Луна сегодня красивая

Погода стояла чудесная. Воздух был прозрачен и свеж, на чистом, без единого облачка, небе, сияли тысячи и тысячи звёзд. Гусу Лань, утомлённый пережёвыванием травы и зубрёжкой правил, мирно спал, чтобы утром стать тем, кто будит первых петухов, и продолжить своё одухотворённо-тоскливое существование. У Вэй Усяня оставался целый кувшин вина, а сна не было ни в одном глазу, чего нельзя было сказать о Цзян Чэне. Тот вовсе не жалел об их маленькой ночной вылазке, как раз напротив, случилось невероятное, и он сам предложил неугомонному братцу прогуляться. Вот только, в отличии от него, Цзян Чэн, как порядочный Будущий-Глава-Ордена-Как-Же-Нам-Жаль-Вашего-Психотерапевта-Господин-Цзян, собирался явиться на занятия хотя бы для приличия, и надеялся провести в постели ближайшие часа четыре. — Пошли спать, а то утром будем как ходячие мертвецы. — Ты иди, я тоже скоро лягу. И не смотри на меня так, я, конечно, талант, но не планирую целый день изображать чувство юмора Лань Цижэня! — Помяни моё слово, однажды он услышит, и вместо нормальной смерти к тебе явится старик Лань со сводом правил Гусу наперевес. — И не отпустит меня на перерождение, пока я не вызубрю их все! Какой кошмар! — Угу, никакой Хуайсан не поможет. Да смерть там поседеет! Ладно, не засиживайся. Вэй Усянь отсалютовал ему «Улыбкой Императора», полученной за половину цены (то, что за красивые глаза не ставят оценки не значит, что за них же не делают хорошие скидки), полной грудью вдохнул прохладный, пахнущий ночью воздух. С наслаждением сделал первый глоток — прошлый кувшин они с Цзян Чэном разделили на двоих, и, как честный старший брат, Вэй Ин твёрдо решил, что и теперь его шиди достанется половина, так что приходилось экономить. Впрочем, и вино, и ночь были чудесными, так что Вэй Усянь никуда не торопился. Он с наслаждением подставил лицо ветру, и взглянул на полную, казавшуюся совсем близкой, луну. Она светилась бледным молочным светом, невольно вспоминались белоснежные одежды местных заключённых адептов. Лань Ванцзи замер всего в десятке шагов. Тень не скрывала светлых одежд, и он затаил дыхание: казалось, даже сердце колотилось слишком громко, и Вэй Ин вот-вот заметит чужое присутствие. Тогда придётся его отчитать и прогнать, рассказать дяде, проконтролировать, чтобы он переписал правила… Конечно, всё это время они будут рядом. В некотором смысле это можно будет назвать, эм, общением? Но, даже со своим скудным опытом социального взаимодействия, Лань Чжань понимал, что хочет чего-то иного. Это «иное» больно ударялось о рёбра, стоило только Вэй Ину оказаться поблизости, тянуло в животе, отбирало сон и аппетит. Это «иное» требовало большего, если не взаимности, то хотя бы добровольности. — Луна сегодня очень красивая. Лань Ванцзи показалось, будто он падает. Он неверяще уставился на Вэй Усяня, который, как ни в чём не бывало, вглядывался в ночное небо. — Такая, что можно умереть. Он проговорил это поспешно, как не подобает Второму Нефриту, дядя бы наверняка упал в обморок от негодования, но чётко и громко, чтобы Вэй Ин точно услышал, а сам Лань Чжань не успел передумать. Теперь, совершив, наверное, самую ужасную ошибку в жизни, Лань Чжань спрыгнул со стены, и бросился в спальню.

