По разные стороны

Она вроде бы была человеком сдержанным, насколько можно быть сдержанным девочке пятнадцати лет. Единственное, что она в своей жизни ненавидела — так это свое собственное имя. Грация. Ну послушайте, что за ужас! И как по-короткому звать? Гречка? Спасибо! Мама всегда говорила, что это имя очень редкое, что оно дает какую-то там удачу и тэ дэ и тэ пэ. А сама Грация готова была отдать многое, чтобы ее звали нормальным итальянским именем — Стелла, ну или там, София… Помимо ненавистного имени существовали и вещи, которые она любила. Например, распрекраснейшее на свете аниме ДжоДжо. И Уилла Цеппели, ставшего причиной ее «ранней депрессии». Однажды она решила заглянуть в интернет, узнать совместимость имен Грация и Уилл. Ну круто ведь — 33%! Куда может быть лучше! Причем с другими персонажами обходилось все как нельзя лучше — Роберт (Спидвагон) — 88%, Джонатан — вообще 100%… И что делать в данной безвыходной ситуации? Единственное, что она могла в данной безвыходной ситуации делать — это обвешивать стены своей комнаты фотографиями барона Цеппели, скачивать тонны изображений из разнообразных источников и писать фанфики, что кстати делало ее еще злее — ведь героиням фанфиков так повезло! Их зовут нормальными именами… И… они всегдв были рядом с Ним. Героини дешевых любовных романов в таких случаях делали одно — с жизнерадостным выражением лица травились, сбрасывались с крыш, закалывались. А Грация не хотела. Так делают ненавистные ВСЕ! А она не все! Раз даже имя вон какое редкое… Когда ты среди друзей, хлопающих тебя по спине и утешительно зовущих тебя «Грейс», то можно держаться. Дома, когда мама на работе, а отец ушел в кино или еще куда-нибудь, можно не сдерживаться. Сегодня, после неутешительной тройки по физике и такой же неутешительной мысли о том, что прекрасного барона Цеппели не существует, Грация в изнеможении повалилась на кровать. И в силу обычного недосыпания провалилась в прекрасный, даже идеальный сон. И, кажется, всякому читателю понятно, кто был главным участником этого сна… Вокруг расстилалось зеленое поле, сразу вспомнилась песня о том, что Снится нам трава, трава у дома, Зеленая, зеленая трава… Но Грации не хотелось думать, что это сон. Лучше бы это была смерть. Такая смерть была бы для нее лучше всякой жизни… Она встала, вдыхая чистейший воздух, и в голову пришло еще одно песенное сравнение о том, что Я вдыхаю этот воздух, солнце в небе смотрит на меня. Надо мной летает вольный ветер, он такой же, как и я… Ладно, хватит уже с песнями. Она обернулась, и… И забыла обо всем. О воздухе, о траве, о солнце — даже на секунду забыла о собственном существовании — так необьяснимо прекрасен был тот, кто стоял перед ней. Лучше, чем она могла себе представить. В руках Уилла был какой-то цветок красоты почти такой же, как и он сам. Появлению Грации, он, видимо, не удивился. Хотя не сказать, что раньше он видел ее. Цеппели поднял голову и устремил на девушку режуще-синие глаза. Из ее губ вырвался тихий неслышный полустон… — Salve, юная… Леди? Сеньора? От названия не зависит ваша… Если правдиво говорить, _ослепительная_ красота. По правде говоря, Грация сама никогда не считала свою красоту ослепительной. А тут ей это сказал человек, за которого она была готова отдать жизнь! Внезапно вспомнилось определение из школьного учебника: таяние — это переход из твёрдого состояния в жидкое… — Вы… — Я Уилл Антонио Цеппели, мастер и учитель Хамона… — Постойте, как бы сумасшедше это не звучало, но я знаю. К сожалению, не могу сказать откуда… То есть могу. — она ужаснулась при одной мысли о том, что только что пробовала утаить что-то от