Дети Гекаты

Когда ты живёшь со всеми мстителями в одном помещении не первый год, то начинаешь понимать, что жизнь до этого «прекрасного» события была много лучше. Когда ты каждое утро просыпаешься от чужих громких разговоров или настойчивых стуков в собственную спальню, предусмотрительно закрытую перед сном, то начинаешь жалеть о том, что живёшь в этом балагане и невольно думаешь о том, а правильным ли был этот поступок. Когда кучка травмированных и побитых жизнью людей, каким-то немыслимым образом прославившихся на весь божий свет, пытается ненавязчиво для самих же себя контролировать твою жизнь, начинаешь задумываться либо о совершении огромного теракта с убийствами и захватом всего мира, либо о простом и классическом самоубийстве. И, наконец, когда эти же самые супер-герои относятся к тебе как к пятилетнему ребёнку, начинаешь всерьёз волноваться об адекватности всех присутствующих. За редкими исключениями, конечно же. Справедливости ради можно сказать, что первое время эйфория была столь сильной, что затмевала собой всё вокруг, что радости и восторга было полные штаны, хоть отбавляй. Можно даже добавить, что плюсов, всё же, было много больше: возможность наяву наблюдать за кумирами из далёкого детства, общаться с ними почти что на равных, получать знания и их огромное внимание, пользоваться привилегиями и небольшой властью, да и жить себе спокойно, будучи уверенным в собственной безопасности. Конечно, все мстители были разными и отличались между собой очень сильно, так что первое время приходило ошеломление из-за их возможности каким-то немыслимым образом уживаться между собой без особо громких конфликтов (за некоторыми исключениями, конечно же). Конечно, сначала даже никак не верилось, что рядом с тобой живут люди (да и не всегда они, вообще-то, были людьми), совершившие и продолжающие совершать немыслимые вещи прямо у тебя под боком. Конечно, ощущение счастья, казалось, распирало его изнутри огромным клубком, заставляя воодушевлённую улыбку постоянно цепляться к губам, будто приклеенную. Конечно, хотелось прыгать и пищать от возможности разговаривать с Тони Старком и сидеть в его мастерской, летать на крыльях Сокола, учиться стрелять из лука у Клинта и драться с Наташей. И конечно, все мстители имели множество интересных историй об их собственных приключениях, а порой и ужасающем опыте, что сошёл бы за страшилку на ночь, слушать которые всё равно можно было вечность и даже больше, конечно, они все хотели научить чему-нибудь, что умели сами, и паучка, так кстати подвернувшегося под руку, конечно, они были рады передать ему частичку собственных знаний, особенно когда их так внимательно слушали и всё впитывали. И конечно они все привязались к Питеру. Порой, по его нескромному мнению, даже слишком сильно, о чём он не забывал напоминать с поразительной настойчивостью, что развилась в нём подозрительно быстро и как-то прочно поселилась внутри, превращая краснеющего подростка во вполне уверенного в себе и самодостаточного мужчину. Впрочем, возможно, популярность и небольшое давление со стороны тоже внесли свою лепту. И конечно, порой мстители чересчур опекали его. Да, эта опека была иногда приятной: радостно было знать, что есть так много людей, заботящихся о нём, но спустя время это чувство чуточку притупилось, уступая место скупой радости, появлявшейся, когда с ним общались на равных и учитывали его мнение. Не до всех доходило с первого раза, что их Питер повзрослел, но в итоге дошло, похоже, до всех. Надо признаться, немалыми усилиями вышеупомянутого мужчины. И даже если все их материнские замашки исчезли почти полностью уже спустя год после Войны Бесконечности, никакие усилия Питера не смогли отменить двух вещей: разнообразных приколов и шуток, что мстители порой проворачивали так ловко, что выяснять, кто и что