плечо.       — Я буду говорить сам с собой? — В ответ Чон только тихо угукнул. — Может быть, сделаем это сегодня, пока не поздно?       Чонгук молчал, выпрашивая поцелуй, как ребёнок конфету. К тому же он был без фотоаппарата, а Чимин выглядел устало, чтобы везти и уж тем более вести его домой, потому что атмосферную и камерную съёмку бы он проводил исключительно у себя. И дело было не в результате, а в том, как осилил бы это Чимин.       — Я могу вызвать такси, — продолжал Пак, словно читал мысли. Но его мотив был в другом — в том, чтобы был повод уехать сегодня из этого дома. Странно, но его отношение к этому месту менялось с космической скоростью. Иногда он признавал, что ему здесь всё же хорошо и благодарил за это Чонгука. А иногда возвращался к словам о том, как же он не любил этот дом. — Ты правда не будешь со мной говорить?       Чонгук промычал нечто похожее на «неа» и помотал головой, не отрываясь от его плеча. Тогда Чимин отстранил его руку от своего живота, только чтобы развернуться к нему лицом теперь уже с согнутыми перед грудью коленями. Не улыбнуться от выражения его лица было чертовски трудно. Почти так же, как и описать его. До безобразия милое и невинное лицо человека, который словно бы совершенно не понимал, чего от него хотят. Однако он чмокнул его в губы, задержавшись чуть дольше обычного.       — Ах, можно ещё раз? — невинно поинтересовался Чон. — Я даже ничего не понял.       И когда Чимин снова потянулся к нему, Чонгук тихонько рассмеялся. Он сам коснулся большим пальцем его щеки и приник к его губам с аккуратным, медленным и коротким поцелуем, тут же встретив сладкий вкус клубники.       — Спасибо, милый. Давай это будет не сегодня? Я очень устал, — немного приукрасил Чонгук, потому что не хотел заострять внимание на том, как устало выглядел Чимин. — Подождём ещё несколько недель, пока ты не вернёшься из больницы и не окрепнешь. Эта съёмка никуда не денется, и ты тоже. Понял?       Чимин отставил стакан в сторону, опустив колени, и прижался к Чонгуку телом и лицом. Он обнимал его почти что вокруг бёдер, потому что было несподручно. А Чон убаюкивающим жестом поглаживал его по плечам и спине, предусмотрительно минуя область шеи и даже загривка, лишь бы не чувствовать руками чужого напряжения от возможных болезненных прикосновений.