Него… — Знаете или нет… — Грация замерла, предчувствуя слова «мне нет до этого дела» — Лично я не хотел допрашивать девушку… Неважно, о чем. Цеппели двинулся навстречу ей, чуть не споткнувшись об какой-то камень. Грация еле успела ухватить его за запястье сильной своей рукой. — Грацио… — поблагодарил он. Но только он подумал, что поблагодарил. — Что? — по привычке откликнулась Грация. — Что? — недоуменно спросил он. — А, я забыла… Это мое — она еле удержалась от того, чтобы не добавить «мерзкое и препротивнейшее» — имя. Грация. — Вы напрасно считаете его некрасивым, — будто читая ее мысли, сказал Уилл. — да, не удивляйтесь. В своей долгой жизни я много думал о разных именах… И пришел к выводу, что обладатели редких имен в девяноста девяти случаях из ста ненавидят его. От одного голоса его хотелось возносится на небеса. В хорошем смысле… Ладно, просто признаюсь, что не могу описать столь прекрасный, чарующий… Э, стоп, я же его сейчас описываю… — А… Можно задать такой вопрос… Где мы? — Где? Не знаю… Я не хотел бы даже заикаться об этом, пока не наступит ночь, и вам не придется возвращаться… Туда, откуда пришли. Сейчас, я был бы рад разделить с вами этот день. Будучи одним, еще больше ощущаешь радость при виде попутчика. Или вы торопитесь? — Н-нет, что вы… Я буду счастлива… То есть… — Я понял. Его голос сделался чуть холоднее. Чуткий слух Грации это сразу уловил. Но лишь на секунду. Дальше любимый голос вновь затеплел… Они шли, разговаривали, в бесшабашной голове Грации снова вставало определение слова «таяние»… Начался дождь. Уилл без слов снял пиджак (без понятния как на самом деле называется эта хрень, пусть будет пиджак) и накинул на ее плечи. Когда Грация попыталась сопротивляться под предлогом «ну вам же тоже холодно» он без предупреждения перешел на «ты» и обьяснил четко, ясно и досконально, что «если будешь отказываться, я пущу его по ветру, и мы оба будем идти и мерзнуть». У Грации не нашлось аргументов. И… Произошло Это. То самое, для чего Грация, по ее мнению, появилась на свет. Цеппели задал вопрос, на который у нее не было четкого ответа. Вопрос, который она желала и одновременно боялась услышать. — Ты когда-нибудь кого-нибудь любила? Это был единственный раз в ее жизни, когда она без смущения, без заикания ответила на вопрос такого типа. — Да. — это прозвучало твердо, будто отказ от чего-то… — А… Прости за такой вопрос… Можно?.. Она даже не дала ему договорить. — Да, можно. Я люблю тебя. Грация закрыла глаза. Он молчал, даже не мог сказать ни слова. Это понятно, ведь у него, наверное есть же… Она не закончила своей мысли, когда тонкие и удивительно мягкие губы коснулись ее. — Скажи первое, что пришло тебе сейчас в голову. Пожалуйста, скажи. — Я… Все, что я хотела сказать тебе, я уже сказала… Дождь немилосердно обливал ее лицо. И Грация резко, неосознанно, против своей воли проснулась… Будто бы кто-то не терпящий любви вырвал ее из того сна. Первой ее фразой не было "ах, я что, спала", или "как жаль, что мне это приснилось", ее первой фразой стало нечто более оригинальное. - Где героин?! Мать у нее врач, героин или что-то подобное должно быть. Нужно снова, снова заснуть... Снова увидеть его... Этого не может быть, чтобы так... Так коротко... Но почему? Почему? Она опустилась на пол в изнеможении и заплакала. Всего этого не было. Не было и никогда не будет! Она уже не замечала ничего вокруг. Не замечала запаха гари из кухни.Не замечала холодного ветра, ворвавшегося в окно и обдавшего ее ледяным холодом. И не замечала главного - белого с синей изнанкой пиджака, защищавшего ее от этого холода, и этого запаха, так давно любимого...