Lupus Est

They’ll never know how I’d stared at the dark in that room With no thoughts Like a blood-sniffin’ shark <right>Mitski “Last Words of a Shooting Star”

</right> Звёзды скрылись. Полумесяц изредка выглядывал из-за чёрных туч и прятался снова. Тёмная вода Сены шумела, и в её шумном течении Жавер слышал смех над собой, над его жалкой попыткой восстать против Бога, общества, своей природы и себя. Он всю жизнь пытался доказать всему миру, что он человек. Сейчас он осознавал, что был гнусным чудовищем, и не только потому, что обращался в волка. Он ни за что превратил жизнь Вальжана в ад. Он убил Фантину, хотя в его власти было помочь. А скольким невинным он сломал жизнь в своей слепой правоте? В ужасной тишине, нарушаемой лишь грохотом течения и редкими отдалёнными выстрелами, он слышал все просьбы и мольбы о пощаде, неуслышанные им раньше. Если он так долго не проявлял милосердие ни к кому, какое право он имеет просить его сам? Он снял шляпу и положил её на парапет. Он надеялся, что сразу пойдёт на дно или его тело отнесёт достаточно далеко, чтобы его не нашли. Почему-то не хотелось, чтобы о его жалком конце узнал кто-либо. Для мира это будет тихое исчезновение, для него агония продлится недолго. Это ничего, он всё равно никогда не надеялся спокойно умереть в постели в окружении семьи. Он оставил в своей комнате идеальный порядок. Домовладелице придётся продать или раздать его немногочисленные пожитки, кому-то достанутся его вещи, а потом они придут в негодность и будут выброшены, и в мире не останется ни единой живой души, которая бы знала о нём, ни единой вещи, напоминавшей, что он был. Эта мысль была пронзительной, но успокаивающей. Когда смерть наконец наступит, этим сомнениям и неопределённости наступит конец. Нет ничего однозначнее ада. Он забрался на парапет. Он никогда в жизни не чувствовал себя настолько жалко, даже тогда, после нападения в Тулоне. После Тулона он может и чувствовал себя ужасно, но тогда его горло сжимал страх, а не раскаяние. Страх проходит, а раскаяние – нет. Длинные волосы, обычно аккуратно собранные на затылке, сейчас падали на лицо грязными прядями и дёргались ветром, попадая в глаза. Он чувствовал себя грязным. И уставшим. Как он устал… - Стойте! Он обернулся. Вальжан был на мосту, запыхавшийся от бега. Когда он понял, что Жавер обратил на него внимание, то остановился, боясь подойти слишком близко и спровоцировать, не сводя с него взгляда. - Что вы делаете здесь? – спросил Жавер с деланным равнодушием. - Слезьте оттуда, прошу вас, - голос Вальжана был испуганным. - Зачем вы здесь, я спрашиваю? - Я искал вас! Я вышел, а вас нет. Провидение привело меня к вам… - Вас привела ко мне ваша глупость. Идите домой. - Послушайте, я сдаюсь, - Вальжан поднял ладони, - Я в ваших руках, арестовывайте меня, я пойду с вами добровольно. Слезьте, и мы пойдём в полицейский участок, и вы отдадите меня под суд. Вы ведь этого хотели? - Да что вы знаете о том, чего я хотел?! – крикнул Жавер с надрывом, - Вы ничего обо мне не знаете! - Ладно, ладно! Пусть так, я ничего не знаю, так слезьте и расскажите мне. - Я превратил вашу жизнь в ад! – голос Жавера прокатился по округе, разносимый водой, - Сколько крови я испортил! Я убил стольких людей, и думал ещё, что поступаю правильно, возомнил себя вершителем судеб! Да лучше бы меня в Тулоне загрызли, лучше бы кто-то другой выжил! Дети сиротами остались, а я выжил! - На вас напал тот оборотень в Тулоне? - Да. Он убил шестерых и чуть не убил меня. Да лучше бы убил! Вы бы были мэром Монрейля-Приморского, Фантина бы воспитывала свою дочь, все были бы счастливее, если бы меня совсем не было. - Вы ошибаетесь. Без вас не было бы лучше. Вы… вы всегда честно выполняли свою работу, вы отправили много преступников за решётку, я не знаю никого, кто был бы так же предан своему делу, как вы. Вы спасли меня в лачуге Горбо! Вы ошибались, да, но ошибались честно, лишь выполняя свой долг. - Не делайте вид, что у меня не было выбора. Вы прекрасно знаете, что мной двигала не только обязанность. Я делал то, что делал, добровольно, не только из-за долга. И самое ужасное, что я получал от этого удовольствие! – прошипел Жавер так, что Вальжан едва