Школяр

✎

— Я надеюсь, ты не предашь меня, — дразня, говорил он, ухмыляясь, но Вы знали, что он был абсолютно серьёзен, и легко сменит «игривость» на холодную требовательность, если Вы откажетесь от Ваших слов. — В конце концов, твои слова не пустые, верно? Давай защищать друг друга. Я буду защищать тебя от вреда и угроз, и ты будешь делать то же самое.

✎

      Кто-то мог думать, что Му Цин легко злится, но на самом деле это было не так — он просто был всегда готов вскочить и нестись, как трактор по полю, только в наличии у него «водителя» Вы иногда сомневались. Но, без язвительных шуток или саркастичных слов, которые он любил использовать, чтобы прикрыться от любых несанкционированных действий, подчас отбиваясь на опережение, состояние быть «всегда наполовину возбуждённым» являлось его рефлексом, от которого он, очевидно, даже не планировал отказаться. Ещё с того момента, когда вы были детьми, Му Цин был тонкокожим во всех смыслах — начиная от холодной, почти прозрачной кожи, словно светящейся под лучами солнца мириадом звёзд, как блестит водная гладь безмятежного озера в полдень, и заканчивая эмоциональным характером, легко готовым дать агрессивный отпор любому, кто решит, что он является хорошей жертвой, чтобы попробовать дотронуться до него, не зная, что черного колючего ежа Диадему трогать безопаснее, чем его. Му Цин легко загорался, быстро отходил и недолго молчал, и если кого-то было «тяжело найти и легко потерять», то Му Цину также нужно было приписывать «невозможно избавиться», словно он и вправду верил, что как только Вы уходите из его поля зрения, то Вы неизбежно начинаете искать проблемы, с которыми потом возвращаетесь к нему же, как бродячая кошка с котятами, которых он потом выхаживает и воспитывает, прямо как его ленивая толстая кошка, которая любит крутиться в ваших ногах и громко мурчать. (как будто Вы можете вернуться к кому-то ещё) (нет, конечно, ещё есть Фэн Синь и Се Лянь) (но…) (хм) (уж лучше Му Цин) (перед ним хотя бы не так стыдно.)       Вообще, кошка Му Цина определенно была намного лучше, чем её хозяин — пушистая и большая, она легко могла бы раздавить Вашу грудь, но предпочитала колени, удобно устраиваясь и не слезая часами, даже если Му Цин выглядел недовольным, бросая на неё раздраженные взгляды. Конечно, Вы не были против компании красавицы, даже если она лишь подчёркивала, что слова «какой питомец такой и хозяин» не были абсолютной правдой, потому что скорее напоминала своей ласковостью Се Ляня, чем настоящего хозяина. У неё была добрая морда, тёмный окрас, белый «воротник» и лапки, и огромные тёмные глаза, напоминающие чёрные дыры в космосе, точно такие же, как и у Му Цина, когда он смотрел куда-то вдаль, задумавшись, вдыхая запах летней ночи, пока вы сидели на траве, не спеша уходить. Будь она злее, Вы бы решили, что это копия Му Цина, но характером она, к счастью, пошла не в него. (была ли она подкидышем?) (Вы не осмелитесь спросить у Му Цина, зная, как он отреагирует) (но ещё долго не можете перестать строить теории, гладя мягкий мех, похожий по ощущениям на волосы Му Цина.)       Вы были с Му Цином почти столько, сколько себя помнили — и примерно такое же количество времени он выглядел, как нежный полевой цветок, словно высеченный из гладкого, дорогого нефрита, пока не открывал свой ядовитый рот. Его голос почти всегда был спокоен и мягок, но если бы и то, что он говорил, было «спокойным» и «мягким», — Вы уверены, — то и друзей у него было бы намного больше. Даже если он говорил, что ему достаточно только Вас (и то, тяжело сказать «говорил» — скорее огрызался и отворачивался, прижимаясь спиной к Вашей спине, недовольно реагируя если Вы хотели встать, и недобро стреляя искорками из глаз, когда другие хотели подойти к вам и особенно к Вам), утыкаясь носом в книги, кусая губы если слова были слишком сложными, подчас тратя часы лишь чтобы понять очередную «сложную» книжку, Вы всё равно оставались рядом, увлечённые его отчаянными попытками «понять», связанными не столько с потребностью «узнать больше», но узнать. Быть выше. Быть сильнее. Быть умнее. По крайней мере, так вам казалось сначала.       