Коррекция.

      «С этими демоверсиями зэков разговора не построишь, не то что команду» — делая затяжку, думает Макеев. Хорошо, что центр выходит в какой-то проулок, и одна из стен этого замечательнейшего здания, расписанная недопонятыми гениями искусства, создаёт прекраснейшее убежище, тобишь курилку. Небо растягивается в палитру от грязной черноты до огненного оранжевого на самом горизонте, бегущего вдогонку за светилом. Табачный дым пачкает воздух своей уродливой серостью, своей мерзкой едкостью — лёгкие. Где-то за дверью неподалёку в пустоту вещает Эдик. Да, привела же жизнь Даню в это унылое место, распорядилась же судьба закрыть его с будущими уголовниками. А ведь через несколько улиц, на просторном, ухоженном футбольном поле с высокими трибунами тренируются ребята из «Ориона», отрабатывают финты, пасы, укрепляют командный дух и взаимопонимание, продумывают тактику и стратегию. Потом они дружно пойдут в раздевалку и будут шутить, смеяться, заводить бессмысленные беседы, обсуждать очередные тренды, новинки в киноиндустрии, музыке, спорте, терпеливо дожидаясь, пока освободятся душевые. Раньше это казалось скучным, теперь же — тем, чего жаждешь больше всего на свете. Что угодно, только бы не прозябать на этом дне вместе с отпетыми ублюдками и последними шлюхами.       Шорох чужих шагов — к нему рысцой направляется один из упомянутых «отпетых ублюдков»: на самом деле, самый безобидный из них. Наверное, поэтому за Макеевым и послали именно его. Даня здесь только первый день, а уже примерно сообразил, что к чему: Фил с Никитой делят роль главных заводил, они за любой кипиш, кроме голодовки; Макс — самый скрытный, неприметный, возможно, он — тёмная лошадка; Платон — персонаж неопределённый: за то, чтобы наподдать, как следует кому надо, но, как уловил Макеев из урывков разговоров, больше по наркотикам, да и ещё дослужился чуть ли не до барыги; Ленка — главная давалка центра, хоть Фил и послал Макеева с его расспросами, это не лишило того голоса, и выведать эту любопытную информацию у третьих лиц не составило труда; Яна — с Платоном в одной сфере, однако исключительно в качестве потребителя; Женя — берёт габаритами, при первом осмотре можно заключить: милая пышная булочка, при диалоге же — сожрёт и не подавится; последний в списке — Дрочер. Что о нём сказать? Он просто есть, незнамо за какие такие заслуги. Он — мальчик на побегушках, если, кого и делают подставным лицом, то, безусловно, его. Вероятно, это одна из главных, если не единственная, причина, почему остальные терпят его в своей пати. И вот сейчас, двигаясь к новоиспечённому и нежеланному одногруппнику, Дрочер опять исполняет чью-то просьбу-приказ: либо ребят, либо Ковалёва, смотрящего на него ровно так же, как и вся группа «Б». Дане хочется смеяться от того, насколько жалко это выглядит.       Дрочер делает пренебрежительный взмах рукой, хотя здороваться смысла нет в общем, и останавливается в шаге от Макеева. — Эдик зовёт на групповую терапию, — тон обыденный, совсем не грубый. Да и умеет ли вообще такой зайка общаться грубо? Хороший вопрос, надо бы обдумать на досуге. — Даже Эдик, — «тебя использует» — заканчивает мысленно Даня и ухмыляется — фирменный и поистине раздражающий жест. — Что? — тоже звучит без вызова, обиды или гнева. Просто непонимание и уверенность, что тебе незамедлительно дадут ответ. — Наивный, — Макеев вешает на него ярлык, наконец, отыскав, на его взгляд, наиболее подходящее прилагательное, — Будешь? — Даня протягивает недокуренную сигарету. Любопытно: возьмёт или откажется на правах врага?       