Искренне любящая тебя Корантина»
«Милый мой Портос! Небеса услышали мою молитву — я родила в срок крепкого здорового мальчишку и с Божьей помощью легко перенесла роды. Надо отдать должное нашему лекарю, господину Шенуа, — уж и не знаю, чтобы со мной было, если бы не он! У сына голубые глаза, точь-в-точь как у тебя. Когда он вырастет, не одна девушка утонет в его глазах, уж я-то знаю. В своём прошлом письме ты обещал приехать, но вот прошёл почти год после того, как я впервые написала тебе, а тебя всё нет. Мне пришлось выбрать имя мальчика самой, и после долгих раздумий я решила назвать его Жоэль. Жоэль-Леон, если полностью: чтобы он был храбрым, как лев, и добрым, как мой дядюшка Жоэль. Кажется, я никогда не говорила тебе о нём: он знал множество удивительных историй и часто рассказывал мне сказку на ночь. Благодаря ему я знаю столько сказок, которые непременно расскажу своему Жоэлю! Ты ведь не обидишься, что я не назвала сына в твою честь, правда? Обо мне уже поползли слухи, и я не хочу, чтобы кто-нибудь догадался, кто настоящий отец моего сына. Меня, конечно, называют гулящей и падшей женщиной, но мне всё равно... ... ведь ты же знаешь, что я не такая, правда? Жду твоего скорейшего приезда.Всегда любящая тебя Корантина»
«Дорогой Портос! Я не в силах выразить всю свою благодарность за то, что ты всё-таки навестил нас. Твоя шпага — драгоценный подарок, пусть даже я ничего и не понимаю в оружии. Виноградные гроздья точно живые, а уж этот божок, Вакх... и говорить нечего! Признаться, меня он порой даже пугает, а сына веселит его ухмылка. Жоэль всё время тянется к шпаге, и мне приходится её прятать — вдруг он порежется? Он ещё совсем маленький, но такой смелый! Я понимаю, у тебя много дел, но может, ты всё же найдёшь время приезжать к нам чаще, чем раз в год? Жоэль постоянно спрашивает меня, когда вернётся папа. Если даже он, такой малыш, не может забыть о твоём визите, то что говорить обо мне? Ох, если бы ты знал, как я скучаю! Снова увидеть тебя, поцеловать, очутиться в твоих крепких объятиях... Боже, мне становится жарко, когда я пишу эти строки!Горячо любящая тебя Корантина»
«Бедный мой Портос! Я могла бы затаить на тебя обиду за то, что ты так редко навещаешь нас с Жоэлем, но я же всё понимаю — твои друзья-мушкетёры зовут тебя за новыми приключениями, девушки в твоих краях молоденькие и красивые, не чета стареющей Корантине! И наверняка есть одна-две богатых невесты, на которых ты не прочь жениться, чтобы получить их богатства и замки! Я не упрекаю тебя. Прошу лишь: даже если женишься, не забывай о своей бедной Корантине. У тебя будут другие дети, законные, и я не стану отнимать тебя у жены, но прошу: помни о своём сыне, своём первенце. Жоэль так быстро растёт, что я боюсь: не успею оглянуться, как он станет совсем взрослым, вскочит на коня и умчится, даже не помахав на прощание своей матери, как сделал его отец. У нас всё чаще идут дожди, и я подолгу болею. К моему мальчику не липнет никакая зараза, синяки и ссадины заживают на нём, как на заговорённом, а из драк с мальчишками он всегда выходит победителем. Жоэль часто дерётся, хоть и знает, как я не одобряю подобного поведения. Ты мог бы гордиться своим сыном! Он готов заступиться за меня, едва услышит что-то нехорошее о своей матери, — а такое ему приходится слышать довольно часто. Я смирилась с тем, что говорят обо мне, но бедный Жоэль... ему будет тяжело носить клеймо бастарда. Как это всё-таки несправедливо! Ребёнок не должен страдать из-за грехов своей матери...До гроба любящая тебя Корантина»
«Милая Корантина! Чёрт бы меня побрал, не знаю, почему так редко писал тебе раньше. И прости, что так редко заезжал! Наверное, малыш Жоэль уже стал совсем взрослым и вовсю фехтует, угрожая проткнуть отцовской шпагой любого, кто посмеет оскорбить его мать! Ничего, я скоро приеду, и пусть тогда кто-нибудь попробует назвать тебя гулящей, а твоего сына — бастардом! Я много думал об этом, Корантина, и решил... Хотя вру, ничего я не думал! Это дело Атоса или Арамиса — думать, взвешивать, искать «за» и «против», а моё дело — действовать! Вот возьму, примчусь и женюсь на тебе, и пусть у всех, кто обижал тебя, рты распахнутся от удивления! Женюсь и увезу тебя с Жоэлем оттуда, вот увидишь! И чтобы я больше не слышал, что ты выходишь под дождь! Так недолго подхватить серьёзную простуду, а то и умереть! Гляди, вот приеду, заберу тебя и Жоэля с собой, и вы будете гулять только в тёплую погоду, когда на небе солнце, вот так-то!Спешащий к тебе на выручку Портос»