Только потом Вы поняли, что он не утыкался настолько сильно в книги, не искал настолько отчаянно ответы, не пытался быть всезнающе умным и догадливым, если Вы не были рядом. Му Цин не был настолько жаждущим помочь, если помогал не Вам. Он был всегда в поисках знаний, внимателен к деталям, решал почти любые проблемы, опекая и заботясь, боясь, что с Вами что-то случится, лишь для Вас — пока другие видели его как холодного, язвительного и замкнутого, неспособного работать в паре и найти с кем-либо общий язык. Словно проецируя свои чувства на других, он не видел в них ничего хорошего и безопасного, цепляясь за Вас, словно за спасательный круг, метафорически впиваясь белыми, тонкими пальцами в Вашу одежду, словно если Вы уйдёте, отойдете, покинете его, тут же случится что-то страшное.       Это было неправильным. Конечно, это также было нездоровым. В глазах Му Цина плавали звёзды, оставляя тени, подобные тем же теням, которые Вы видели на тёмном ночном небе, застланном чёрными грозовыми облаками, — но в глазах Му Цина никогда не было даже намёка на сияние луны, в отличие от ночного неба. В его глазах плавало только Ваше изображение, словно высеченное на сетчатке его глаза. — Ты…       Он был подобен дорогому, изысканному, ледяному нефриту, который может взять не каждый, особенно тот, кто не готов выложить крупную сумму просто за право взглянуть. Пальцы Му Цина были тонкими, нежными, выглядящими так хрупко, что Вы бы даже посмели описать их как «девичьи», подобно тем описаниям, которые Вы видели в отношении гибких, подобных ивам девушек, если бы Вы не знали, насколько крепко они могут сжимать Ваше запястье, когда он напуган и обеспокоен, вновь раздраженный тем, почему Вы не можете просто… перестать. Перестать заставлять его беспокоиться. Перестать заставлять его нервничать. Перестать пренебрегать им. Он так много сделал для Вас, он так много делает для Вас, почему Вы просто не можете перестать?       … Может быть, Вам просто нравилось заставлять его бояться и нервничать. Может быть, Вы просто любили, когда его взгляд смотрел только на Вас, словно подтверждая, кто был центром его мира, даже если он не осмелится никогда сказать его вслух, слишком полный гордости (гордыни), чтобы Вы узнали, насколько он отчаянный для Вас. Чтобы Вы знали, насколько он боится и ненавидит, когда Вам больно, когда Вам плохо, когда он хрипло шепчет, что это «ради Вашего же блага», стискивая кожу вашего запястья, пока вновь и вновь заботится, опекая, почти гиперопекая, сходя с ума от беспокойства и страха.       Вам просто нравилось видеть, когда он сходит с ума. — Ты — тупица.       … В таких историях принято целоваться, но вы этого не делали, лишь беспокойно, нервно прижимаясь друг к другу, словно птенцы в заброшенном гнезде, ощущая как он пытается вцепиться в Вас, словно в попытке слиться, убедиться, что он всегда будет рядом, что Вы никогда никуда не уйдёте, стать подобным Вашей тени, не имея возможности разъединиться, даже если Вы однажды попытаетесь уйти туда, куда он пойти не сможет. — Мы можем быть только вместе, понятно? — через несколько секунд добавляя: — ты и я. Это взаимная клятва. Не обещание.       Му Цин всегда считал, что эта фраза была придумана кем-то, кто болен космосом, но сейчас, видя его чёрные волосы, спускающиеся по его плечам и падающие на Вашу грудь, подобно кускам, вырезанным из космического пространства, с нежными светлыми переливами, словно туманностями, Вы уверены, что он пахнет как «звёзды» — хотя и намного лучше россыпи тех, кто Вы видите в небе, чувствуя его беспокойное, тревожное сердцебиение. — Да.       Му Цин иногда был подобен белой злобной булочке на пару, которая становилась очень красной, когда к его лицу и шее приливала кровь, но если говорить честно, то он был также необычен, как тройная туманность — и не только из-за красоты. И то, каким нежным становилось его лицо, когда он засыпал на Вашей груди, наконец-то обретя покой, всегда заставляло что-то внутри Вас беспокойно крутиться, словно шестерёнки, пытающиеся понять, но Вы сами не знали, что.       Возможно, именно в такие моменты Вам нужны были те знания, которые он хранил в своей голове, но почему-то Вы чувствовали, что даже Му Цин не сможет Вам дать ответ на Ваши вопросы, так как не разобрался даже в своих.