мог расслышать его слова. – Я убивал людей, и получал удовольствие. - Вы не убивали людей. - Вы так уверены? Вы не знаете. Но… Хорошо. Я приводил людей к смерти. Так лучше? - Послушайте… Вы не всегда были правы, да, но я тоже ошибался в своей жизни, но я смог найти путь света. И вы сможете. - Теперь уже слишком поздно для этого. Я ничего не могу изменить, я не заслуживаю прощения. Но теперь всему этому пришёл конец, я не буду вас арестовывать, вы свободны! Я больше никогда не потревожу вас, живите счастливо со своей дочерью. Уходите прочь и забудьте моё имя! - Рене! Жавер онемел. - Рене, послушайте… - Откуда вы знаете моё имя? Я никогда не говорил вам. Не называйте меня так. Никак меня не называйте. Уходите. - Как я мог не знать вашего имени? Вы были моим единственным другом в Монрейле, когда были волком. - Лжец! Вы не могли водить дружбу с чудовищем! Это неправда. Волк никогда не подпустил бы к себе святого. Вы говорите неправду. Волк не мог. Он чудовище. - Волк – это вы, и вы не были чудовищем. Я бы сошёл с ума от одиночества, если бы не вы. Я скучаю по тому времени, что провёл с вами, - Вальжан начал медленно подходить, продолжая спокойно говорить, - Вы ни разу не причинили мне зла, будучи волком. Вы разобьёте мне сердце, если убьёте себя, пожалуйста, не разбивайте мне сердце. Я так боялся, когда вы попали в капкан. Помните? - Я почти ничего не помню, когда обращаюсь, - ответил Жавер отрешённо. - Вы попали в капкан, там была приманка из цветов дурмана, и вашу лапу зажало, - Вальжан говорил и говорил, медленно делая шаги в его сторону, - Я вытащил вас из него. Там было много крови, я боялся, что у вас сломана кость. Мне было так страшно потерять вас. Я потом поругался с теми полоумными борцами, чтобы они убрали капканы, и они сильно подпортили мне репутацию, но это всё неважно. Я думал только о том, чтобы такого больше никогда не повторилось. Я не вынесу, если с вами что-то произойдёт. У вас остались шрамы от капкана? Покажите, прошу вас. Жавер слушал его очень внимательно, и как в трансе начал расстёгивать манжет на правом рукаве, чтобы показать шрамы. Дрожащие от волнения пальцы с длинными ногтями не могли справиться с пуговицей достаточно долго, чтобы Вальжан воспользовался отвлечением, моментально сократил дистанцию, ухватил Жавера за одежду и рванул на себя. Жавер от неожиданности потерял равновесие и упал бы на мостовую, если бы Вальжан не схватил бы его за плечи и держал, пока он пытался отбиться. - Пустите! Сволочь! Дайте мне умереть! Пустите меня, аспид! - Я не пущу вас, если вы попытаетесь утопиться, - прошипел Вальжан. - Какое право вы имеете запрещать мне топиться?! - Вы не имеете права топиться. Эта жизнь дана вам Богом. Ему, а не вам, решать, когда вам умереть. - И не вам решать, когда мне жить! Вы должны были убить меня на баррикаде, дьявол! Он стал слабее биться в хватке Вальжана. Силы у обоих были на исходе. - Пожалуйста, успокойтесь, Рене. Я не вынесу, если потеряю вас. Сопротивление Жавера сошло на нет. Он совсем остановился, попытался отвернуться в бесполезной попытке скрыть слёзы. Вальжан перестал его удерживать и обнял, стал гладить по спине. Жавер стоял, неловко пытаясь закрыть лицо руками, и не понимал, что делать. - Хватит это говорить. Вы ничего этого не чувствуете, вам плевать на меня, вы просто не хотите брать грех на душу. - Вы устали. Пойдёмте домой. Пожалуйста. Жавер всхлипнул и собрал последние силы. - Пойдёмте. *** От моста они шли едва переставляя ноги. Всё тело болело, хотелось есть, и пить, и спать, и чтобы этот ужасно долгий день наконец-то закончился. Они пришли к пустому дому на улице Плюме, а не к улице Вооружённого человека, как ожидал Жавер. - Я не хотел бы беспокоить Козетту… - Я понимаю. Дом был пуст, почти все вещи были перевезены на улицу Вооружённого Человека. Покинутые комнаты дышали пылью, одинокая свеча наполняла кухню тёплым светом. Было слышно, как в саду стрекочут насекомые. Вальжан заваривал чай. - Добавить мяту? - Как хотите. - Как вы хотите. - Мне не принципиально. Добавьте. Через несколько минут напряжённого молчания Вальжан поставил на стол чашки с чаем. Сидя с ним за одним столом, Жавер мог почти притвориться, что они с Вальжаном