Still I'm sad

Таурион бесцельно брёл от дворца куда-то в сторону, сам не зная, куда же ему нужно. Идти к любимому дубу не хотелось, как и ночевать в его дупле, даже не из-за грядущей прохладной ночи. Он туда просто не хотел. Возвращаться во дворец Тауриона тоже не тянуло: веселиться и праздновать вместе со всеми он почему-то был не готов. Может, из-за своей выходки; Леголас попросила его отвлечь лорда Элронда и Владыку Трандуила песней, пока она занята, вот Таурион и решил отличиться. Отличился на славу, Леголас, кажется, была готова ударить его, особенно за строчку о Маглоре, ни с того, ни с сего пришедшую на ум. Тауриону было весело и, казалось, с просьбой Леголас он справился неплохо. Но наслаждение от этой каверзы скоро стало отдавать кислотой, как иногда кислит во рту после сладкого плода. От этого привкуса, конечно, помогал глоток воды, но средства от своего нынешнего чувства Таурион не знал. А ещё он не знал, что беспокоит его больше: Леголас, точнее, что будет между ними дальше, или тайна, до которой он захотел докопался по неизвестной теперь даже ему причуде. Что ему, Тауриону, дворцовому стражу до того, что отец его подруги — Маглор, а не обычный нолдо? Что это изменит в его, Тауриона, жизни? Он никогда не считал себя роднёй нолдор, хорошо зная по рассказам матери, кто они и кому обязаны своими рыжими волосами. Прадед, погибший от рук орков давным-давно, ещё в Белерианде, не был родственником эльфам Первого Дома, мать точно говорила ему об этом. Тогда зачем Тауриону тайна Маглора, точнее, Рандира, о которой, кажется, не знает даже его дочь? К чему? Он и так знал, что Рандир — не Рандир, но все в лесу догадываются, что это не настоящее имя мужа Аэвелинд и отца Силиврен, но всем, всем это безразлично. Кроме, разумеется, чересчур любопытного Тауриона. А ведь Маглор доверял ему, рассказывал, как эльфы жили в Валиноре! Учил его пению, подшучивая, наверняка радуясь, что товарищ дочери не такой олух, как ему рассказывали. Он наверняка ценил, что Тауриону интересна музыка, что он готов узнавать приёмы игры на инструментах, особенности стихосложения, секреты красивого пения. И Маглор точно не ожидал, что тайну, которую так оберегал ото всех, как свежую рану от грязи, раскроют и швырнут ему в лицо. Не из необходимости, но просто так, чтобы убедиться в правоте внезапной догадки. Таурион почувствовал себя так, будто весь снег, выпавший в буран на перевале через Карадрас, о котором рассказывала Леголас, упал на него одного и придавил к земле. В досаде на себя Таурион пнул лежащую на дороге толстую ветку. Ветка отлетела далеко и, тихо прошуршав в листве, уже покрывшей землю, упала, он даже не заметил, где именно. — Пауки знает, что! — вырвалось у него. — Прости, что беспокою, — тут же услышал Таурион сзади и, ругая себя за невнимательность, немедленно обернулся. Неподалёку стоял Лорд Элронд. Хоть тот шёл не по тропке, выбранной Таурионом, горе-стражник всё равно обругал себя, что не заметил кого-то, находившегося рядом, даже если этот кто-то не враг, а просто прогуливающийся эльф. Но, судя по лицу, Элронд не случайно оказался здесь. Он хотел о чём-то поговорить и поговорить именно с ним, Таурионом. И Таурион, поклонившись со всей учтивостью, улыбнулся. — Приветствую, Лорд Элронд, — сказал он. — Приношу извинения за шалость. Наверняка вы догадались, что я — тот беспечный певец, что помешал вашей с Владыкой Трандуилом беседе, хоть при мне сейчас и нет инструмента. Я лишь дворцовый страж, умеющий неплохо петь и как-то играть на лире. И я не хотел совершать ничего дурного, хоть это и не служит мне оправданием, — и умолк, гадая, зачем понадобился Элронду. Тот вряд ли бы стал идти за ним следом, чтобы потребовать извинений за глупую песенку, слишком это было мелко. Может, он спросит, что Таурион чувствует к Леголас и любит ли его она? Или спросит, свободно ли сердце принцессы, чтобы она могла заключить помолвку с одним из сыновей Элронда? Это казалось ещё более нелепым, чем требование извинений, но ничего другого Тауриону в голову почему-то не приходило. Элронд,заметив его растерянность, улыбнулся и заговорил. — Ты неплохо пел, — сказал он. — Леголас рассказала, что попросила тебя развлечь нас с Владыкой Трандуилом, пока она отсутствует. Не знаю, что об этом думает Трандуил, но для меня ты не совершил ничего, за что стоило бы просить прощения. Ты лишь выполнил просьбу подруги и спел. Но мне бы хотелось кое о чём спросить тебя. — Отвечу, если это в моих силах, — Таурион кивнул, ещё не понимая, что могло понадобиться такому эльфу, как Элронд, от него, стража-недотёпы. Элронд ещё раз посмотрел на него, словно пытаясь что-то разглядеть в Таурионе. Смотрел он не