✎

— Тебе лучше не играть со мной. Сдержать свое обещание — это теперь твоя обязанность.

✎

      У Му Цина были тёмные, обсидиановые глаза, подобные самым глубоким озёрным водам, в которых определенно водятся черти — всякие. Пожалуй, будь Вы более вульгарны со словами, Вы бы с удовольствием сказали ему, что именно в водах, подобных его глазам, топятся несчастно влюблённые и преданные любовью, но его лицо настолько холодное и элегантное, ещё более бесстрастное, чем раньше, более никогда не позволяющие себе никаких выражений, кроме как вида «учёного мужа», что — заклеив ему рот, конечно, — он легко мог бы стать очень популярным, только благодаря его внешности и ауре холодного, но нежного нефрита. К счастью или сожалению, было не так много настолько падких на внешность людей, чтобы пытаться оправдать отталкивающий характер его «красивыми, тонкими губами» и «стройной, сильной талией». (сильной ли?) (ладно, ладно, Вы иронизируете, он был более чем сильным) (хотя талия у него была, как у «девушек, столь же гибких и стройных, сколь плакучие ивы») (… нефритовый мальчик) (были ли Вы тогда из золота?)       У Му Цина и вправду были тонкие, персиковые губы, — к счастью, совсем не алые, иначе Вы бы не вынесли взгляда на них, итак постоянно ассоциируя его с вампиром, — которые всегда выглядели так, словно он использовал блеск, иначе причину этого сияния объяснить Вы не могли. В отличие от него, губы того же Се Ляня, например, были чувственно-алыми, но выглядели как мазок акварельной краски, всегда привлекая внимание, но не блестя, скорее вызывая желание попробовать; губы Фэн Синя были бледными, ближе к оттенку Му Цина, но никогда не настолько блестящими, ближе к «обычным» губам Се Ляня, и выглядел он, в отличие от «учёного» Му Цина и нежного Сё Ляня, как воин. Му Цин, однако, никогда не разделял ни Ваших взглядов на них, ни Ваших взглядов вообще ни на кого, впиваясь ногтями в Вашу кожу, почти щипая если замечал, что Вы не реагируете на первое предупреждение, более чем ясно давая Вам понять, что он думает по поводу Ваших «осматриваний во сторонам и оценке окружающих». И, конечно, Вы точно знали, что бесстыжие слова «даже если я на диете…» не могут звучать даже в шутку, когда его угольные от раздражения и недовольства, — через силу сдерживаемого в груди, но подобного пылающему огню, — глаза смотрели прямо в Ваши, ожидая только согласия и понимания, чего он от Вас требует, так как Вы рядом с ним — Вы его. И, к Вашему почти-стыду, Вам нечего сказать ему в ответ, даже когда он ничего не говорит, более чем красноречиво одаряя Вас жгучим, ревнивым взглядом, и Вы определённо не хотите проверять, стал ли его разгон от «нежного нефрита» до «несущегося трактора» длиннее или короче с тех пор, как он был ребёнком, старающимся отогнать от Вас любого, кроме Се Ляня и Фэн Синя (и то, с переменным успехом уводя Вас от них). Он всегда был немного… ревнивым. Его тонкие, персиковые губы, блестящие, словно усыпанные звёздами, даже от тусклого света, и почти всегда остающиеся в форме прямой линии, иногда изгибающееся подобно крутой реке, когда он готовится сказать колкость или подразнить, на вкус мягкие и податливые, легко становятся вишнёво-алыми когда Вы долго целуетесь в укромном углу, бесстыже прижимаясь, давая ему стискивать Вашу ткань и тело, пока он позволяет Вам нависнуть над его алыми от смущения и возбуждения лицом — лишь чтобы продолжить вжиматься, искать, жаждать, чувствуя его быстрое, отдающееся в Вас громким стуком, сердцебиение кончиками пальцев, лежащими на белой, нежной шее.       Если бы в мире существовали Небожители, Вы были уверены, Му Цин был бы из их числа, даже вопреки несносному характеру — потому что, то как он смотрит на Вас туманным, обожающим взглядом, подобным блеску самых прекрасных сокровищ Вселенной, но готовым пожрать Вас, если Вы решите отодвинуться хотя бы на миг, ослабляя давление даже на самую малую степень, не может не заставлять Вас ощущать волнение — и Вы не можете распознать, хорошее или плохое, когда он вновь утягивает Вас за собой, впиваясь тонкими, длинными пальцами за Ваш воротник, лишь чтобы продолжить смесь поцелуев и укусов, выражая всё то, что прячется в его сердце, когда он думает о Вас. И Вы более чем готовы ответить ему тем же, держа его за чёрные, мягкие волосы, совсем не соответствующие личности их хозяина, когда мстительно осторожно прикусываете его губу, зная, что этого будет достаточно, чтобы там остался Ваш знак.       