13

      Длинные расстёгнутые манжеты светлой рубашки закрывали чиминову ладонь до середины. В это время взгляд Чонгука непроизвольно задерживался на едва заметной линии между рёбрами, благодаря расстёгнутым пуговицам. Ему лично даже больше нравилось то, что они, во-первых, отказались от идеи с костюмом для съёмки. А во-вторых, пришли к решению, что рубашка на нём не будет распахнутой, а просто расстёгнутой. Таким образом Чонгук решил остановиться на том, чтобы идеей съёмки было побуждение к действию. Он хотел, чтобы была некая незавершённость. Например, в том, что Чимин не успел одеться окончательно, и был заснят в процессе. Или, наоборот, не успел раздеться. Всё остальное из того, что он держал в голове, осталось прежним: локацией действительно была его квартира, с упором на его единственно уютное место возле узкого просвета, небольшого панорамного окна. Сейчас там стоял диван, на угол которого был небрежно закинут плед песочного цвета. К этому моменту они уже закончили основную съёмку.       — Спасибо, милый, ты прекрасен. Ты, кажется, хотел переодеться?       — Да, и сделать ещё несколько снимков. Можно?       От вопроса Чонгук улыбнулся и в ответ лишь кивнул. Хотя он ждал этого дня почти месяц после того как Чимин согласился, сейчас он замечал за собой, что старался поторопить процесс. Но только лишь потому, что не хотел часами держать своего парня под объективом камеры и не хотел, чтобы его последующее восприятие фотографии было связано с усталостью. Так что он почти с нетерпением ждал, когда Чимин выйдет из спальни, чтобы закончить наконец съёмку и привычно провести с ним остаток и без того уже позднего вечера. Когда дверь спальни открылась и Чимин шагнул в гостиную, Чон едва не прикусил язык, которым теребил кольцо на губе.       — Милый, стой... Кажется, ты меня не понял. Ты будешь в одежде. Я не собирался фотографировать тебя обнажённым, — вполне спокойно уточнил Чонгук, когда Чимин показался в одном отвратительно тёмного для него цвета полотенце.       Хотя в последнее время особенно Чонгук старался избавляться от тёмных вещей, потому что, как выяснилось, нелюбовь Чимина к тёмному цвету передавалась воздушно-капельным путём. И теперь Чонгук тоже не мог спокойно смотреть на такие вещи в своей квартире или в своём гардеробе. Но тем не менее процесс полного отказа от тёмных цветов был более длительным. К сожалению. Потому как Чонгуку так и хотелось сорвать с него полотенце лишь с той целью, чтобы дать ему что-нибудь хоть на капельку светлее.       — Почему?       — Что значит почему? — Чонгук уже начал нервно смеяться, потому что пока это выглядело так, словно Чимин просто слегка перегрелся утром на солнце.       — Я тоже хочу искренние фотографии. Скажи, что мне нужно сделать, чтобы это было красиво. И можешь поторопиться начать, пожалуйста? Мне неловко от твоего взгляда. Я что-то делаю не так?       Чимин был серьёзен. И когда Чон это понял, то в буквальном смысле замер с нелепым выражением на лице. Это был первый раз за всю жизнь, когда Чонгук по-настоящему пожалел, что когда-то взял в руки фотоаппарат и решил, что это будет его основным занятием. Он не был готов. Опять. И если в их интимные моменты он иногда замечал за собой, что представляет, как бы это вышло в кадре, то сейчас была особая стадия отрицания. И в настоящий момент, когда Чимин был в достаточно шатком положении из-за скованности, страха и неуверенности, ему следовало вести себя как профессионалу. Но именно эта его часть, кажется, только что со звенящим хлопком закрыла дверь квартиры с обратной стороны.       — Что ты делаешь? То есть… Зачем ты делаешь то, что тебе не нравится?       — Я сказал, что я этого хочу. Это не для выпускной работы, — зачем-то уточнил он. Как будто была хоть малая доля вероятности, что Чон хотя бы задумается о том, чтобы добавить их туда. — Я этого хочу, если самые открытые снимки не уйдут дальше тебя. Хорошо?.. Чонгук?       — Чимин?!       — Я не думаю, что ты это кому-то покажешь, — опередил его Чимин, услышав возмущение. — Но ты смотришь на меня так, будто я так думаю. Я хотел сказать, что я этого хочу, потому что знаю, что они никуда не уйдут. — Он помолчал, по-прежнему придерживая полотенце, а потом спросил: — А сейчас мы ругаемся?       Чонгук сделал долгий, глубокий вдох, подавив грудной беспомощный стон, но всё-таки помотал головой.       — А мы будем ругаться? — его глаза уже откровенно смеялись над Чоном, хотя Чимин всё ещё воздерживался от улыбки.       — Нет. Поцелуй меня?       Удивительно, но подобное до сих пор действовало на него так же, как и раньше: его щёки стали быстро розоветь, и Пак поджал губы в смущённой улыбке. Возможно, этому способствовала ситуация.       — Нет, прости, я здесь только для съёмки.       — Жаль.       — Я правда этого хочу. Только так, чтобы это было… красиво? Ненавязчиво? Тонко? Я не знаю, как описать то, что я себе представляю. Тогда, на пляже, я имел в виду это, но я использовал твою выпускную работу, чтобы передать свои мысли.       — Ах… Чимин… — Своим задумчивым взглядом Чон его едва не испытывал, но на самом деле убеждал себя, что это действительно то, чего он хотел. А ещё убеждал профессионала внутри себя вернуться наконец обратно в квартиру! — Хорошо, твоя взяла. Подожди всего пару минут, я кое-что поменяю.       Чон отложил фотоаппарат, отодвинул диван обратно, но не стал его выравнивать, поэтому сейчас он перекрывал проход в другую часть квартиры. К узкому угловому панорамному окну он придвинул кофейный столик и ушёл в спальню, чтобы достать в закромах своего шкафа две светлых простыни. Одна из них была чисто белого цвета, другая — больше песочного. Белой он накрыл кофейный столик так, чтобы часть простыни лежала на полу. Простынь песочного цвета была для Чимина. Если бы он знал заранее, то он бы, возможно, подготовился, и тогда в его шкафу нашёлся бы оттенок слоновой кости, самый его любимый.       Была бы его воля, он бы завернул его тканью с ног до головы, потому что именно сейчас, в это самое мгновение, как бы это ни было странно, он страшно ревновал его непонятно к кому, учитывая, что эти фотографии предназначались только для него. В течение последующих десяти минут они оба разогревались и привыкали к происходящему: Чимин — к камере в уязвимом для себя положении, Чонгук — к обнажённому Чимину.       — Милый, посмотри на меня, пожалуйста. На тебя смотрю только я, и это, — Чонгук аккуратно постучал подушечкой пальца поверх объектива, — тоже я, понял?       — Да, — доверчиво ответил Чимин. — Я этого не боюсь, но у меня такое впервые, и я не знаю, как будет лучше.       — Постарайся не думать об этом. Я думаю за тебя, ты ещё не заметил? Тебе не нужно быть кем-то другим. Я же сказал, что здесь только я, и это всё ещё ты. Поцелуешь меня?       — Нет, — улыбнулся Чимин, неосознанно приспустив простынь на уровень бёдер.       В этот момент раздались щелчки фотоаппарата. На самом деле, он этого не хотел. Точнее, он этого ещё как хотел, но не собирался прикасаться к нему до тех пор, пока съёмка действительно не подойдёт к концу. Чонгук не хотел, чтобы она ассоциировалась с лёгкими или тем более настойчивыми ласками, потому что ему ещё нужно было доработать у своего фотографа месяц до выпуска из университета. И меньше всего он бы хотел однажды увидеть на лице Чимина тень сомнения или узнать, что он думает о том, что подобные съёмки обязательно должны закончиться чем-то большим, а не простым завершением рабочего процесса. Хотя с ним могло не быть никаких запретов, и он мог вести себя совершенно иначе, чем на работе, где подобная съёмка по сути совершенно не отличалась от любой другой. Но Чон очень хотел сделать всё правильно.       Вероятно, и по этой причине тоже дальше всё пошло само собой. Изящные изгибы тела и движения рук, целомудренные позы, сохраняющие сокровенные места в секрете. Падающая тень на выраженные ключицы или контур челюсти. Чон выдерживал это стойко, хотя внутри себя почти стонал. Не потому, что его вело в данную минуту, а потому, что он даже не смел мечтать о том, чтобы запечатлеть любимое тело, почти что каждый сантиметр, на камеру.       Когда они закончили, Чонгук опустил фотоаппарат и двинулся вперёд, подбирая по дороге полотенце с дивана, на который ранее положил его Чимин. Полотенце он держал в одной руке, когда остановился перед ним, намереваясь закинуть вещь в какой-нибудь дальний угол.       — Мы закончили, милый, — Чон ласково прошёлся взглядом по его лицу, — ты можешь одеться, а я пока выведу картинки на ноутбук. Я хочу, чтобы ты посмотрел на себя так же, как я на тебя смотрю. Проверим, получилось ли у меня это передать.       — Хорошо.       В его отсутствие Чонгук передвинул мебель на свои законные места и сложил простыни. Ноутбук он поставил на кофейный столик перед диваном, вставил карту памяти от фотоаппарата и открыл папку с фотографиями в тот же момент, когда дверь спальни открылась. Чимин стоял в дверях, а в комнате вновь повисло молчание. Кажется, ещё один выход, и Чонгуку потребуется неотложная помощь. Хотя со стороны в Чимине не было ничего странного, и он был полностью одет. На нём были привычные бежевые брюки свободного покроя, в которых он пришёл, а верхом теперь вместо бежевого лонгслива служила рубашка. Разве что странным могло показаться то, что она была цветной. Это была яркая жёлто-серая рубашка в клетку с длинным рукавом. Но в первую очередь неожиданным был вовсе не цвет.       — Мгм… — Чон отчаянно пытался вернуть себе способность говорить. — Это моя рубашка?       — Да, — лаконичный и исчерпывающий ответ. Но из-за того что Чонгук вновь молча «перезагружался», не сводя глаз с него, Чимин напомнил: — Ты сам мне говорил, что я могу не спрашивать, если мне что-то будет нужно из вещей. Ты недоволен?       — Н-нет. То есть… Конечно нет! Прости, милый, я люблю видеть тебя в моей одежде, и на меня это странно действует. Я, честно, не хочу тебя сейчас смутить, но меня это возбуждает.       — Мне нравится надевать то, что пахнет тобой, — тихим голосом признался Чимин, опустив голову и спрятав пунцовые щёки.       Чонгук шагнул к нему, непринуждённым движением-поглаживанием он обнял своего парня вокруг талии одной рукой. На нём эта вещь чувствовалась мягче и приятнее, а ещё казалась ярче. Возможно, из-за жемчужного оттенка волос. Возможно, из-за горящих глаз. Возможно, вовсе потому, что теперь каждый взгляд на Чимина в высшей степени слепил.       — Тебе очень идёт, — прошептал Чон возле его щеки, которую тут же поприветствовал поцелуем. — Я уже так привык видеть тебя в белой одежде, что когда ты не в ней, это кажется странным.       — Но я не так часто ношу белый цвет, в одежде он иногда давит на меня. Будто хочет от меня чего-то большего. Мне кажется, что он безусловно идёт только цветам, которые ты мне даришь.       — Тебе он тоже очень идёт, — заверил Чон. — Может быть, он старается напомнить, что главный цветок — это ты? А тебе кажется, что это давление. — Чимин не стал больше ничего говорить, но смотрел на него говорящими и сверкающими от счастья глазами, из-за чего Чонгук улыбнулся. — Как бы там ни было, ты прав. Что бы ты ни сказал, милый, ты прав.       — Например, что небо зелёное?       — Да. Ты прав. Где-то оно бывает и зелёным. Конечно, вряд ли мы это увидим, но ты прав.       Чимин засмеялся.       — Ты забавный.       — Ты мне это уже говорил. Идём со мной.       Чонгук взял его за руку, и они расположились на диване. Хотя эта съёмка должна была стать ключевым событием этого вечера и именно она не должна была выходить у Чонгука из головы, по крайней мере, до завтрашнего дня. Но сейчас, когда он открывал фотографии, пытаясь сосредоточиться, перестать бросать взгляды на своего парня и отсортировать кадры, показав в результате Чимину лучшие, он не мог сфокусироваться. Чон и сам не понимал, в чём было дело, ведь Чимин и раньше надевал его одежду, но почему именно сегодня из-за какой-то клетчатой рубашки его повело настолько, что он еле держался. Возможно, дело было в том, что его обнажённый вид разогрел его, а последняя незначительная деталь стала последней каплей. Поэтому он так зациклился именно на том, что оказалось последним.       Взгляд Чимина, с которым он встретился в очередной раз, был тёплым и ласковым. И хотя никто из них не сказал другому ни слова, Чимин склонился к его лицу без особой заминки и поцеловал. Наверное, впервые за всё время их отношений его жест был настолько уверенным и многозначительным. Он не спешил отстраняться от него, потому что не хотел, вместо этого только приложил ладонь к лицу Чона, пока эту же ладонь не накрыла другая. Чонгук укрыл его руку своей так, словно в эту секунду Чимин мог исчезнуть. Его талию Чон обнял свободной рукой, а следом притягивал его ближе к себе. Кажется, это было очень нежно и бережно, но у Чимина под конец сорвало дыхание, и Чонгук поспешил отстранился от него, чтобы не сделать хуже и дать ему время на перерыв. Чимину понадобилось меньше минуты, чтобы задышать ровнее, всё это время он держал Чонгука за руку. Пак вернулся к его губам сам, когда почувствовал, что готов, и направил руку Чонгука к своему бедру, цепляя край одежды, чтобы почти сразу почувствовать пальцы под рубашкой своего парня, которую Чимин в очередном порыве нежности надел на себя в спальне.

