комната 170

камера отключается, а вместе с ней затухает и электронный фон позади мужчины. женский голос благодарит всех за проделанную работу, он слышит, как стук тяжелых каблуков становится все громче и громче. подняв голову, он не видит ничего, кроме улыбки. ее губы двигаются, расплываясь в радости, но он не слышит ничего, из чего она говорит. глаз не было видно, установить зрительный контакт было невозможно - яркий свет прожекторов, который он видит даже закрытыми глазами раздражающими пятнами, закрывал взгляд ее васильковых глаз. он фальшиво улыбнулся, и ответил по отточеному сценарию из головы: "спасибо, дорогуша, ты тоже была прекрасна. а теперь, прошу меня простить, мне нужно идти". в шумном коридоре, сквозь гул различных голосов, был слышен скрип и, почти что ритмичное, постоянное постукивание костылей. они были блестящими, усовершенствованными, инновационно новыми, те, о которых он мог бы только мечтать в детстве - но они скрипели. ужасный тонкий звук, остающийся в перепонках еще как минимум на несколько минут. ему нужно будет смазать их чем-нибудь. проходя вдоль, не оглядываясь вокруг, он слышал лишь белый шум в своей голове. он чувствовал себя так, будто мозги были размельчены в блендере, и все ошметки, кусочки извилин были хаотично раскинуты по уголкам разума. он чувствовал биение колотящегося сердца в висках, участился пульса стук. головная боль, которую он скрывал за смехом и улыбкой - самая ужасная травма для такой медийной личности, как он. нет, ему нельзя показывать свою слабость. он силен физически и ментально, духовно был сильнее своих коллег и кумиров. отлично справляясь с ролью актера, он подражал счастливому образу самого себя. без тяжести на сердце и в пустой голове. он был для других моделью и комедиантом, и такой блестящий образ нельзя было портить никакой болью. путь к гримерной комнате казался длинным и изворотливым, слишком запутанным в таком ужасном состоянии. каждое движение рук давалось с большим трудом. поднимать, чтобы снова опустить костыли было изнурительной, повторяющейся пыткой для него. радовала лишь смена обстановки вокруг - другие картины на стенах, номера на комнатах и отличающиеся от предыдущих люди по сторонам означали, что совсем скоро он окажется в своей комнате, где сможет снять напряжение после рабочей смены. повернув напряженное тело на очередном углу, он начал идти прямо, не слыша новых голосов в разговоре рядом. но именно сейчас, когда он был на полпути, белый шум в ушах прекратился. он услышал то, чего не слышал последние 10 лет, и то, чего не надеялся хоть когда-нибудь услышать вживую вновь: — ...и после получасового перерыва мы запустим программу. вы выйдете в студию, но только тогда, когда произнесут ваше имя. вы все запомнили, сэр? — молодой парень отвлекся от экрана планшета, и поднял свою голову на высокого мужчину, стоящего перед ним. длинный и тощий человек, одетый в черную жилетку, кожаные брюки и алую-красную рубашку, опираясь на трость двумя руками, расслабленно ухмылялся, медленно кивая. — понял., — короткий ответ не заставил долго себя ждать. бледно голубые, небольшие глаза заметили стоящего в проеме маленького мужчину, что в шоке смотрел прямо на него. улыбка с худого лица пропала. он нахмурил тонкие рыжие брови, перед тем, как поприветствовать внезапного слушателя сиплым голосом: — здравствуй, джимми.

