Место под солнцем.

Кара Дэнверс, наверное, всегда любила солнце. Этот необъяснимо яркий, палящий огненным жаром круг. Казалось, что когда его лучи попадали на такие тонкие эпителии кожи, тёплые и незабываемо мягкие, как набитая пухом перина, всë роднилось внутри органов, проникая под льняные ткани души, в чëткости к ядру самого сердца. Эта радость, эта энергия и эти дурманящие чистый разум чувства – всë заключалось в одном лишь центре Солнечной системе и ещё, вдобавок, в центре её души. Душа. Была ли когда-то она или Кара её просто придумала? Придумала, как школьники придумывают оправдания для задержек на первые уроки. Придумала, чтобы быть похожей на человека. Придумала, потому что пугала саму себя. В любом случае, сейчас её душа была смиренна, поставлена на колени и полностью развалена. Её зверски зарезали, размельчили на крохотные части в блендере, вычерпали всю ту силу, смелость и превосходство Супергëрл. Той самой Супергëрл. Непреклонной, твёрдой, решительной. Она была острым наконечником копья, она была его жëстким древком, она была крепостью, построенной на собственных мыслях и всестороннем безразличии, подобным по массе той дальности времëн, когда Кара Зор-Эл жила на Криптоне. Нагнетающая обстановка росла с каждой минутой. Здесь не было солнца. Была только всепоглощающая тьма ночи, душа Супергëрл, изломанная на кусочки, и ещё та девушка. Лена Лютор. Лена Лютор любила отдавать всю себя другим людям и деловым кампаниям. Она любила доказывать свою значимость, по крупицам сваливаясь всё дальше в бездну своего сознания того маленького ребëнка, которому не было места в удушливом мире большой буквы «Л». В конце концов, ища того, кому будут не нужны все её показные ценности и, тем более, фамилия, она любила Кару Дэнверс. Где-то далеко-далеко, за пределами всех понятий и «что такое хорошо, а что такое плохо», лежало то пустынное желание, совсем обыденное и человеческое, не подходящее Люторам. Желание быть рядом с Карой Дэнверс. Поэтому она и была. Была даже под холоднейшим инеем града, даже с огнестрелом в руке, заряженным криптонитом. – Да, последнее время я и правда работала над тем устройством, которое позволит людям больше никогда не думать о предательстве или о боли, в чьей возможности принести потери. – Глаза Лены слезятся и от рвущего деревья вместе с железной волей ветра, и от собственных, раздирающих кровяную аорту криков, и от тех невысказанных слов, что застряли далеко в глотке, запутавшись между трубочками трахей. Её голос дрожит; дрожит, будто это не она недавно убила драгоценного брата, дрожит, будто это не она всю свою жизнь, сколько себя помнит, пыталась взять место в «верхах» общества, дрожит так отчаянно, что Лена не узнаёт сама себя. Она должна быть сильной, строгой, крепкой. Она просто должна выстрелить. Выстрелить в Кару Дэнверс, выстрелить в Супергëрл, которую сама позвала под предлогом дружеской встречи, выстрелить в свою любовь. Любовь? А знает ли Лена, какого это – любить? А любит ли она? Вероятно, что нет. Она существует. Всю свою жизнь просто «существует», слоняясь по заброшенным улочкам своих утопленных мечт. От этого всë тело болит, только больнее где-то глубже, далеко в грудной клетке. – Ты – предательница, причинившая людям боль. Я не поверю ни единому твоему слову. Сегодня ты умрëшь от руки Лены Лютор, Кара Зор-Эл. – Нет, она не сможет. Нет, она не назовëт это приятное сливочное имя – «Кара Дэнверс». Нет, она не хочет убивать Супергëрл. Она готова быстрее убить этот отмерший кусок своей души, отрезать его, как заусенец, попрощаться с этим моментом её прошлого. Как она может не доверять этим глазам, в которых плещется сам океан? – Лена, прошу. Послушай меня. Мы, – Кара прерывается, сглатывает слëзы, напрягает руки и плечи, будто хочет протянуть пальцы и докоснуться до этих белоснежных, незабываемо холодных щёк, пройтись кончиками фаланг по локонам тëмных, как драгоценный морион волос, лоснящихся и пахнущих каким-то новым шампунем, украдкой глядеть на губы Лены и тихо шептать себе под нос «Я так люблю тебя, дурная Лютор». Она