сделал, приходилось по несколько дней, порой применяя манипуляции и шантаж, и их нездорового интереса к личной жизни всеми любимого паучка. Если первое ещё оставалось приемлемым, наоборот, вводя в ощущение какого-то приятного азарта и соперничества, то второе иногда так сильно раздражало… Но всё же, признать стоило, больше смешило. Ведь эти попытки никогда не заходили за какие-то определённые строгие пределы, выстроенные самими мстителями, и видеть, как они сами на них натыкались почти постоянно, заходя в тупик, было, конечно, забавно. А все эти как будто случайные вопросы, переглядки, в редких случаях небольшая слежка, которую с его-то чутьём разгадать было на раз-два, неожиданные появления и попытки застать его врасплох, натренировали в нём недюжинное терпение, устойчивость и контроль над собственными эмоциями. Последнее было особенно важным: покраснеешь — все начнут лишь сильнее заваливать вопросами, отведёшь взгляд — переглянутся уже между собой, покивают понимающе, будто разгадали вселенскую тайну мирового значения, и оставят на пару минут в покое, а потом начнут снова. Закусишь губу или же слишком нервно вздохнёшь — начнут подкалывать и перебирать в слух все восемь миллиардов людей, живущих на этой планете, избегая, впрочем, всех представителей мужского пола. Почему — выяснять не хотелось, да и будить лихо пока оно тихо, как говорил Баки, тоже пока что не стоило. И всё было бы ничего. Подколки и вопросы можно было терпеть, потому что первичный ажиотаж вокруг этой ситуации спустя время, всё же, поубавился настолько, что такие «сеансы» случались раз в пару недель, когда кто-то из мстителей неожиданно вспоминал про это дело. Ехидные улыбки и подозрительные взгляды он научился превосходно игнорировать, делая просто идеальный «покерфейс», не позволяя мстителям развлекаться на его детской несдержанности, канувшей в лету давным-давно. Да и слежка сошла на нет, особенно после проведённой Питером беседы в один из разов, когда его настолько разозлил этот поступок со стороны близких ему людей, что он не выдержал, и провёл безумно длинную и убедительную беседу, во время которой чётко и ясно разъяснил почему ему не нравится их слежка, почему их затея изначально была провальной, почему её следует убрать, и, в конце концов, что он сделает с теми, кто ещё хоть раз попытается за ним следить. И после этого желающих последить за ним не нашлось, поэтому он вздохнул свободно. Всё было бы ничего, если бы не одно огромное «но» во всей этой ситуации. У него всё же был любимый человек. Надо сказать, любимый человек со стальными нервами и железным терпением, потому что сколько раз они висели на волоске от раскрытия их общей тайны — просто не счесть. Сколько раз их прерывали, заставляли ухищряться, сбегать, отговариваться и изворачиваться, переиначивая ситуацию так, что никто в жизни бы не догадался о том, что их связывает нечто большее, чем простое проживание под одной крышей. Безусловно, вся эта интрига и скрытность каким-то образом даже укрепила их отношения, сблизила их, за что мстителям даже можно сказать спасибо. Без них многих воспоминаний, с которых они на пару ухахатывались до боли в животе, попросту бы не было. Да и сам факт того, что никто даже не догадывался об их отношениях добавлял огромный огонёк азарта в их отношения и времяпрепровождение, в разговоры на виду у всех и напускное безразличие, которому они оба так искусно научились. Но это не отменяло того факта, что иногда мстители невероятно раздражали Питера. — Мммм, ты же знаешь, что и я не питаю к ним особой любви, — вдруг произносит мурлычущий голос где-то рядом с правым ухом. По телу сразу же побежали мурашки, разогревая тело, и Питер понимает, что последнюю фразу он неосознанно сказал вслух, основательно затерявшись в своих мыслях. Кажется, это понимает и мужчина, находящийся