У Андрея была самая нежная кожа, которую когда-либо видел Горшенёв. Миша готов поклясться всем, что у него есть, только бы доказать, что не врет.
Горшенёв, правда, все понять не мог, либо он с ума сходит, либо все же сходит, потому что постоянно думать о том, как бы дотронуться до Князева, по его мнению, не нормально. Да и в целом контролировать каждое свое прикосновение, дабы не походить на сумасшедшего было тяжеловато. Миша справлялся. До поры, до времени.
Познакомился он с Князем случайно в начале первого курса в реставрационном училище. Горшенёву пришлось подсесть к парню на одной из пар, потому как все места были заняты, из-за объединенного занятия с другой группой. Тогда то он и узнал про великолепные рисунки и стихи, которые создавал Андрей, и которые позже стали первыми песнями, после вступления Князева в группу.
Андрей был талантливый, умный, так еще и красивый, если коротко, то был мечтой любой девчонки. И мечтой самого Миши. Как так вышло он не понял, единственное, что знал – его бесят все, кто пристает к его Князеву. Поэтому постоянное нахождение рядом с Андреем уже вошло в привычку и парень из Купчино ненароком, сам того не зная, превратился в охраняемый объект.
***
– Миш, с тобой все хорошо? – Спрашивает Андрей, понимая – только что Горшенёв в прямом смысле послал нахер однокурсника, который всего лишь поздоровался с Андреем.
– Все в полном порядке, не видно? – ну, вспылил, с кем не бывает, успокаивал себя Горшенёв. – Мы на пару опаздываем. – двинувшись в сторону лестницы, бубнит парень.
Поведение Михи на самом деле не особо удивило, у него часто менялось настроение, особенно если тот не выспался. А не высыпался Миша часто. Проводя все свободное от учебы время на репетициях, Горшенёв в прямом смысле загонял себя, по одному ему известным причинам. Естественно сам Миша знал из-за чего же он сидит на репе больше положенного и бренчит на гитаре стирая пальцы почти в кровь. Только вот остальным знать об этом не обязательно. Подобных тайн был удостоен лишь один человек. Никто кроме Балу не знал, что творится в голове Горшенева, но как верный друг он молчал в тряпочку, лишь кидая взволнованные взгляды.
– Психованный… Ты опять не выспался?! – кричит в след Князев, быстро нагоняя убежавшего вперед друга. – Мих, я все понимаю, но ты в последнее время реально какой-то нервный. Давай сегодня зависнем где-нибудь? С девчонками отдохнем. – Андрей не понял, что именно не так сказал, но оперативно был послан нахер так же, как несколько минут назад их общий однокурсник.
Терпение ведь вечным не бывает, правда? Хотя Горшенёв думал совсем иначе и очень надеялся, что все так и будет продолжаться. Он смотрит, терпит и «охраняет», по возможности. Только постоянные разговоры о девушках его сильно раздражали. Честно говоря, Миша не мог зацепиться даже взглядом ни за одну из множества, пока рядом находился Князев. Тот затмевал всех вокруг настолько, что впору было надевать солнечные очки, дабы не выжгло глаза.
В этот день парни сидели не вместе. А после училища разошлись по домам не попрощавшись. Хотя Андрей все же помахал другу вслед.
Князев долетает до дома за считанные минуты, сразу же прилипая ухом к телефону, в надежде, что Балу ответит.
– Сань! Привет! Слушай, ты не заметил, что Миха ведет себя странно? Обычно он не настолько вспыльчивый, а последнюю неделю будто сам не свой. – тараторит в трубку Князь, как только слышит сонное «алло» на противоположной стороне.
– Андро, успокойся. Все с ним в порядке. – Балунов потирает глаза и громко зевает в трубку. Будить его в такую рань не позволительно. Он конечно же знает, что происходит, только вот продолжает молчать, не нарушая договора. Пару месяцев назад, Миха вывалил на него все, когда Андрей смотался на свидание вместо репетиции, а Горшенёв напился, как скотина последняя.
– Ну да, как же… в порядке он… – Пока Князев размышлял, как бы поговорить с Мишей так, чтобы тот снова его не послал далеко и на долго, Балу попрощался, громко чем-то шурша, и закончил звонок.
– Засранец. Сбросил. Почему он вообще спит в шесть вечера…? – положив трубку на место, Андрей сомневается пару секунд и, все же вернув аппарат к уху, набирает Горшенёву. Спустя минуту низкий голос прерывает череду затянутых гудков и хрипло спрашивает – «кто это?».