14

      

Jungkook

21:35

Привет. Ты можешь прийти? Я на пляже у дома, Чимин в порядке.

Taehyung

21:36

Я ещё не дома, зайду прямо сейчас.

Jungkook

21:44

Спасибо.

      На удачу, после того как Чон положил телефон в карман длинных пижамных штанов, ждать Тэхёна ему долго не пришлось. Хотя он вполне мог отвлечься. Не задуматься, а как бы абстрагироваться от всего происходящего, тем более что волны так убаюкивающе шуршали. В остальном же было тихо настолько, что не было никаких других звуков вроде стрекота сверчков или шелеста зелени вокруг дома, ну или, на худой конец, шума проезжающих изредка машин по другую сторону дома. Абсолютная природная тишина.       — Привет, — тихим и ребристым голосом произнёс Тэхён, с тяжёлым выдохом опустившись на песок рядом с Чонгуком. — Где Чимин?       — Спит, — ответил Чон, повторно обводя пальцем контур нарисованного им же на песке знака двойной бесконечности. — Он сейчас спит много и очень крепко. Возможно, если прямо здесь, под окном спальни, начнут пускать салют, он не услышит. Наверное, это хорошо, да?       — Может быть. Зачем звал?       Чонгук оторвался от рисунка и оглянулся на него через плечо.       — Не знаю, с кем ещё поговорить. Выбор был только между тобой и Цербером.       — Между кем?       — Я про Намджуна.       Тэхён сначала усмехнулся, а потом, когда распознал весь смысл сказанного, тихо засмеялся.       — Ты зовёшь его Цербером? — спросил он, продолжив смеяться. Чонгук отвернулся. — Извини, но я представил, как бы ты пошёл к нему с разговором. О чём бы говорили? Спрашивал бы, влюблён ли он в твоего парня?       — Если честно, мне уже всё равно. Я почти уверен, что так и было или есть до сих пор, но сейчас это не имеет значения. В смысле, раньше меня это волновало, потому что я не был в себе уверен, а в нём я видел помеху. А сейчас что?       — А сейчас ты почти лишил его работы. Он здесь вообще бывает? Я давно его не видел. Он ещё жив? — тихо и шутливо спросил Тэхён. — Забудь о нём, он ничего вам не сделает.       — Я знаю.       — Надеюсь, ты ошибаешься в том, что у него что-то было к Чимину. Может быть, он просто относился к нему как к сыну или к брату? Ему, наверное, лет тридцать. Это было бы логично, а ты просто не понял. Вы близки с папой?       — Не очень, с мамой у нас больше понимания. Даже если взять за пример твои отношения с отцом… Я вас видел вместе несколько раз и уже сделал вывод, что вы близки. Но это всё равно непохоже на то, что шло от Цербера. Может быть, это незаметно со стороны, потому что у тебя нет ничего подобного к Чимину, и поэтому, возможно, на такие мелочи ты не обращаешь внимания. Я не знаю, как это объяснить.       — Не надо, я тебя хорошо понимаю.       — Спасибо. Ладно, забыли, может быть, я действительно ошибаюсь. Ах, я же сказал, что меня это не волнует, Тэхён, зачем ты завёл эту тему?       — Я? Это ты сказал, что выбор был между мной и Цербером.       — Я же просто пошутил.       Они оба замолчали. Чонгук вернулся к рисунку. Вероятно, он набьёт себе новую татуировку. И сделает это в самое ближайшее время, чтобы это успел увидеть Чимин. Сделает сразу, как решит, в каком виде он хочет это запечатлеть — в виде надписи о цветке солнца или в виде бутона. Чимину бы понравился второй вариант. Он непременно бы обводил контуры рисунка на его коже своими аккуратными и мягкими пальчиками. Медленно и обязательно с тенью улыбки и смущения. Даже сейчас у Чонгука побежали мурашки по коже, и он вдруг захотел вернуться в спальню.       — Как думаешь, если я притворяюсь с Чимином, я его предаю? — нарушил он тишину.       — Ты о чём?       — Например, сегодня он снова плакал, а я в такие моменты стараюсь его успокоить, отвлечь или рассмешить. Но я плачу или кричу наедине, когда он засыпает или уезжает домой, если был у меня. — Чонгук нервно усмехнулся и сцепил две руки вместе поверх коленей. — Кажется, это было сейчас слишком открыто.       Тэхён молчал.       — Иногда я пытаюсь подготовить себя: представляю, как это будет или что я буду чувствовать, что я буду делать в этот момент, — быстрым движением Чон стирает сбегающую по щеке первую слезу. — Это тоже происходит наедине, и мне нисколько не помогает. По-моему, становится ещё хуже.       — К этому невозможно подготовиться, Чонгук. Когда это произойдёт, ты будешь реагировать, как в первый раз, потому что это будет по-настоящему.       Чонгук кивнул и уже вытер мокрые щёки двумя руками.       — Прости, если тебе неприятно разговаривать на такую тему. Я хотел поговорить с тем, кто хорошо знает Чимина и, может, совсем чуть-чуть и меня.       — Мы с папой стали близки, когда мамы не стало, — признался Тэхён. — Потому что мы проходили через это вместе. В первые дни я от него вообще не отходил. Кажется, он тоже тогда тянулся ко мне. Мы часто и много сидели на кухне по вечерам и разговаривали об этом. Ты тоже проходишь через это не один, и об этом нужно говорить.       