задыхаюсь в тебе

      Насыщенность многочисленных звёзд на ночном небе ослепляет, но Чонгук не прерывает задумчивого взгляда, размеренно затягиваясь очередной сигаретой, пачку которой он в тревожном состоянии купил в ларьке под домом. Несерьёзное обещание, данное лучшему другу, бросить раз и навсегда эту вредную привычку и не возвращаться к ней успешно нарушено очередной тоскливой мыслью о том, что Тэхён уже пятые сутки не отвечает на его сообщения и назойливые звонки.       Пусть и за недели совместной жизни, полной подаренной ему любви и отданного в обмен на неё собственного сердца, Тэхён смог внушить своему омеге твёрдую уверенность в том, что его запах — это то, чем альфа дышит в полную грудь каждый день, что они проводят вместе. Что Тэхён бесповоротно отдан во власть нафталина, окутывающего собою любимое покладистое тело, что изгибается в порывах пылкой страсти каждую их общую ночь. Чонгука несмотря на всё это продолжает докучливо посещать ядовитая горечь былых лет.       Одиночество безустанно напоминает о себе.       Особенно в те холодные дни, когда его жених уходит в очередную экспедицию, взбирается на непокорённые вершины и пленит своей отвагой беспросветные местности. Чонгук боится до трясущихся пальцев, еле сдерживающих сейчас фильтр сигареты, того, что судьба однажды лукаво напомнит о себе. Заслуженно накажет за то, что Чонгук радовался жизни слишком долго. Был легкомысленно счастлив несколько волшебных месяцев в обществе Тэхёна.       — От него всё ещё нет вестей? — слышит Чонгук обеспокоенный голос друга в трубке телефона, когда решается ответить на очередной надоедливый звонок.       Чуять жалость в голосе Чимина и ловить нотки тревоги в его словах не хочется, однако это единственный способ не отдаться во власть сокрушающих переживаний о жизни любимого мужчины.       — Уверен, с ним всё в порядке, — доносится издали глухой крик Юнги, на мгновение удивляющий Чонгука так сильно, что он чуть не давится втянутым в лёгкие сигаретным дымом.       — Вы что, помирились? — спрашивает он у Чимина, отчётливо вылавливая в его молчании стыдливое согласие и немое признание своих ошибок.       После возвращения из Канады, Чонгук всячески пытался отговорить друга от развода, заявку на который он, оказывается, умудрился подать аж за две недели до того, как предупредил близких. В следствиях и причинах подобного торопливого решения Чонгук так и не смог разобраться, как и в том, почему Юнги дал на это своё согласие. Поэтому слышать сейчас голос знакомого альфы в трубке телефона Чимина по-странному приятно, хоть и всё так же непонятно.       — Нет.       — Да.       Одновременно отвечают они, и Чонгук неосознанно улыбается подобному диссонансу мнений. Затем старательно вытирает пальцами свободной руки накатывающие слёзы печали.       Чонгук как безумный скучает по своему альфе. Он готов выть волком от того, как ему не хватает Тэхёна сейчас рядом. Он не знает, сможет ли дальше жить, если с ним что-то случилось во время похода в снежные массивы Дхаулагири.       — Мы ещё не помирились, хён, — произносит Чимин строгим голосом в сторону, и Чонгук представляет себе, как друг одновременно хмурится и улыбается Юнги, который, скорее всего, устало закатывает глаза от очередной истерики бывшего мужа.       — Не буду мешать вам не мириться, — говорит Чонгук, ощущая, как внутренности горят от сильной зависти. Стоять рядом с любимым мужчиной и иметь неимоверное счастье обмениваться с ним безобидными колкостями — как же мало мы ценим подобные мелочи.       — Подожди. Приходи к нам… кхм… ко мне, — исправляется Чимин моментально, а Чонгук слышит на фоне самодовольный смешок его альфы. — Канун Нового Года как-никак. Не оставайся один. Прошу тебя, — чуть ли не умоляет следом дрожащим голосом, что Чонгуку приходится осязать аж на коже всю обеспокоенность этой дружеской просьбы.       Очередной призыв лучшего друга перестать наказывать себя одиночеством за то, в чём Чонгук не виноват.       — Нет, не хочу порт… — начинает было он, но резко запинается, грустно улыбаясь себе под нос. Говорить о том, что он может испортить им праздник, уже не хочется. Хочется ценить себя и любить таким, каким его любит Тэхён. — Я буду ждать его. Он обещал мне, что мы встретим следующий год вместе, — тонко шепчет Чонгук, никак не сумев сдержать слёзы наивной безысходности, и тушит недокуренную сигарету об пепельницу на подоконнике.       Тяжело вздыхает, согласно кивая на предложение Чимина о том, что его двери всегда открыты для Чонгука. Хорошо понимает, что даже если Тэхён не вернётся этим вечером, не сможет войти в новый год без него. Не после всего того, что произошло в старом.       Месяцы будоражащей дух любви, недели романтических свиданий в самых непосильных его фантазии местах, дни безвылазного времяпровождения в постели голышом, минуты неотлипаемых влюблённых взглядов, секунды дыхания друг другом.       — Ну где же ты? — бормочет Чонгук, не сдерживая скатывающихся по лицу слёз, и смотрит пристально в ярко освещаемую звёздами темноту.       Видит в ней себя. Ощущает Тэхёна своим маяком, без которого просто не знает, как быть дальше. Разве возможно так легко и безвылазно утонуть в человеке настолько, что хочется собрать чемодан и самолично пуститься на его поиски? В места, в которых его ждала бы опасность для жизни, ради лишь того, чтобы спасти любимого и, если придётся, умереть в его защиту?       Омега вытирает тыльной стороной дрожащей ладони мокрое лицо, в очередной раз громко всхлипывая и шмыгая носом сильно, что сложно дышать, и направляется в их с Тэхёном спальню. Сумасшествие мыслей заряжает беспечностью, и он решает претворить свой необдуманный план в жизнь.       