– Миш? Хочешь зайти? Мы так разбежались после пар, а завтра между прочим выходные. Я тут новых стихов написал, посмотришь их? Может и музыку подберем. – тараторит Князев, облизывая пересохшие внезапно губы и очень надеясь на согласие на противоположной стороне трубки.
Нервно выдыхая, Миша пытается успокоиться. Он послал лучшего «друга», отсев от него за шесть парт в самый конец аудитории, после чего кинул того, даже не попрощавшись, а добрый Княже, тексты посмотреть зовет, будто ничего и не было. Осознав, что молчать вечно не получится, Горшенёв отвечает быстро и сбивчиво, – Можно в принципе. Только сначала поговорим. – и, не дожидаясь ответа, отключается от звонка, хватаясь за голову.
Балунов выносил ему мозг всю неделю до, дабы Горшенёв настроился уже на разговор с Князем. А Миха в свою очередь выносил мозг себе, только наедине, в конце концов понимая, что вечно так продолжаться не может. Полтора года тот мучается, полтора года терпит кого-то рядом с Андреем, и когда-нибудь это может закончиться, только вот есть два варианта. Либо его Андрей начнет с кем-то встречаться раньше, чем тому признается Миша, либо Горшенёв уже возьмет себя в руки и поговорит с «другом» честно и обо всем.
Миха естественно не педик. Ему нравятся девчонки, он даже спал с несколькими, только вот Андрей… Михаилу Горшенёву нравятся девчонки и Князь. Второй судя по всему даже больше. Именно к такому выводу пришел однажды ночью тот самый Михаил Горшенёв, в очередной раз пересматривая рисунки однокурсника, которые нагло стащил из раскрытой сумки. Князев потом долго негодовал, пытаясь понять, как умудрился «потерять» любимую тетрадку.
Миша идет к другу по давно заученной дороге, рассматривая людей вокруг. Как назло на глаза попадаются парочки, одни просто идут за ручку, другие зажимаются на лавке, всех в равной степени неприятно лицезреть. Горшенёв в целом ничего против не имеет, только вот время не подходящее, потому как разговор о чувствах предстоит. Увидев наконец нужный дом, Миха залетает в парадную, как всегда спотыкаясь о лежащий у двери ковер, и поднимается на третий этаж. Дверь в квартиру Князя будто светится, маня как свет в конце тоннеля. Да, сравнение конечно ужасное, но идти туда было действительно страшно, еще и про разговор зачем-то ляпнул, кто его вообще тянул за язык. Выдохнув несколько раз в надежде на внезапное спокойствие, Горшенёв стучи и слышит насколько быстро открывается замок. Андрей явно его ждал. И, видимо, сидел у двери, чтобы не пропустить приход друга.
За всю жизнь, Горшенёв волновался всего два раза, когда провалил экзамены в слесарный техникум и надо было сказать об этом отцу, а второй сейчас, когда нужно сказать другу, что он не педик, но… Но. Что именно «но…» Миша так и не определился, решив говорить по ситуации, хотя все было предельно ясно, благодаря Балу, который всегда знает лучше. И, видимо, имея врожденный дар к анализу ситуаций, популярно объяснил, кто и почему.
Возвращаясь из своих неугомонных мыслей, Миша переводит взгляд с пола на хозяина квартиры. Князев, как всегда растрепанный, со своими огромными голубыми глазами и карамельной кожей, в упор смотрел на Мишу. Ничего из вон выходящего не происходило, тот всегда так выглядел, правда вот для Михи
такой Андрей был чем-то необыкновенным.
– Быстро ты. – констатирует Княже и, переборов секундный ступор, пропускает друга в квартиру. Наблюдая за неторопливыми движениями Горшенёва, Андрей зависает взглядом на руках, жилистые, длинные пальцы аккуратно развязывают шнурки ботинок, и Князев ни на секунду не сомневается, что они очень ловкие, потому как Миха гитарист вообще-то, а у гитаристов ловкие пальцы. Зачем Князеву вообще информация про ловкие пальцы не понятно, но он думает об этом еще некоторое время, пока не понимает, что Миша давно ушел в комнату, так и не докричавшись до выпавшего из реальности друга.
Горшенёв уже лежал на кровати Князева, как на своей собственности с тетрадью в руках, перелистывая страницу за страницей. И все было, вроде как, логично. Его же для этого и позвали. Только вот тетрадь была не той.