старые друзья, полуночничающие вдвоём, что это такое маленькое приключение, небольшой заговор ради развлечения против бессонницы. Никто ведь не пьёт чай со своим худшим врагом? Но эта хрупкая иллюзия быстро рассыпалась. Вальжан сидел напряжённо, на краю стула, подсознательно готовый к бегству. Он не смотрел ему в лицо и держал чашку двумя руками, чтобы не было так заметно, как они трясутся от усталости и потрясений. «Ты сделал его таким. Ты виноват.» - Зачем вы привели меня сюда? Вы боитесь меня. - Чего мне бояться? - Я преследовал вас, не перестаю преследовать. Я могу арестовать вас в любой момент. - Вы сказали, что не сделаете этого. - А если я соврал? - Вы всегда были честным человеком. - Нет. Я никогда не был честен. Вот уже тридцать лет как я живу во лжи. Я скрывал, что являюсь оборотнем. - У вас есть основания скрывать это ради собственной безопасности. - У меня нет на это никакого права. Я не человек. Я почти что животное. Я кровожадный зверь, это опасно и бесчестно скрывать это от людей только для спасения собственной шкуры. - То, что у вас есть инстинкт самосохранения, ещё не причина не доверять вам. - Вы невыносимы. В тёплом свете свечи черты Жавера больше напоминали Вальжану чёрного волка, встреченного им в лесу много лет назад. Тот же оскал, обнажающий клыки и дёсны, тот же дикий блеск в глазах, в которых теперь отражался дрожащий огонёк свечи. Но это сходство со зверем не напугало Вальжана, оно лишь напомнило о потерянном когда-то друге. - Нет. Вас-волка я не боюсь, вы никогда не давали мне причин для страха. Я не соврал на мосту, когда сказал, что вы были моим другом. Я… хотел бы подружиться и с вами-человеком. - Вы не понимаете, о чём говорите. Волк – это сущность, которую нельзя контролировать. Он сильнее меня, и я ничего не могу с этим поделать. Я могу сколько угодно подчиняться законам и… теперь, чему-то выше законов, но волк не подчинится, потому что это против его природы. Волк не обладает совестью, сознанием и душой. Это всё равно, что пытаться подчинить чуму или холеру. Если когда-то вы выжили во время эпидемии холеры, то только благодаря везению, а не личным качествам болезни. - Вы говорите так, как будто волк – это не вы, а какая-то отдельная сущность. - Потому что это не я! – воскликнул Жавер, вскочив со стула и начав беспокойно ходить по столовой, - Потому что это проклятье, болезнь, гнойный нарост на моей душе! Я не могу это контролировать, это опасно для людей, это больно в конце концов! Ужасно больно! Представьте себе, какого это, когда суставы неестественно выворачиваются, когда мышцы и кожа растягиваются, так, что это убило бы обычного человека, а я прохожу через такую бессмысленную пытку каждый месяц! И это опасно. Вы говорили, что помните, как в тулонскую тюрьму попал оборотень, но вы не видели, что стало с надзирателями, на которых он напал. Я был среди них и видел, в каком состоянии остались тела. Быть буквально разорванным на части – кошмарная, мучительная смерть! Я не могу вынести, что внутри меня есть часть, способная на такое. Вальжан промолчал. Тишина становилась гнетущей и вязкой. - Вы когда-нибудь убивали людей в полнолуние? - Нет. Ну… скорее всего нет. Я отхожу достаточно далеко от города, и я бы знал, если бы убил кого-то. Я, конечно, почти ничего не помню из того, что делает волк, это как… сон. Кошмар, который забывается поутру. Какие-то размытые детали, которые я мог и придумать. Но я думаю, что мог бы понять, что убил человека, по запаху. Когда я возвращаюсь в человеческий облик, то чувствую, каких зверей волк сожрал ночью. Запах остаётся. Вальжан промолчал. Он старался по-человечески понять Жавера, понять, какого жить оборотнем, но… это действительно внушало ужас. Сам волк был так же страшен, как любой дикий зверь, но было что-то неправильное, наводящее ужас в самой идее об оборотне. Подсознательно он чувствовал, что эта жуткая метаморфоза не должна быть возможной, что смертный, проходящий через такое, никак не может выжить, что человек с инстинктами зверя и зверь с мыслями человека не должны существовать ради блага всех, что… Нет. Он не чувствовал страха. Он видел волка, он понимал, что тот не причинит ему вреда и является более