Будни Питера в 90-ых

Открыв глаза первым что Шура увидел был серый, старый и обшарпанный потолок, он был весь в трещинах и судя по всему эти трещины отражались и на разуме Питера. В голове стоял гум и виски пробивала острая боль, напоминая о его образе жизни. Разум. Разум требовал новой дозы. Тело ломило и конечности будто гудели, по ощущениям он не мог даже встать с... А где он? Осмотревшись сознание всё таки смогло узнать собственный дом, хотя назвать домом это было сложно, дом это что-то тëплое, родное, это место куда хотелось возвращаться вновь и вновь, место где тебя ждали и любили, а сейчас он лежит тут один, не имея никакой привязанности к этому месту, здесь нет ничего, чтобы удержало его на месте, сюда не хотелось возвращаться, но он это делал, а ради кого? Ради кого или чего он продолжал нести бремя этого мира? Ради чего он каждое утро просыпался и каждый вечер отключался от веществ или алкоголя? Шура не знал ответ, голова слишком сильно гудела и требовала дозы, так сильно что размышлять о чём-то он не мог. Стараясь аккуратно вставать руки в качестве протеста начали дрожать а в голове появилась вата. -Я как ëбанный Вини пух Поморщившись от резкого звука его хриплого голоса глаза сами собой закрылись, стараясь вернуть сознание в норму. Кое-как пересилив себя он всё же смог встать и кинув беглый взгляд на календарь лениво оротвал ещё один листок. Очередной день. А ведь в СССР та глупая песня обещала прекрасное далëко. Смешно. Видел бы он из 19 века себя ненышнего, наверняка смотрел бы с отвращением. Взглянув на новую дату появилось странное ощущение того, что что-то должно было произойти, оно скреблось внутри, требуя к себе внимания но город старался его игнорировать. Ещё даже не точно, что сегодня вообще этот день, он давно потерял нить времени. Наконец-то добравшись до кухни он открыл верхний ящик и, отодвинув консервы, рукой нащупал горстку шприцов и жгут, поставить банки на место сил не было, сев за стол он перевязал руку, затягивая и придерживая конец ослабшего жгута зубами, рука начала медленно, почти что мучительно от ожидания, вводить шприц а после и содержимое, какое там именно вещество он даже не знал, купил как то будучи пьяным и вводил что есть, было не принципиально. Хах, принципы, да, пожалуй последнее что осталось в нём от прежнего себя, они были расшатаны и не совсем понятны другим, но парень всячески старался соблюдать хотябы их. Не срываться на семью, не убивать, не опускаться до живодерства, не есть когда недостаточно голоден, а достаточно именно тогда, когда он терял сознание, пожалуй это всё же не принцип, а оставшееся привычка после блокады, такая же как консервы и ярое желание накормить семью. В размышлениях он снял жгут и бросил его на стол, встав он выкинул шприц в заполненное мусорное ведро. Направляясь в гостиную к шкафу с алкоголем ноги обо что-то споткнулись, гнев нахлынул, закрывая собой остатки разума, пнув пустую бутылку так, что она вдребезги разбилась об стену Питер нервно засмеялся, после чего взгляд стал отстранëнным, нахлынуло безразличие. К бутылке, к осколкам, к жителям, к ноющему желудку, головной боли и к самому себе. Идя дальше пара осколков впилась в нежную кожу ног, но боли не было, он вообще перестал чувствовать физическую боль. Когда? Может после блокады его тело настолько промëрзло, что перестало чувствовать что-то такое учасное как боль? Может после многочисленных криков ругани с Московским нервная система дала сбой? А может... Может душевное состояние просто перекрикивает физическую боль, поскольку моральная сильнее? Он уже и забыл какого это, без этого грëбанного ноющего ощущения в груди, без пустоты там, без безразличия к себе. Зайдя в зал на глаза то и дело попадались отблески солнца от многочисленных пустых бутылок, где-то лежали пустые пластинки, где-то пакетики, где-то колбочки и обëртки от шприцов. Но предметы с иглой он всегда выкидывал, вдруг Нева случайно пораниться? Она тоже часть его семьи. Позже нужно и осколки убрать, когда наступит период гиперактивности. Глупая улыбка расползлась по его лицу, почему? Он и сам не знал, видимо такой эффект вещества. Стало так весело и смешно со всего, смешно от звука выстрела за окном, смешно от тикать часов, от ветра, ковра, шкафа, стены, всё было таким забавным что он остановился и громко рассмеялся в голос. После приступа смеха руки потянулись к бутылке чего-то, что это именно читать он не хотел, просто зубами откупорил крышку и сделав большой глоток понял. Вино. Его любимое вино, это что-то на аристократичном. Точно. Он же Романов. Такая горла фамилия и какому ничтожеству принадлежит. Приступ смеха снова нагнал его, он смеялся над собой, смеялся над своей жалкой жизнью, смеялся над своей болью. Щатаясь он подошел к окну, поставил бутылку на подоконник, успев вовремя поправить, не хотелось потерять алкоголь из кончающихся запасов. Рядом лежала пачка сигарет и спички, доставка одну сигарету он дрожащими руками пытался зажечь спичку, на это ушло достаточно времени, но сколько именно он не знал, может пол минуты, минуту, пару минут, а то и десяток. Всё же сумев подкурить парень сделал первую затяжку и мир как будто пошёл волнами, всё таки отличное сочетание: алкоголь, наркотики и сигареты. Открыв окно со второй попытки он сбросил пепел и на треть тела высвнулся в окно, наблюдая за людьми. Где то кричали и веселились дети. Где-то старушка ругалась на алкоголика, просящего у неё пару рублей на новую бутылку. О, а там чëрная машина только что чуть не сбила одного из ребя. Всё это было таким привычным и даже успокаивающим, наверное это странно, но кому судить? Сейчас вся страна в таком положении, осудить некому.