за его спиной, следующим вопросом подтверждая чужую догадку: — О чём ты думал, любовь моя? — и, чёрт возьми, это прозвище, дрожью проходящееся где-то глубоко внутри, рождает каждый раз новую вселенную и столько счастья, что хватило бы, наверное, всей Земле. — Как раз о наших мстителях, — не утаивая, отвечает Питер, развернувшись к мужчине лицом, чтобы видеть любимые глаза и эту нахальную ухмылку, что отпугивала его будто где-то в прошлой жизни. Слишком давно это было, чтобы чувство это сохранялось. Оно стёрлось за тысячей иных воспоминаний, когда эти глаза смотрели и продолжают смотреть на него с огромной любовью. — Последнее время они опять зачастили. Видимо, не сидится им на месте, не хватает приключений в жизни на одно место, — раздражённо вздыхает, закатывая глаза, потому что и правда недовольство начинает клубиться где-то внутри, вырываясь наружу. — О да, я бы с радостью отправил их куда-нибудь подальше с этой заевшей и до ужаса банальной гиперопекой. Или что это вообще, — фыркает тот, подходя ближе к удобно сидевшему на кресле Паркеру, всему перепачканному в масле и пыли, но такому родному. — Сколько раз они пытались выяснить, в отношениях ли ты? И если да, то с кем? Я уже, если честно, просто сбился со счёта. Мужчина закатывает на это глаза и морщит нос, показывая, насколько он рад этим жалким попыткам и насколько сильно он считает эту идею абсурдной. Впрочем, в этом Питер был с ним согласен. — Да и я тоже, — он беспечно отмахивается, не собираясь задумываться об этом. — Забавно то, что они продолжают ставить на то, что я стопроцентный натурал, — неожиданно продолжает Питер, разглядывая бездонные глаза напротив. Каждый раз завораживает, как в первый. — О да, — сверкает торжеством в глазах мужчина. — Это, конечно, так весело. Наблюдать, как эти люди настолько уверены в чём-то, что даже правдой не является. Они даже спросить у тебя ничего не удосужились по этому поводу, а только постоянно выясняют у тебя кто это, надеясь по твоей реакции на любое женское имя распознать твою «суженую». Питер придвигается к мужчине поближе, продолжая сидеть на кресле, обхватывает его шею руками, радуясь приятному затишью, которое можно провести в такой приятной компании, и говорит, почти соприкасаясь с чужими губами: — Знали бы они, что это ты, Локи, в обморок упали бы, — и ухмыляется так хитро, что сразу видно влияние одного Бога Лжи. Целует глубоко, не удержавшись, а потом отрывается, слегка нажимая руками на чужую шею, чтобы заставить Локи поставить руки на подлокотники. — Безусловно, им в жизни такое в голову не придёт. Как же это я только мог совратить такое невинное создание? — притворно удивляется мужчина, выдавая себя улыбкой. Он вновь заглядывает прямо в карие глаза, склоняется лишь ближе. — Кто ещё кого совратил? — щурится весело Питер. — И то верно, это наш извечный спор, в котором ты необычайно упрям. — Как ты думаешь, они когда-нибудь догадаются насчёт твоей кандидатуры? — как-то задумчиво произносит Паркер, окидывая взглядом собственную мастерскую и лёгкий беспорядок в ней. Лафейсон же, проследив за его взглядом, спокойным, но ироничным голосом, отвечает: — Я был бы удивлён, если эти… недалёкие, — с большим усилием подбирает верное слово тот, — дошли хотя бы до того, что начали бы сомневаться в твоей ориентации. Или спросили бы лично у тебя. Хотя мне кажется, что когда девушки Земли кончатся, они перейдут на другие миры. А о моей кандидатуре они не додумаются никогда в жизни. Их взгляды слишком стереотипны, а мы в их видении всё ещё ограничены рамками, за которые не можем выйти. Они даже не задумываются о том, чтобы посчитать нас парой. Не смотримся мы в их глазах. Нет точек соприкосновения. — Это ты у них в головах подсмотрел? — вдруг улыбается Питер, покивав на чужую речь и признав её правдивой. Локи закатывает