человечным, чем могло бы показаться. Жавер же находился в неведении, и неудивительно, что он боится этой части себя. на протяжении тридцати лет не было человека, который знал бы об этом и мог бы его переубедить. Вальжан понял, что неправильно даже думать о Жавере и о волке как о разных сущностях. Они были единым целым, только лишь разделённым внутренним барьером. Когда Вальжан посмотрел на него, он не увидел кровожадное чудовище, которое тот в таких красках описывал ему. Он увидел чёрного волка, своего друга, а ещё он увидел человека, которому жутко не повезло, который не подпускал к себе людей, потому что боялся, что может навредить им так же, как когда-то навредили ему, и что другие навредят ему только за то, кто он есть. Последний страх, к сожалению, не был безосновательным. Они погрузились в тяжёлое молчание. Допили чай. Вальжан не был хорошим собеседником. Долгие годы изоляции давали о себе знать. Он хотел заполнить эту тишину чем угодно, лишь бы прогнать эту тьму, нависшую над Жавером, по крайней мере до рассвета. Вальжан чувствовал, что, когда солнце взойдёт, его решимость покончить с жизнью уменьшится. Но слова не приходили. Он всё сильнее и сильнее увязал в мутноте тишины. - Вам не обязательно делать это всё, - сказал Жавер мягче. - Что? Чай? - Да. Ну и… приглашать в дом вашего врага. - Вы мне не враг. И я не мог бросить вас там. Это было всё равно, что убить вас. - И вы отказываетесь от этого во второй раз? А впрочем... – Жавер встал, а за ним и Вальжан, - Я не смею больше причинять вам неудобства. Я пойду к себе. Я не собираюсь убивать себя, так что можете не беспокоиться. - Нет. Останьтесь здесь на ночь. Я думаю… «Я думаю о пустом тёмном городе, по которому вы будете идти до своей квартиры. Я думаю о пустой тёмной квартире, в которой вы останетесь один. Я думаю о пустой тёмной жизни, от которой вы хотели сбежать.» - Я думаю, что будет лучше, если вы переночуете здесь, - сказал Вальжан - Я не могу, мне стоит уйти из вашего дома. - Пожалуйста, пока не уходите, - Вальжан взял его руку в обе своих, - Побудьте ещё моим гостем. Жавер, вздрогнул, остановился, смотря куда угодно, но не на лицо Вальжана. Вздохнул. - Вы понимаете, что я вас слушаюсь, как вшивая псина? Что вы такого сделали тогда, в Монрейле, что сейчас я чувствую, что не могу вас ослушаться? - Я не знаю. Я лишь был вашим другом. Пойдёмте, я постелю вам в свободной спальне. *** Всю ночь Вальжан спал как убитый. Проснулся он с болью во всём теле и ноющими мышцами. Он хотел было позволить себе нечастое излишество и остаться в постели подольше, но вспомнил о спящем в доме Жавере. Всё равно выйти из своего флигеля он смог только к полудню. Он постучал в дверь гостевой спальни (вообще это была его спальня в основной части дома. Он перестал там жить после того, как оборудовал себе флигель, предоставив дом в полное распоряжение Козетте). Жавер ответил, после чего Вальжан вошёл. Он уже сидел на аккуратно заправленной постели в свой одежде, мятой после бурного вчерашнего дня. - Доброе утро, инспектор. - Я больше не инспектор. Я ухожу из полиции. Отличное начало дня. Вальжан даже не успел толком проснуться. - Вы вообще спали? - Да, немного. - Может давайте мы сначала позавтракаем, а потом поговорим об этом? Жавер кивнул. На завтрак нашлись хлеб, сыр и чай. Ни у кого не было ни сил, ни желания что-либо готовить. Они оба не ели ничего нормального весь предыдущий день, так что этот скудный завтрак показался им удивительно вкусным. Жавер, закончив свою еду первым, отложил чашку с чаем на стол. - Я не знаю, как завтрак мог поменять моё решение. Это даже не моё решение. Я ухожу из полиции, и ничего не могу с этим сделать. - Как не можете? Разве вас уволили? - Нет… Я отправил письмо вчера, перед тем как пойти на мост. В том письме были некоторые предложения для улучшения службы, адресованные префекту. Я не рассчитывал, что буду жив, когда он его прочитает, и не знаю, как он отреагирует. Будет лучше, если я уйду сам и начальство не будет принимать участия в этой грязной истории. - Вы написали предсмертную записку? И адресовали её префекту? - Когда вы так говорите, то звучит очень жалко. Но… я подумал, что так будет правильнее. У меня