Никто из команды альпинистов, с которой его жених отправился в путь, так и не ответил на его сообщения. Никто из сотрудников спасательной станции у подножья горного массива не даёт информацию. Никто не может понять удручающего смятения, с которым Чонгуку приходится каждый раз отправлять любимого на работу.       Он по одному открывает шкафы, чтобы найти из рабочей одежды Тэхёна пригодную для погодных условий горной местности, и застывает на месте, когда ощущает резко ударивший в нос до мурашек родной запах берёзового дёгтя. Чонгук не раз видел, как его альфа собирается к очередному походу, безмятежно улыбаясь и убеждая его своим заботливым взглядом, что обязательно вернётся. Не покорит горный пик, о котором грезил, если поймёт, что эта опасность может отнять его у Чонгука.       И сейчас, прижимая лицо к вязаному свитеру Тэхёна, втягивая носом полюбившийся аромат и прикрывая влажные глаза от нахлынувшего успокоения, Чонгук вспоминает его обещания. Тэхён никогда не даст своему омеге вновь ощутить на языке мерзкий вкус одиночества и покинутости. Не его альфа.       Чонгук обнимает ворсистый свитер, ощущая, как ему мало подобной близости. Тянет руку к ящику с любимыми футболками и рубашками своего жениха, понимая, что должно быть теряет рассудок от безвыходности и сильного стресса. Но по-другому ощутить фантом любимого тела и перестать беспокоиться не получается.       Омега по одному бросает одежду Тэхёна на кровать, создавая на их совместной постели хаос, и падает в него, принюхиваясь к каждой детальке умиротворяющего тревогу запаха. Укутывается в тяжёлые худи альфы, прижимает к груди мягкие фланелевые рубашки, наслаждается шумом шершавых треккинговых брюк.       Окружает себя Тэхёном.       Голова из-за безостановочных слёз кружится, перед глазами из-за мокрых ресниц плывёт, хочется вывернуться наизнанку. Но ощущение полной фрустрации постепенно снижается с каждым вдохом. Гнездо из одежды убивает беспокойство, борется с демонами былых страхов, защищает Чонгука от самого себя, напоминает о том, что он любим. Тэхён его не оставит, чего бы ему это ни стоило. Сомнения трусливо рассеиваются и покидают ослабший из-за переживаний разум Чонгука, разрешая заменить себя расслабленностью.       Разморенное умиротворение и обнадёживающая вера в то, что Тэхён вернётся, вызывают галлюцинации. Чонгуку мерещится размытый силуэт дражайшего тела, внезапно появившегося на пороге в спальню. Силуэт, что медленно приближается к кровати, на которой омега лежит в позе эмбриона и глубоко дышит сквозь едва слышные всхлипы.       — Малыш, — слышится ему убаюкивающий низкий голос с лёгкой хрипотцой.       Чонгук пьяно улыбается сокращающему между ними расстояние силуэту, не торопясь вытирать слёзы с глаз, так как ему нравится то, как болит душа от сильной досады.       — Тэ, — вымученно шепчет он сквозь непрекращающийся унизительный плач и тянет дрожащие пальцы к красивому и обеспокоенно хмурящемуся красноватому лицу.       — Эй, малыш, — вновь зовёт его голос, позволяя коснуться к холодной коже.       Следом накрывает своей не менее ледяной ладонью горячие татуированные пальцы, не сразу осознавая то, что в его реальность сейчас не верят. Хочется навсегда забрать себе слёзы Чонгука, жестоко наказать самого себя за то, что стал им причиной, пообещать омеге, что никогда не позволит ему смотреть на себя так безнадёжно, так скорбно, что на собственных глазах накапливается влага сожаления.       — Прости меня, малыш. Я рядом, — скрипуче шепчет Тэхён, приближая лицо к влажному мягкому лицу.       Трётся носом об гладкую кожу, вдыхая любимейший запах, отдающий горечью и ядовитой печалью, не пропускает ни единого вдоха, вынуждая себя по самые лёгкие ощутить боль своего омеги, который постепенно начинает осознавать, что Тэхён ему не мерещится.       — Ты здесь… Ты здесь, Тэ, — напряжённо кривит Чонгук уголки губ в натянутой полуулыбке, не противясь тому, как кожу лица обдаёт холодом, который Тэхён принёс собой.       Он настоящий. Его альфа здесь, рядом, живой, его.       — Слава звёздам. Любимый, — бормочет омега словно в бреду, не с первой попытки сумев присесть на месте, чтобы обнять Тэхёна. Крепко, так, что навсегда, так, чтобы показать, как лихорадочно ждали.       — Я здесь, малыш, — кивает ему Тэхён и целует сухими прохладными губами солоноватые губы омеги, который не морщится и не отстраняется, покрывшись мурашками.       Отвечает на поцелуй, укутывая альфу в своё тепло, прижимается сердцем к его сердцу, делится своей нескончаемой любовью, что защитила его от бездумных поступков и отравляющего мышления.       — Я думал… я… я так боялся, что ты… О, звёзды, ты… — У Чонгука безуспешно получается сформировать мысли в понятное предложение.       Губы и язык путаются об чужие, запинаются из-за непрекращающегося рёва счастья, дыхание обещает остановиться от усилившихся чувств, сердце хочет выпрыгнуть из груди и навсегда поселиться в Тэхёне. Рядом с ним ему безопаснее, рядом с его альфой оно всегда будет в полном порядке.       — Со мной всё хорошо, Чонгук, — сиплым голосом успокаивают его, садясь на краю кровати, и притягивают к своему укутанному в массивную мембранную куртку телу.       Но Тэхён вовремя одумывается, понимая, что не должен уничтожать то тепло, с которым его встретил его омега, поэтому, чуть отстранившись, торопливо расстёгивает куртку. Бросает её на пол рядом, вновь тянется за горячими объятиями, которые никогда не прекращают быть такими цепкими, что хочется назвать себя сумасшедшим, оскорбить самыми низкими эпитетами за то, что подумал покинуть этот неугасаемый очаг любви.       — Мы потеряли рацию в горах, и у нас сломался навигатор. Пришлось выкарабкиваться на инстинктах, — объясняет Тэхён, ощущая, как мурашит кожу горячее дыхание у себя на шее.       Хрипло стонет, когда к дыханию присоединяются палящие кожу губы. Вдыхает во весь объём лёгких оттенок нафталина, меняющийся на более сладкий, любовный, полный желания.       — Я примчался к тебе первым же рейсом.       — Мог бы отправить хотя бы сообщение, когда был на станции, — с напускным недовольством бурчит Чонгук, ощущая, как ресницы из-за невысыхающей влаги липнут друг к другу, и требуют у век сомкнуться, чтобы дать ему заснуть в объятиях альфы в окружении гнезда из его одежды.       — У станции взбушевалась снежная буря и снесла электрическую вышку, что ни сети, ни электричества, чтобы зарядить телефон ни у кого не было. Я… я даже не помню того, как добрался до ближайшего аэропорта и купил билет, — виновато усмехается Тэхён, убаюкивающе поглаживая тяжёлой ладонью уже не так сильно вздымающуюся из-за всхлипов спину Чонгука, и только сейчас замечает свою одежду, в каком-то непонятном беспорядке разбросанную по всей кровати.       — Ты смог хотя бы добраться до конца? — тихо спрашивает Чонгук, поднимая голову, и с интересом всматривается в любимое лицо, ведь прекрасно понимает, как для альфы важны достижения в альпинизме.       — Нет, — отрицательно качает он головой и при этом улыбается, не ощущая должного разочарования от своей неудачи. Не когда на него смотрят тёмно-шоколадные глаза-пуговицы, своей влагой в них отблёскивающие звёздами, что свели их вместе.       — Но как же…       — Я думал только о том, что хочу вернуться к тебе живым. Ничто другое в моей жизни не стояло для меня настолько чёткой целью, как ты, Чонгук, — неспешно объясняет Тэхён, примыкая губами к тёплому лбу, и вновь втягивает аромат нафталина, отдающего пьянящей лаской. — И судя по тому, что творится на этой кровати, я пришёл вовремя, — по-доброму усмехается, показывая взглядом на свою разбросанную одежду.       — А… это… — стыдливо лепечет омега, пряча глаза в утеплившуюся шею, и не хочет как-либо оправдываться или искать причину того, почему его внезапно потянуло на создание гнезда. — Я очень испугался, Тэ, — шепчет следом, не решаясь поднять крупные глаза, чтобы не выдавать того, как устойчиво и глубоко сидит в нём любовь к этому альфе.       Тэхён же в ней не сомневается. Он чувствует её каждым сантиметром своего закалённого холодом и походными сложностями телом, обоняет букетом нафталина, что не перестаёт раскрывать перед ним всё новые и не менее желанные бутоны жизни, которой пахнет его омега.       — Я обещаю больше никогда не позволять тебе ощущать такой страх, Чонгук, — без лукавства произносит Тэхён и кивает собственным словам, твёрдым взглядом пытаясь убедить его в серьёзности своего обещания.       — Нет, я… я не могу позволить тебе жертвовать своими желаниями ради… ради меня, — едва внятно мямлит Чонгук, чуть отсаживаясь назад, чтобы вглядеться в решительные глаза. Ради лишь того, чтобы увериться в том, что Тэхён непоколебим в своём намерении.       — Моё желание — это ты. И всё. Ты достоин всех горных вершин этой планеты и ни одна из покорённых мною не доставляла мне столько удовольствия, сколько твоя улыбка, малыш, — плутовато улыбается Тэхён, не изменяя себе в своих смехотворных подкатах.       Чонгук окрылённо улыбается во всю ширь своего рта и припадает к губам Тэхёна пылким поцелуем, окольцовывая руками его шею. Случайно валит мужчину спиной на кровать и уже неслучайно взбирается на его торс, ощущая внезапный прилив сексуального желания.       Нетерпеливо отстёгивая застёжку лямок пухового комбинезона, Чонгук целует тихо хохочущие сухие губы, обильно смачивая их своей слюной. Неожиданный заряд энергии и необузданной страсти не пугает, ослепляя омегу, что он рассеянно стягивает с себя домашний свитшот, оголяя крепкий торс.       Тэхён озадаченно присматривается, выявляя обонянием ранее не ощутимую странность в своём омеге, и привстаёт на локтях, чтобы поделиться с Чонгуком догадками. Но ему не дают даже сделать глотка воздуха, в требовательной скорости снимая с него тяжёлый комбинезон.       — Малыш, ты… — Тэхён запинается на полуслове, когда Чонгук накрывает своей ладонью его пах из-под толстого термобелья.       — Ничего не говори, прошу тебя, Тэ, — взвывает омега, мотая головой и хмурясь так, что Тэхёну приходится глотнуть комок слюны и послушно замолчать.       Он виноват перед своим женихом, а значит, позволит ему делать с собой всё что угодно. Пусть то будет гнездо из его разбросанной одежды, то спонтанный секс в этом самом гнезде.       Тэхён послушно кивает и уже самолично снимает термофутболку с длинными рукавами, беззаботно бросая её на пол. Он упивается одним только ароматом, заполнившим комнату, поэтому сходит с ума от того, как смешались их запахи, создав собою коктейль любви. Самый лучший парфюм, который только могла создать природа.       Чонгук, увидев оголённый торс альфы, прилипает к нему губами, лижет поочерёдно соски, согревает своим частым дыханием и поцелуями соскучившуюся по его ласкам кожу. Опускает мокрую дорожку поцелуев к лобку, робко чмокает в витиеватую полоску колких волос, ведущих к паху, небрежно опускает резинку термокальсонов, избавляя Тэхёна от надоевшей части одежды. Альфа обожает, когда Чонгук раздевает его после работы, помогает освободиться от тяжести белья, напоминает ему о том, что ему всегда есть куда и к кому возвращаться после походов.       — Не хочешь для начала убра… — начинает было Тэхёна, собираясь предложить Чонгуку, спешно снимающего с себя пижамные штаны, бросить мешающую одежду с кровати, но омега строго шипит на него, недовольно хмурясь. Предстаёт перед ним в полной обнажённости и следом лукаво скалится, выявляя своё строптивое желание между ног. — Оставим, как есть, — с обречением в голосе и никак в улыбающемся взгляде отвечает альфа, и поджимает колени к груди, чтобы снять со ступней термоноски.       — Я просто очень скучал по тебе, Тэ. На твоей стороне постели было холодно, — оправдывается Чонгук и не позволяет ему самостоятельно снять с себя нижнее бельё.       