night-fly

      Первое впечатление Фрида о парадном зале королевского замка звучало в его голове громогласным звоном, престранным головокружением: мириады исторических изваяний, уникальные фрески, позолота, изумительная колоннада.       Мраморная лестница, хрустальная люстра и тысячи свечей как отражение тысячи людских глаз. Фантомный вечер и люди словно призраки — вальсирующие прозрачные мотыльки, летящие на свет, вглубь дальше от бездонья, от беззвучия.       Ноты смешались с эхом голосов: демон внутри мага в каждом из слов вокруг чувствовал страх, словно гончая унюхала след крови своей добычи. Страх железными цепями сковывал каждого, пережитое так сразу забудет только глупец. И Джастин успешно шёл по следу глупца: бесстрашная фигура, которая каждый раз ведёт его в бой, предводитель, который развеивает мрак в его груди. Он знал наверняка: фигура может сжать до боли глотку, разбить его грудную клетку, по треску Фрид поймёт — осколки впились в лёгкие. Распустятся ли тогда в его груди цветы холодной крови?

Будет ли сожжено последнее не наступившее утро?

      У фигуры кровь не стынет в жилах, у фигуры на сетчатке глаз выбито иголкой «трезвый расчёт». Фигура-тёмное пламя и у огня глаз не бывает, но у этой — цвета цинии. Его последняя надежда, его пристрастие.       Джастин следовал по тёмным ступеням за ним. Балконная дверь отварилась и опалила леденящим ветром, развивая ткань чёрного фрака. Скрип дерева, лунный свет и его лояльность, его догорающая свеча в облике человека. Под ногами скользил белый мрамор, волосы путались на ветру, но Джастин не отводил взгляда от огненных глаз. Сильные перста сжимали его талию, его холодную костлявую руку охватывало теплом, пока он выдыхал холодный воздух из лёгких.       Легкость, грация. Движения ровно в такт, и ветер, готовый ломать кости, был изящнее безутешной скрипки, игравшей где-то в главном зале. Джастин чувствовал, как сердце ударяет по вискам, как поспешность танца провоцировала ужас, как лунный свет освещал чужой взор под дрожащими ресницами. Пальцы сжимали морионовую ткань, пока бесстрашие напротив не показало страх, пока свеча не догорела, и демон не оскалился в глубине души.       С губ слетело, беспокойным шёпотом, имя фигуры напротив:

— Лаксус

      Это была ночь страха, люди — вальсирующие мотыльки и Джастин летел на свет, вглубь дальше от бездонья, от беззвучия, с вопросом:

Будет ли сожжено последнее не наступившее утро?

      пока огонь не пролил слёзы, окончательно погаснув и гончая вновь не облизнулась, в ужасном рыке сглатывая слюну.