Обычно Андрей использует тетрадки в двенадцать листов, их проще носить с собой и, если скручиваешь трубочкой, то можно запихнуть в карман куртки или джинсов. Достаточно удобно, для человека, которому все время нужно что-то куда-то записывать. Сейчас же, в руках его самого лучшего друга тетрадь, которую Князев покупал лично для себя, чтобы никогда и никому ее не показывать. Она была толстой в девяносто восемь листов и предназначалась, в основном, для рисования. Если конкретно, то для рисования Михи. Следовательно сам Миха никогда не должен был ее видеть, не то что в руках держать.
Истерика накрывает не сразу. Сначала Андрей выхватывает тетрадку из красивых рук, а потом, прижимая ее к себе, перепуганными глазами смотрит на Горшенёва не понимая, как он мог забыть убрать ее с видного места и что вообще теперь делать.
– Ты ничего не хочешь объяснить? – как-то слишком спокойно спрашивает Миша, смотря бездонными карими глазами прямо в душу. Андрею наверняка неловко, а Горшенёв безмерно рад, что не придется говорить первому.
– Мих, это… Это совсем не то, что ты думаешь, правда. Я не какой-то там ненормальный, просто… – Андрей не знает как оправдываться. Миша, во всех мыслимых и не мыслимых позах, нарисованный в его тетради, о чем-то да говорит. Особенно если он там не один. – Прости. – выдавливает из себя Князев и жмурится, прижимая ближе к себе тетрадку. Бояться Андрей не привык, ко всему прочему он вырос в Купчино, а этот район не благополучный от слова совсем. Однако сейчас он действительно боится.
– Прощу, если и ты тоже. – шуршание одеяла и теплые пальцы касаются щеки. Андрей резко открывает глаза, смотря голубыми омутами на «друга». Зрительный контакт не прерывается еще пару минут, а потом Миша целует. Так мягко и правильно, что ноги подкашиваются. Злополучная тетрадь падает на пол, а подрагивающие руки комкают футболку на чужой груди. Горшенёв был выше, поэтому пришлось слегка привстать на мыски, дабы удобно было. Миша пробирается руками под свободную домашнюю майку, наслаждаясь гладкостью карамельной кожи, а Князев плавится от теплых прикосновений.
– Миш… Я все, что угодно тебе прощу. – Андрей утыкается носом в сгиб шеи и обнимает Горшенёва.
– Почему раньше не сказал, Княже, ё-моё? – тихо спрашивает Миша и понимает, что сам то не лучше, молчал полтора года, психуя по любому поводу.
– Ты бы меня придушил. Думал, что тебе не нужен будет друг из
этих. Поэтому я все в тетрадку эту записывал и рисовал, как умалишенный. Ты себя вообще видел? Рисовать одно удовольствие… – Князев украдкой рассматривает профиль Михи.
– Не придушил бы. Сам полтора года мучился. Но теперь то ты от меня не отвяжешься, Княже, понимаешь, да? – Горшенёв поднимает Князева над полом, заставляя того обхватить себя ногами. Андрей явно такого не ожидал, интуитивно хватаясь за парня всеми конечностям сразу.
– Мих, с ума сошел? Поставь меня! – с весельем в голосе «возмущается» Андрей.
– Дай мне порадоваться. Мы с Балу хренову тучу лет настраивали меня на разговор с тобой. А ты, молодец такой, со своей тетрадкой все решил за минуту. Официальное предложение тебе делать или ты не гордый? – Горшенёв посмеивается и медленно продвигается поближе к кровати, Князев хоть и худой, но вечно Миша держать его не сможет, силы в руках не шибко много, как оказалось. Хотя на турнике он может провести чуть ли не весь день.
Плюхаясь на мягкую поверхность вместе с самой ценной ношей, Миша продолжает свои поползновения под майку.
– Конечно мне нужно официальное предложение. Я все же не кто-то там, а Князь! – с умным видом заявляет тот самый Князь. После чего смеется и устраивается у друга на груди.
– Ну тогда, Андрей Сергеевич, согласны ли вы вступить со мной в романтические отношения? – перебирая крашенные волосы, спрашивает Горшенёв и улыбается.
– Готов, Михаил Юрьевич.
Целовались бы они еще вечность, если бы Балу не прервал идиллию, названивая без остановки. Тот всего лишь потерял Миху, поэтому поднял на уши всех кто входил в их круг общения. И радовался больше всех, когда узнал о счастливом начале отношений двух идиотов, ходивших вокруг да около.