Сам тянется к резинке, медленно опуская её по напрягшимся бёдрам, и довольно мычит под нос, когда твёрдый член альфы, освободившийся из-под облегающей ткани, несильно ударяется о его подбородок.       Кротко целует основание члена, параллельно утягивая бельё ниже к щиколоткам. Оставляет его там, чтобы Тэхён дальше отбросил его ступнями, ведь у Чонгука сейчас перед глазами плоть, к которой он припадает губами, проводя кончиком языка вдоль всей длины. Останавливается на лоснящейся головке, вылизывая предэякулят, довольно причмокивает, игнорируя то, как липко становится меж ягодиц.       Хочется вдоволь насладиться любимым мужчиной. Чонгук заслужил.       Сейчас он признаёт тот факт, что заслужил Тэхёна сполна. И никакой яд его феромонов не сможет убедить его в обратном. Не когда под ним хрипло мычит альфа, поддаваясь вперёд бёдрами, порывисто толкается пахом ему в лицо и кладёт ладонь на макушку, несильно сжимая у корней волосы длинными пальцами.       — Я тоже скучал по тебе, малыш, — выговаривает Тэхён, прикрыв глаза, когда Чонгук обхватывает губами головку и обводит языком скользкую уздечку.       Нежно гладит мягкие смоляные волосы, изнывая от того, как его член гладко входит в горячий рот, что гостеприимно принимает всю его длину. Упивается мелодией омежьих полустонов. Приоткрывает глаза и теряет голову от жадных взглядов исподлобья, которыми одаривает его Чонгук, двигая головой вдоль его плоти.       — Ты же… — громко причмокивая, Чонгук выпускает член из захвата своих опухших губ, и смотрит на альфу с мольбой в глазах, — ты же никогда не оставишь меня?       — Никогда, малыш, — устало кивает Тэхён, умилённо улыбаясь тому, как на него моргают невинные глазки, что хочется утонуть в них и не пожалеть об этом. — Не после этого, — усмехается следом, но Чонгук не улавливает смысла его слов. Ему достаточно обещания его альфы быть рядом.       Он приподнимается на месте. Хищно осматривая своего мужчину, в размеренном темпе движется к его торсу, упираясь ладонями в постель по бокам.       — Хочу свадьбу летом, — внезапно больше для себя, чем для Тэхёна выдаёт он и заслуженно принимает на себе удивлённо раскрытые глаза и вопросительно скинутые ко лбу густые брови.       С момента предложения Чонгук ещё ни разу не заикнулся о свадьбе, словно забыв о том, что носит помолвочное кольцо на безымянном пальце, хоть и за эту пару недель не снимал его ещё ни разу.       — Думаю, ты захочешь её пораньше, — легко хохочет Тэхён, готовый хоть прямо сейчас побежать с любимым в загс и расписаться.       Его метка стоит на шее Чонгука, запах дурманящего сознание нафталина может слышать только он. О большем альфа мечтать и не мог. Это большее ему может подарить лишь его омега.       — Нет, с чего ты взял? — непонимающе хмурится Чонгук, седлая разгорячённый поджарый торс, и не замечает ничего подозрительного в загадочной ухмылке Тэхёна, что водит ладонями по мясистым ляжкам, оглаживая следом упругие ягодицы.       Раздвигает по сторонам половинки, шумно вдыхая усиливающийся запах нафталина. Широко раскрывает крылья ноздрей, пытаясь полностью задохнуться в любимом запахе. Приоткрывает рот, чтобы ощутить терпкий аромат на кончике языка.       — Потом, — лаконично отвечает Тэхён, скользя указательным пальцем в покорно принимающее его нутро, — обсудим это потом, малыш, — улыбается таинственно, внушая Чонгуку предвкушение чего-то волнующего, однако омега отдаётся сейчас вовсю входящему в него пальцу, насаживаясь на него с нетерпением, требуя большего.       Требуя у альфы поторопиться и заполнить собою скучающее по нему естество.       Не отвлекаясь на дальнейшее обсуждение очевидного, Тэхёна вводит средний палец, вылавливая губами протяжный стон Чонгука. Мажет ими по взмокшему лицу. Трётся носом о бархатистую кожу. Понимает, что нет ему спасения от любви, которую он испытывает к этому омеге.       Недолго поигравшись пальцами в покладисто принимающем его анусе, Тэхён выходит из него, торопясь заменить своим членом. Немного трётся головкой, хлюпая ею по естественной смазке. Несколько секунд любуется раскрывшейся перед ним красотой любимого лица. Следит за тем, как под лунным светом блестят капельки пота на широкой шее, открывшей захватывающий вид на собственную метку.       — Мой, — машинально озвучиваются мысли, за которыми следует резкий толчок.       Непривычный, но не вызывающий дискомфорта. Чонгуку нравится принадлежать Тэхёну. Ненасытно, до кончиков каждого из пальцев.       Омега не скрывает своего наслаждения, на недозволительную громкость голоса разрешая себе простонать любимое имя и согласно кивнуть на услышанное высказывание.       — Твой, — лишь повторяет он и активно двигается на крупном члене, не понимая, как вообще мог жить эти недели без постоянного присутствия Тэхёна в своей постели.       Нет, он определённо больше не позволит своему альфе отлучаться от него на такой долгий срок, на такие высокие вершины. Если надо будет, научится покорять горы, но будет всегда рядом. Не ради этого Чонгук терпел преследующее его одиночество. Не после того, как вкусил сладострастность утягивающей в глубину и одновременно возвышающей над миром любви.       Хочется плакать то ли от счастья, то от горести за то, что потерял так много лет без этого альфы в своей жизни. Но Чонгук останавливает свою слабость, утешая себя тем, что будет жить сегодняшним днём.       Сегодня, здесь, сейчас и, дай звёзды, навсегда Тэхён с ним. Неотъемлемая частичка Чонгука.       Не просто метка на шее и не просто кольцо на пальце. Не просто входит в него в бешеном ритме, без устали двигая бёдрами вверх, а становится неразделимым целым. Дополняет его, делит с ним его невзгоды, вкушает его боль, отдаёт ему свою радость и успехи, гордится им и просто любит таким, каким Чонгук когда-то не смог полюбить самого себя.       