***

Утром Вэй Усянь был свеж, как огурчик, чего нельзя было сказать о Цзян Чэне. Снова сработал странный закон природы, по которому лучше не спать вообще, чем лечь перед самым рассветом. Итак, Цзян Чэн пугал людей мешками под глазами и лицом убийцы (никакой цзыдянь не нужен), а Вэй Усянь — тотальным разгильдяйством. Гусу Лань никогда не забудет их, это уж точно. Настолько точно, что точнее сейчас только то, что Цзян Чэн собирается своего увАЖаеМого шисюна прибить. — Ещё раз. Что? Ты? Сделал?! Вэй Усянь предусмотрительно отошёл, чтобы пламя праведного гнева дорогого брата не перекинулось на него. — Сказал, что луна красивая. — послушно повторил он. — Я не знал, что Лань Чжань там. — Ты безнадёжен! Я только ушёл, а ты уже успел отличиться! Небожители, сколько тебе лет?! — А-Сяню три годика. — невинно похлопал глазками. Цзян Чэн умилился бы, но слишком хорошо знал этого прохвоста. Если бы взглядом можно было убить, то Вэй Усянь уже обратился бы беспокойным духом, и зачитывал бедняге смерти правила Гусу Лань, пока на языке не натрутся призрачные мозоли. — За что мне это… ты хоть знаешь, что означает здесь эта фраза? — Только не говори, что я снова нарушил какое-то правило, — простонал Вэй Усянь, — их так много, это просто невозможно запомнить, сколько не переписывай, только бумагу зря потратишь. Хотя, если ты так реагируешь, значит, там что-то важное. Может, нас наконец-то выпрут отсюда… — мечтательно произнёс он, и даже наклонился, чтобы сорвать травинку. — Ты признался Лань Ванцзи в любви! Повисла тишина. — Что, прости? — Что слышал. Они же все здесь помешанные, мог бы хоть немного потрудиться и разобраться в местных порядках. Что он тебе ответил? — Такая, что умереть можно. — ЧЕГО?! Сгустились тучи. Сверкнула молния, загрохотал гром. — Да что не так-то?! — Он, мертвецы тебя раздери, сказал, что это взаимно! С небес обрушился ливень.