много мыслей было вчера, и из всех моих противоречий я смог собрать что-то, в чём я не сомневался. Совсем немного. И я записал. Вы понимаете, что не стоило меня останавливать, если из всего, во что я верю, из убеждений, которые я пронёс через всю жизнь, из всей моей почвы под ногами остался лишь один рукописный лист? - Это не причина позволить вам убить себя. Знаете… в своём роде я могу вас понять. Когда я только вышел с каторги, у меня не было ничего, кроме ненависти, досады и жёлтого паспорта. Всё, что люди хотели обо мне знать, было написано на одном листе бумаги, я и сам не думал, что являюсь кем-то большим, чем бывшим каторжником. Но потом я встретил человека, который даже не взглянул на мой паспорт. Он помог мне тогда, когда я меньше всего этого заслуживал. Потом у меня появилась Козетта, и… У вас есть семья? - У меня? Да вы смеётесь. Конечно нет. - Откуда мне знать? Мы знакомы столько лет, но я чувствую, что совсем не знаю вас. Может… есть кто-то, кто вам близок? Кто-то, кому может навредить ваше поспешное решение об увольнении? - Нет. Если меня уволят, то пострадаю от этого только я. Стоит только… чёрт. Мои подчинённые. Если я уйду… нужно будет обеспечить им достойную карьеру. Некоторые со мной уже несколько лет работают, не могу же я бросить их… Четверо впечатлительных молодых людей, что, если я повлиял на них так, что они станут такими же, как я? Бессердечные орудия закона, которые не защищают, а лишь наказывают? Из Дюбуа я с шестнадцати лет растил полицейского, что, если всё, чему я научил его, ложь и он навредит кому-то так же, как я навредил вам? - Дюбуа? Я, кажется, помню его из Монрейля. Такой, высокий ребёнок? Неужели ему было всего шестнадцать? - Да. Он был достаточно сильным для своего возраста, и я решил, что пара лишних рук в участке не помешает. Был мальчиком на побегушках. Теперь он уже не ребёнок. Вырос и усы отрастил, и я всё время досадовал, что он не стал таким полицейским, каким я хотел его видеть. Слишком мягкий, слишком сочувствующий. Я думал, что эти качества не присущи идеальному служителю закона, но, может, я ошибался. Может быть, если в будущее пойдут такие люди, как он, то такие люди, как мы, больше не появятся. Я был слишком жесток со всеми ними… если бы я убил себя, не попросив у них прощения и не направив их, это было бы неправильно. Я вижу, что… Жак мог бы быть хорошим лидером. Нельзя допустить, чтобы у власти стояли алчные люди. Нужно будет перед увольнением добиться его повышения. Этьен… Жавер начал говорить сам с собой, наполовину бормоча под нос, как будто озвучив все свои мнения вслух он наткнётся на решение. - Этьен не лидер, он слишком хаотичен, к тому же за ним нужно постоянно следить, чтобы работал. Жак мог бы направлять его… да, они сработаются. Уже сработались. Ив и, как его там… Феликс, они совсем недавно попали в эту структуру, их ещё можно вытащить… Они бы смогли найти своё место в другой сфере, где-то, где создают что-то новое… Нужно поговорить с ними. Они были бы счастливее в другой сфере. Добиться их отставки, но так, чтобы они поняли, почему. Ужас. Раньше, если бы я хотел уволить кого-то из моих подчинённых, я бы сделал это и не стал бы тратить время на всю эту болтовню. Что со мной стало? Я теперь каждое своё решение буду сидеть и обдумывать часами? Вальжан не знал людей, о которых он говорил, но кивал в знак согласия. Его радовало то, что у Жавера появились хотя бы какие-то планы на будущее. - Совсем сопляки, как их оставить? Как дети малые. Дети… Жавер вздрогнул и посмотрел на Вальжана с шоком, вспомнив о вчерашнем дне. - Нет… дети… На баррикаде были дети, и я… - Жавер говорил с паникой, нехарактерной для его голоса, - Нет, нет… они были как-то связаны с волком, но я не могу сказать как… они живы? Господи… Я просил у тех студентов, чтобы их спасли… Я… мне нужно найти их? - Я не совсем понимаю, о чём вы говорите. - Если… если дети выжили и имеют отношение к волку, то стоит наверно дождаться полнолуния и найти их? Я помню… я помню что-то. Последний год как будто все сны и кошмары про полнолуние стали другими… Это связано с теми детьми? - Я не знаю! Когда следующее полнолуние? - Сегодня шестое? Нет, седьмое. Значит… через два дня.