Тэхёну же мало. Ему всегда мало и будет мало Чонгука. И это не очередная прихоть его капризных порывов, это настоящая зависимость, в самом лучшем значении этого слова.       Не выходя из податливого тела, Тэхён кровожадным зверем валит Чонгука на спину. Свирепо взрыкивает от нахлынувшего вожделения и криво ухмыляется уголком губ на пискливый возглас омеги. Даёт волю своему внутреннему животному и толкается с ещё большей алчностью, сжимая его бёдра до красных пятен. Но он недолго отдаётся воле своего плотоядного зверюги, запоздало осмысляя то, что отныне должен быть допредельно нежным со своим омегой.       Поэтому расслабляет хватку пальцев на покрасневших широких бёдрах, растроганно целует Чонгука в приоткрытые губы, что шепчут не останавливаться. Кажется, сам омега ещё не осмыслил того, что с ним происходит, поэтому своими требовательными укусами за его губы и ускользающий язык просит вернуть былой темп, втрахивающий его в воздушную постель и разбросанную гнездом одежду.       Чонгук не понимает, почему Тэхён резко поменял скорость своих фрикций, потому что ему нравилось вслушиваться в пошлую мелодию шлепков их потных тел друг об друга. Однако Тэхёна он любит разным. Поэтому не упрашивает о большем и лишь тянется ладонью к своему члену, чтобы моментально кончить, едва его коснувшись.       Чонгук выгибается в спине на весь максимум своих способностей, сильно сжимаясь вокруг члена Тэхёна, который от нахлынувшей эйфории неосознанно кусает часть кожи у сонной артерии. С наслаждением вдыхает яркий запах нафталина, усиливающийся в своей мощи и выявляющий альфе всё новое осознание того, какой же он счастливый.       Тэхён обессиленно падает на широкогрудое тело Чонгука, не торопясь выходить из тёплого нутра. Проводит бесконечную дорогу смачных поцелуев взасос вдоль его грудных мышц. Обнимает за тонкую талию, прижимаясь так прочно, как если бы боялся, что у него могут отобрать этого омегу.       Не отберут.       Ни у одной живой души не получится разлучить его с самым драгоценным, что могло попасться на пути его насыщенной приключениями и опасностями жизни.       — Пойдём в душ, малыш, — шепчет он Чонгуку, расслабившемуся в его объятиях настолько железно, что вот-вот провалится в крепкий сон, что не посещал его с момента, как Тэхён улетел в Непал.       — Я хочу полежать в твоей одежде, — чуть ли не хнычет тот, не поднимая слипающихся век, и сильнее прижимается к любимому, чтобы показать то, как не желает сейчас расплёскивать оргазм, расплавленной негой текущий по венам.       — Успеется ещё, — легко смеётся Тэхён, понимая капризы своего омеги, и не представляет, что поджидает его в будущем. Он с нетерпением будет ждать моментов, когда сможет сполна избаловать Чонгука.       Альфа аккуратно встаёт с постели, боясь задеть гнездо, что сильно потрепалось и которое Чонгук, несмотря на разморенную усталость в теле, всё пытается вернуть в былой порядок, если его можно назвать таковым.       — Я, кажется, ревную тебя к своей одежде, — незлобно усмехается Тэхён, помогая Чонгуку подняться на ноги, чтобы проводить его до ванной комнаты.       Придерживает за талию и неосознанно кусает свою нижнюю губу, когда замечает то, как по внутренней части мускулистого бедра стекает его собственное семя, отблёскивающее густой полупрозрачной омежьей смазкой.       — Я справлюсь, — произносит Чонгук, когда они заходят в ванную комнату, хоть и ему нравится та хрупкая забота, с которой Тэхён помогает ему дойти до душевой кабинки.       Мысли неторопливо отрезвляются, хоть и не до самого конца, ведь голова слегка кружится от не покидающего его послевкусия подаренного альфой удовольствия.       — Знаю, малыш. Но я хочу помочь, — по-странному улыбается Тэхён, заходя вслед за ним в кабинку, и закрывает за собой полупрозрачную выдвижную дверь.       Включает следом воду, на ходу регулируя температуру до приятно тёплой. Замечает на навесной полке новый гель для душа, которым Чонгук ранее не пользовался, и умилённо смеётся.       — Дегтярный? — спрашивает он, требовательно изгибая взмокшую под щадящим напором воды бровь, и притягивает омегу к себе за талию, не зная, на какую ещё лезть стенку, чтобы смириться со своей необъятной любовью к нему.       — Я очень-очень по тебе скучал, Тэ, — мямлит Чонгук, хлопая виноватыми глазами, и тянется к улыбке альфы мокрым поцелуем, зазывательно обнимая за шею. Трётся нагим пахом о достоинство Тэхёна, выявляя своё вновь посетившее его ненасытное тело желание, и стонет тяжко, когда цепкие пальцы по-хозяйски мнут его липкие ягодицы. — Я хочу ещё, — шепчет следом, дабы намекнуть на то, что одним оргазмом в этот вечер Тэхён от него не отделается.       Они будут заниматься сексом до самого наступления Нового Года, если потребуется, и просит этого всем развернувшимся к нему спиной телом.       — Ты должен отдохнуть, малыш, — укоризненно цокает языком Тэхён, сам не до конца понимая, как ещё держится от того, чтобы не нагнуть Чонгука прямо под душевой лейкой и не оттрахать так, как тот этого желает.       Только водит вставшим членом меж без остановки пачкающихся в смазке ягодичных половинок. Обрушивает на Чонгука батальон мурашек, когда вбирает в горячий рот мочку его уха, умудряясь параллельно шептать его имя. Кладёт ладони на живот омеги, оглаживая его с такой осторожностью и нежностью, что Чонгук откидывает голову на его плечо, как никогда раньше сходя с ума от подобной интимности между ними.       — Ты должен себя беречь, Чонгук. Себя и его, — говорит Тэхён итогом, от которого глаза Чонгука резко распахиваются на максимальный диаметр.       Он неосознанно глотает капающую на него воду, чуть не подавившись ею, и опускает глаза к длинным пальцам, что не прекращают свой неторопливый танец у него на животе. Несколько секунд молчаливо моргает, пытаясь привести мысли в порядок и осознать то, на что ему только что невзначай намекнули. Не пошутили, не кинули очередной подкат. Ни даже не озвучили совсем неожиданное желание Тэхёна завести когда-нибудь детей.       