Aeterna historia

      «Как же страшно просыпаться по утрам и понимать, что рядом с тобой лежит человек, которого ты совершенно не любишь…» — такая мысль не давала покоя молодой еще женщине с невероятно милой и доброй улыбкой. Она привыкла улыбаться, когда на самом деле хотелось плакать, показывать всему свету, что она счастлива в браке с герцогом де Лонгвиль, и лишь по вечерам, когда нареченный жестокой судьбой супруг в очередной раз покидал ее, уезжая по делам, Анна-Женевьева позволяла себе заплакать. Заплакать и подумать о человеке, которому принадлежало ее сердце. Помечтать о лучшей жизни, где нет лжи. Где она счастлива в объятиях любимого мужчины, показавшего ей понятие настоящей любви. Любви, когда сердце трепещет от одного лишь имени возлюбленного, когда душа замирает при виде его небесного цвета глаз и становится так спокойно и тепло, что хочется навсегда забыться от реальности и отдаться во власть любви и страсти.       И в один из таких вечеров, когда Анна снова осталась одна, она решилась сделать шаг. Шаг навстречу любви. Она не виделась наедине с Рене уже много месяцев, но знала, что вчера вечером он прибыл из Испании и остановился в монастыре Нуази. Она видела его на приеме у Ее величества, и им удалось обменяться лишь мимолетным прикосновением рук, но в его голубых глазах она прочла все, что ей нужно было знать. Он вновь ждет ее, ждет, как и прежде, и решение только за ней.       Решив, что если она не примет решение сейчас, когда есть возможность, пока ненавистный супруг находится где-то в Англии, она будет сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Поэтому Анна переоделась в мужской наряд, оседлала коня и скрылась в ночи, отправившись на встречу со своей единственной истинной любовью.       Едва ее конь остановился у стен старого монастыря, под окнами, где, как она знала, находится келья ее возлюбленного, из окна упала веревочная лестница и стукнулась об серый камень. Анна улыбнулась и взволнованно облизнула губы. Арамис ждал ее. — Боже мой, вы здесь. — Арамис ухватил Анну за руки и помог ей взобраться в келью, освещаемую напольным подсвечником. У одной стены с настенным высоким распятием располагался деревянный стол, на котором стоял графин с красным вином и высокая ваза с фруктами, а у другой — широкая постель, заправленная голубым и белым шелком. Она совершенно не походила на кровать скромного аббата, но и сам Арамис всегда говорил, что он аббат, чья сутана застегнута лишь на одну пуговицу, в то время как под ней находится плащ мушкетера. — Вы считаете меня безрассудной, милый Арамис, — выдохнула Анна, прижимаясь к груди любимого. — Нет. — Рене коснулся пальцами округлого подбородка любимой женщины и заглянул в ее шоколадного цвета глаза. — Я счастлив, что вы наконец решились сделать шаг мне навстречу. — Он наклонился и прошептал ей в самые губы: — Теперь позвольте мне любить вас… Я так долго этого ждал… — Арамис крепко обнял Анну, его руки опустились с ее спины и сомкнулись на обтянутых черными штанами ягодицах.       Анна тихонько ойкнула, и Рене почувствовал, что она прильнула к нему всем телом, несмотря на вмиг порозовевшие щечки. Он не сомневался, что герцог де Лонгвиль и вполовину не делал всего того, что скрыто в постельных утехах между любящими людьми. Ему нужен был наследник, а наслаждение женщины его совершенно не волновало. Арамис улыбнулся и снова заглянул в ее прекрасные глаза, напоминавшие глубокую ночь, и в этот момент теплая волна захлестнула Анну, и ее ноги подкосились…       Подхватив Анну на руки, он перенес ее на постель. Встав на колени возле нее, Арамис тихо заговорил: — Герцог уничтожил вашу девственность, но я знаю, что сердцем и душой вы все еще девственны, моя Анна. И сегодня ночью я намерен любить вас так, словно вас никто никогда не касался…       Он наклонился и прикоснулся к ее губам с такой нежностью, на которую, как Анна думала, мужчины не способны… Рене и раньше целовал ее в те редкие встречи, но никогда так нежно… Обычно их поцелуй был торопливым и коротким, но сейчас ей показалось, что еще немного — и ее сердце выскочит из груди… И словами и действиями он потряс ее до глубины души. Сколько любви виднелось в его голубых глазах, когда он лег возле нее и неспешно стал расстегивать пуговицы ее кафтана. Казалось, что прошла целая вечность, за которую она успела сгореть дотла и возродиться, подобно птице феникс, когда на ней осталась всего лишь одна белая рубашка…       Арамис взял ее руку в свою, и его слова еще раз прозвучали у нее в голове: «Сердцем и душой вы все еще девственны, Анна…» Да, это правда! Но как Рене узнал об этом? Как он смог почувствовать ее боль — боль, которую она сама от себя скрывала, в которой стыдилась себе признаться? Выказать слабость — значит позволить другим взять над собой верх. Это был один из первых суровых уроков, преподнесенных ей жизнью еще тогда, когда по воле отца ее отдали замуж за герцога де Лонгвиль… — А к невинной девушке, — зашептал Арамис, — следует приближаться постепенно, шаг за шагом, с нежностью и ни в коем случае грубо. — Его губы вновь коснулись ее губ, и этот поцелуй был так