Коробка

      Игорь молчал. Наверное, это было бы не так заметно на фоне остальных проблем, связанных с его возвращением после «смерти», но Сережа слишком хорошо его знал, да и Олег стал более внимательным к Грому. После вынужденного месячного отпуска, насильно выписанного Прокопенко и согласованного с Разумовским и Волковым, которые оперативно увезли его из Питера в маленькую провинцию в Италии у самого моря (Отдых, Игорь, нам всем нужен отдых), его возвращение в участок оказалось более чем фееричным. Мало того, что он жив и не просто знаком с Разумовским и Волковым, а имеет с ними какие-то отношения, так еще и загоревший, посвежевший и сменивший старую потрепанную куртку на новую и без кепки. На фоне отсутствия привычных атрибутов новые джинсы и футболки, цену которых Гром знать категорически не хотел, казались такой мелочью.       Вторым потрясением всего участка стало то, что отстраненный от оперативной работы Игорь не возмущался и даже не ходил недовольный, рыча на всех вокруг (кроме Ксюши и Димы, с ними он был терпеливее). Вместо этого он заполнял бумажки, научившись быстро печатать левой рукой, пока правая все так же оставалась в гипсе, из-за множественных переломов пальцев. Обедал принесенной в контейнерах едой, строчил что-то в новеньком телефоне, уходил вовремя и улыбался. И именно улыбка стала самой обсуждаемой новостью среди всех офицеров.       Но прошел месяц после возвращения в Питер, а отношения между ними тремя стали еще более напряженными. Игорь уходил спать в свою комнату, аргументируя это тем, что не хочет случайно ночью зарядить кому-то из них гипсом по носу. Теперь общий отпуск казался какой-то счастливой сказкой, сном. Игорь и Олег быстро поменялись местами. Теперь Волков аккуратно шагал к Грому, выстраивая линию поведения, завоевывая доверие и постоянно одергивая Сережу, когда тот своей импульсивностью мог разрушить хрупкое нечто повисшее между ними.       Никто из них не поднимал эту тему нарочно, но напряжение становилось все ощутимее, хотя все трое продолжали делать вид, что все как обычно и ничего не поменялось.       И так бы продолжалось еще долго, пока в один из дней, когда Сережа валялся на диване в офисе после выматывающей встречи с инвесторами, а Олег разбирал бумаги, накопившиеся за время их отсутствия, Марго не оповестила их о входящем от Федора Ивановича. Разумовский с Волковым тут же насторожились. Прокопенко никогда не звонил им. И за те полгода, как Игорь представил Сережу, как своего партнера, ни один из Прокопенко не воспользовались личным номером.       — Федор Иванович, что-то случилось? Что-то с Игорем? — тут же встрепенулся Разумовский, стоило принять вызов. Волков уже прикидывал возможность сорваться с места, поднимая всех на уши.       — Не то, чтобы, — проговорил Федор Иванович. — Сереж, Игорь не вел себя в последнее время странно?       Сергей и Олег переглянулись, нахмурившись. Им уже не нравился тон и вопрос Прокопенко, но развести панику Волков не дал.       — Он иногда может на несколько часов замолчать, уйти в комнату и не выходить до утра, — проговорил Олег, прикидывая насколько это было странно для Грома.       — А что случилось? — не выдержал Сережа, кусая губы.       На некоторое время повисла тишина, прерываемая лишь шумом на заднем плане — Прокопенко, кажется, был в участке.       — Я понимаю, что вы еще мало вместе, и Игорь сам должен был рассказать это, когда захотел, но, — Прокопенко замолчал, словно думая, стоит ли говорить то, что собрался. — Сегодня годовщина гибели его отца. Он обычно берет выходной на этот день и на следующий, а сегодня с утра пришел. У меня и бумаги-то все уже подписаны. Думал, что и в этом году не придет. Особенно после всего произошедшего.       Олег и Сережа снова переглянулись. Не то, чтобы Сережа совсем не знал об этом. Они были вместе уже два года и Игорь пару раз рассказывал ему про отца, говорил, что тот на задании погиб. Но ни более. Сережа не настаивал. Понимал, что тема болезненная, и не лез. А Олег просто в силу времени еще не был посвящен во все эти детали.       — Вы это, заберите его, что ли, — проговорил Федор Иванович. На заднем плане что-то хлопнуло. Кажется, кто-то открыл дверь, а потом закрыл.       — Обязательно, Федор Иванович, — проговорил Сережа, смотря, как Олег уже направился в сторону лифтов. — Олег сейчас приедет.       

