Новый дом

- Для меня честь возводить лавровый венец на нашего нового Бога, Лорда Барбатоса. Он сыграл немаловажную роль в нашей победе... Речь Гуннхильдры была как в тумане. Шепот выживших горожан доходил до его ушей как сквозь вату, но он отчетливо ощущал ненависть и страх, которые они пытаются подавить, опасаясь его. Дрожь слов что будет дальше? была видна на их лицах. Барбатос- Венти- он не мог их винить. Ни капельки. Лавровый венец тяжело сидит на его голове. Он сглатывает. Как только Гуннхильдра заканчивает говорить, он спрыгивает с импровизированной платформы и убегает - уходит, потому что видит, как люди (теперь его люди) вздрагивают, когда он делает резкие движения. Почему Андриус думает, что он будет хорошим Богом? Зачем вообще Мондштадту Бог? Люди бились, умирали против одного, чтобы заполучить другого? Это несправедливо - и к ним, и к нему. Ноги сами принесли к кладбищу. Там есть пара людей, которые стояли у могил своих родных. Они опасливо смотрят на него, замечая корону из лавра и крылья. Подавляют страх, но не уходят. Он хотел ещё немного побыть с Карменом и Амос, но не думает, что сможет это сделать в ближайшее время. Поэтому просто разворачивается и уходит в более отдаленное от людей место. Интересно, это находится в самом разрушенном здании или в башне Декабриана? Нет, нет, нет. Он ни за что не полезет туда. Нет. Наконец-то он доходит до маленького озерца. Он не может увидеть людей поблизости - наверно, все они остались на "главной площади". Он вздыхает и садится около воды. Всё ещё непривычно иметь ноги. И руки. Он слишком долго летал маленьким огоньком. Заглядывает на поверхность озерца. Лучше бы он этого не делал. Яркое напоминание того, что случилось всего пару дней назад, смотрит на него в ответ. Искаженное, непонимающее лицо Кармена. Но- нет. Более голубые глаза, бирюзовые косички. Лавровый венец. Всё так неправильно. Это Кармен должен смотреть в воду и улыбаться голубому небу, отражающемуся в озерце. Его как тучи серые глаза должны светиться счастьем, слушая песни птиц, а темные косы - плясать при беге. Ещё одна причина ненависти людей. Он выглядит точно также, как их друг. Как тот, кто сплотил народ против Бога. И теперь у людей новый Бог, да и притом с лицом их товарища. Мондштадту так сильно повезло. - Вот ты где! - Внезапно его сознание прорезает голос. Он быстро встает на ноги, лук уже натянут. Секунда, и он понимает, кто это. - Гуннх- Гуннхильдра! Привет, как дела? - Она одаривает его взглядом, полным беспокойства: - Это я тебя хотела спросить. Ты убежал, ничего не сказав. - Я-я... эм. У меня всё хорошо, хах, да! Не беспокойся, Гуннх... Гуннхильдра. Просто хотел... развеяться. Гуннхильдра подняла бровь, но ничего не сказала. Села около озерца. Он, за неимением лучшего варианта, опустился рядом с ней, но немного в отдалении. Гуннхильдра поджала губы. Они сидели в тишине. Он нервно смотрел на Гуннхильдру, не совсем понимая, почему она ничего не делает. Казалось, что венец начал сдавливать его голову. - Сними, - Он изумленно посмотрел на Гуннхильдру, - Ты 15 раз дотронулся до венца и волос за последние 20 минут. Если тебе неудобно, сними. - Но... но ты... - Что - я? Мне просто хочется, чтобы тебе было удобно, Лорд Барбатос. Он вздрогнул. Дрожащей рукой стянул с себя венец и положил на колени. - Не называй меня так. - Лорд Бар...? - Да. Пожалуйста... не надо. - Хорошо. Ты хочешь, чтобы тебя звали Венти? - Он зажмурился и покачал головой, - Ладно, значит не так. Как мне к тебе обращаться? - Н-никак. Я не- я не хочу. - Не хочешь? - Не хочу быть Богом! Н-не хочу, чтобы меня боялись или почитали! Это- это так много, Гуннхильдра! Почему? Зачем Мондштадту Бог? Разве мы не бились, чтобы его не было? Разве- Разве А-Амос и К-К-Кармен не... Он чувствует, как Гуннхильдра заключает его в объятия. Это не похоже, совсем не похоже на объятия Кармена, когда он был маленьким. Хотя Гуннхильдра всё равно выше него, он сам вырос. Сглатывая слёзы, он прижимается к ней. Гуннхильдра водит пальцами по его спине, не касается крыльев; ничего не говорит. Он зарывается ей в шею, желая просто исчезнуть, стать таким же маленьким, как раньше, но боясь, что больше не сможет повторить образ Кармена. - Может, тогда ты