Еще увидимся, Док

Бар у транспортного хаба — пожалуй, худшее решение, если вы решили напиться в одиночку. Этот же был особенно скверным: помимо музыки, шума и разноязыкой речи здесь было слишком людно и тесно, теснее, чем в других подобных забегаловках. Слева Джека подпирал здоровенный джудон, под ухом громко совещались два мелких буро-коричневых граска, по стойке проскакал адипоуз, чудом не зацепив стакан с пойлом, которое здесь называли джином. Опьянение никак не приходило. Джек стал выискивать глазами щупальца бармена, чтобы попросить чего-нибудь позабористее, когда к нему подскочил взмыленный официант-человек и положил на стойку листок бумаги. — От того мужчины, — официант кивнул в сторону табло. Джек проследил его взгляд и почувствовал, как сердце пропустило удар. Доктор. Пока Джек таращился на него, пытаясь понять, не сыграло ли с ним пойло злую шутку, Доктор кивнул серьезно, развернулся на каблуках и зашагал к выходу. Джек развернул записку и еще некоторое время пялился на цифры и буквы. Таким кодом здесь обозначали комнаты, которые можно было снять, дожидаясь своего рейса или заправки шаттла, обсуждая дела без посторонних ушей или развлекаясь со снятой на ночь шлюхой любой из возможных рас. Он залпом опрокинул в себя остатки джина — хотя опьянение, и без того невеликое, ушло совсем. Зачем бы ни явился сюда Доктор, это было наверняка лучше, чем бесплодные попытки утопить печаль в дерьмовом алкоголе. *** Номер был стандартный. Кровать в нише, экран, заменяющий здесь окно, угловой диван у журнального столика. Две двери: в санузел и крошечную гардеробную. Доктор обнаружился у экрана — стоял ссутулившись, сунув руки в карманы плаща и созерцая закат огромного рыжего солнца одной из миллиардов чужих планет. — Док! — поприветствовал Джек, стараясь звучать весело, хотя вся долговязая фигура Доктора вызывала томительное ощущение потери. — Какими судьбами? Доктор обернулся, улыбнулся коротко, но глаза оставались серьезными и непривычно печальными. — Капитан. Я пришел попрощаться. Он уставился куда-то за плечо Джека невидящим взглядом, покачался с пятки на носок. Чувство безвозвратной потери скручивалось в узел, требовало немедленно что-то сделать. — Что значит попрощаться? — Джек шагнул ближе, заглянул Доктору в глаза. — Эй, что случилось? — Я регенерирую. — Доктор посмотрел на него прямо и улыбнулся вымученно, но более живо, развел руками. — Меняю тело. Этим пришлось пожертвовать ради одного славного человека, его зовут Уилфред Мотт. На памяти Джека Доктор уже менял облик — но, на его взгляд, остался все тем же Доктором, которого Джек хотел бы никогда не встречать и встреча с которым разделила жизнь на «до» и «после». — Вау. Ну, это просто новое тело, разве нет? То есть, ты уже это делал, и ты все еще красавчик, — Джек широко ухмыльнулся, стараясь заглушить растущую в сердце тоску. Доктор качнул головой и снова уставился куда-то в обшивку двери за спиной Джека. — Это не просто новое тело. Это новая личность. — Но ведь ты же помнишь все, что было до? Наш поцелуй?.. Хотелось, чтобы Доктор закатил глаза и воскликнул: «Джек, не начинай!», или встряхнуть его хорошенько — лишь бы он перестал смотреть в одну точку, будто заканчивалась вся его жизнь. — О да. Но память — это еще не все, что делает человека тем, кто он есть. Впрочем, — Доктор наконец-то сбросил оцепенение и посмотрел на Джека прямо, — у меня есть еще немного времени. Собственно, у меня есть время до утра по стандартным суткам станции. Доктор улыбнулся открыто и чуть виновато, и тут до Джека дошло: желание попрощаться, время до утра и этот разговор в номере, а не за барной стойкой. Да чтоб ему провалиться на этом самом месте. Он подошел еще ближе, взял Доктора за плечи. — Вот как? Значит, хочешь попрощаться, м-м? — Именно так, — в глазах Доктора заплясали знакомые озорные огоньки, и Джек, не раздумывая больше, прижался губами к его губам — не тем коротким прощальным поцелуем, как на далёком корабле далеков, когда он думал, что жить им осталось меньше часа, а мягко, вопросительно, пробуя вкус и оставляя путь к отступлению. Отступать Доктор не стал. Раз за разом представляя этот момент, Джек раздумывал, как может целоваться Доктор, создающий впечатление законченного синего чулка, но оттого не менее прекрасный и желанный. Этот Доктор, живой и реальный, целовал с той же отчаянной обреченностью, с какой говорил и смотрел минутой раньше. Эта обреченность передалась и Джеку — а затем растворилась в нарастающем возбуждении, и он принялся торопливо расстегивать рубашку Доктора. *** Джека разбудил механический звук, от которого сердце ухнуло в желудок еще до того, как разум осознал: так звучит стартующая Тардис. Полицейская будка истаяла в воздухе, оставив легкий запах озона. Джек протянул руку и провел по измятой пустой постели в надежде, что Тардис исчезла без своего хозяина. Но, разумеется, рядом уже никого не было. Джек застонал и уткнулся лицом во вторую подушку, еще теплую и неуловимо пахну́вшую Доктором, который снова его оставил. Впрочем, в этот раз он хотя бы предупредил. Рука нашарила что-то угловатое и твердое. Джек потер глаза и увидел небольшой конверт. Внутри обнаружился прямоугольник плотного белого картона, на первый взгляд, совершенно пустой и чистый с обеих сторон, но Джек пригляделся и расхохотался — ну конечно, психобумага. Прощальный подарок, на котором Джек видел теперь то, что хотел увидеть — или то, что Доктор хотел сказать: «До встречи в новой жизни, Джек». Джек прижал психобумагу к губам и прошептал: «Еще увидимся, Док».