же нежен, как и первый. Анна вздохнула и расслабилась, но уже через пару мгновений стала нетерпеливо извиваться, когда поцелуй стал более страстным… Целуя ее припухшие губы, Рене стащил с себя все детали одежды, и Анна ощутила желание, охватившее мужчину, хотя никогда прежде ничего подобного не осознавала… Она приоткрыла губы, и его язык мгновенно проник внутрь, посылая по всему телу волны сладкого томления, когда их языки встретились. Желание нарастало от соприкосновения горячих тел… Анна ничего не понимала — знала лишь, что хочет, чтобы блаженство длилось вечно. Никогда прежде она не испытывала ничего похожего…       Рене навис над ней и одной рукой стянул последнюю деталь ее одежды, неотрывно смотря в ее глаза. Прокладывая дорожку из едва уловимых нежных поцелуев по шелковистой шее, он медленно стал ласкать ее тело, осязая нежную и упругую плоть ее груди, накрывая каждую грудь по очереди ладонью и слегка пощипывая соски большим и указательным пальцами… С тихим вздохом Анна выгнулась в его руках, и тогда он склонил голову и принялся посасывать соски… Потом его язык начал ласкать мягкую дорожку между грудей. Затем снова стал ласкать языком соски, к тому времени твердые и напряженные… Анна громко застонала от наслаждения… Она полностью растворилась в его ласках, ушла от реальности, как и мечтала… Арамис легонько прикусил сосок, и она громко вскрикнула. Тогда он поцелуями начал утолять причиненную ей легкую боль, тем самым зажигая огонь желания еще сильнее…       От огненных прикосновений его рта к ее телу Анна совершенно лишилась рассудка… Ласка его нежных рук дарила ей доселе не испытанное блаженство… Заключив ее в объятия, Рене приподнял ее тело и стал осыпать с ног до головы горячими поцелуями… — О-о-о… Арамис! — вырвался у Анны вздох наслаждения. — Я больше не могу… Пожалуйста…       Рене приподнял ее чуть выше и подсунул подушку под ее ягодицы. Раздвинув стройные ножки Анны, он скользнул меж них, уперев ее бедра в свои плечи… — Теперь, — шепнул он, — я открою вам одну маленькую тайну, очень сладкую тайну, моя Анна…       Склонившись, он осторожно раздвинул ее мягкие и розовые потайные губки. Нежная плоть уже лоснилась от жемчужных соков любви, и он позволил себе чуть полюбоваться ее сокровищем, а потом его язык медленно нащупал средоточие ее страсти и принялся пламенно его ласкать…       Некоторое время разомлевшая от страсти Анна не понимала, что он делает, но когда до нее дошло, она раскрыла рот, чтобы закричать от стыда — но звука не получилось… Она даже вздохнуть не могла… Его язык страстно ласкал ее потаенную святыню, и вдруг нежное тепло, которое она ощущала прежде, внезапно обратилось в бушующее пламя… Из ее горла вырвался сдавленный хрип… Она хватала ртом воздух, а перед глазами замелькали звезды, и она закрыла рот рукой, скрывая неудержимый крик…       Тогда Арамис освободился от объятий ее ног и, взяв в руку свой член, принялся нежно тереть им ее сокровище. Он был тверд, он так мучительно желал ее. Желал так сильно, как не желал ни одну женщину…       Открыв глаза, Анна прочла это в его взгляде. — Возьмите меня! — прошептала она. — Возьмите… Сейчас! — Мужчина должен входить в девственное тело медленно и с великой нежностью, — проговорил Рене сквозь стиснутые зубы, проникая в нее.       Анна ощущала, как горячее мужское естество заполняет собой все ее нутро. Инстинктивно она сомкнула ноги вокруг его талии, чтобы дать ему возможность проникнуть в нее еще глубже… Арамис застонал и вошел в нее на всю глубину, подобно тому, как человек тонет в зыбучих песках… Он двигался со сводящей с ума медлительностью, доводя ее до исступления, пока Анна не впилась зубками ему в плечо в стремлении найти хоть какой-то выход быстро растущему желанию, а потом содрогнулась, почувствовав внутри себя биение его пульса, и в эту секунду вдруг осознала, что Рене так же беззащитен, как и она. И ощутила прилив сил… — О, как же я люблю вас, Анна… — Он принялся двигаться в ней, поначалу неторопливо, затем с все возрастающей быстротой…       Его красивое худоватое лицо свело судорогой страсти… И Анна не смогла больше на него смотреть… Шоколадные глаза закрылись — его страсть была заразительна, и вот она уже вся трепещет, царапая его плечи ногтями… Те же звезды пронеслись у нее перед глазами, как и чуть ранее, но куда более яркие… Никогда прежде она не испытывала такое… такое неописуемое волшебство! Ее заливали волны сладкого восторга, что, казалось, она не вынесет этого мощного чувства и умрет… Затем Анна словно и впрямь потеряла сознание, растворившись в пучине экстаза, будто летя куда-то меж звезд, мелькавших у нее перед глазами…       К действительности ее пробудили горячие поцелуи, которыми Арамис осыпал ее мокрые щеки… Только сейчас Анна поняла, что беззвучно плачет… Ее глаза медленно раскрылись и устремились на любимого мужчину. Им не нужны были слова, совсем не нужны… Теперь он держал ее в объятиях и сказал лишь одно слово: «Засыпай…» И она с радостью подчинилась, вдруг с изумлением ощутив, как изнемогла, и где-то на отголосках сознания поняла, что этой ночью в ее лоне зародится новая жизнь…