Ромашки

      Ромашки. Красивые цветы, способные прорасти в любом месте. Белые, нежные, словно детские улыбки. Они, уподобившись солнцу, всегда сияют и радуют людей своим теплом.       Они и сами будто маленькие солнышки, расцветают, радуя проходящих мимо.       Они похожи на тебя: при одном только взгляде на них в сердце поселяется спокойствие и безмятежность. Это именно то, что дарил мне ты, когда мы шли вместе, держась за руки, по аллее, наполненной цветущими вишнями.       Под ногами были ромашки. Ты ступал осторожно, боясь сломать их. И я повторял за тобой, садился рядом и наблюдал, как твои руки ласкают их нежные лепестки.       Ты улыбаешься мне, и я чувствую, как мои губы искривляются в подобии улыбки. Ты смеёшься, наклоняешься ко мне и целуешь.       Твои поцелуи всегда были детскими и ненавязчивыми. Губы мягкие и сладкие. Ты любил чай, и я всегда мог понять, какой ты пил сегодня. — Люциус, ты такой придурок! — хихикаешь ты.       Я беру твою руку и сплетаю наши пальцы. Ты замолкаешь и позволяешь повалить на землю, и зеленая трава приятно щекочет открытые участки наших тел. Ты смущённый и довольный одновременно.       Окруженный ромашками, ты выглядишь как ангел, спустившийся с небес, чтобы согреть мою грешную душу.       Ромашки. Они окружают твою могилу. Словно тысяча солнц спустилась с неба, чтобы оплакать тебя.       Они опускают свои лепестки и не выглядят так же нежно, как выглядели рядом с тобой.       Блеклые, почти серые. Они утратили детскую невинность после того, как их оросили капли твоей крови.       Памятники, что были воздвигнуты в твою честь, уже давно разрушились. Те, кто помнил тебя, уже давно стали прахом, а твои враги обратились пеплом под моими ногами.       Однажды я пришел к твоей скульптуре, возвышающейся на холме, и увидел двух маленьких придурков, порочащих твое имя.       Я уже не помню, что сказал им тогда, но в моей памяти свежи воспоминания, как они кричали, корчась в моём адском пламени, сгорая дотла.       Им было больно, но мне казалось, моя боль была сильнее.       Этот памятник уже давно разрушен неумолимо ускользающим временем. Я не смог его сохранить. Скульптор из меня, как видишь, вышел не очень.       Если бы смог, я бы посадил для тебя аллею, где мы вновь смогли бы прогуливаться среди ромашек вместе. Ты бы все так же нежно держал меня за руку, рассказывая о человеческих чувствах.       Иногда я жалею, что смог постичь что-то столь запретное для богов. И сейчас я понимаю почему.       Ты ушёл, и моё сердце ноет и тянется к тебе. Но я не могу уйти. Без меня твоя могила будет забыта и заброшена.       Я не смогу простить себя, если узнаю, что больше никто не навещает её.       Ромашки. Они сопровождали тебя по всему твоему жизненному пути. Стали тем, что ассоциируется с твоим смехом. Тем, что должно дарить улыбку, но мне они дарят только горькие слезы отчаяния.       Ромашки перестали дарить ту нежность и спокойствие, напоминая о твоих стеклянных глазах и застывшей на губах улыбке.       Красные розы, что принес я, не смотрятся в белом озере из ромашек. Неправильные. Словно грязное пятно на белоснежном одеянии великого божества.       Почему же я тогда принёс их? Возможно, потому что точно так же, как эти розы портят ромашки, я портил тебя.       Ты всегда был героем, который жаждет спасти и уберечь всех от беды и неминуемой гибели. Я же — полубогом-эгоистом.       Но ты протянул мне руки, и я схватился за них, утягивая тебя в пучину своей страсти.       Я помню, как ты нежился в моей кровати рано утром, словно милый котёнок, не знающий боли. Так, будто той ночью ты не плакал от переизбытка чувств, что дарил тебе я.       Я помню, как мы сидели у меня в гостиной, и ты читал мне книгу, пока за окном шёл дождь. Или вечер, когда ты принёс приготовленный собственными руками суп.       Он вышел плохим, но я продолжал его есть, ведь это было первое блюдо, что ты приготовил для меня. На подносе стояли все те же ромашки, на глубокой тарелке была небольшая трещина, но ты зарисовал её все тем же цветочком. Я тогда посмеялся над тобой, а ты обиженно нахмурился и собирался уйти.       Тогда я отставил тарелки в сторону, утянув тебя в постель. Ты возмущался, кричал, что еще только утро и тебе нужно работать. А я был придурком, ненасытным придурком, что хотел поглотить тебя полностью, без остатка.       Сейчас я сижу рядом с тобой, рассматривая каждый цветок, окружающий твою могильную плиту. Старая, потрескавшаяся. Но она все еще ухоженная.       Убирать твое надгробие тяжело. Я хочу плакать каждый раз, когда вспоминаю всю нежность, что ты дарил мне.       Твоё имя на нем вырезано криво и неумело. Тогда я был безмозглым идиотом, и в попытках сделать для тебя что-то лучшее, я испортил его. Мне было плевать на изрезанные пальцы, меня беспокоило только то, что я мог испачкать твой памятник своей порочной кровью.       Я знал, ты бы простил меня. Однако я простить себя точно не смог.       И я ненавижу тебя за то, что после того, как дал слишком много, заставив меня усомниться в реальности происходящего, забрал абсолютно все.       Ромашки. Они стали для меня и спасением, и смертью в одном лице. — Почему ты ушел, Лололошка? — с моих губ срывается крик, и я склоняюсь над твоей могилой.       Я не знаю, как долго я плачу, но под конец слёз уже не осталось.       Лишь бесконечная пустота в груди, которую раньше заполнял ты.