***

правая рука больше не сжимала потертую кожаную ручку костыля. почти не двигающимися пальцами он сжимал худую запясть, ногтями впиваясь в бледную кожу. стук небольших каблуков сопровождал металлический скрип, а также недовольный низкий голос. — не тяни меня так сильно! мне больно! но джимми не слушал. он слышал голос человека, которого тянул за собой по бесконечным коридорам, но вслушиваться в его слова он, пока что, не желал. хмуря густые брови, косые зрачки бегали влево-вправо, вверх и вниз. читались номера на золотых табличках: 167, 168, 169...170. дверь гримерки с 170-ым номером украшала блестящая звезда, пока внизу висели инициалы хозяина комнаты. достав дрожащей свободной рукой ключ с номерком, волмер осторожно прокрутил ее в замочной скважине, пока не услышал, как отпирается дверь. взглянув по сторонам, джимми поспешно убрал ключ, и вместе с тимми он нырнул в комнату, вход в которую закрыл громким хлопком. в нос тимми ударил запах жесткого одеколона. алкогольным ароматом пропахла вся комната, в которой царила настоящая анархия: синие пиджаки лежали на спинке красного дивана, искривившиеся пустые бутылки с водой - на полу. зеркало на рабочем столе по бокам было украшено прикрепленными фотографиями самого джимми, которые он неумело вырезал из журналов. стены, изначально белоснежные, казались серыми - они окрасились из-за дыма сигарет, которые он часто курил. тимми услышал хруст нескольких окурков, когда только наступил на бархатный пол в комнате. он опустил голову и нахмурился, поднял пятку сапога и пальцами стряхнул те кусочки, что остались от недокуренного, слава богу полностью потушенного, окурка. он и сам любил курить, но он никогда не выбрасывал свои сигареты, куда не попадя. оглядев быстро обстановку, тимми почувствовал, как его руку, наконец, отпустили из хватки. когда он поднял руку к лицу, костяшка худого запястья звонко хрустнула. на коже образовались красные вмятины от пальцев, отдаваясь легкой, но тянущейся болью. было неприятно не только физически, но и на душе. берч не хотел разговаривать с джимми, не хотел никогда в жизни оказаться в его личной гримерке, наедине с ним, но вот он тут - стоит, сгорбившись, и смотрит злыми глазами на волмера, который уже успел отойти от тимми, и рукой закрывал сморщенное от возраста и усталости лицо. — что ты ту-тут делаешь..., — наконец, джимми заговорил, удивительно грустным голосом для себя. он с трудом вздыхал, произнося буквы, которые было сложно услышать за закрывающей губы ладонью, но у тимми, благо, был неплохой слух. — я пришел на интервью. не уж-то ты подумал, что за тобой? — отку-куда мне знать... — джим, единственным человеком, кто должен бегать за другим, должен быть ты, а не я. над мужчинами повисла тяжелая тишина. только проезжающие мимо здания машины, и голоса сотрудников студии за закрытой дверью, отдающиеся глухим эхом и тихим шепотом, были единственными звуками в комнате. однако, всего лишь ненадолго. тимми вздохнул с тяжелым грузом на сердце, и повернулся к двери. пальцами свободной ладони он дотронулся до холодной ручки двери, и уже готов был схватиться за металл, но в последнее мгновение его руку, что сжимала трость, снова схватили. но теперь это была не одна рука, а сразу обе - горячие и грубые, большие ладони вызвали мурашки по телу, и тимми обернулся. его злое лицо переменилось в настроении, когда он увидел джимми с опущенной головой, и услышал тихие всхлипы. — я зна-знаю, но я не мог. я все это время просто не мо-мог... волмер поднял голову, сфокусировав зрачки на удивленное лицо собеседника. они тряслись, на уголках глаз появлялись стеклянные слезы. однако тимоти не верил им. он оскалил острые зубы. на этот раз он был не просто недоволен всем происходящим, он был по-настоящему зол на того, кто посмел оставить его позади.

***

первые годы тимми с улыбкой на лице написывал джимми, трепетно и покорно ожидая ответов. сообщения приходили, конечно, но с каждым днем все реже и реже. содержание их становилось короче: сначала они сократились на несколько слов, совсем незаметно, но затем на несколько предложений и абзацев. постепенно они превращались из рассказов о своей новой жизни в короткие и четкие описания лишь выдающихся элементов из прожитых новой американской звездой дней. но тимми никогда не жаловался. он не мог позволить себе сказать что-то негативное своему единственному близкому человеку по поводу их общения. он ведь не глупец, он понимал, что сейчас их жизни кардинально меняются, с каждым прожитым часом. берч и сам начал заниматься личными вещами, связанные с музыкой, и так же, как и его друг, начал строить собственную карьеру. однако о товарище тимми никогда не забывал, и оставлял добрые пожелания в их переписке, где километрами простирались только его сообщения, не прочитанные, несмотря на хорошую активность джимми в социальной сети. уже короткие сообщения и безуспешные попытки звонков от тимми, может быть, и продолжились бы, но в один день он заметил, что больше не может ни писать джимми, ни звонить ему. нигде. ни в других социальных сетях, ни через личного агента. звонки прерывал женский, заранее записанный, но не принадлежащий реальному человеку голос, повторяющий одни и те же раздражающие по началу, но затем попросту удручающие слова: "абонент недоступен". тимми пытался, несмотря на трудности и ограничения в виде блокировок повсюду, связаться со своим любимым. он даже сумел восстановить контакт с твиком и толкином, с которыми практически не общался в детстве и подростковом возрасте, но тимми надеялся, что они помогут ему, ведь они были те немногие люди, которые хорошо общались с джимми. но волмер, видя попытки уже других своих старых друзей пообщаться с ним, и помочь тимми наладить контакт с ним, блокировал их тоже. последние люди, которые могли бы помочь тимми, сообщили о том, что произошло, посочувствовав начинающему музыканту. тогда, наконец, до повзрослевшего тимми дошло, что джимми больше не хочет поддерживать связь с ним. теперь волмер занят своей работой, бесконечными интервью, забавными активными праздниками с другими людьми, которые, на тот момент, были в разы популярнее и успешнее тимми. вот и все.