Дрочер, коротко кивнув, то ли в знак согласия, то ли в знак благодарности, перенимает предложенную сигарету. Он поспешно делает затяжку и тут же закашливается. Ниточки табачного дыма взлохмачиваются и небрежно развеваются по едва ли ощутимому ветру. Макеев из принципов отказывается сдержать злорадный хохот. Внезапно — Дрочер просто игнорирует, словно и не слышит ничего вовсе. Он снова затягивается, на этот раз более удачно. Выпустив из губ сигарету, забавно морщится. Следует третья затяжка. Даня наблюдает за комичной картиной, развернувшейся перед ним, и глупая улыбка сама приклеивается к лицу. — Тебя как зовут хоть? — Макеев забирает окурок из чужих пальцев, уверенный в том, что Дрочер даже не заметил, что скурил до фильтра. — Дрочер, — короткая пауза, то ли на осмысление сказанного, то ли на копошения в памяти в поисках собственного имени, — Геннадий Шуцкий. — Геной можно звать? — Даня пожимает протянутую руку, смеясь происходящей бессмыслице. — Можно? — Гена хмурится, наверняка, ища подвох в проснувшейся вежливости Макеева, на днях участвовавшего в его с группой «Б» избиениях. — Чего так неуверенно? — Даня щурится и намеренно наступает на носок чужого кеда. — Можно. — твёрже повторяет Шутский и в отместку свободной ногой зеркалит жест Макеева. Плакали начищенные до блеска зелёные кроссовки.       Гена быстро рвёт зрительный контакт и разворачивается, запросто вырвав пострадавший кед из-под хлипкой ловушки. Торопливым шагом Шуцкий возвращается туда, откуда пришёл. Интересно, что у него на уме? Макеев мотает головой, сбрасывая мимолётное желание подружиться, чёртово детское слово, с одним из «отпетых ублюдков». Нет уж, поручение Ковалёва Даня всерьёз не выполнит и под дулом пистолета. Для вида он сводит ребят в оплаченный Антоном Вадимычем дорогущий клуб, но строить команду, завязанную на доверии и взаимопонимании — не намерен от слова совсем. Макеев здесь, чтобы ему не оформили привод в ментовку, просто попинать мяч, играть в соло — не заводить друзей.       Сумерки плавно перетекают в густую ночь, и наступает время вести сброд в элитный клубешник. На входе их, на удивление, впускают и даже не обыскивают всерьёз, охранников вполне устраивает уже тот факт, что эти малолетки пришли сюда за кругленькую денюжку, отчего напрямую зависит их зарплата. Внутри все быстро разбегаются: парни поднимаются наверх и, сбившись в кучку, обсуждают дела насущные; девчата — попеременно увлечены беседами и танцами. Ленка не отходит далеко от Яны, но изъявляет явное желание отыскать кого-то в толпе, наверное, богатенького и щедрого на подарки мудачка. Жени ещё не видно. «И хорошо: меньше народу — больше кислороду. В её случае, она освобождает воздушное пространство, котороё мог бы занять вертолёт» — Дане не стыдно за такие рассуждение, потому что стыд для него в общем-то — редкий гость. Бегло оглядев себя, Макеев приходит к заключению, что подходит под критерий великодушного бабника с папенькиным кошельком, поэтому решает попытать удачу с Леной. Вложив в свои движения всю галантность, какая у него есть, Даня оказывается рядом с сегодняшним объектом для завоевания. Обольстительная улыбка, тщательно подобранные слова не впечатляют грёбанную блондинку, и, взмахнув своими роскошными волосами, развернувшись на сто восемьдесят градусов, она посылает горе-ловеласа куда подальше. Теперь к лицу липнет кислая мина, Макеев задирает голову, чтобы найти мужскую половину группы «Б». Ковалёв подбирается сзади незаметно. — Ты их угощать планируешь вообще? Стоишь здесь как сыч, заныкался в толкучке и думаешь, что я от тебя вот просто возьму и отстану, да? Иди блять, их любовь завоёвывай или хочешь снова в шкафчик? — Антон Вадимыч тактичностью никогда не отличался, он чистой воды эгоист и сейчас ему банально нужна работоспособная команда, чтобы кто-то его заметил и куда-то позвал. — Проспонсируете попойку — получите попойку, — Макеев отпивает из своего бокала, косясь на Ковалёва. — Ну ты и… — Антон Вадимыч выгребает из своего кошелька остаток денег, и сквозь скрежет зубов впихивает их Дане, — Дорого мне обходишься. Смотри не налажай, — с этими словами он скрывается в потоке новоприбывших людей.       