Когда уже сгустились сумерки, и непрекращающийся стук капель по стеклу стал отчётливее, а Леон так и не появился, Анжелика начала волноваться. Она расспросила слуг, но никто не видел капитана после обеда, и все лошади в конюшне были на месте. Обыскивая замок, дочь Портоса по какому-то смутному наитию начала с библиотеки. Она робко отворила тяжёлую дверь, мельком подумав, что надо было постучать, и оглядела погружённую в полумрак комнату, затем подняла подсвечник, чтобы осветить её. Сначала ей показалось, что в библиотеке никого нет, но потом от окна донёсся странный звук, и Анжелика, вздрогнув, повернулась к нему. В первый миг ей почудилось, что она видит в кресле возле стола своего отца, и девушка торопливо перекрестилась, но тут же поняла, что ошиблась. Леон сидел, неудобно извернувшись, почти прижимаясь лицом к спинке кресла, всё его тело содрогалось, из груди время от времени вырывались всхлипывающие звуки. Услышав шаги сестры, он быстро повернулся, но Анжелика не успела рассмотреть его лицо — Леон соскользнул с кресла и упал около него на колени, закрывая лицо руками. Сестра, не на шутку перепуганная, осторожно подошла и, поставив подсвечник на стол, присела рядом. Она лишь раз видела своего обычно сдержанного брата плачущим — в тот день, когда они узнали, что являются братом и сестрой, и тогда капитан проронил лишь несколько слезинок, поэтому столь бурное проявление чувств напугало Анжелику. — Леон, ну что ты... Что с тобой? — она ласково погладила брата по волосам. Тот дёрнулся от неожиданности и мотнул головой в сторону стола. Не переставая гладить Леона, Анжелика другой рукой дотянулась до пачки писем, подтянула к себе и, прищурившись, быстро просмотрела. Остатки серого дневного света, тянущегося из окна, причудливо сливались с золотистым ровным светом свечи, и в этом двойном освещении Анжелика сумела разобрать размашистый почерк своего отца и другой, мелкий и убористый, незнакомый ей. — Корантина... — медленно проговорила она. — Это твоя мать, да? — Она любила его, — глухо произнёс Леон, прижимаясь к груди сестры. — Она писала ему... а он всё никак не хотел приезжать... да и отвечал через раз, — очередное с трудом сдерживаемое рыдание заглушило его слова. — Но отец ведь сохранил её письма, так? — Анжелика бережно провела рукой по боку маленькой шкатулки, стоявшей на столе. — Я никогда не видела этой шкатулки! Где он её прятал? Где-то здесь, да? — За книгами, — выдохнул Леон. — На верхней полке. Возможно, писем было больше, но... осталось всего четыре. Остальные потерялись, или отец их уничтожил, или... — Если отец так долго хранил эти письма, пряча их ото всех, значит, он любил твою мать, — она попыталась утешить брата. — И потом, он ведь написал ей одно письмо, верно? — Написал, — сын Портоса изо всех сил боролся с душившими его рыданиями. — Но не успел отправить. Он хотел жениться на ней... забрать её... забрать меня. Но не успел. Мама умерла, а меня забрали в приют. Должно быть, она совсем разочаровалась в отце и, когда поняла, что умирает, обратилась за помощью не к нему, а к незнакомым людям, чтобы они позаботились обо мне. Когда он приехал, её уже похоронили, а я... никто не мог сказать отцу, где я. Он рассказал мне об этом... когда наконец-то встретил меня. — Но он ведь искал тебя? — Анжелика бросила письма на стол и обеими руками обняла брата. — Я ни за что не поверю, что не искал! Просто ему не повезло. Вам обоим не повезло. Но вы же нашли друг друга — спустя столько лет! Ведь всё же закончилось хорошо! — Она звала меня Жоэлем, — дыхание Леона постепенно выравнивалось, но по телу всё ещё пробегала нервная дрожь. — Только она одна. После её смерти я для всех был Леоном. Я не хотел, чтобы ещё кто-то... — он снова замолчал, тяжело дыша. — Тише, тише, — Анжелика успокаивающе погладила его по голове. — У тебя хотя бы остались письма, которые ты можешь сохранить на память. Как хорошо, что они оказались в библиотеке, а библиотека — в том крыле замка, которое не сгорело! Теперь ты знаешь, что Корантина была дорога для нашего отца — как и ты. — Жаль, что он понял это слишком поздно, — Леон яростно вытер глаза рукой, пару раз сморгнул и, прищурившись, взглянул на огонёк свечи. Анжелика погладила брата по лицу, стирая остатки слёз. — Зато теперь, наверное, они все вместе, — тихо сказала она. — Отец, Корантина и моя матушка. Им теперь там хорошо, ведь на небесах никто не ссорится и не ревнует... Она сложила ладони и забормотала молитву, деликатно опустив глаза, пока Леон окончательно приходил в чувство. Когда Анжелика закончила, он уже вполне овладел собой, осторожно спрятал письма за пазуху, забрал шкатулку и слегка сжал плечо сестры. — Эй, я в порядке. Уже в порядке. — Правда? — Анжелика резво поднялась, уцепившись за руку брата, и заглянула ему в лицо. Леон дышал ровнее, и только чересчур яркий блеск глаз да быстрое моргание выдавали его недавние переживания. — Пойдём скорее вниз, нас уже ждут! Там наверняка накрыт ужин, — она улыбнулась, заметив, как оживился Леон при мысли о еде, и взяла со стола подсвечник. — Ужин — это хорошо, — он тоже улыбнулся, но улыбка вышла несколько вымученной. — Знаешь что, Анжелика... Эта библиотека, может быть, дорога тебе и была дорога отцу, но отныне я сюда не сунусь. Того, что я перенёс сегодня, хватило с лихвой! Уже на пороге, готовясь следом за сестрой покинуть это мрачное помещение, Леон обернулся. Библиотека снова погрузилась в сумрак, предметы терялись в тени, и он уже не мог различить ни грузное кресло в углу, ни силуэт шкафа, ни очертания книг, за которыми пряталась шкатулка, хранившая самую сокровенную тайну Портоса, барона дю Валлона.