хочет услышать взаимность. Она хочет забыть обо всëм в объятиях Лены, а не в объятиях этого сковывающего внутренности страха, когда объект её воздыхания держит в руках вещь, ждущую её смерти. – Мы сможем решить всë словами. – «Ну же, иди ко мне» застывает где-то внутри, непростительно бьющее энтодерму из самого этого нутра. Кара хочет прижаться к Лене всем телом, зарыться лицом в эти волосы, не выпускать её. Кара не может позволить себе этого. Кара боится. Она видит, как сильно дрожат тонкие руки Лены. Она видит, как меняется, будто она всё ещё в раздумьях над своим окончательным решением, её взгляд. Она видит всë, кроме той солнечной улыбки на кроваво-красных губах. – Почему ты не сказала? – Почти шепча, произносит Лена. Зеленоватые, кошачьи глаза теряют весь свой свет, превращаясь в тусклое месиво потерянных надежд. – Почему?! – Она исходит на крик, и две неимоверно мокрых и холодных, – холоднее, чем дождь струи, наконец стекают со слëзных мешочков. Сердце обеих в тот же момент рвëтся на части, нитки теряют смысл, а мозг перестаëт нормально мыслить. – Прости. – Супергëрл опускается на колени. Она хочет кричать, хочет молить о пощаде, хочет сказать, как ей стыдно. Вина давит на плечи, пригибая фигуру молодой девушки всë ближе к твëрдой земле. – Пожалуйста, Лена. Я прошу тебя. – Кара будто сделана из ваты – из этой мягкой, неупругой и быстро мокнущей материи. Как лëд, она тает, расплывается на частички слова «Прости». Ей не страшно умирать. Ей страшно потерять Лену. Как её вообще угораздило влюбиться в одну из рода Люторов? Кара столько раз задавала себе этот вопрос, не находя на него ответа. Наверное, его никогда и не было. Просто недавно они вместе с Леной сидели в тёплом солнечном кафе, обсуждая всë на свете: работу, обстоятельства в городе, обычную жизнь. Помнится, Лена тогда смеялась над тем, как Кара испачкала всю верхнюю губу в молочном коктейле, сделав что-то наподобие «усов». А Кара застывала на месте, слегка смущаясь, когда Лена стирала весь этот беспорядок мягкой подушечкой большого пальца. Это был один из тех моментов, когда время замедляет ход. Вокруг них летали снежинки тополиного пуха, Лена радостно веселилась, улыбаясь и хлопая в ладоши, поражённая такой стороной характера учтивой Кары Дэнверс, а сама Кара наслаждалась, глядя на это тихое спокойствие бурного потока их жизни. В еë душе, той самой, настоящей, зажигались тысячи огней, когда Лена Лютор таким мягким, по колкой непривычности голосом произносила её имя. «Кара Дэнверс» сразу же, в тот же час, становилось не обычной фразочкой для сокрытия той тëмной тайны Супергëрл. Оно кружилось в песенном незабываемом танце слогов, ярком празднике каждой буквы и многотысячного водопада кристаллов звуков. А бывали вечера, когда Кара и Лена оставались в кабинете главы «L-Corp»’а. Вечера, когда Кара жаловалась на невыносимую головную боль, скрывая свою зависимость от тëплого солнца после драк с людьми, владеющими криптонитом. Вечера, когда Лена, по привычке, делала Каре массаж головы. Впервые Кара, помнится, не ожидала такой реакции: – Что? – Как-то по-глупому уточнила она, застыв точь-в-точь изваянию. – Ты же устала, я правильно поняла? Массаж снижает риск твоего перенапряжения на работе. – Сидя в своëм любимом кресле за бумагами весь день, Лена, по правде, и сама изрядно вымоталась. Она предпочла бы скрыть это от всех, только, зайдя Кара в комнату, вымотанная, уставшая и точно вся на нервах, что-то слишком горячее внутри, до отвращения похожее на суфле, стало вдруг чем-то нежным и нужным: как, например, ветер в жаркий летний день. Поэтому Лену и забавляла вся эта ситуация. Она просто не знала, что и думать. А особенно – что и делать. – Да ладно тебе, Дэнверс, я не кусаюсь. – Смех. Она, кажется, никогда не смеялась так искренне тихо. Будто только для Кары был сделан этот особый смех. Кара, помявшись около двери, бормоча что-то себе под нос, подошла к раскидистому дивану, на который скоро, закончив подписывать последние договоры, перебралась и Лена. Казалось, что тогда они были вместе целую вечность: поглаживая Кару Дэнверс по голове, Лена Лютор всë рассказывала о делах на работе, а Кара, в свою очередь, не могла наслушаться этого мягкого, бархатистого и в какой-то мере шершавого голоса с нотками хрипоты, к которым она уже давно успела привыкнуть и которые полюбила больше, чем, наверное, времена на Криптоне. Кара лишь пыталась не заснуть, подумывая о том, как бы она хотела показать Лене свою родную планету, ту тихую гавань, в которой она росла. Видимо, этому не суждено было сбыться. Только тогда, в те спокойные, тëмные, как забытый подвал дома вечера, она об этом ещё не подозревала. Кара знала, что рано или поздно её тайну раскроют и всë выйдет на свет экранов и людских мыслей. Она могла смириться со всей общей неприязнью, с тем ужасом, который ожидал её после этого, со всеми обвалами мира, свалившимися на неё. Она не смирилась только бы с потерей Лены. Она столько ей всего не сказала, – а ведь хотела бы. Она не сказала даже о своих малейших зарождениях чувств. Она ни о чëм не сказала. Она солгала ей и себе. Когда-то Кара смеялась, сравнивая Лену с королевой Елизаветой, ставя акцент на том, что, подобно тому, как Елизавета говорила, что она «замужем за Англией», Лена всегда была замужем за «L-Corp», отрекая любой отдых. А Лена задорно улыбалась, подначивала Кару, веселилась, будто и никогда не была тем ребëнком, у которого не было детства. Только в её горле всегда застревали слова – «Ты моя Англия». Сколько дней они провели вдвоëм! – а теперь всë грозило закончиться одним зарядом криптонита. – Мне не нужны твои извинения. Объясни, почему ты врала мне всë это время. – Голос Лены твëрд, как никогда. Она больше не дрожит, нацеленно указывая на Кару оружием. Она уже готова выстрелить и покончить с этим. Град холодит былую рану, которая кровоточит слишком обильно. Говоря правду, трясутся поджилки, а зубы стучат, не попадая в точность анатомии челюсти. Боль в душе поедает еë, распространяется куда больше, чем раньше. Готовность – ещё не выстрел. Кара не хочет спрашивать Лену, где та откопала криптонит. – Я хотела уберечь тебя от моих врагов. – Кара поднимает голову, светлые, как колосья свежей ржи в поле волосы липнут к лицу, смешиваясь с крупицами града. Её глаза источают тот огонь любви, что уже давным-давно владеет её сердцем. Она мокнет, расплываясь на пряничные кусочки, подбирая нужные слова. – Ты же очень важна мне. – Супергëрл произносит это так, будто выплëвывает собственные лёгкие. Она отдаëт всю себя, счищает кожуру с того, что кроется внутри. Они обе думали, что маски станут щитом – и обе были неправы. – Я думала, мы друзья. А теперь я больше не верю тебе. Не верю твоим гадким почестям. – Лена пытается выпалить всë это из себя быстрее, чем нежные для разбитого, точно стекло разума слова Кары дойдут до впадины мозга. Всë это поражает её, заставляет забыть прежние обиды, оставить их. Ей хочется верить словам Кары. Лена не может. Она приказывает себе не слушать её, понимать, что Кара уже однажды предала её, знать, что она никому не нужна. Лена больше не тот ребёнок. Она больше не доверится. Не откроет своë сердце. Не будет слушать крик жалости. – Ты думала, что я не смогу постоять за себя? Что я выберу свою безопасную жизнь, а не лучшую подругу? Ты что, правда считаешь, что я настолько похожа на Лекса? – Имя брата отдаëтся невыносимой горечью на языке. Хочется забыть о всех проблемах. Хочется оказаться в тëплой кровати, обвиваясь руками Кары Дэнверс, которых так не хватает. – А знаешь что? – С вызовом спрашивает Кара. – Если хочешь стрелять – стреляй. – Она поднимается с колен, восстаëт из пепла улиц прямо перед Леной, раскидывая руки в стороны. – Я не стану просить тебя не делать этого. Хочу, чтобы ты решила сама. Я не видела, чтобы ты ошибалась в своих рассчëтах. – Сердце предательски сжимается, отдавая глухой болью в желудочке. А лицо Кары выражает ту яркую уверенность Супергëрл. Теперь она может показывать подобную сторону своего характера для Лены. Тëмные брови Лены Лютор тут же вздрагивают. – Ты вот так просто позволишь мне убить тебя? – Она