Чонгук никогда не думал об этом, он был слишком занят одной необъятной любовью к альфе, чтобы её можно было как-либо увековечить результатом их совместной ночи.       — Что… что это значит… — заполошно шепчет Чонгук, пусть и осмысление ударяет по сознанию каплями воды, пока длинные пальцы продолжают ласкать его живот витиеватыми узорами.       — Это значит, у нас будет малыш, малыш, — неглумливо усмехается Тэхён и целует следом в мокрую разгорячённую шею.       Не насыщается и лижет языком скопившиеся на коже капли воды с приторным привкусом любимого нафталина, что облегчает сухость во рту, появившуюся от жгучего волнения в груди.       У его омеги под сердцем зарождается новая жизнь. Их общая частичка. Плод их безграничных чувств, которые с первого вечера их знакомства по сегодняшний ещё ни разу не угасали ни на секунду.       — Не может быть… — отрицательно качает головой Чонгук, не готовый признавать того, что беременный.       Не так легко, не когда всегда есть вероятность того, что их сын может унаследовать его злосчастный недуг. Пусть даже благодаря которому Чонгук смог встретить любовь всей своей жизни. Кто знает, повезёт ли его ребёнку так же и сколько страданий ему придётся испытать на пути к нахождению того самого. Чонгук не может быть настолько бездумным, чтобы не волноваться о судьбе своего чада, не побояться за его состояние, ведь был там. Испытывал закутавшуюся в сердце ненависть к родителям за то, что они воспроизвели его таким.       — Может, малыш, — пока не замечая в голосе любимого ноток паники, лениво улыбается Тэхён, прикрыв глаза, и продолжает вылизывать кожу его шеи. Всё не убирает ладоней с напрягшегося живота, желая как можно скорее почувствовать сердцебиение сына, которого ему подарит его омега. — В ночь, когда ты согласился стать моим навсегда, помнишь?       Чонгук ярко помнит их секс. Как он может забыть такое важное событие в своей жизни, когда его альфа оставил на нём метку, сделав ему предложение руки и сердца? Пообещал навеки связать свою жизнь с ним и узлом продемонстрировал серьёзность своих намерений. Просто Чонгук был слишком ослеплён северным сиянием, канадскими звёздами и беспредельной любовью к Тэхёну, что не подумал о тех последствия, к которым та ночь могла привести.       — Я не могу быть беременным, — пугливо бормочет Чонгук и цепко сжимает пальцы Тэхёна у себя на животе. Следом не менее крепко стискивает его вторую ладонь, желая убрать от себя обходительные поглаживания.       Тэхён не понимает, почему Чонгук не разделяет его радости, но отчётливо чувствует привкус его горечи из-за усилившегося запаха. Возбуждение омеги спадает, заменяясь страхом и паникой. И следом он ясно видит её в его глазах, когда Чонгук поворачивается к нему всем телом и смотрит, часто моргая влажными ресницами. Влажными от слёз, а не воды из лейки.       — Я не хочу этого ребёнка, — произносит он, больно хлеща Тэхёна своими словами, что тот неосознанно делает машинальный шаг назад.       Для него это предложение равносильно фразе: «Я тебя не люблю».       — Что ты… что ты такое говоришь, малыш? — лепечет огорошенно альфа, не зная, какую эмоцию выдать.       Он не собирается так легко верить словам Чонгука, ведь то, как он тихо глотает слёзы, смешанные с тёплой душевой водой, как стягивает подушечками пальцев кожу на животе, как смотрит с такой печалью и пахнет с не меньшей. Это всё не может означать того, что он не хочет этого ребёнка.       — Я сказал, что не хочу этого ребёнка. Я сделаю абор…       — Не смей! — резко рычит на него Тэхён, насупив брови так, что мало что замечает под ними. Оно и к лучшему. Видеть в любимых глазах нежелание, сильную вину и муторную боль невыносимо. — Не смей даже озвучивать этого, Чон Чонгук!       — Это… это мой выбор, — качает головой омега, разбрызгивая по сторонам мелкие капли воды, и ощущает, как спина моментально покрывается гусиной кожей из-за пронзающего сердце холода, с которым на него сейчас смотрят.       Тэхён, должно быть, ненавидит его. Оно и правильно. Чонгук заслуживает его ненависти, Чонгук был слишком ослеплён лучами счастья и на мгновение забыл о том, что в городе под названием «его жизнь» погода всегда пасмурная.       — Это не твой выбор, Чонгук, — цедит сквозь сжатые зубы Тэхён, жалея о том, что повысил тон своего голоса.       Он не должен был так пугать своего омегу, даже если тот был бы беспрекословен в своём решении. Тэхён же не такой. Он как никто хорошо понимает своего жениха, он должен быть тем, кто прислушивается к его желаниям и будет солидарен с ними.       Кроме этого. С абортом у Тэхёна никогда не получится смириться.       — Давай выйдем и спокойно поговорим, малыш, — произносит он следом, замечая то, как дрожат широкие украшенные мышцами плечи, что опустились так, что и не скажешь о силе их обладателя.       И Тэхён не имеет права требовать у Чонгука быть сильным. Поставив свою метку на нём и надев на него кольцо, он негласно дал ему слово, что будет сильным за них двоих.       — Я пойму, если ты захочешь уйти, — невнятно бормочет Чонгук, кусая солёные губы, и боится поднять глаза.       Не успевает даже сделать это, потому что Тэхён притягивает его крепким объятием к своему телу. Обхватывает несильно, поддерживая затылок. Прижимает лицом к своей шее, позволяя Чонгуку навзрыд отдаться порыву эмоций.       — Я никогда, слышишь меня, Чон Чонгук, я никогда от тебя не уйду, — хрипло шепчет Тэхён и не может сдержать слёз отчаяния от тихих не заглушаемых водой завываний своего омеги. — Как и ты от меня. Я поклялся на звёздах, что не позволю этому случиться, — втолковывает прямо в ухо, заставляя Чонгука громко зарыдать с новой силой.       