В след Ковалёву Макеев показывает средний палец. Пересчитав купюры, Даня направляется к барной стойке. Заказывает, что подешевле — всё равно эти гурманы ничего не поймут — и поднимается с толпой стаканов в зубах наверх. А парни непромах, уже пьют какую-то дрянь, очевидно, пронесённую сюда от понимания здешних расценок. Макеев качает головой и заполняет притащенные им же стаканы качественным коньяком, который эти плебеи в своей жизни не пробовали, да и вряд ли когда-нибудь им выпал бы такой шанс, если бы ни добрый дядюшка Ковалёв. На запах спиртного прибегают Яна с Ленкой и отхватывают себе по порции в числе первых. Даня щёлкает языком и закатывает глаза от такой наглости: как бухать — они тут как тут, а как говорить — так пошёл нахуй. Макеев возвращается к разливу, ловит в фокус прислонившегося к стене Гену. С математикой у него всё не так плачевно, как и с логикой, поэтому, чтобы сообразить, кто остаётся в пролёте — ему не требуется много времени. Другие парни чинно разбирают наполненные стаканы, окидывая Даню всё тем же надменно-презрительными взглядами. — Это к лучшему, — Платон обращает внимание на Шуцкого и утешительно хлопает его по плечу, — Нам твоя блевотня сегодня не нужна. — Он не умеет пить? — Макеев скрещивает руки на груди, не зная куда их ещё можно деть. — Не умеет — это мягко сказано, — вставляет Фил и кивает одногруппникам в сторону, зовя их отойти. — Всё я умею, — заводится Гена: мало того, что выпивкой обделили, так ещё и обосрали. — Да-да, — Платон отмахивается от этого выпада, — Всё, Дрочер, пошли уже. — Не хочу, — Шуцкий демонстративно отворачивается и облокачивается обратно на стену. — Оставь его, — Фил продолжает своё движение по направлению к другой части второго этажа, за ним вереницей тащатся остальные парни, девчонки убегают туда же, откуда пришли. — Ну, — Макеев проводит рукой по волосам, — Пошли что ли, выпьем?       Гена оглядывается по сторонам и не найдя никого, кроме себя, кому это могло быть адресовано, вопросительно уставляется на Даню. Макеев жестом зовёт за собой и снова тратит время на то, чтобы обойти перила, дойти до лестницы и спуститься вниз. Бармен встречает парней дежурной дружелюбной улыбкой и принимает заказ. Шуцкий ёрзает на стуле, пару раз порываясь вскочить, хотя проходит всего минута, пока наполняют их стаканы. У Дани не состыкуется относительно спокойное лицо и нервные мельтешения, но спрашивать что-либо он не решается. Гена с неподдельным любопытством осматривает голубую жидкость перед собой, нюхает и снова смеряет взглядом. — Это джин, — поясняет Макеев, пряча улыбку за своим стаканом, — Пряный и отдаёт специями. Когда пьёшь — ощущение, будто холодный металл во рту. А ещё он очень крепкий, по-моему, то, что надо.       Краткое описание и первый глоток Дани убеждают Шуцкого в безопасности потребления великодушно предоставленного ему алкоголя. Гена пьёт не торопясь, однако желания отставить этот сомнительный джин у него не возникает. Макеев разочарован. Совсем чуть-чуть, из-за того, что Шуцкий не морщится от высокого содержания спирта, как из-за горького табака пару часов назад. Признаться честно — хотелось узреть эту забавную мордашку ещё раз. М-да, видимо с алкоголем Гена ещё может совладать. Во всяком случае — со вкусом.       Макеев примечает на танцполе позади объявившуюся Женю, весьма странно на него косившуюся. Даня приостанавливает все свои мыслительные процессы и просит бармена повторить. Они с Шуцким пропускают ещё пару стаканчиков, после чего его начинает шатать. — Эу, Ген, ты как? Всё нормально? — Макеев придерживает за плечи едва ли не упавшего со стула одногруппника. Шуцкий прикрывает рот рукой и не нужно быть гением, чтобы срастить, что к чему, — Так, понятно. Пойдём-ка, — спрыгнув с высокого барного стула, Макеев сам чуть не заваливается на пол. Недооценил он крепость джина, — Иди сюда, — Даня разворачивает Гену к себе, перекидывает его руки через свою шею, обхватывает его торс и, прижав к себе, благополучно спускает на землю. — Меня сейчас стошнит, — уткнувшись в шею своему товарищу по выпивке, сообщает невесёлую весть Шуцкий. — Рано, Гена, рано, — Макеев прикладывает небольшое усилие, чтобы отцепить от себя потенциальную угрозу своему дорогому шмоту, и под руку уводит Шуцкого в туалет, не обращая внимания на ошарашенную Женю, невесть что себе надумавшую.       Даня запихивает Гену в свободную кабинку, и как нельзя вовремя: при виде спасительного унитаза нутро мгновенно просится наружу. До этого Макеев не занимался благотворительностью и, если кто-то из знакомых попадал в схожую ситуацию, всегда перебрасывал ответственность на других, и сейчас встаёт резонный вопрос: а что, собственно, делать? То есть, он его сюда довёл, и что теперь? Просто уйти? Или стоять, смотреть, как блюёт перебравший Шуцкий? Поправка: Шуцкий, которого споил Макеев. Что же это? Совесть зашевелилась, царапает черепушку и требует остаться и проследить, чтобы всё с этим парнем было в порядке. Даня лбом прижимается к холодному кафелю стены, в последнюю очередь сейчас беспокоясь о «чистоте» общественного туалета. Голова гудит, тело обуяла усталость и больше всего на свете хочется сейчас прилечь. Где угодно и с кем угодно. Джин явно был лишним.       