***

Судьба тоже не лишена чувства юмора. Эта капризная госпожа всегда готова устроить шалость, а потом, как маленький ребёнок, натянувший верёвку над порогом, наблюдать. Кто первым споткнётся? Упадёт ли? Станет ругаться? Впрочем, иногда судьба просто создаёт неловкие ситуации. Будь она книгой, незримые читатели в такие моменты наверняка с тяжёлым вздохом откладывали бы её, и кричали в подушку. Просто чтобы морально подготовиться. Эту самую судьбу Лань Ванцзи проклял, ведь — надо же было такому случиться! — буквально столкнулся с Вэй Ином следующим же вечером. Справедливости ради, он был совсем не против. Рано или поздно это должно было произойти, так ведь? Но только не на следующий же день после самого сумбурного, первого, и, наверняка, последнего в жизни Лань Чжаня признания. — Какая неожиданная встреча. Я как раз искал тебя, хотел исполнить серенаду под твоим окном. — Вэй Ин продемонстрировал бамбуковую флейту, выкрашенную в чёрный цвет. — В Гусу Лань нельзя шуметь. Не так должен был начаться этот разговор, не так. Лань Чжань напомнил о правилах машинально, и, похоже, всё испортил. Оставалось утешаться тем, что правила для того и созданы, чтобы… — Правила созданы, чтобы их нарушать! — Вэй Ин хитро улыбнулся, и подошёл ближе. — А чтобы загладить свою вину, я пойду с тобой в обход. Можешь считать, что это такое наказание, ведь я не высплюсь, целый день буду ходить уставший, и не нарушу ни одного правила. Идёт? Ужасная идея. Наверное, Лань Чжань делал себе поблажку, но каждое дежурство он позволял себе оставаться на улице немного дольше. Ночь всё преображала. Она не была тихой: шумел ветер в листве, стрекотали кузнечики, хлопали крыльями совы. Ночь была живее дня, когда звуки впитывались в белоснежные одежды адептов, как в вату, и хотелось услышать хоть что-то; в полной мере это чувство Лань Чжань осознал только после появления Вэй Ина, однако свои ночные прогулки начал задолго до их встречи. Разделить эти минуты уединения с Вэй Ином… звучало одновременно заманчиво и пугающе. В конце концов, он и так закрыл глаза на то, что вчера они с Цзян Чэном внаглую пили вино прямо на стене. Не слишком ли много нарушений за пару дней? — Нет. — отрезал Лань Чжань. — Что нет? — Вэй Усянь заглянул ему в лицо. — Неужели тебе совсем чужда романтика? Намёк прямым текстом, всё, как мы любим. Обстановка, кстати, располагала. Вокруг не было ни души — до отбоя оставалось всего ничего, и порядочные адепты Гусу, то есть все, кроме них, уже разошлись по комнатам. В воздухе, как напоминание о прошедшем дожде, стояла лёгкая дымка, в свете заходящего солнца казавшаяся золотой; скромные цветы только начали закрываться, прячась от надвигающейся ночи. Из-за облаков, как из-под вуали, скромно выглядывала бледная луна. — Луна… сегодня красивая. Вэй Ин тихо засмеялся. — Такая, что умереть можно. Лань Чжань, ты же не думал, что я могу ответить по-другому? Думал. Даже не так, был совершенно уверен, однако благоразумно оставил сомнения при себе. Вэй Ин, не дожидаясь ответа, взял его за руку. — Раз у нас всё взаимно, давай нарушим одно малюсенькое правило? Я всё-таки хочу тебе сыграть. Никто не узнает, обещаю. Вэй Ин подмигнул, и Лань Ванцзи понял, что готов не только нарушить любое правило, но разнести Стену Послушания к чёртовой матери, лишь бы он был доволен.

***

Стену Послушания никто не сломал, зато другую (не)официально переименовали в Стену Свиданий. Лань Ванцзи никогда не пробовал вина, но, казалось, пьянел без него. Маленькая ночная серенада, как описывал её Вэй Ин, оказалась не такой уж и маленькой, однако её звучание не утомляло. Мелодия звучала естественно, будто песня ветра, что играет с одеждой и волосами, норовит утянуть что-нибудь лёгкое из рук и унести далеко-далеко, просто чтобы немного подразнить, днём, а ночью свободно путешествует по обезлюдившим просторам. И всегда напоминает, что жизнь идёт, время не утонуло в постном супе, который на вкус как праведность. В сущности, Вэй Ин был точно таким же, как его музыка. Но иногда ветер ненадолго затихает. — Ты же сейчас уснёшь, чудо! — сказал Вэй Усянь, прекратив играть. — Если ты хотел поставить всегусуланьский рекорд по позднему отбою, твоя миссия выполнена: видишь, уже темно. Лань Чжань встрепенулся, как человек, только освободившийся от действия тёмного заклятия. — Не усну. — Ай-ай-ай, разве может Второй Нефрит Гусу так нагло врать, — с притворной укоризной, — разве правило номер восемь тысяч четыреста два не запрещает? — Правил в два раза меньше. — Это обнадёживает. И всё-таки, по личному опыту, спать в кровати намного лучше, чем на улице. Вэй Ин тихо засмеялся. Лань Чжань уже хотел спросить, что в этом может быть весёлого, но Вэй Ин поднёс палец к губам. — У нас ещё много времени, я обязательно всё тебе расскажу. А сейчас пойдём. Знаешь, недалеко отсюда водятся светлячки. Если хорошо выспимся, можем посмотреть на них завтра, идёт? — Мгм. — ответил Лань Чжань, подавив внутреннее «а почему не сегодня?» В конце концов, Вэй Ин прав. У них ещё есть время. Пока луна остаётся такой прекрасной.