глаза, но врать давно не собирается: разучился это делать рядом с мужчиной. — Возможно да, любовь моя, мне стало скучно во время их очередной пьянки, на которую меня притащил мой дорогой братец с твёрдым намерением меня споить. Забыл, что меня, в отличие от него, алкоголь не берёт, — надменно фыркает под конец, прерываясь, чтобы украсть ещё один поцелуй у Питера. — И даже про точки соприкосновения? — хитро выворачивается паучок после того, как отрывается от желанных губ. — Возможно нет, — беспечно пожимает плечом, всё ещё не собираясь отстраняться. Им привычно вот так: плечом к плечу, совсем близко, когда одно дыхание на двоих. — О, кстати, не слышал я что-то об этом событии с вашей пьянкой. Давно было? — с прищуром спрашивает мужчина, специально переводит тему, обхватывая чужие предплечья, сокрытые под классической рубашкой. — Да нет, совсем недавно. Ты в тот день уснул рано, из-за того что мы с тобой прошлой ночью не спали, — он намеренно делает паузу, позволяя себе ухмылку, чтобы ясно дать понять, чем они в ту ночь занимались. Впрочем, Питер и так помнит, ухмыляясь в ответ. Смущения давно нет, оно пропало бесследно. — А вот нашим не спалось, вот они и собрались. Тебя, кстати, всё же обсуждали, уже по классике. И ты прав, они в последнее время вновь загорелись выяснить с кем же ты встречаешься. — Ну да, заняться им больше нечем, — ворчит Паркер, поморщив нос. Локи в ответ проводит рукой по его волосам и спускается к подбородку, заставляя его смотреть прямо в глаза: — Мы в любой момент можем рассказать им, любовь моя, — и говорит это таким мягким тоном, что сердце у Питера замирает от любви к этому человеку. Но он мотает головой из стороны в сторону, что получается довольно скомкано из-за руки на его лице, и произносит: — Не-а, не хочу. Во-первых, они после этого ужаса не отстанут от нас ещё полгода минимум, пребывая в огромнейшем шоке. Хорошо если не запрячут по разным комнатам, хотя тебе это и не помеха, я знаю. И всё же это будет огромное количество нашего с тобой времени, потраченного на ерунду вместо того, что могло бы быть действительно важно. Во-вторых, мне нравится, что ты являешься моим секретом. Этакой тайной, человеком, к которому я могу прийти всегда и точно знаю, что ты уделишь мне внимание и поймёшь меня. Поэтому я не хочу этого, — слегка улыбается Питер, прямо заглядывая в чужие глаза с твёрдой уверенностью в своих глазах. — Может, только если этого хочешь ты. — Меня уж точно не прельщает перспектива раскрываться, любовь моя, — в своей раздражённой манере отвечает мужчина, закатывая глаза на такой абсурд. Питера, впрочем, это вовсе не трогает, и он продолжает улыбаться, всё спрашивая дальше: — Но если бы я хотел, ты бы это сделал? — Любовь моя, ты — совершенно другое дело. — убеждённо произносит Локи, будто это должно быть понятно всем, затягивая того в очередной глубокий поцелуй, а потом неожиданно дёргает Питера за руку, стаскивая его с насиженного места и ловко усаживая на свои колени. Обнимает поперёк талии и продолжает разговор, уводя его в другое русло, — ты представь себе, они даже у меня спросили, не видел ли я что-нибудь связанное с тобой и твоими отношениями. — Ты серьёзно?! — вытаращив на него глаза, спрашивает мужчина. И даже смеяться начинает, потому что со стороны выглядит и правда абсурдно. Локи тоже улыбается, не имея сил сдерживаться. — Более чем, поверь мне. Я сам был очень удивлён тем, что они решили задать этот вопрос мне. Но просто послал их куда подальше с такими вопросами. Подействовало, кстати, реально хорошо. Лафейсон заканчивает фразу злорадной усмешкой и неожиданно встаёт с кресла, подхватывая свою ношу и продвигаясь в сторону окна, откуда открывался прекрасный вид на вечерний город. На закат и уходящее солнце, на прекрасное небо, разукрашенное палитрой красок, на огни города, всё