Гена неловко поднимается на ноги и вздрагивает, обнаружив, что всё это время за его спиной стоял Макеев. Кивнув и что-то пробормотав себе под нос, Шуцкий выталкивает одногруппника из проёма кабинки и идёт к раковинам. Пока Гена полощет рот после не самых приятных ощущений, Даня со спокойной душой покидает чёртов туалет.       Музыка бьёт по ушам, от светового шоу рябит в глазах, а от фальшиво подпевающих танцующих тел усиливается мигрень. Неожиданно, но тут же рядом оказывается Ленка, она шепчет какой-то бред ему на ухо, сверкает своими хитрыми голубыми глазками, обнимает его за шею, ловит своими губами его, без стыда скользит языком по ряду зубов, слизывая остаточную пряность джина. Но недолго длится счастье: через минуту подлетает разъярённая Женя, оттаскивает хрупкую девушку — дело доходит чуть ли не до драки — и показательно его целует. Сказать, что Макеев шокирован — ничего не сказать. Даня ищет объяснения у других. Напуганный и, кажется, протрезвевший Шуцкий просит его подождать и мечется между ним и Филом, то ли ругая того, то ли о чём-то спрашивая. — Слышь, это чё, ты сделал? — у кого как, а у Макеева алкоголь подогревает взвинченное состояние, он и сам не успевает отфильтровать, как хватает Дрочера за грудки, — Ах ты ж сука неблагодарная, — Даня бьёт наугад, на него тут же набрасываются остальные. — Это я был, гандон, — шипит Фил, проходясь кулаком по переносице «смазливого мальчика».       Драка случается, что называется — грандиозная, выводят силком и тут же пихают в карету скорой помощи. Фил с Даней уезжают с травмами рук, да ещё и чуть не убивают друг друга в машине. И что этот парень на него так взъелся? Из-за этой шлюхи Лены? Или из-за обострённого чувства справедливости? Хотя, учитывая его рвение и все эти томные взгляды на блондинку, первое намного вероятнее. И что ему на попе ровно не сидится? У него, вроде, девушка есть, разве нет? Прикопался, блин, и не отлипает теперь.       Фил с Даней едут в травмпункт и с ними сидит недовольный и задолбавшийся медработник, готовый разнимать их в любой момент, но надеющийся, что его укоризненного и угрожающего взгляда хватит, чтобы разубедить молодых в необходимости насилия. Пока у Белова на уме одна из его девушек, а возможно и обе, Макеев тихо ненавидит всё и вся вокруг: ненавидит этот грёбанный центр, ненавидит группу «Б», ненавидит Ковалёва, ненавидит отца, ненавидит футбол, ненавидит школу, дом, свою жизнь, ненавидит Дрочера. Вероятно, градация неверна, но кого это вообще волнует? Макеев думает так, как думает, и изменить это не способен. Всё, что он может — мучиться перед сном тяжёлыми мыслями, заливать их алкоголем в надежде, что они потонут и больше никогда не всплывут, что подохнут и стрекозы тревожности, чертыхающиеся в животе вместе с болезненным страхом. Всё настолько лживо, неискренне, неправильно и смешно до истерики, что хочется купить дробовик и вынести себе мозги, упороться до смерти или вскрыться в ванной, напоследок оставив письмо: «Спасибо, папочка, я просрал свою личность! Идите все нахуй — это уж точно мои слова».       В тесной карете скорой помощи очень не хватает окна. Не переключить внимания на подсчёт машин, столбов, аптек или подъездов. Сидеть с меланхоличным лицом, глядя в перепачканный их же грязной обувью пол — такое себе. Макеев фокусируется на грязном следе на носке кислотного кроссовка. Он так и не протёр их после той встречи за центром. Вспомнив, как закашливался Шуцкий, Даня не может сдержать несвойственной ему грустной улыбки. И почему так тоскливо? Не нужна ему ничья дружба. В группе «Б» все до последнего — моральные уроды. Они заперты в центре не за красивые глазки, и Гена тоже. Пусть он идёт лесом или на все четыре стороны. Остальные — нахрен.