вернешься к тому, чтобы называть меня Гуннх? Гуннхильдра звучит слишком официально, - У него вырывается смешок. - Да. Да, я могу это сделать. Гуннх отстраняется и улыбается. Теперь они сидят рядом, он в её полуобъятиях. Теперь это приятная тишина. - Как... как Имунлаукр? - Неуверенно спрашивает он. Гуннх кривит губы. - Ведет себя как идиот. - Его можно понять. - Думаешь? Он, как я и Веренаре, были там. С тобой, Карменом, Амос, - Гуннх замолкает, когда произносит их имена. Сглатывает, - Он знает, что ты неплохой. Что ты не похож на Декабриана, но всё равно! Имунлаукр просто дурак! - Я выгляжу как К-Кармен, - Он мягко напоминает, будто это и так не очевидно, - Имунлаукр и он были хорошими друзьями. До того, как твой клан, до Веренаре... - Это не отменяет того факта, что Кармен так же был твоим другом, - Она качает головой, - И что тебе тоже позволено скорбеть и опираться на других, особенно тех, кто знал его. Не испытывать пассивную агрессию от этого красноволосого идиота. Он прикусывает губу. Наверно, Гуннх права. Она в большинстве случаев оказывается права. Но это не отменяет того факта, что настороженность Имунлаукра не ранит. - Как мне заново подружиться с ним? Со всеми... с другими людьми? Гуннх замолкает. Он прикусывает губу, ожидая этого ответа. Как Богу с лицом друга всех этих людей завоевать доверие народа? Это тяжелый вопрос. - Пошути, - Внезапно говорит Гуннх. Он поднимает брови, - Люди сомневаются в тебе, да. Но покажи им, что ты отличаешься от Декабриана. Покажи того маленького, веселого элементаля, которым ты являешься. Декабриан не вывозил шуток, смеха, песен. Так почему бы не станцевать на его могиле? Он представляет это и фыркает. Это так замечательно. Это просто великолепно. - А насчёт Имунлаукра... - Гуннх задумчиво посмотрела на небо. - Проклятые красные волосы. - Что? - У него очень красные волосы. Единственные в своём роде. Почему бы не клясться ими? Гуннх фыркнула, а потом полностью рассмеялась: - Я уже представляю, как Имунлаукр будет злиться! Прекрасная идея, Венти! - Она быстро закрыла рот, поймав себя на промахе, - Ээ, прости, я- - Не- не извиняйся, Гуннх. Это... много. Просто много. Я- как элементаль, я Венти, да. Н-но сейчас я - Бог, Б-Барбатос, и-и... Я не хочу быть Барбатосом. Но я и не В-Венти, и я не знаю, я не... - Кто сказал, что ты не Венти? Он опустил взгляд. Он не знал ответа. Ему казалось, что со смертью Кармена и становлением Барбатосом, он потерял право быть Венти. Гуннх вздохнула и прижала его плотнее к себе: - Я вижу Венти. Ты остаешься Венти и после того, как стал Богом. Это имя, которое дал тебе Кармен. Это имя того, кто давал нам надежду в темные дни, кто пробирался в самые мелкие закоулки ради информации, кто передавал сообщения с одного дома в другой, кто... - Ладно, ладно, Гуннх, я понял! Я... хотел бы быть Венти. Мне это нравится. Она улыбнулась Венти. Он ухмыльнулся в ответ. Они просидели так несколько часов. Небо начало окрашиваться в желтые и красные оттенки. Гуннх с придыханием следила за каждым изменением неба. Венти - Венти, Венти, Венти, - тихо наслаждался спокойствием. - Думаю, пора идти обратно, - Нехотя сказала Гуннх, - Может, этот идиот додумался до чего-то умного. Венти фыркнул, но тоже не спешил вставать. Он посмотрел на помятую лавровую корону, которая теперь лежала на земле: - Знаешь, я всё же не думаю, что когда-либо смогу стать тем Богом, который нужен Монду... Тише, дай мне закончить. Но, полагаю, именно эти сомнения частично, но привели к падению Декабриана - он не считал, что делает что-то неправильно для людей. Моё сомнение в своих способностях... я не хочу - случайно или нет - стать таким же, как он. Хотя... вместе с таким прекрасным народом, - Венти весело посмотрел на неё, когда увидел румянец на лице Гуннх, - Думаю, я справлюсь. Он оторвал уцелевший листик лавра и заложил его за ухо Гуннх: - Мы победили вместе. Значит, лавры должны достаться каждому. Гуннхильдра ухмыльнулась и взяла другую веточку, вплетая её в косичку Венти: - Как ты и сказал, каждому. *** Разум учил сомневаться. В смертных и бессмертных; Богах и людях; тех, кто стоит выше и ниже тебя; в себе. Но эти сомнения порождали огромную волну перемен, которую никак нельзя было остановить.