** Спустя несколько месяцев **
Андрей весь на нервах. От Михи спрятаться негде. Тот зажимает Князева в каждом углу, пристает на парах и ходит к нему домой как на работу, пользуясь тем, что родители Андрея уехали к бабушке на месяц.
– Слушай, Балу, помоги, а? Я не могу уже. Он пристает ко мне почти каждую секунду, домой ко мне ходит каждый день после пар, а дальше то ничего не двигается, у меня так скоро крыша поедет. Он вообще не понимает намеков, ни одного, это нормально? – пользуясь моментом, пока Миша ушел по нужде, жалуется Андрей лучшему другу и свахе всея Руси.
– Как вы мне уже надоели. – Балунов закатывает глаза хлопая себя по лицу ладонью. – Что же вы как дети малые, вроде друзья лучшие помимо партнеров, а разговаривать все равно не умеете. Дюш, ты же его знаешь, с виду весь из себя, а так то. Скорее всего он просто боится. – Саша замечает недоумение на лице друга и продолжает – Чего ты так удивляешься? Он хоть и выглядит грозно временами, но сам по себе плюшевый как медведь. Не веди себя так будто не знаешь этого.
– Да знаю, конечно. Ладно, пговорю с ним еще раз. – решительно говорит Андрей и вздрагивает от неожиданности.
– С кем разговаривать собрался? – хлопает мокрой ладонью по плечу друга Горшенёв, садясь рядом за парту. – Че вы тут, ё-моё? Секретничаете? – рука сползает ниже, пробираясь под футболку и ложится на поясницу, принимаясь гладить нежную кожу. В эту минуту Миша очень радовался тому, что Князев всегда садился на задние парты.
– Мих… Ты опять? – Андрей переводит взгляд на обнаглевшего друга и слегка краснеет.
– Что опять? – улыбаясь как ни в чем ни бывало, спрашивает Горшенёв и продолжает.
– Ребят, ну не тут ведь, в самом деле, Мих. – Балу поражался с каждым разом все больше.
Еле высидев пару, Андрей в спешке попрощался со всеми и, схватив Горшенёва за шкирку, ринулся домой. Миха бегать не любил, но за Андреем хоть на край света побежит, думает он, пока не начинает задыхаться. Надо бросать курить.
– Андрюх, стой. Я не могу больше бежать. Куда спешим то? – Горшенёв останавливается, жадно хватая воздух ртом.
– Нам нужно поговорить и желательно не на улице. – быстро кидает Андрей, начиная психовать.
Через десять минут Князев уже открывал дверь в квартиру, пропуская «друга» вперед. Горшенёв не успевает разуться как его припечатывают к стене.
– Андрюх, ты че? – Миша не думал, что когда-то окажется прижатым к стене, но ему это определенно нравится.
– Миш, ты если не хочешь меня, так и скажи, чтоб я не изводился. Меня трясти начинает, после каждого твоего прикосновения. Лапаешь меня чаще, чем дышишь. – Андрей утыкается лбом в плечо младшего. Какая же это пытка, быть с человеком, который намеков не понимает, так еще и дразнит неосознанно. А неосознанно ли?
– Княже… – Горшенёв не мог подобрать слова. Конечно же он хотел, да еще и во всех позах, что нарисованы в тетрадке Андрея. – Я не хотел тебя разочаровывать. Я же в этом вообще полный ноль.
– Дурак ты… – Князев вздыхает и обнимает «друга», прижимаясь ближе, сталкиваясь с Мишей лбами. – Хочешь… вместе научимся? – шепчет Андрей, прикрывая глаза.
– Хочу. С тобой все что угодно, Дюш. – также тихо говорит Горшенёв, отвечая на Андреев поцелуй. Руки лезут под футболку и Миша пересчитывает пальцами позвонки.
– Давай в комнату. – Бубнит Князь и, не отрываясь от мягких Мишиных губ, собирает спиной все углы по пути. Касается голенью кровати и валит обоих на застеленную постель.
Горшенев стягивает с Андрея футболку и кидает куда-то на пол, за такое отношение к вещам Князев его всегда ругал, но сейчас ему, слава Богу, не до этого. Поцелуи, легкие как бабочки, чувствуются будто везде и сразу, Миша не пропускает ни единого участка кожи, прикоснуться к которой он мечтал будто всю жизнь. Медлит, доводя Андрея почти до истерики.
Действительно ловкие пальцы Горшенева за считанные секунды расстегивают Князев ремень, стягивая джинсы к лодыжкам. Исследуя тело под ним руками, Миша глупо улыбается, от чего Андрей смеется.
