Чего вы боитесь?

— Капитан, ну сколько можно? — мученически простонала Рэйла, пополнив стопку бумаг очередным исписанным листом. — Я уже не могу: глаза слипаются.       Леви в недоумении покосился на неё: крыша поехала, что ли? Щёку кулаком подпёрла и сидела себе, моргала сонно. Рыжие лохмы ещё сильнее вздыбились оттого, что она поправляла их постоянно — то ли приглаживала, как бы красуясь перед ним, чего никогда не делала, то ли макушку почёсывала, ибо вдруг вши завелись.       Он брезгливо поморщился.       — Ты сама попросила, дурная. Не я тебе приказал.       Исчерпывающе. Рэйла неохотно кивнула: всё-таки смирилась с поражением. Или это у неё голова от недосыпа к столу клонилась? Шумно вздохнула, размяла плечи и, макнув перо в чернильницу, продолжила строчить неразборчивым почерком. Но вот прервалась: задумалась. Подняла глаза на Леви и затараторила:       — Нет, я просто спросить хотела, много ли…       — Видишь стопку?       — Это…       — Вопросы?       Рэй надула губы, заправила недавно подстриженные волосы за уши и вернулась к работе. Заскрипела долбаным пером, как нарочно возбуждая и так воспалённые нервы Леви.       — Не думала, что вы попросите меня копировать всю стопку, — проворчала она. — Думала, выделите мне парочку листов и отпустите.       — Сама ведь ныла, что у тебя бессонница.       — И?       — Почему спать тогда хочешь? — До Леви только сейчас дошло: если спать хотела, то почему осталась? Не чай ведь он ей допивать предложил, а с документами мудохаться.       — Ну потому что захотела, — невозмутимо отозвалась Рэй. — Бывает такое, что не хочешь, а потом хочешь.       — Ну так иди.       — Нет.       А больше ничего и не сказала. На том и кончили. Опостылевший скрип пера, бьющий в хлипкие окна ветер, назойливый дождь… были теперь единственными, что он слышал. Ещё и в камине дрова трещали от пожирающих их языков пламени. Будь он несмышлёным пиздюком, испугался бы до усрачки. Ну или будь он боящейся грозы Рэйлой Келлер.       А он? Сам он грозы не боялся?       Нет. Он её ненавидел. Презирал.       — Ну вот и не ной тогда, — буркнул Леви, когда Рэй, должно быть, уже позабыла об их мелочной перепалке.       — Тс-с-с… Капитан, помолчите! Из-за вас слово пропустила!       — Нет, так не пойдёт. Переписывай. — И он подал ей нетронутый лист. — Иначе из-за тебя мне потом влетит.       — А из-за того, что вы бумагу переводите, не влетит?       — Влетит. Тебе. Если продолжишь молоть языком и бумагу портить.       — Так я… — Губу прикусила. Умолкла. Понурилась и без препираний заново писать начала. Леви, мягко говоря, прихуел от этой снисходительной сдержанности, однако вспомнил затем, что в последнее время она вела себя тихо. Подозрительно тихо.       Как-то прилежно.       А сам он работать не спешил. Отчего — не знал. Наблюдал за Рэй, как она не покладая рук трудится, и хуи пинал — ни дать ни взять капитан. Но Рэй не то чтобы возражала — вообще-то, ни звука не издавала. Масляная лампа подсвечивала её усталое лицо, бросала на осунувшиеся черты устрашающие тени, и огонь будто бы игрался с её патлатыми волосами. Этими рыжими, недавно подстриженными волосами. Этими рыжими волосами. Этими рыжими…       Изабель.       Леви вздрогнул, но Рэйла никак не отреагировала. Помассировал веки, чтобы не уснуть, и перевёл взгляд чуть ниже: заметил, что у Рэй воротник куртки опустился.       Синяки, желтовато-коричневые. Сошли почти. Куда не посмотри — везде напоминания о грёбаных ошибках. Правда, с Изабель он ничего поделать не мог, а вот с Рэй… с Рэй не всё потеряно было. Да и она, наверное, не злилась больше, раз помочь предложила.       