чаще вспыхивающие где-то вдалеке. — Что думаешь насчёт того, чтобы завтра, скажем, встретиться и пойти прогуляться? — хитро щурится мужчина, продолжая обнимать Питера за талию. — Как я могу отказаться, когда ты так на меня смотришь? Мой ответ, безусловно, да, — и последние слова тонут в очередном поцелуе. Любовь растекается приятным теплом в груди, пока руки обнимают любимого человека, приближая его к себе всё настойчивее. Но Локи неожиданно прислушивается к чему-то, разрывая поцелуй, чем заставляет Питера нахмуриться. Тут же показывает знак, чтобы тот помолчал некоторое время, и Паркер слушается, тоже включая своё чутьё, привычно затихающее когда рядом находился Локи. Он неожиданно слышит чужие отчётливые шаги в начале коридора и чувствует холод чужой магии, зелёными искрами срывающейся с пальцев, когда мужчина подтверждает его догадку: — Сюда идут Тони, Наташа и мой братец, — на последнем он особенно неприятно морщится, но, впрочем, ничего колкого так и не говорит. — Я свяжусь с тобой, ты сам знаешь как, и мы с тобой всё обсудим насчёт завтрашнего дня. Тем более, что я жду тебя в своей спальне сегодня ночью, — всё же возвращается к игривому настроению Локи, проводя пальцем по чужим губам. Питер на это ухмыляется и кивает, неожиданно прикусывая изящный палец: — Иди уже, они совсем близко, — и улыбается, заканчивая их разговор, — люблю тебя. Локи тоже улыбается, такой тёплой улыбкой, что совсем несвойственна ему, но уже так привычна рядом с Питером, и отвечает: — И я тебя, — подмигивает, а потом растворяется в зеленоватом свечении портала, не оставляя после себя ни единой зацепки, что помогла бы их обнаружить. И как раз вовремя: дверь неожиданно открывается так резко, что если бы Локи не владел магией, то спрятаться было бы невозможно. И как же всё же хорошо, что Бог Лжи ей владеет. — С кем это ты разговаривал, Пит? — подозрительно оглянувшись, спрашивает Наташа. Остальные лишь поддакивают молча, хотя и слепому было бы видно, что пришли они совершенно по другому поводу. — С Пятницей, — беспечно пожимает плечом, зная, что она, если что, поддержит его легенду. Не впервой ей выручать его от цепких лап Тони. Впрочем, сегодня они обходятся без проверки. — Так зачем вы пришли? — подталкивает их к верному направлению Питер. С совершенно невинной улыбкой, между прочим. Локи бы им гордился. — А… точно, — хмурится Тони, переглядываясь с остальными. Получив от них твёрдые кивки, он продолжает, — паучок, мы хотим знать… Ты встречаешься с кем-то? И это такая заезженная классика, что Питеру даже не хочется сдерживать рвущиеся наружу слова. Потому что это такая банальщина, что уже пластинкой заела почти у всех взрослых, что его окружали. И она уже порядком достала. Поэтому он отвечает такую же заезженную классику с совершенно безразличным видом: — Нет. А потом, всё-таки, не выдерживает: — И вы опять за своё? Какой раз я уже слышу этот вопрос, а мой ответ на него всё не меняется. Вы чего пытаетесь достичь, задавая один и тот же вопрос из раза в раз с упрямым постоянством, будто ослы какие-то? Или вы думаете, что у меня память стирается после каждого нашего подобного разговора и для вас отличной идеей было бы начать его заново? М? Потому что мой ответ не поменяется. И если что-то изменится — уж поверьте, вы узнаете об этом одними из первых, — привычная ложь гладко ложится на язык, да и часть из этого всё же оказывается правдой. Мысленно Питер вновь вздыхает, желая остаться в тишине либо тотчас переместиться к Локи, а не тратить время на пустые разговоры и возмущения. — А сейчас прошу извинить, но у меня работа, — холодным тоном произносит Питер. — Паутина и шутеры сами себя не сделают. И возражений ни у кого почему-то не возникает. А Питер и Локи так и остаются нераскрытыми. Хотя с такими-то следопытами это навряд-ли когда-то случится…