И это естественно, что такие отношения называют «отношениями», имея ввиду, что это любовь, это страсть, это влечение — нечто более плотское и романтически окрашенное, особенно когда Му Цин почти рычит, что если Вы посмотрите на кого-то ещё, кроме него, таким образом, или коснётесь другого так же, как его, Ваши действия будут иметь самые неприятные последствия. Как правило, такие отношения называются «мы встречаемся», или «мы узнаем друг друга ближе», или «мы думаем о свадьбе», или «мы в открытых отношениях».       Вы говорите, что это «дружеская связь», не смотря лишний раз ни на скептически настроенного Фэн Синя («со своими сначала разберись, потом другим советы раздавай»), ни на улыбающегося, но смотрящего не менее скептически, Се Ляня (ему вы просто ничего не говорите, даже не реагируя, видя, что его прожигающий насквозь взгляд только и ждёт, когда вы подадите знак, что хотите «поговорить о чувствах»).       Потому что признаться в том, что, может быть, может быть, его голову дурманит не то, как Вы его раздражаете вместе с тем, как он заботится о Вас, но то, что он, может быть, хотя бы на какой-то шанс, какой-то процент, любит Вас, заставляет его метафорически встать на четвереньки, зашипеть и распушить шерсть, как будто он был гидрофобным котом, в то время как Вы были водой. Однако, этот кот всё равно приходил к этой воде и продолжал пить, словно не понимая даже связи между этими вещами.       Даже его кошка, ставшая, казалось, ещё толще и ласковее, понимала, что можно либо любить воду, либо ненавидеть, и она-то любила её, в отличие от её хозяина, об которого даже эта самая вода не разобьётся, — но чьи руки регулярно оцарапаны ею, хотя на Ваших коленях она всегда подобна ангелу. Очевидно, «рыбак рыбака…», только в настоящем значение этой пословицы. Конечно, Му Цин не любил подобный фаворитизм.       Му Цина, впрочем, обожали дети — практически любого возраста, и, вопреки тому, как Вы иногда дразнили его или «робко обменивались колкостями» за его характер и поведение, словно заставляющий всех верить, что он был самым подлым и злым человеком в мире, повинным во всех бедах, Вы могли понять, почему дети были так милы к нему — Му Цин был мягким и нежным внутри, лишь желая не быть в одиночестве, и всегда ища Вас, что в детстве, что сейчас, даже если Вы иногда хотели, чтобы он просто… перестал. Перестал так себя вести, перестал надуваться, перестал щетиниться, перестал вести себя как высокомерный ублюдок, перестал оттягивать Вас и затем притягивать, перестал впиваться в Вас взглядом, перестал думать, что Вы обязательно найдёте себе кого-нибудь, стоит ему только отвернуться и оставить Вас в покое — просто перестал перестал перестал перестал перестал перестал перестал перестал. Вы тоже были человеком, Вы тоже боялись, Вы тоже понимали боль предательства, Вы тоже хотели быть с ним, даже если скорее откусите себе язык, чем позволите себе сказать ему это искренне и серьёзно, подразумевая это, идя до конца, словно склоняя перед ним голову. Потому что Вы тоже боялись.       И, как и он, Вы не могли сказать об этом вслух, вновь кусая его персиково-вишнёвые губы, поддаваясь этому общему разочарованию и болезненному обожанию, обвивая его тонкую, нежную шею ладонью, чтобы понять, что он тоже чувствует то же самое, что он тоже любит Вас.       Потому что если бы хоть раз, хоть раз, его сердцебиение было бы иным, Вы знали, что свернете ему шею, даже если это Му Цин всегда был тем, кто угрожал Вам расправой за самый незначительный намёк на смену интереса, и Вы понимали, что он был абсолютно серьёзен в своей угрозе, когда оставлял синяки крепкой хваткой на запястье, смотря в Ваши глаза своими глубокими, очаровывающими, мёртвыми, дающими Вам понять, что Вы не хотите знать, насколько далеко он пойдёт в своих «туманных обещаниях».