на облик, стать, воинскую выправку, даже не на рыжие локоны, обычно привлекавшие внимание любого, кто видел Тауриона впервые, а словно вглубь, оценивая, с кем же ему предстоит разговаривать и насколько собеседнику стоит доверять. Того это не удивило и неприятно под взглядом Элронда ему не было, но понять, к чему так внимательно изучать его, Таурион не мог. — В песенке ты упомянул Маглора, — сказал Элронд наконец. — И, по некоторым причинам, о которых ты, быть может, догадываешься, я хотел бы узнать, откуда тебе известно о нём и что тебе известно. Пожалуйста, Таурион, это важно для меня. Таурион от удивления прикусил губу. Вот это вопрос и так не вовремя! Что могло связывать Элронда и Маглора? Чем тот мог насолить Элронду? Этого Таурион не знал, и не то чтобы хотел знать: Элронд — великий Лорд, могущественный правитель, чей род идёт от Лютиэн и Берена, его отец — Эарендил. Элронд мудр и, кажется, некогда он был славным полководцем. Вот и всё, что Таурион помнил о нём, не задумываясь. Большего ему нужно не было, но достаточно ли этих знаний, чтобы понять, зачем Элронд хочет найти Маглора? Вряд ли чтобы казнить, Таурион заметил бы это по глазам и поведению. Но разве у Элронда могли остаться какие-то добрые чувства к Маглору, настолько добрые, чтобы пронести их через эпохи? Из того, что он знал об Элронде и Маглоре, как о Маглоре, а не о Рандире, никаких таких чувств не получалось и не могло получиться. Врать Тауриону не хотелось, не из-за того, что Элронд сразу увидел бы ложь. Он слишком ясно чувствовал, что уже достаточно наломал дров, да и не хотелось ему лгать, и потому Таурион спокойно ответил: — Всё то, что известно потомку эльфов Белерианда. Откуда… как говорят, слухами земля полнится. Признаюсь, не ожидал, что вы спросите об этом. Теперь мне интересно, почему вы решили узнать о Маглоре от меня. И умолк, не зная, что сказать, чтобы не выдать Маглора и заодно себя. Долго уворачиваться не выйдет, Элронд мудр и наверняка уже чувствует неправду от собеседника. Натягивать маску остолопа Тауриону не хотелось; каким-то подспудным чувством он понимал, эта маска сразу раскроет, что он таит от Элронда нечто важное. И Таурион решил не притворяться и говорить как можно меньше. Элронд вновь внимательно посмотрел на него. Не глядя в душу, не пытаясь угадать, что представляет его собеседник, просто смотря на спокойное лицо Тауриона, на его свободно опущенные руки и слегка удивлённое лицо. Наверняка Элронд уже понял всё, что мог понять. И Тауриона это почему-то не испугало. — Потому что ты пытался петь, как поёт он, — сказал Элронд наконец. — Это может быть совпадением, мне никто не возразит, но, думаю, ты позаимствовал это у учившего тебя. Ты говорил, что знаешь о Маглоре всё, что положено знать. Ты, конечно, не солгал, но, я уверен, ты знаешь намного больше того, о чём сказал мне. Таурион, если ты боишься, не бойся. Пожалуйста, — Элронд хотел сказать ещё что-то но умолк, словно не желая открывать душу. Таурион с трудом удержался от удивлённого возгласа. При чём он не мог понять, что удивило его больше: что тайну раскрыло то, о чём Таурион даже не задумывался или просьба, почти мольба Элронда сообщить, где же Маглор и что с ним могло случиться. С досадой Таурион подумал, что слишком заигрался в недотёпу и, кажется, уже в самом деле ничего, ну ничегошеньки не понимает и понять не может. Как вести себя дальше? Всё-таки изобразить олуха, вытаращить глаза и протараторить, как он рад, что поёт точно так, как пел один из величайших певцов древних дней? Элронд может и не разгневается, но огорчится, почему-то Таурион понял, что это будет сравнимо с пощёчиной в ответ на благодарность. Сказать правду? Он обещал Маглору молчать и не выдавать его никому. Да что Маглору, он себе обещал хранить эту нечаянно раскрытую тайну. Но сказать Элронду “я ничего не знаю” он не мог, даже не потому, что тот почувствует ложь. Было в этой просьбе что-то, чего Таурион не мог понять, уложить в голове, но мог почувствовать. И это чувство предостерегало его от такого поступка, как осторожность уберегала от прыжка с высокого дерева. Таурион не боялся Элронда, но боялся коснуться ещё одной едва затянувшейся раны грязной рукой. — Я не могу сказать вам ничего, кроме, разумеется, того, что уже сказал, — наконец, ответил Таурион. — А остальное, Лорд Элронд, вы слышали не в словах, — и спокойно посмотрел на него, не зная, что добавить и нужно ли это. Элронд, поняв Тауриона, кивнул и молча пошёл прочь, возвращаясь ко дворцу. Быть может, продолжать поиски, а может, хранить чужую тайну. Таурион не знал того и, честно, не хотел знать. Но он понимал, что, кажется, поступить правильно здесь было невозможно.