удивлена. Это видно по тому, как нерешительно загорается новой надеждой на что-то то, что может и не произойти, амфиболовый нефрит глаз Лены. Это искушает еë, заставляет выкручивать органы, держать этот огромный груз в себе. Она повторяет всю ту же заповедь: «Не верь, не верь, не верь». – Да. – Кара говорит это с немыслимой лёгкостью, подобной падению мягкого пуха на землю. – Я сделала огромную ошибку, не сказав тебе о моей личности, Лена. Я несу свою ответственность. Поэтому ты сама вольна решить, что тебе сделать со мной. Просто пойми, что я приму любое твоë решение. – Это слова Супергëрл, не Кары Дэнверс. Эта смелость была бы недосягаема для человеческого рода. Она – разряд самой молнии, сверкающей меж причудливо низких, с завитками черни и пугающей мглы облачных туч. – Конечно, мне бы больше понравилось, если бы мы с тобой сейчас просто ушли внутрь и всю ночь пили там какао в тепле. Выбор за тобой, Лена Лютор. Я знаю, что ты не умеешь ошибаться. – Теперь она улыбается. Кара не может знать, последние это минуты её жизни или нет. Просто, в любом случае, перед смертью она сможет вдоволь насладиться видом Лены. – Почему ты так спокойна? Скоро сюда приедут твои друзья, да? – Это презрение в хрипоте её голоса относится не к Каре, не к Супергëрл, даже не к её друзьям. Оно относится к самой Лене. Потому что, по правде, это именно она сотворила такое. Она позволила себе довериться, позволила обрести дружбу, которой, как Лена твердила себе все эти годы, не бывает в мире, позволила себе влюбиться – что хуже. Если бы серотонин не повышался так сильно, когда она говорила с ней, когда смотрела этими глубокими, как сам Мировой океан, глазами, в которых морская прибрежная пена смешивалась с солëными гребнями огромнейших волн, когда Кара даже просто находилась рядом, свойственно себе смущаясь. Если бы не всë это – она бы точно выстрелила. Хладнокровно, резко, без разговоров. – Что? Нет. Конечно нет. Ты думаешь, что мне нужны соратники, когда я иду на неравную перестрелку? Тебе напомнить, кто я такая? Стреляй уже. – Эта провокация настолько дымится в каждой клетке крови, что даже Супергëрл со своим частым огромным напором против врагов сейчас еле выдерживает. Это же она, Лена Лютор. Та самая девушка, чью душевную боль она бы смогла разделить, – да что там смогла, она бы хотела. Гнев не производит желаемого эффекта. Лена лишь подрагивает, чуть не спотыкается, а её глаза тут же наполняются волнами слëз. Смерть брата, предательство абсолютно всех, кому она когда-либо доверяла, вся та тьма, которую всë это долгое время, на протяжении многих лет, ей приходилось держать в себе – всë это плавится в дрожи ненавистного плача. – Ты – не Кара Дэнверс. – Голос Лены журчит, она опускает пистолет, больше не в силах выдержать эту отвратную встречу. Холодные капли дождя скатываются по кожаному чëрному плащу, обжигают длинные волосы, скрывают в себе яркость заряда криптонита. Лена шипит, ненавидя Супергëрл, ненавидя всю эту ситуацию, ненавидя себя. Пальцы – леденцы сосулек, они больше не источают то горячее тепло, похожее на свет солнечных лучей. Кара Дэнверс застывает, глядя на Лену Лютор. Любовь так и просит подойти к ней, помочь всем, что в еë силах, защитить искру своей человеческой жизни. Поэтому она, разбивая всю эту смелость, опускает руки, меняется в лице, становясь обыденной Карой, которая хочет обычной любви. Разрушая все свои стены, она подходит к Лене. – Лена, посмотри на меня. Это я, Кара. Всë та же надоедливая Кара Дэнверс. – Это правда она. Правда Кара. Та настоящая. Лена неуверенно поднимает глаза, оглядывая её всë ещё с огромнейшим недоверием. – Нельзя сказать, что Кара и Супергëрл – одно и то же. Я просто хочу, чтобы ты знала, что Кара Дэнверс – не придуманная личность, а часть меня. Огромная часть. Если ты узнаешь и часть Супергëрл, а я позволю тебе это сделать, то мы будем откровенны. Мы разберëмся с этим. – Она протягивает руки к Лене, которая съëжилась от своего же страха, прячась от всего мира, причинявшего ей боль. – Лена, я хочу помочь. Хочу быть тебе верной