✎

— Тебе лучше не отказываться от своих слов, — его голос был мрачным, тихим, а лицо было настолько холодным и отстранённым, что Вы не могли не считать его пугающим. — Я не позволю тебе сделать это. Он продолжил, давая Вам понять, что очень серьёзно отнёсся к этой клятве: — Я не позволю тебе отступить, неважно, что случится.

✎

      Его кожа так легко краснеет, становясь подобной налитому соком плоду, и Вы не можете ничего сделать, но лишь кусаете её, оставляя алый полукруг на молочно-белой, почти прозрачной коже, прижимаясь к его непривычно горячему, мокрому, слегка дрожащему от ощущений телу, видя как блестят от возбуждения и раздражения его глаза, подобные взрыву сверхновой, прежде чем он выплёвывает раздражённое «я же сказал тебе не кусаться, ты псина, что ли?!», — на что Вы закрываете ему рот, приказывая молчать пока Вы не разрешите, и ему нечего ответить, даже если Вы видите гнев, смешанный с болезненной нуждой, в его дрожащих зрачках, заполнивших почти всю радужку, но со связанными руками, с прикрытым ладонью ртом, с пониманием, что ему лучше не провоцировать Вас, он может лишь послушно согласиться, даже когда Вы убираете руку с его красных, мокрых губ, прежде чем наклониться, чтобы запечатлеть новый, ещё более голодный поцелуй — и почувствовать как он злобно кусает Вас в ответ, подобно дикий собаке, глубоко и голодно, не желая останавливаться даже вопреки тому горящему огню стыда, ещё больше заполняющему его дрожащее тело из-за болезненно сладостной похоти, смешанной с неуправляемой обсессией, заставляющей идти за Вами даже вопреки его гордости, словно мотылёк, неспособный сопротивляться языкам пламени.       В ответ на новый укус, он лишь шипит, но готов скорее прокусить кожу ладони, чем позволить Вам услышать его стон. Не то чтобы кто-то его спрашивал.

✎

— Да, ты тупица, но… ты принадлежишь мне- я обещал, что буду заботиться о тебе, — Му Цин поднял на Вас игривый взгляд. — Не смей забывать этого и не забывай никогда. — Он вздохнул, прежде чем мягко улыбнуться, и в этот раз, его улыбка достигла его взгляда. — В противном случае, когда придёт время, когда я буду тебе нужен, я буду очень расстроен из-за этого.