***

мужчина быстро отдернул свою руку вверх, высвободив ее. но вместо того, чтобы вновь развернуться и наконец уйти из неприятной гримерки, свободной рукой тимми схватил джимми за яркий желтый галстук, и дернул его в свою сторону. нагнувшись достаточно, чтобы своим лицом быть в миллиметре от чужого, тимми пальцами переместился к воротнику белой рубашки, сжимая ткань в своей тощей руке. — ты не хотел, джимми. ты мог, но у тебя не было никакого желания. — я бы-был занят! в день своего от-отъезда я снова повторил теп-тебе, что мы не сможем говорить так часто, как пре-прежде! — я знаю, идиот! я помню, что ты говорил мне! и в первое время все было хорошо, я все прекрасно понимал! но затем ты бросил меня, заблокировав повсюду! даже мой номер, джим! ТЫ ЗАБЛОКИРОВАЛ МОЙ ЧЕРТОВ НОМЕР! голоса мужчин становились все громче и злее. они оба кричали, не замечая, как плевали друг другу на лица. пока берч держал джимми чуть ли не за его горло, вскрикивая басистым голосом, джимми обеими руками сжимал его худые напряженные плечи, пока трясущиеся ноги пытались удержаться на полу без помощи костылей. — Я НЕ ХО-ХОТЕЛ! Я БЫЛ ВЫНУЖДЕН СДЕЛАТЬ ЭТО! — ПОТОМУ ЧТО Я СЛИШКОМ НАДОЕДАЛ ТЕБЕ? ТЕБЕ НЕ НРАВИЛИСЬ СООБЩЕНИЯ И ЗВОНКИ СВОЕГО СТАРОГО И ЕДИНСТВЕННОГО ДРУГА? СУКА, ПРОСТО ПРИЗНАЙСЯ УЖЕ! ПРИЗНАЙ, ЧТО ТЫ МУДАК, КОТОРЫЙ БРОСИЛ МЕНЯ, НИЧЕГО ДАЖЕ НЕ СКАЗАВ НА ПРОЩАНИЕ! СКАЖИ МНЕ ЭТО В ЛИЦО. на несколько секунд повисла знакомая, но уже более гнетущая тишина. пауза, во время которой разъеренный джимми, зажмурив глаза и дав слезам стечь по его щекам, сделал глубокий вдох, перед тем, как в последний раз вскрикнуть: — ДА! ДА, Я НЕ ХОТЕЛ С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАТЬ! Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ХОТЕЛ ВИДЕТЬ ТЕБЯ. ДОВОЛЕН?

***

джимми рухнул на пол. тимми отпустил его в ту же секунду, как услышал его визг, а ослабевшие руки волмера больше не могли держаться за чужие плечи. трясущимися пальцами джимми поспешно закрыл свои горящие от обильных слез глаза, и начал громко всхлипывать с завыванием, глотая подступающие сопли. несмотря на громкий плач, он продолжил говорить, на этот раз тихим, вновь заикающимся голосом: — ты прав, тим-тим...я нн-не хотел..я не хотел больше...рас-разговаривать с тоо-тобой.......но затем...я понял свою ош-ошибку...но было уже поздно...было поздно что-либо йис-исправлять...я понял, какую ошибку я.....ох, какую же ошибку я соо-совершил........я не хотел....малыш, я монстр...я так тебе нав-навредил, тимми.........мой тим-тим... джимми начал бесконтрольно рыдать, сжавшись по бокам своими руками. он закрывал ладонями лицо, с которого капали горячие слезы раскаяния. тимми смотрел на него с ужасом. он не мог поверить в то, что спустя десятилетия он встретится с джимми, и их встреча прервется рыданиями волмера. лицезреть эту картину было...сложно. в душе тимми понимал, что джимми заслужил это, но было еще одно чувство, противоречивое самодовольству тимми: сочувствие. тимми сжимал трость и пытался отвлечься от плачущего джимми, в голове прокручивая все возможные слова, которые он мог бы прямо сейчас сказать. но он не говорил их, а взгляд в конечном итоге вновь приковался к сидящему на полу комику. джимми тщетно старался успокоиться, но у него не выходило сделать это собственными усилиями. он смог только стереть очередные слезы и стекающие сопли на опухшем красном лице, прежде чем поднять глаза на тимми, стоящего перед ним в полном замешательстве. — ахах...хаха...оох, тимми...я такой муд-мудак..я чудовище, тимми... джимми улыбнулся настолько, насколько только мог в данный момент: дрожащие уголки губ слегка приподнялись, изобразив вымученную кривую улыбку. тимми продолжал молча смотреть на него, практически не издавая звуков. он только тяжело дышал через нос, восстанавливая сбившееся от криков дыхание. но долго стоять и бездействовать рыжий мужчина не хотел. а потому, закрыв глаза, он осторожно, опираясь на свою трость, сел на колено перед джимми, кончиком своего прямого носа дотронувшись до курносого комика. не открывая глаз, берч опустил трость и двумя руками взял джимми, опуская его лицо так, чтобы он мог нежно дотронуться своими сухими губами до его большого лба. мягкий поцелуй был коротким, но таким необходимым прямо сейчас. тимми вскоре отпустил заплаканного джимми, вновь вернул его голову в исходное положение. тимми открыл голубые глаза и аккуратно встал на ноги, а затем помог непонимающему ничего волмеру, хватая обеими руками бицепсы мужчины. тимоти взглянул на диван, что был оккупирован одеждой, и подошел к нему. он аккуратно сложил все пиджаки в небольшую стопку, а затем присел на красную кожу. посмотрев на джимми, он несколько раз хлопнул по свободному месту рядом с собой, сохраняя нейтральное лицо. — присядь и успокойся, джим. нам нужно столько всего обсудить.