Чонгук молчал, пока старался держаться и сделать поток слёз незаметным.       — Если тебе нужен мой ответ на вопрос, — продолжал Тэхён, — то я думаю, ты предаёшь его в том, что тратишь ваше общее время на то, что ещё не произошло. Тебе не нравится этот период, так? Я понимаю. Но так ты будто подгоняешь следующий, а он тебе не понравится ещё больше. Хочешь, чтобы это свалилось на тебя побыстрее? Нет же? Тебе нужно полюбить то, что есть сейчас, и попробовать задержаться здесь. И вместо того чтобы кричать и плакать где-то в углу о том, что у тебя пытаются украсть парня, лучше думать о том, как вы провели день и что хорошего у вас в нём было. Ты больше ничего не можешь сделать и не можешь на это повлиять, кричи или не кричи.       Чонгук уткнулся лицом в колени и основательно заплакал.       — Мне понятно, почему ты ему этого не показываешь. Ты хочешь видеть его счастливым. Я тоже. И мне тоже обидно, что я ничего больше не могу сделать. Папа сделал всё, что мог. И это даже после того, как дедуля Кан заставил нас с Чимином помотаться везде, где можно, чтобы найти клинику или врача, который сделал бы чудо. Никто из семьи не оказывал ему поддержки. Всё, что они сделали, — стряхнули немного деньжат, которые выпячивались из их карманов, и всё. Эгоисты несчастные. У меня не получается относиться к ним иначе. Ты же знаешь, что всё это — инициатива дедушки. Его родители вообще плевали на него. Каждый из них занимается своей новой семьёй и своими новыми детьми, как будто Чимина никогда не существовало. Он этого не заслуживает.       — Разве? — Чонгук оторвался от ног, шмыгнув носом и вытерев лицо ладонями, а ладони — о футболку. — Как по мне, Чимин как раз не заслуживает таких родных, вот он их и не получил.       — Ты же понял, я имел в виду не это. Они могли бы быть другими.       — Они уже такие, их уже ничто не исправит, а какие-то совсем другие есть только в параллельной вселенной. Если честно, я даже рад, что они не участвуют в его жизни и не отравляют ему её. Мне очень жаль, что у него не было нормальной семьи. Наверное, вы с отцом — единственные люди, кого он мог считать таковой. До меня и моих родителей, конечно, — добавил Чонгук, улыбнувшись и вытерев лицо о футболку. — Но лучше уж так, чем с такими, как они.       — Может быть.       — Ты хороший друг. Спасибо.       Он заметил, как Тэхён тоже вытирал под глазами мокрые следы, хотя его голос за всё время даже ни разу не дрогнул.       — Думаешь? Я что-то сомневаюсь.       — Почему?       — Потому что я тоже не до конца честен? Это неважно, просто мои ощущения, — отмахнулся Тэхён и тихонько дунул себе в сторону глаз. Он вытянул руки вперёд, имитируя пальцами фотоаппарат и захватывая в «объектив» убывающую луну. — А для меня у тебя нет имени пса из какой-нибудь преисподней?       — Нет, — улыбнулся Чонгук, шмыгнув носом. — Как видишь, Намджун был особенным для мифических прозвищ.       — Да уж. Легче стало?       — Совсем чуть-чуть.       — Уже неплохо. Хочешь ещё о чём-нибудь поговорить? Если нет, я пойду. У папы выходной, он будет волноваться, я не предупреждал, что вернусь поздно.       — Нет, спасибо, я уже пойду к Чимину. Прости, что выдернул тебя сюда в такое время.       Тэхён встал и на песке, рядом с его ногой, нарисовал пальцем выразительную стрелку, направленную в сторону океана.       — Что это?       — Когда будете сидеть здесь по ночам, смотрите вперёд, а не под ноги. Вода успокаивает. Сладких снов!       Чонгук вновь улыбнулся, посмотрел ему вслед и тоже покинул пляж. Он вернулся в дом через заднюю дверь и поднялся на второй этаж. Ноги после песка он мыть не стал, только снял с себя наполовину мокрую от слёз футболку. В спальне Чимина стоял тягостный аромат одинокой белой розы. Чон забрался в кровать под звуки тяжёлого дыхания любимого. Хотя в комнате было немного душно, он накрылся одеялом, чтобы можно было обнять Чимина за талию. Он нарочно целовал его везде где можно и куда дотягивался, минуя только болезненные места на шее. Чон сминал пальцами его кожу и мягко поглаживал по животу, лишь бы Пак проснулся от его прикосновений.       — Я соскучился, — тихо сказал ему Чонгук, когда карие глаза блеснули в темноте. Он не стал извиняться и ему было ни капли не жаль, потому что именно сейчас Чонгук в нём отчаянно нуждался. И как бы он его ни любил, как бы он в другие минуты ни сдувал с него любую пылинку и как бы ни стерёг его отдых от любого вмешательства извне, в данный момент он вдруг поставил себя в приоритет. — Обними меня, пожалуйста, ты мне сейчас очень нужен.       Чимин медленно перевернулся со спины на левый бок, обнял его также вокруг талии и прижался носом к его груди с тяжёлым и надорванным выдохом. Чонгук судорожно сглотнул, когда тёплая ладонь накрыла область его сердца.       — Я тебя люблю, — шепнул Чон поверх его головы и прижался губами к его волосам.       — Я тебя люблю, — зеркально ответил Чимин.