Обнять крепко-накрепко жилистый торс, дать слезам полную волю, взять над собой вверх и управлять им так, что дышать сложно. Только плакать и ненавидеть себя за то, что такой.       Из душевой кабинки они выходят не сразу. Позволив Чонгуку вдоволь нареветься и самому не одну минуту полив слёзы, Тэхён помогает омеге выйти из ванной комнаты. Придерживает за талию, молчит, громко втягивая воздух ноздрями, старается не касаться его живота, чтобы в лишний раз не тревожить Чонгука страхами и не давить на него. Они сделают выбор вместе, ведь он их общий.       Больше нет никаких «я», есть и будут только «мы».       Чонгук также хранит молчание, продолжая глотать всё непрекращающиеся, но уже редкие слёзы горечи от собственной никчёмности. Не может решиться сказать что-либо или попросить Тэхёна оставить его. Дать ему в одиночку подчиниться знойному самоистязанию. Чонгуку нужен этот альфа. Жизненно необходим, важнее, чем воздух или глоток воды.       Поэтому он льнёт к поддерживающему ему при любых обстоятельствах, несмотря на все его ошибки и слова, телу, прикрывает глаза, не глядя, куда его заводит Тэхён. Чонгук отдаётся ему во власть и шепчет едва слышимое: «Прости».       — Не извиняйся, малыш. Прошу тебя, забудь про все проблемы, — молит его Тэхён, крепче завязывая пояс его пушистого банного халата.       Усаживает на кровать, стараясь не разрушать покорно ждущее Чонгука гнездо, которое, как омега начал понимать, было порывом, появившимся из-за его состояния, а не только из-за сильной нужды в своём альфе.       — Ты устал. Надо поспать, — произносит Тэхён, аккуратно вытирая небольшим полотенцем волосы Чонгука, и игнорирует то, как капли с собственной чёлки ослепляют вид на прекрасное.       — Нет. Через три часа полночь. А я… я не приготовил тебе ничего новогоднего, — виновато моргая, заикается сквозь безостановочные слёзы Чонгук и убирает с лица полотенце, чтобы вглядеться в любимое заботливо улыбающееся лицо. — Я думал, испеку тебе пряничного человека или пряничный домик из имбирного печенья. А в итоге… в итоге я, оказывается, беременный и пролежал полдня в гнезде.       — Чонгук… малыш, — зовёт его Тэхён, обнимая тёплыми шершавыми ладонями гладкую кожу. Чуть нагибается над его искажённым в грусти лицом, звучно вдыхает запах его кожи, коротко целует в щёку. — Как же я люблю тебя, Чон Чонгук. Люблю так безумно. И не знаю, не знаю, чёрт возьми, как доказать тебе того, что ты лучшее, что могло бы случиться в жизни любого альфы.       Тэхён садится рядом, не убирая полотенца с чужой головы. Расслабляет пояс своего халата, что сковывает движения, и приобнимает Чонгука за плечо. Целует в высохший висок, в прикрытые веки, в мягкий нос, в солёную щёку. Дышит им так громко и отчаянно, что хотел бы вобрать в себя полностью весь яд печали, с которой Чонгуку приходится управляться.       — А что… что если он будет пахнуть, как я? — озвучивает омега свой страх, наконец решившись открыться перед Тэхёном, который и без слов ощущает то, что его так сильно встревожило. — Что если… что если он никогда не встретит такого, как ты?       Тэхён с грустью улыбается, поправляет полотенце на его голове, прижимает телом к своему, хоть и в спальне достаточно тепло. Недостаточно тепло сердцу, которое хочет ощутить на себе сердцебиение любимого.       — Он не почувствует той пустоты, с которой тебе пришлось жить. Я обещаю тебе. Даже если он будет пахнуть самым худшим, чем может пахнуть омега или альфа, наш сын никогда не будет из-за этого страдать. Я не позволю. Мы не позволим. — Голос Тэхёна прямо в ухо обжигает, одновременно вызывая холодные мурашки по спине, ледяными каплями воды стекающими вдоль позвоночника. — У него всегда будут любящие и поддерживающие его отцы. Будет дядя Чимин. И если тот ещё раз на ком-то женится, то дядей будет двое, — невесело смеётся Тэхён, продолжая собирать губами слёзы Чонгука, который постепенно успокаивается от приятного баритона, что убаюкивает его своими обещаниями.       Тэхёну сложно не верить, под его голос невозможно не улететь в мир грёз.       — Думаю, вторым дядей вновь окажется Юнги, — тихо усмехается Чонгук, принимая на себе удивлённый взгляд и следом довольную улыбку. — Они, кажется, помирились, — объясняет, вытирая пальцами слёзы, что больше не хотят терзать кожу его лица, которое слабо улыбается тому, с каким довольством выгибаются густые брови напротив.       — Ну вот видишь. А ты переживал, — отвечает Тэхён.       Убирает полотенце, притягивает его голову к груди, с любовью целует в макушку, поглаживая тяжёлой ладонью спину, шепчет тихо и одновременно так отчётливо о том, что втроём у них будет великолепная семья.

☆

      Чонгук просыпается из-за громкого удара посуды друг об друга. Слышит незнакомый голос, явно доносившийся из динамика телефона. Прислушивается и не может сдержать своего задорного смеха в подушку. Прижимается крепко к фланелевой рубашке альфы, в обнимку с которой проснулся, и ощущает то, как сердце громко стучит по рёбрам.       Тэхён смотрит рецепт приготовления пряничного человека.       Звенит посудой и шипит ругательства под нос, наивно думая, что Чонгук ещё спит. Время показывает одиннадцать ночи, и через час они с Тэхёном войдут в новый год. Новую и отныне бесконечную главу их совместной жизни, где их будет трое.       Чонгук бойко встаёт с кровати, поправляет торопливо пижамные брюки, что прилипли из-за пота к коже бёдер, в последний раз смотрит на гнездо из одежды любимого и навеселе направляется на кухню. Замечает потуги своего альфы в готовке, в которой он всегда был плох, однако не может сдержать горделивой улыбки от того, что Тэхён, несмотря на то, что пришёл с работы, после перелёта и внезапного секса нашёл в себе силы на то, чтобы порадовать его, Чонгука, такой незамысловатой вещью, как человечек из имбирного печенья. И даже если он у него не получится, обгорит или будет почему-то солёным, Чонгук съест всё до последней крошки.       — Не переборщи с солью, — шепчет он в ухо Тэхёну, резко обнимая его со спины, и кладёт подбородок ему на плечо, через которое следит за тем, как тот пытается следовать рецепту. — Щепотка — это щепотка и не больше, Тэ, — лукаво хихикает, принимая на себе заслуженный хмурый взгляд, и чмокает в надутые губы, совсем не отвлекая мужчину от играющего видео.       Тэхён откладывает баночку с солью в сторону, чтобы с большей охотой углубить поцелуй, под который он укладывал Чонгука спать.       — Я думал повожусь часик и в итоге закажу просто на дом еду, пока ты спишь, — честно признаётся Тэхён сквозь поцелуй и разлепляет его, чтобы измазанными в муке пальцами нажать на кнопку паузы.       Повернуться следом всем телом к Чонгуку и обнять его за талию, притягивая к своему торсу, ведь хочется больше. Сладкие губы омеги с высохшей корочкой слюны в уголке являются для него самым лучшим подарком на Новый Год.       Руки неосознанно тянутся к животу, ведь инстинкты не могут свыкнуться с тем, что там, глубоко-глубоко, будет жить их дитя.       — Я быстро сварганю что-нибудь, а ты иди за шампанским, — произносит Чонгук и спешно добавляет. — Для себя. Я не буду. Мне же… мне же нельзя, — улыбается так широко, что ощущает то, как болят щёки, а в глазах накапливается очередная порция влаги.       В этот раз это слёзы счастья и любви. Той самой, с которой озаряется смуглое лицо его альфы, что, чуть пригнувшись в коленях, поднимает его на несколько сантиметров над полом. Кружит вокруг себя, звонко смеясь от радости.       — Я же тяжёлый, Тэ, — хохочет Чонгук, ощущая лёгкий порыв тошноты, но Тэхён вовремя останавливается, вспоминая о том, что отныне должен беречь тело любимого.       — Я стану отцом, — говорит альфа, словно боясь того, что не произнеси он этих слов вслух, громко, почти что с криком, они не претворятся в жизнь. — После встречи с тобой, — добавляет, оглаживая ладонями румяные улыбающиеся щёки, — я думал, что моя жизнь не сможет стать лучше. Как же глуп я был, не осознавая того, что каждый день с тобой делает меня всё более и более счастливым. Боже, я знаю, ты сейчас будешь смеяться над моими очередными подкатоподобными словами, но это правда, — усмехается он над самим собой, принимая на себе ослепляющую улыбку, от вида которой совсем не хочется прятаться или закрывать глаза.       — Ты будешь прекрасным отцом, Ким Тэхён, — томным голосом шепчет Чонгук, осторожно даря поцелуи по всему периметру любимого лица.       — Как и ты, мой будущий муж, — отвечает ему альфа, напрочь забыв о том, что там, на противне в духовке, готовится первая партия пряничных человечков.       — Кажется, что-то горит, — тихо подмечает Чонгук, нехотя разлепляя поцелуй, но не торопится отходить назад или как-либо спасать кухню от предстоящего пожара.       — Да, моё сердце каждый раз, когда я вижу или обоняю тебя, — бесстыдно говорит Тэхён, хорошо понимая, почему омега заливисто смеётся его словам.       — Твои печенюхи горят, Тэ, — сквозь смех произносит Чонгук, вытирая тыльной стороной указательного пальца намокший от слёз край глаза.       — Ох ты ж, пресвятой Шива, я совсем забыл! — Тэхён бежит к встроенной в мебель духовке, спешно открывая дверцу, пока Чонгук забавляется видом недоповара, что умудрился заляпать в муке свой фартук от и до.       Краем уха слышит внезапный звонок в дверь и, не убирая улыбки с лица, направляется в прихожую, думая о том, что это должно быть та самая доставка, которую Тэхён решил заказать на дом.       Но за порогом его встречает не курьер, а угрюмое лицо лучшего друга.       — Боже, почему ты не отвечаешь на звонки, идиота кусок? — испуганно лопочет Чимин, обнимая не успевшего убрать улыбку с лица Чонгука, и в своей тревоге чуть ли не душит его руками.       — Я же говорил, что с ним всё в порядке, — говорит Юнги, заходящий в квартиру следом, и активно двигает носом, принюхиваясь. — Кажется, что-то горит, — подмечает, а Чонгук вновь улыбается, показывая взглядом в сторону кухни.       — Это горит сердце Тэхёна при виде меня, — повторяет он шутку возлюбленного, от которой теплеет на душе.       — Он вернулся? Ты не мог предупредить? — сердится Чимин, выпуская друга из становившихся болезненными объятий, и хмурится недовольно в улыбающееся лицо.       — Думаю, они были заняты, — без толики шутки в голосе забавляется Юнги и поднимает вверх большой бумажный пакет.       — Мы принесли праздничный ужин, раз ты отказался встречать у нас Новый Год, — объясняет Чимин и, небрежно разувшись, надевает тапочки, чтобы встретить альфу друга и дать ему нагоняй за то, что заставил того так сильно переживать.       — Я так рад, что вы помирились, хён, — тихо произносит Чонгук Юнги, который неторопливо снимает свои кроссовки. — Из всех бывших мужей Чимина ты мой самый любимый.       — Рад это слышать, Чонгук, — без обиды улыбается Юнги, принимая услышанное за самый лучший комплимент.       Они успевают накрыть праздничный стол за полчаса до того, как бьют куранты. Чимин умудряется спасти от обгорания несколько пряничных человечков, а Чонгук из оставшегося теста готовит более пригодные для питания печенья.       Юнги с несвойственным для него задорным возгласом открывает бутылку принесённого им шампанского, пробка которой чуть было не выстреливает в Чимина, что обещает бывшему мужу отказать его предложению заново пожениться.       За окном взрываются яркие фейерверки, освещающие полутёмную гостиную будущих родителей, что крепко прижимаются друг к другу поцелуем, когда часы бьют двенадцать раз. Смотрят в отражение глаз напротив, лицезрят в них отблески красочного салюта и вечного огня горящей любви.