Рука Рэйлы скользила по бумаге, выводила каракули как назло всё громче, громче и громче… пока не перестала.       — Куда вы смотрите, капитан? — Резко, сухо. Словно не из уст Рэй.       — Пиши.       — Так куда, капитан?       — И аккуратно пиши.       — Капитан...       — А не как курица лапой.       — Капитан. — С укоризной. Так, чтоб он точно не отвертелся. — Куда вы смотрите?       Рэй не отрываясь глядела на него, будто и не моргала. Брови к переносице сдвинула, губы поджала и глядела. И ему, сильнейшему воину человечества, грозе титанов и Подземного Города, становилось не по себе. В портки не ссался, конечно, но холодок пробирал. Притом, что было жарко. Жарко очень даже: из-за лампы и камина. Да.       А может, и вовсе не из-за них.       — Сама знаешь, куда я смотрю, — огрызнулся Леви. — Пиши.       Рэйла вот как с минуту держала перо над бумагой, наконечником книзу, но чернила с него не капали, словно всё вокруг застыло. Всё, кроме Рэй.       — Почему вы смотрите? — Рэй склонила голову и прищурилась. — Вы чувствуете вину?       — Рэй…       — Почему вы чувствуете вину? Вы ведь уже извинились. Почти что.       — Келлер, не испытывай моё терпение. Или съёбывай, или пиши. — У Леви в груди отчего-то засаднило, и он сжал ладони в кулаки.       — Капитан, — будто пропела Рэй, и кулаки у него сами собою разжались. — Вы ведь не хотите, чтобы я уходила. Так почему тогда гоните меня?       Келлер вытворяла всякое: паясничала, материла его, пропускала ночные дежурства, напивалась до потери сознания — как совсем недавно, на хер… Но такого не бывало никогда.       — Келлер, ты меня знаешь. И знаешь, что я не буду повторять снова. Либо слушаешь меня, либо съёбываешь к хуям и не мешаешь мне работать.       — Капитан… — на этот раз она сказала серьёзно, без кривляний, — чего вы боитесь?       Приблизилась: упёрлась локтями о стол и наклонилась. Лицо её помрачнело, и показалось оно Леви до того строгим, что он не поверил в то, что это было лицо Рэй.       — Чего вы боитесь? — сказала вкрадчиво, с большей настойчивостью.       — Грозы, — сорвалось у него с языка.       — Вы боитесь грозы?       — Да.       — Почему ты боишься грозы?       Он сглотнул.       — Мне казалось, хруст костей для тебя куда страшнее.       — Нет. Гроза.       — Почему?       У Леви закололо в кончиках пальцев.       — Ты боишься последствий грозы?       — Как и ты.       — Как и я. — Рэй довольно кивнула и откинулась на спинку стула. Её губы дрогнули в насмешливой улыбке.       — Чё лыбишься?       — Ты недоговариваешь, Леви, — промолвила она, осторожно поглаживая синяки. — Ты боишься чего-то ещё.       — Нет.       — Врёшь.       Леви вперился в Рэйлу сердитым взглядом. Она не отвела своего. Губы её кривились в ухмылке, да, но взгляд… Взгляд её был до безумного серьёзным, и в нём не было ни привычного ей задора, ни привычной ей яростной пылкости.       Он не понимал почему.       — Не вру.       — Врёшь, Леви, врёшь.       Рэй поднялась. Взъерошила и без того перепутанные волосы, расправила пряди и сладко потянулась. Обогнув стол, направилась к Леви.       — Что ты делаешь, Келлер?       Она ничего не ответила. Зато показала: уселась боком к нему на колени.       Леви опешил — нехило так, ведь он, стало быть, давно так ничему не удивлялся. Правда, опешил лишь на секунду — в следующую неожиданный поступок Рэй уже не казался чем-то неестественным, неправильным и, упаси Сина, непристойным.       Всё шло своим чередом.       Невысокое, но натренированное тело Рэй согревало, и от его мягкого тепла у Леви сбивалось дыхание. Рэйла придвинулась к Леви, оплела его шею руками и возложила голову себе на грудь — на упругую женскую грудь. Он прислушался к размеренному сердцебиению и закрыл глаза.       