15

      В стёкла звонко бились настырные дождевые капли, словно подражали игре на барабанах. Или пытались выдавить дверь со стороны пляжа. Это длилось с утра до ночи: на улице беспрерывно лил дождь, как из ведра, нисколько не стихая. Однако сну он нисколько не мешал. Чонгук мирно спал сидя на диване как раз спиной к стеклянной стене, по которой гулко барабанило. Была глубокая ночь, и на первом этаже всюду был выключен свет. Слетевшая с чиминовых губ смешинка пощекотала ему ухо, а по коленям мягкой волной проскользнул толстый плед. Всё это больше было похоже на сон, и поэтому Чонгук не хотел просыпаться, хотя уже дремал.       Мягкая ткань накрыла его руки и замерла, а к его щеке легонько прижались большие тёплые губы. Чимин тут же растянул их в улыбке. Его дыхание было почти бесшумным, только изредка он неровно срывался на вдохе. И это тоже заставляло думать, что, если Чон откроет глаза, всё исчезнет.       — М-м… Милый, ты притворяешься, что спишь? — тихо прошептал Чимин. — Я вижу движение твоих ресниц.       — Мне кажется, ты мне снишься, — тоже шёпотом, немного хриплым от прервавшегося сна, поделился Чонгук, так и продолжив сидеть с закрытыми глазами.       — Нет, — его улыбку Чон мог услышать по голосу, а также ощутить щекой, к которой Пак вновь прижался бархатными губами. — Открой глаза, пожалуйста.       — Не хочу.       — Не хочешь меня увидеть? Ты можешь меня ущипнуть, если не веришь. Я тебя искал и хотел у тебя что-то спросить. Но если ты не хочешь, я вернусь наверх один.       Из-за того что света не было, а ноутбук на кофейном столике давно ушёл в «спящий» режим, вместо выразительного взгляда Чонгук теперь, открыв глаза, мог встретить только два крошечных огонька, которые были отражением какого-то маленького источника света. Но даже те два огонька напротив над ним смеялись.       — Я настоящий? — спросил Пак, но даже охнуть не успел — так быстро Чонгук обхватил его руками и посадил к себе на колени. Он прижался к нему лицом всего на мгновение, словно желал удостовериться. От Чимина шёл тонкий сладкий запах белой лилии.       — Можно я всегда буду просыпаться так, чтобы видеть твоё лицо перед глазами? Не твой образ, а лицо.       — Ты видишь моё лицо?       — А ты моё — нет?       Чимин стал трогать его щёки, нос и подбородок кончиками пальцев, будто изучал, знакомился или вовсе пытался запомнить, хотя просто таким образом разглядывал. Он видел слабую полоску света на щеке, где тень была не такой интенсивной, и на кончике носа. Из-за этого с чиминовых губ снова слетела смешинка, и на короткий миг он прижался к чонгуковым губам своими.       — Ты чего-нибудь хочешь?       — Да, — ответил Пак. — Но скажи, что ты здесь делал так поздно?       — Мне не спалось, и я закончил текст к презентации выпускной работы. Прочтёшь его потом? А после я не мог перестать смотреть на твои фотографии. На тебя настоящего я хочу смотреть не меньше, ты же знаешь, — приговаривал Чон, словно Чимин возмущался, — но тот день у нас был особенным, и я чуть-чуть погулял по воспоминаниям.       — Поэтому ты заснул на диване?       — Думаю, да. Ты это хотел спросить?       — Нет. Я обязательно прочту то, что ты написал. Но я хотел спросить, не пойдёшь ли ты прогуляться по-настоящему? По пляжу, а не по воспоминаниям.       Чон обернулся в сторону задней стеклянной двери, по которой всё ещё беспощадно хлестали крупные дождевые капли. Вид у него был такой, словно он убеждался, что они сейчас видели через прозрачную стену одну и ту же картину происходящего, но Чонгук и слова об этом не сказал. Только спросил:       — С тобой?       — О да, — с улыбкой протянул Чимин.       — Хорошо. Подожди здесь, я быстро вернусь, — Чон аккуратно пересадил его со своих коленей на диван, словно пушинку, собираясь уже встать, но Чимин успел поймать его мизинец в попытке задержать.       — Куда ты пошёл?       — Хочу взять для тебя кое-что необходимое.       — Я уже взял всё самое необходимое, — в этот момент Пак двинулся рукой глубже в ладонь, чтобы полноценно взять Чонгука за руку, — мне больше ничего не нужно. Я предложил тебе погулять по-настоящему. Не ругайся на меня, пожалуйста. Если ты этого не хочешь, то ничего страшного. Ты говорил, что мне не нужно спрашивать, если я чего-то хочу. А я хочу погулять с тобой по пляжу, как всегда, больше ничего. Поэтому я спросил так: не пойдёшь ли ты прогуляться? Ты всё равно меня согреешь и сейчас, и когда я вернусь. Ведь да?       Чимин не удержался от широкой, открытой и предвкушающей улыбки, когда Чонгук поднялся и решительно склонился над ним. Странно, но уговорить его не составило Чимину большого труда, хотя он к этому готовился, пока спускался со второго этажа. А в результате Чонгук больше не сказал ни слова до того момента, пока они не оказались в дверном проёме перед проливным дождём. Он попросил своего парня обхватить его за шею, потому что хотел вынести его из дома на руках, но Пак почти бесшумно засмеялся. Его смех выдавало только частое и неровное дыхание. И он впервые за долгое время умудрился не только ускользнуть от него, но и буквально добежать до задней двери. Её открытие сопровождал звонкий щелчок, и порожек в доме тут же стало заливать водой. Чимин медлил и ждал, пока Чонгук быстрыми шагами подойдёт к нему и возьмёт за руку.       — Малыш, один вопрос…       — Нет, милый, — ответил, а не возразил Чимин.       — Ты знаешь, что я хотел спросить?       Чимин кивнул и положил ладонь на середину его груди поверх чонгуковой футболки. Через мгновение хлóпок бежевого цвета станет мокрым и начнёт просвечивать, выделяя на том самом месте тонкий и изящный рисунок цветка. Хотя Паку необязательно было это видеть, он в принципе редко рассматривал пусть и относительно свежее тату, потому что чаще общался с ним кончиками пальцев, повторяя рисунок по памяти. Расчувствовавшись, Чонгук отвернул голову.       — Мне показалось, что ты хотел спросить, прощальная это прогулка или нет. Может быть, это будет без дождя, но мы погуляем, когда я вернусь, ведь да?       Пальцы его второй руки скользили по чонгуковой ладони, срывались в ямки, потирали кожу на внутренней стороне и отпускать не собирались. Тем временем второе новенькое «ведь да?», которое раньше Чонгук за ним не замечал, привлекло его внимание, и только тогда он оживился и вновь посмотрел на него.       — Прости меня, я в последнее время стараюсь особенно слушать тебя, но совершенно не слышу, что ты мне говоришь. Ты имел в виду, что я тебя согрею и через две недели тоже?       — Милый? — голос, похожий на мягкое мяуканье и вязкий тёплый мёд, как по волшебству, нарисовал на губах Чонгука неподдельную и глупую улыбку, потому что интонация у Чимина была такой, словно Чон только что свалился с дерева и удивлялся, почему Земля круглая.       Чимин не сказал ему ничего убеждающего, вообще не сказал больше ни слова, только осторожно зашагал назад, пока в свете ночи не стал поблёскивать от влажных капель. Чонгука он тянул за собой, и вскоре снова широко улыбнулся, сверкая своими тёмными глазами, как только его волосы и одежда стали намокать так же, как у Чимина. На пляже было значительно светлее от падающего на него света от уличного фонаря у дороги. Здесь его дом не загораживал, так что можно было отказаться от идеи включить фонарик на телефоне, который Чонгук даже не взял. Мокрый песок под босыми ногами казался тяжёлым и глухо хрустел от шагов.       Чимин подавлял глупую улыбку от осознания нелепости ситуации. За такое короткое время его одежда промокла почти насквозь, а с волос уже капало. Но он ничего не говорил о том, что Чонгук это запомнит, и не высказывал сожаления о том, что Чону буквально пришлось пойти вслед за ним. Тёмный и грозный с виду океан сейчас был спокоен и даже не выплёвывал волны на берег. Скорее, наоборот, стремился сохранить при себе каждую капельку, которая пронзала его спокойную поверхность.       — Хотел бы я показать тебе твоё выражение лица, — сдерживая смех, признался Чонгук, вытирая мокрое лицо и зачёсывая волосы. Он правда старался вспомнить, когда в последний раз не вынужденно, когда погода заставала врасплох, а вполне осознанно гулял под дождём по пляжу с босыми ногами. — Ты сам на себя сейчас не похож. — Хотя Чон легко мог бы сказать «мы» вместо «ты», потому что, какими бы странными ни были некоторые его идеи, сегодняшняя выбила страйк среди них и для него тоже. И он прекрасно знал, что если Намджун и господин Ким узнают об этом, они вытряхнут из него душу.       — Это и не я, — улыбнулся Пак. — Я же тебе снюсь, милый, ты уже забыл? — Не снился. Чонгук уже был уверен, что нет, потому что несколько раз успел ущипнуть себя. — Прости, пожалуйста, но тебе нужно вести меня, я плохо вижу. Пройдём ещё немножко, хорошо?       Даже его голос стал чуть серьёзнее, и он повернулся так, чтобы идти наконец-то лицом вперёд, а не затылком. Вытер глаза, в которые заливал дождь, и перехватил руку Чонгука, тоже укрепив хватку.       — Устал?.. Чимин, знаешь что? Если ты решил так спрятать свои слёзы, я пойму, когда ты будешь плакать.       — Но я даже не хочу плакать, — искренний ответ. — Мне сейчас очень хорошо, милый, правда. А если бы было так, как ты сказал, мы бы поругались?       — Ах, конечно нет.       — Почему? Ты всего один раз назвал меня ласковым словом с тех пор, как я проснулся и спустился к тебе. Хочешь поругаться?       Чонгук только улыбнулся, хотя и пытался скрыть то, какой же эта улыбка была довольной. Потому что он специально почти не обращался к нему ласково, лишь бы привлечь его внимание, которое, кажется, и без того всё принадлежало Чону. Он вышел вперёд, встав перед Чимином лицом к лицу, преградил ему дорогу и заставил остановиться. Его лицо он обхватил руками в безуспешной попытке вытереть его от дождя. Чон держал его так аккуратно, словно в двух его ладонях умудрился уместиться целый хрупкий мир.       — Ты пришёл, милый, — объявил Чонгук. — Именно здесь твоя конечная цель. Скажешь мне, какая?       — Ты.

