Кофе, чай, кофе, чай

Вчера вечером у Фенриза было семь банок пива и проповедник по телевизору, а сегодня жалкое похмелье и Тед на пороге квартиры. Гюльве его очевидно не ждал, но и не был недоволен. Может, у него важное дело или что-то типа того. С другой стороны, можно было бы позвонить ему или.. Ай, к чёрту. - Пиво нету, - грустно пожал плечами Фенриз, отправившись обратно на диван, на котором он провёл всё сегодняшнее утро и отвлекался только на то, чтобы поставить следующую пластинку. Ноктурно хмыкнул: - Ничего, я выпью кофе. Гюльве тихонько угукнул и плюхнулся на диван лицом вниз: - Кухня в твоём распоряжении. Тед вернулся примерно через десять минут с двумя дымящимися кружками и под мышкой держал упаковку печенья. Он нашёл его у Фенриза на пыльных полках и был абсолютно точно уверен, что хозяин квартиры забыл про данную сладость. Поставив всё на стол, он уселся возле валяющегося друга, немного отодвинув его ноги, кажущиеся какими-то слишком уж длинными. Он огляделся в поисках подушки, но единственная и неповторимая была под щекой бухтящего себе под нос Фенриза, так что Тед облокотился о стену и взглянул на друга. На самом деле по графику его визит запланирован не был, и Шеллум даже не удосужился взять с собой в город хоть какие-то записи. Однако вчера в очередной тихий момент сидя на веранде и глядя на рыхлый снег перед собой, он подумал о том что время идёт, а они с Гюльве видятся только тогда, когда нужно сводить альбом. Они знают друг друга уже почти десять лет и Теду всегда не хватало какой-то херни, которую он не мог выразить словами, поэтому нарочито серьёзно молчал, когда, наверное, нужно было что-то сказать. Казалось, у Фенриза всё было ещё невыносимей, и Ноктурно было чертовски дерьмово смотреть на новые шрамы на его руках. Но у них было только восемь лет бесконечного потока музыки -и редко- лесного воздуха по вечерам, и Тед не знал, что нужно сделать, дабы изменить это. - Эй, ты, - Фенриз наобум ткнул пальцем в Ноктурно, и тому пришлось вынырнуть из раздумий, - Ты налил мне чай? Я чувствую запах малины. - Будешь много болтать - он остынет и будет мерзкий и склизкий. Не без боли в висках, Гюльве приподнялся и сел, заинтересованно глядя в глаза Ноктурно. Тот вопросительно кивнул. - Ты такой добрый, - Фенриз зубасто и краснощёко улыбнулся, а у Теда воздух в глотке застрял. Вот что с ним делать? Выдал же снова что-то из ряда вон. - Чудак, - Шеллум неловко встряхнул головой и снова указал на напиток, - Вот говорю тебе: остыл. - Уже комплимент сделать нельзя? Сам чудак. И чурбан ты, понял? Глыба. Кусок скалы. Тед улыбнулся и хлебнул из кружки. Этого парня даже страшнейшее похмелье не исправит. Заиграли Budgie. Этот сборник Гюльве года три назад выудил в антикварной лавке и потом весь день хвастался и слушал. Ноктурно тогда казалось, что он больше никогда не сможет воспринимать группу уже после третьего проигрыша пластинки. Как это делал Фенриз - загадка. Но вот он здесь, пьёт кофе под "Ты знаешь, я так люблю тебя. Детка, пожалуйста, не уходи"* и пялится на то, как Нагелль дёргает головой и тихо подпевает Бёрку Шелли. А потом выпивает весь чай залпом и валится на диван, оставаясь где-то между смятым пледом и боком вокалиста. Тед закуривает. Они сидят так некоторое время, пока Шеллум не бросает окурок ловким движением прямо в пепельницу на столе. И единственное что сейчас крутится у него в голове - это тот факт, что чёртов Гюльве уткнулся головой в его бедро и чувствует себя вполне комфортно, тихо проговаривая тексты, которые, блять, действительно знает наизусть. Кто Тед такой, чтобы тревожить этого парня? Он действительно знает о нём так много, и вот он, так близко, чтобы наконец вытянуть из себя долбаные слова. Но вместо этого Ноктурно касается его открытого плеча и невесомо проводит по самому свежему шраму. Гюльве замолчал и еле слышно вдохнул, но глаза не поднял. Ладонь Теда прошлась до макушки Фенриза, он поправил его спутанные волосы и снова вернулся к коже на руках. Фактически, Нагелль покоился в его объятиях и Тед всем телом чувствовал, как тот хочет заплакать. Поджимает губы и склоняется всё ниже и ниже, со стыдом теряя лицо в рёбрах друга. Его застали. Тед знает только, что проиграло ещё около шести песен, пока Гюльве ронял слёзы ему на кофту, а потом просто затих, будто совсем опустошившись. Они молчат до тех пор, пока запись не заканчивается. - Наверное, нужно поставить другую пластинку?, - спросил Тед. - Помню, как эта тебе надоела в 92-ом, - хмыкнул Нагелль, - Ты ничего не говорил, но я знаю, что ты хотел выкинуть проигрыватель к чертям, - он не сдержал улыбку и засмеялся, наконец вставая со своего друга и потягиваясь. Он чувствовал себя намного менее дерьмово и одновременно ему было стыдно глядеть на огромное мокрое пятно на одежде Ноктурно в области груди. Тед улыбнулся и покачал головой: - "Я зализываю твои раны, я сращиваю твои кости"** Фенриз закряхтел, раздирая клок волос на затылке. - Сейчас я разозлюсь, включу Whitesnake и буду петь самым противным фальцетом, - нахмурился барабанщик, - Ты никуда не денешься, я дверь запру. - Ты подумаешь над тем, чтобы отпереть дверь, если я позову тебя на свидание и куплю кассету Whitesnake в машину? Ноктурно Культо успешно увернулся от летящей в него подушки и подумал о том, что нужные слова всегда снисходят тогда, когда необходимо.