От Рэй пахло мылом — простым таким мылом, какое каждому разведчику выдавали. И вот теперь он удивился: как это так от неё помоями не несло? Удивился, ибо запах её напомнил запах матери. Почему-то. Леви помнил, как мама его к груди прижимала — помнил исходящее от неё тепло, помнил глубокое чувство защищённости… Да всё, в общем-то, помнил.       Всё, кроме самой мамы.       — Чего ты боишься, Леви? — Её тягучий голос защекотал ему ухо.       — Опять ты… — нехотя прошептал он.       — Леви.       Леви терпеливо вздохнул, стиснул зубы. В горле запершило так, словно что-то вынуждало его дать ответ. Впрочем, вынуждать было и не надо.       — Боюсь похерить всё.       — Опять?       — Да.       Рэйла запустила тонкие мозолистые пальцы ему в волосы, бережно оттянула их и погладила. Так мама делала.       — Леви, — Рэй приложилась щекою к его макушке, — ты считаешь себя виноватым?       — Знаю.       — Что знаешь?       — Что виноват.       — И не можешь простить себя за то, что виноват?       — Да.       А она всё гладила его, гладила и согревала… И ему было хорошо — хорошо до невероятного, хоть он и с позором выворачивался перед ней наизнанку.       — А сейчас? Ты боишься чего-то конкретного?       Вдруг он открыл глаза. Понял, что дождь кончился, ветер угомонился и гроза улеглась. Настала тишина. В камине огонь потух, и не раздавалось более успокаивающего треска дров. Если бы не безмятежное дыхание Рэй, Леви бы подумал, что попал в небытие.       — Да. — Леви обвил талию Рэй, плотнее прислонился к её нежной груди. — Тебя потерять боюсь, Рэй. Тебя.       Странно, но Рэй ничего не сказала — точно бы рассчитывала нечто подобное услышать.       — Я ведь не потеряю тебя. Правда?       Она усмехнулась — горько. И Леви напрягся — каждая его мышца.       — Не знаю, Леви. — Рэйла посмотрела на него в упор. Глаза… какие у неё были глаза! Бездонные, а оттого и жуткие. — Это зависит от тебя.       Руки затряслись как в лихорадке, и лоб жаром запылал.       — Вы, блядь, издеваетесь… Так и норовит вас перебросить на меня ответственность.       — Ты сам её на себя берёшь.       — Это неправда.       — Правда.       Леви моргнул. Второй раз, третий… Но Рэйла не прекращала испытующе на него глядеть. Он обхватил её бледное лицо, притянул его к себе, и она оказалась к нему настолько близко, насколько не была никогда. Её дыхание обжигало ему губы, плавило их, а черепушку что-то так некстати в тиски сдавливало.       — Я же не потеряю тебя?       Но она молчала — молчала и больше не прижимала его к себе, больше не гладила ему волосы.       — У тебя хлебальник несколько часов кряду не затыкается, а сейчас ты не можешь ответить на вопрос?       Рэйла хитро улыбнулась.       — Рэйла.       Отпрянула от него.       — Рэйла!       Раскат грома в мертвецкой тишине. Ослепляющая стрела молнии в леденящем мраке.       — Рэй!       Но Рэй уже не было рядом.       Рэй не было нигде.       Лишь он, масляная лампа, стопка документов и так и не переставший хлёсткий дождь. Ни спасительного тепла её тела, ни мыльного запаха…       Ничего.       Леви поднялся, и с плеч его что-то на пол повалилось. Пригляделся: куртка Разведкорпуса. Помнится, Леви повесил её на спинку стула перед тем как сесть за документы, ибо душно было от уже погасшего камина.       Стол — убранный. Листы, исписанные размашистым почерком, аккуратно, по порядку разложены. Чашки — до скрипящего блеска вымыты. А самой — нет, без следа испарилась.       Патлатая.       — Кажется, опять уснул...