опорой, больше не имея тех секретов, которые могут нас разбить. Лена, я люблю тебя. – Кара говорит это с особой нежностью и теплотой. Она заглядывает Лене в глаза. Она улыбается. Улыбка Кары напоминает Лене шум морского побережья, пение ранних птиц в седые зимы, звон сонаты Бетховена на фортепиано. То недоверие опять рвëтся, трещит трелью, капает кровью. Лена разрешает себе подумать о том, как они вместе с Карой Дэнверс смогут спасти этот город, эту жизнь, эти отношения. Лена представляет это во всех красках и многочисленных подробностях. Лена тянет руку к золоту волос Супергëрл. – Я тебя, – Лена хочет признаться. На раздумия не осталось времени, а криптонит жжëт руку. Лена наслаждается тишиной перед главными словами во всей своей жизни. Лена понимает, что не просто так ждала этих бесценных секунд. С ударами сердца в груди слышится резкий хлопок чего-то громкого среди прочих домов. Оно взрывается огромным шумом, атакует своим звуком. Это похоже на то, если бы кто-то застал их обеих. Застал Лену Лютор. Лена быстро отшатывается, понимая, какую ошибку она совершила. Кара опять предала её. Кара позвала своих друзей, которые, наверное, хотят защитить звание Супергëрл, сделав Лену злодейкой. Лена знает, что надо действовать. Она стремительно поднимает пистолет с криптонитом, и, почти не целясь, стреляет в Кару Дэнверс, пробивая рëбра одним зарядом, который застревает в лëгких. В голубоватых, точно небо, глазах Кары выражено непонимание. Она падает наземь, глухим стуком бьётся затылком, пачкает одежду склизкой субстанцией. Она поражëнно глядит на Лену снизу вверх, дрожит всем телом от накатывающей боли, замечает, что болит в сердце, а не в лëгких. В зелëных, точно хвойные леса, глазах Лены – непоколебимость. На секунду она сменяется страхом о сотворëнном, тем чувством своей вины. Лена предусмотрительно забирает пистолет с отпечатками, убегая дальше от места происшествия. Её душа ломается на последние кусочки из оставшихся. Лена Лютор не знала ошибок в расчëтах. Она хотела всего лишь напугать Кару Дэнверс и её друзей, показать им, что она не терпит предательств, просто рассказать о том, что она может сделать. Тот выстрел должен был быть предупреждением. Он бы не убил Супергëрл. Криптонита не должно было хватить. Поэтому, вернувшись в кабинет, Лена перерыла все бумаги, проводя задачку через разные решения. Её колко избивали изнутри, терзали сомнениями, убивали непосильной ношей. Она хотела просить прощения. Лена Лютор не знала, что Кара Дэнверс извивалась на земле в ту ночь. Криптонит заходил во все органы, клетки, части её организма. Она теряла кровь, теряла разум, теряла себя. Дыхание перекрыло – диафрагма будто совсем перестала работать, больше не создавая отрицательное давление в лëгких для газообмена. Кара хваталась побелевшими руками за комья земли, чувствовала, как истекает кровью, ощущала, как её раздувает от зелени криптонита. Судороги трясли её ноги, Супергëрл билась в предсмертных конвульсиях, она ощущала перелом каждой кости в своëм теле. Последним испытанием была струйка крови из уголка её губ и мысль о бесконечной любви к Лене. Лена Лютор всë-таки ошиблась в своих расчëтах. С Карой Дэнверс умерла и часть её самой. Лена не раз вспоминала события той ночи, надеясь на иной исход. Лена не находила себе места, виня во всëм саму себя. Она стала похожей на Смерть – вся белая, как лист бумаги, кости выступили с большей силой, натягивая телесную кожу на свои острые выступы, а мешки под глазами стали чëрными, как то небо в ту злосчастную ночь. Лена пугала друзей, которых, как выяснилось потом, Кара по правде не звала. Лена не вышла замуж. Лена предпочла уехать подальше, в тëплые солнечные страны, напоминающие ей о Супергëрл, превратившейся в солнце, и оттуда занималась рабочей деятельностью. Они не забыли о своей любви. Просто не смогли выразить. Они слишком долго ждали. А могила Кары Дэнверс, заполненная многочисленными подарками, в особенности – клубничным коктейлем, стояла на самом солнечном месте Нэшнл-Сити. Потому что Кара Дэнверс, наверное, всегда любила солнце.