– Ты похож на одержимого. – Андрею слишком нравится все происходящее.
Князю не с первого раза удается снять футболку с Михи, потому как тот сопротивляется, считая главной своей миссией потрогать каждый участок желанной кожи. Однако та все же поддается, когда Горшенев заминается, останавливаясь взглядом на бугорке в области паха.
– Дюш… а мы как? Ну… Эт самое? – Миха ничего не знает, а осознать это до конца в самый ответственный момент было ужасно.
– Миш, давай я? – Слегка подталкивая парня поменяться местами, Андрей устаивается сверху на его бедрах, как только Миша ложится на спину.
Руки Горшенева машинально ложатся на удивительно гладкие бедра, проезжаясь по ним вверх и касаясь ягодиц, скрытых тканью трусов. Миша забирается под них пальцами, оттягивая слегка, чтобы удобнее было трогать. Андрей же тянется к подушке, доставая тюбик аптечной смазки и квадратики с контрацептивами.
– Так ты еще и подготовился, ё-моё…
– Конечно, я же не дурак. Заранее все делаю уже два месяца почти каждое утро готовлюсь, ты же после пар ко мне в квартиру бежишь. – Андрей смазывает пальцы, заводит руку за спину и, пробираясь ей под резинку трусов, принимается себя растягивать. Много времени это не займет, он делал это сегодня утром. – А я все надеюсь…
Миша наблюдает не отрываясь. Каждую эмоцию на лице Андрея отпечатывает на подкорке сознания. Слышит, как сбивается дыхание Князева. Он готовит себя для Миши, уму непостижимо.
– А можно…? – «давай» – перебивает слишком неожиданно, и Горшенев на минуту теряется, но вскоре выдавливает немного смазки на пальцы и прикасается к Андрею, от чего тот вздрагивает. Гель был холодным.
Все шло очень умверенно. Миша не заметил, как остался без штанов, но чувствовать теплую кожу Князева было слишком приятно, поэтому о штанах он не думал ни секунды. Князев тоже от одежды наконец избавился, краснея с каждым моментом все больше.
Андрей двигался медленно, что-то значительнее пальцев в нем никогда не было, поэтому Горшенев сейчас ощущался слишком сильно, чтобы активничать. Князев и не думал, что растяжки тремя пальцами будет не достаточно, в следующий раз он это точно учтет. Миша же поддерживал его под бедра, помогая двигаться в одном темпе. Допустить чтобы Андрею было больно он не мог. Поэтому сдерживался изо всех сил, стараясь не наброситься на «друга».
Князев заметно выдохся, не до конца поняв новые эмоции, поэтому предложил продолжить немного в другой позе, ему тоже хотелось полежать. Миша, добавив немного смазки, быстро вошел на всю длину, заполняя полностью, от чего Андрей вскрикнул и обхватил шею Горшенева руками, притягивая того ближе к себе слишком резко, заставляя остановиться.
– Прости, было слишком резко? – Миша целует острую ключицу и медленно проводит кончиком носа до алого Князевского уха. – Ты очень красивый, знаешь об этом? – Андрей мотает головой, отрицая подобное заявление, потому что неожиданно стыдно, он явно не был готов ко всему что происходит сейчас. А Горшенев в свою очередь целует за ухом и делает толчок, от чего Князев слегка вздрагивает, а через мгновение прогибается в спине, и шепчет «Мишенька». Миша продолжает двигаться в небыстром темпе, выцеловывая открывшуюся ему Князевскую шею, доводя последнего почти до всхлипов. Андрей, стараясь не захлебнуться в накатившем оргазме, быстро дышит, сжимая простыни и закусывая губы, от чего те были ярко красные. От подобного у Миши пошел трещинами весь контроль, он готов был проводить в постели все свободное и не свободное время, только для того, чтобы видеть такого Князя постоянно. Горшенев заканчивает следом за Андреем, падая на того сверху, от чего Князев кряхтит, спихивая Мишу с себя.
– Миш? Ты как? – Андрей нервничает, не каждый раз лишаешься девственности с парнем, особенно если по совместительству это еще и лучший друг.
– Я прекрасно. Княже, прости, если было больно и если не против, то я бы повторил еще очень много раз. – Миха подминает Князева к себе под бок и уже сопит тому в плечо спустя минуту.
– С тобой я готов хоть целыми днями… – целуя Мишу в висок, Андрей накрывает их одеялом и проваливается в сон, следом за Горшеневым.
Поворот ключа в замочной скважине он уже не слышит.