✎

      Его острые ногти оставляют красные следы на Ваших бедрах и руках, но, в отличие от всех тех засосов и синяков, которые Вы оставили на его теле, Ваши пройдут максимум за несколько дней — его же пройдут лишь, минимум, через неделю, если на их месте не расцветут новые; слишком тонкокожий, почти прозрачный, особенно под рассеянным светом, но обладающий чарующе ледяной красотой в темноте — чокер идеально подчеркивает то, насколько хрупко Му Цин выглядит, насколько правильно он выглядит, когда открывает Вам вид на его двигающийся кадык, задрав голову, хрипя, но смотря всё с той же дикостью, даже если она смешана со страстью и почти гневом, переполняющим его грудь, но выходящим лишь сдавленным стоном. Мокрые, растрёпанные волосы больше напоминают гибких, чёрных змей, но когда Вы стискиваете их, заставляя его ещё больше оголить перед Вами беззащитную, покрытую засосами шею, точно лебединую, ощущая, как его пальцы впиваются в Вашу кожу, словно стараясь проникнуть внутрь, оцарапать, дотронуться, стать единым целым — Вы чувствуете себя так, словно держите весь мир в Ваших руках.

✎

— Ты принадлежишь только мне, а я — только тебе. Ты понимаешь это? Или я должен объяснить?

✎

      Вы не знаете, что сказать Се Ляню, отвечая ему с телефона Му Цина, кроме как «совместная ночёвка», пока Му Цин прячет лицо в Вашей груди, выглядя так невинно и нежно, как и в детстве, когда ещё спал на Вас, прося никогда не покидать его, пока луна отражалась на его тёмных, словно полночь, волосах, но сейчас в его волосах не космос — лишь искры игривого солнца, ласкающие спящего, прячущего лицо «учёного», всё так же хмурящегося во сне. Его волосы мягкие, послушные, почти воздушные, даже несмотря на то, что всегда падают и вьются от влаги, подобно змеям (может быть, даже змеям Медузы Горгоны), но Вы знаете, что если они наэлектризованы, то страдать будете именно Вы.       Ресницы Му Цина длинные, чёрные, реагирующие слабым трепетом, подобно крыльям бабочки, пока Вы дуете на его нефритовое лицо, выглядящее, как идеальная обложка для модного журнала. С нежным, весенним румянцем, подобным цветку персика, он выглядел ещё прелестнее, словно не Небожитель, но Демон Красоты, отчего на миг Вы даже могли позволить себе забыться, желая ущипнуть его за щёку, прежде чем поспешно остановиться, не желая будить его, хотя ещё какое-то время борясь с почти необходимостью заставить его проснуться. Он выглядел таким холодным, почти нефритовым, но этот холод почему-то согревал Ваше сердце, как не может согреть ничто больше. Возможно, Вы любили его немного сильнее, чем Вы думали. Но даже так, Вы не знали, близка ли Ваша «любовь» к тому обожанию, которое испытывал к Вам он.       И Вы не знали, хотите ли Вы узнавать ответ, даже понимая, что теперь он точно сможет дать Вам его — потому что Вы не понимали, что будете делать, когда Му Цин подтвердит это и будет смотреть на Вас огромными, словно у кота, чёрными глазами, ожидая Вашего, очевидно, положительного ответа, не рассматривая никаких других вариантов, но позволяя Вам сказать это, предоставляя мнимый выбор.       Потому что у Вас нет других альтернатив, неважно, что Вы думаете об этом.

✎

—… Тогда я постараюсь оставаться в безопасности и держаться подальше от неприятностей, — тон голоса был мягким, даже слегка дразнящим, пока он смотрел в Ваши глаза. — Даже если это будет трудно, я сделаю всё, что в моих силах. Его взгляд был спокоен и серьёзен одновременно. — Пожалуйста, постарайся сделать то же самое. На миг, в его глазах вновь промелькнул намёк на нежную игривость, который тут же стал спокойным, как водная гладь после дождя. — И если я тебе понадоблюсь, просто позови меня. Я всегда буду рядом.

✎