***

      Все стёкла в чёрном кроссовере были прозрачными, поэтому из-за них в салоне сейчас непривычно светло и безмятежно. А непривычно потому, что у чёрного седана, который водил Намджун, стёкла были затонированными, поэтому внутри салона всегда царила мрачная и давящая атмосфера.       — Всё нормально, Чонгук? — спрашивает господин Ким, сидя за рулём своего же авто. — Тэхён-и волновался о тебе.       — Уже всё нормально, пап.       Чонгук сидит на заднем сиденье прямо за господином Кимом, а Тэхён — на переднем пассажирском. После этих брошенных в воздух реплик Чонгук поворачивается и встречается с каким-то проверяющим и в то же время ободряюще-поддерживающим взглядом Тэхёна. Чимин бы в такой момент смутился. Например, если бы хоть кто-то сказал, что он о ком-то волновался, до невозможности нежные и всегда тёплые щёки залились бы розоватым цветом. Но Тэхён этого не стесняется. А Чонгук тянет уголок губ в благодарной и одновременно виноватой улыбке и снова отворачивается.       — Тэхён мне сказал, что сегодня хороший день для важных решений, — словно делится Чонгук, хотя младший Ким не сказал ему ничего подобного прямым текстом. Просто Чон переработал их диалог в такой вывод, будто нарочно. Потому что старший Ким после этого гордо поднимает подбородок, а его плечи заметно расслабляются. До этого момента господин Ким тоже волновался.       — Я очень хочу быть там с тобой, но я ничего не могу сделать, без меня они сегодня не справятся.       — Пап… Всё в порядке, мы об этом говорили. Я буду не один.       — Я тоже пойду не один. — Чон вдруг улыбается от собственного ощущения и готовности выйти из машины прямо сейчас. Рисунок на груди даёт о себе знать жгучим теплом. — Простите, можно меня не довозить до места, а остановить возле цветочного?       — А говорил, что я угадал, — оборачивается Тэхён с прищуром.       — Так и есть, но есть ещё один секрет, без постоянного правильного ответа. Может быть, я тебе о нём расскажу, если ты сам не догадаешься. Ты пойдёшь, Тэхён? — спрашивает Чонгук, когда господин Ким останавливает машину у тротуара. Первый раз, когда он зовёт его с собой, хотя раньше это короткое время считал исключительно своим и чиминовым и ни за что бы не подумал им делиться. Он решает использовать то, что Тэхён мешкает, и добавляет: — Выходи, пойдём вместе.       — Давай я зайду через десять минут? Дам вам время побыть вдвоём, пока папа будет парковаться.       — Парковка за углом, но я буду парковаться десять минут? — удивляется старший Ким. Тэхён смеётся. — Побудешь у меня в кабинете, я никого не жду к себе в это время.       — Мгм… — протягивает Чонгук. — Хорошо, тогда этот стебель я оставлю здесь, принесёшь с собой, а я тебе покажу, как именно надо его приносить. Забудь про то, о чём мы говорили на пляже.       — Хорошо.       — Мы ждём тебя внутри, — напоминает Чонгук Тэхёну. — Спасибо, что подвезли, господин Ким.       Из цветочного он выходит с крафтовым свёртком. Хотя идти ему всего ничего и цветок бы не успело запечь солнцем, он намеренно, по традиции, хочет его спрятать, сохраняя интригу. И прежде чем открыть в больнице белую деревянную дверь с серебристой глянцевой ручкой, Чонгук в неё таинственно стучит. Он делает небольшую паузу, чтобы сосредоточиться на ощущениях и убедиться, что содержимое крафтового свёртка по-прежнему остаётся целым. И заглядывает внутрь он уже с неподдельно счастливой улыбкой.       — Привет, милый. Отгадай, в какой руке и что это? Предупреждаю сразу: это не ножка!