***

      Участок затих. Сначала Игорь не понял, почему все звуки словно резко отрубили, поднял голову, отрываясь от изучения отчета, и замер с открытым ртом. Прямо перед его столом, грозно сверкая волчьим взглядом, стоял Олег Волков собственной персоной, выглядевший так, словно приехал сразу с какого-то нереально важного события, то есть идеально.       — Ты что здесь делаешь? — не понял Гром, проморгался, чтобы проверить — не привиделось ли ему. Волков посмотрел в сторону и кивнул. Игорь проследил за его взглядом. Там у своего кабинета стоял Прокопенко, который в ответ кивнул Олегу и скрылся за дверью.       — Прямой приказ генерал-полковника, — оскалился Волков. — Забрать из участка и доставить домой.       Игорь нахмурился, пытаясь понять, шутит ли Олег так или Прокопенко действительно позвонил им. Хотя и первое, и второе были более, чем реальными вариантами.       — Я подожду у машины, — и как ни в чем ни бывало ушел, оставляя весь участок и Игоря в том числе в немом непонимании.       Волков действительно стоял у машины, оперевшись спиной о дверцу и курил, выпуская в холодный ноябрьский воздух облачка серого дыма вперемешку с собственным горячим дыханием. Игорь бы продолжил рассматривать его, потому что курящий Олег чертово произведение искусства, но был замечен. Пришлось под внимательным взглядом светлых глаз спуститься по ступеням вниз, подойти, забирая почти докуренную сигарету из чужих пальцев, и одной затяжкой докурить до фильтра и обожжённых пальцев.       — У меня рабочий день. Какого ты здесь делаешь? — хрипит Гром, выбрасывая бычок одним щелчком пальцев.       — У тебя выходной. Официальный и подписанный Прокопенко, — выдыхает ему в лицо Олег остатки табачного дыма. — Поэтому мы едем домой.       И не дожидаясь никаких возражений, садится в машину. Игорь хочет выругаться. Игорь хочет развернуться и вернуться в участок. Игорь хочет демонстративно достать старую пачку сигарет и закурить еще одну. Игорь обходит машину и садится на переднее сидение, чувствуя, как приятное тепло салона обволакивает его вместе с запахом дорогого одеколона и сигарет. Так пахнет Олег. Тот Олег, который тенью следует за Разумовским на всяких мероприятиях, который может заставить заткнуться любого, просто посмотрев своим волчьим взглядом, и который одним движением может сломать шею.       Олег выкручивает руль, выезжая на дорогу. Игорь старается не пялиться на его руки.       — Что вам сказал Федор Иванович? — наконец спрашивает Гром, отводя взгляд за окно.       — Что сегодня годовщина смерти твоего отца, — ровно говорит Олег. И Игорь ему благодарен. Никаких увиливаний и сочувствия. — Сказал, что ты каждый год берешь отгулы на эти два дня. Попросил забрать.       Игорь лишь кивает. Сейчас он не думает о том, какой сегодня день. Не думает, что обычно в этот день он едет на кладбище и сидит там пока капризная погода Питера не вынуждает его уехать домой. Он думает об Олеге, который забрал его с работы, наверняка бросив свои дела. О Сереже, который, наверное, сейчас меряет шагами комнату, нервно соображая какую модель поведения выбрать, чтобы не испортить день, кусает губы и костяшки пальцев, репетируя отдельные слова и фразы, будто к презентации готовится. О Федоре Ивановиче, который в этот день не только на работе, но еще и вызвонил Сережу и Олега, позаботившись об отгулах. О тете Лене, которую не видел уже два месяца. А она очень скучает по нему, в этом даже сомневаться было кощунством.       — Спасибо, — выдыхает Игорь и откидывается на спинку кресла, прикрывая глаза. В ответ ему тишина и прикосновение горячих пальцев к ладони. Игорь осторожно обхватывает их, переплетая со своими. Такой не привычный для них жест, но отдающийся в груди теплом.       Сережа их уже ждет. Налетает, стоит им войти в офис. Тянет Игоря к дивану, даже не дав стянуть куртку, садит и отступает, серьезно смотря сверху вниз. Олег замирает рядом с ним, его пальто висит на спинке дивана.       — Так и будете молчать? — интересуется Гром, уже зная, какой разговор его ждет. Сережа вздыхает, опускает плечи, капитулирует. Точнее делает вид. Знает, что такому хрупкому и маленькому ему отказать просто невозможно, и пользуется этим.       — Игорь, мы не станем давить, — бормочет Разумовский. — Но что происходит? Мы же видим, что что-то не так.       Гром прикрывает на мгновение глаза. Он прекрасно знал, что когда-нибудь об этом придется поговорить. С того самого момента, как увидел свои вещи в окружении подушек и пледов в гостиной.       — Та коробка с фотографиями, — произносит он, открыв глаза. Сережа и Олег сразу напрягаются. — Я ее не трогал с того дня, как со старой квартиры забрал. Ну вы сами видели, что там.       Игорь сглотнул и снова закрыл глаза. Даже спустя столько лет вспоминать и говорить об этом было неприятно. Диван по бокам продавился под тяжестью двух тел. Сережа взял его за руку и переплел пальцы, а Олег подставил плечо, позволяя опереться на себя.       — Его звали Юрий Смирнов. Они втроем — мой папа, дядя Федя и дядь Юра — были друзьями. Ну мне говорили так в детстве. Это я сейчас понимаю, что дядь Юра и папа не дружили. Да и тогда мне было плевать, как они это все называли. Главное, что папа счастлив был. Да, они ругались. Да, дядь Юра месяцами на своих заданиях мог пропадать. Под прикрытием же работал. Но главное, когда возвращался, папа даже с работы приходил раньше, — Игорь горбится, скатывается с плеча Олега, забирает руку из пальцев Сережи, растирает ладонью лицо и опускает кисти между коленями. Весь такой сломанный, маленький, будто это действительно поможет спрятаться от тупой боли в груди. — Если бы я тогда пулю у него из пистолета не украл, он бы дядь Юру бы убил. Ну может и не убил бы, подстрелил только. Не важно.       Олег и Сережа за его спиной переглядываются. История не становится ясна. Ну хотя бы они узнали, кто этот загадочный мужчина на тех порченных фотографиях. Но от этого легче не стало.       — Они дело вели одно. Папа, как всегда, в самое пекло. Он за ним. Дядь Федя рассказывал, что так всегда было. И по-другому быть не могло. Та фотка в альбоме. Я ее в тот самый день сделал, — Игорь говорит задушено, хрипло. Сглатывает часто на сухую. — Они в ту ночь убили друг друга. Папа его задушил, а дядь Юра всадил пять пуль, прежде чем умер. Я так ненавидел его. Понять долго не мог, как он мог так поступить. Выстрелить, а потом еще и на меня пистолет наставить, словно я никто для него. Словно и не было всех тех лет. Будто деньги ему были важнее.       Игорь горько хмыкнул.       — Может быть все могло и по-другому сложиться. Спец отряд подоспел бы вовремя. Их бы разняли. Откачали от той дряни, чем их там накачали. Но гром… — мужчина дернул головой, понимая всю иронию. — Я только, когда в академии отучился и работать начал, понял. И отца понял, и дядь Юру понял. Даже простить смог. Их. А себя нет. Я если б ту пулю не украл, то они возможно живы бы остались. И плевать на самом деле на этот Диснейленд. Мы б еще какое-то время были бы вместе. Совсем немного, но были б…       — Игорь, — мягко зовет Сережа. Олег тянет его за плечи назад. Они в четыре руки снимают с него куртку, обнимают крепко, держат с обеих сторон. И это правильно. По-другому не может быть. Игорь тихо плачет. Не всхлипывает даже. Просто роняет слезы. Тычется влажным носом в воротник черного мягкого бадлона, пропахшего сигаретным дымом, дорогим мускусным парфюмом и лавандовым гелем для душа.       На плечо ему ложится рыжая голова. Если повернуться и ткнуться в макушку, то можно почувствовать запах средств для укладки, перебивающие запах всевозможных дорогих средств для ухода, и легкий цитрусовый парфюм.       Но Игорь не двигается. Так полусидеть, полулежать совершенно не удобно, но очень нужно. В груди ноет, но уже не так сильно. Нос хлюпает. И он скорее всего уже перепачкал своими слюнями-соплями одежду Олега, но его не одергивают. Прижимают крепче, зарываются в чуть отросшие кудряшки, поглаживают затылок.       — Спасибо вам, — бормочет Игорь. Его мягко целуют в макушку и куда-то в шею. От этого приятные мурашки бегут по позвоночнику и становится тепло и хорошо.       — Ты сделал для нас куда больше, — отвечает ему Сережа и прижимается щекой к чужому плечу сильнее. — Это тебе спасибо, Горь.       Игорь хочет возразить, но лишь молчит, чувствуя убаюкивающее тепло и мягкие прикосновения. Думает, что вот сейчас они еще вот так посидят немного и он встанет, соберется, скажет, что все уже нормально. Они съездят на кладбище к отцу. И, возможно, он все же в этот раз сможет дойти до могилки дядь Юры. Она там, наверное, совсем заросла. За ней ведь некому ухаживать. У Юры ведь никого кроме него, папы и Прокопенко не было.       Вот только посидит вот так еще чуть-чуть. Ведь только два месяца назад осознал, какого было бы Сереже и Олегу, если бы он на самом деле погиб. Вспомнил, насколько это действительно больно. Понял, как страдали бы папа и дядь Юра, если бы кто-то из них один выжил в ту ночь, убив другого.       Он так давно не открывал ту коробку с воспоминаниями, что практически забыл, что о нем есть кому беспокоиться и болеть. И ему очень повезло, что теперь он осознал это. А то могло оказаться слишком поздно.