Мои руки не дрожат вынимая твое сердце

Беглый взгляд уставился на лежащие предо мной острые предметы, от обычных ножниц до громадной бензопилы, с острыми краями огромного округленного лезвия. Она была зверской, страшной, внушающей. От одного оробелого взгляда на железку, в голове сразу появлялись картины, мелькали одна за другой. По телу незаметно прошелся призраком страх, в горле пересохло и я сухо сглотнул. Она поистине внушала страх, я не смею скрыть. Я словно обезумев представлял ее громкий звук. Скрежет металла можно было сравнить с душераздирающим визгом, таким же громким, глушащим все пространство, не дав тебе сказать ни слова и писка. Несколько режимов крутящегося лезвия в одну и ту же сторону. Медленный режим был самый безобидный - мог осторожно порезать бумагу или квадраты несколько-слоеных салфеток, которые лежали на моем рабочем столе в стопку, и я даже не знал для чего они там. Средний уже повнушительней - мог распилить пополам перламутровую синюю ручку, которой я всегда подписываю кипы бумаг с договорами, или ворочу в руке от скуки, попутно смотря на небо. Я не хотел ничего говорить о самом быстром. О нем и говорить было нечего, в горле сразу сохло от недостатка выделяющихся слюней, организм вмиг будто обезвожил. От быстрого в моих ушах сразу шумело, гудело и ударяло по перепонкам с полной силой, насколько была разработана машина. Она была как ястреб, краткая и лихая, юркая. Видя добычу сразу запускала свои алгоритмы в строй и была на готове. Она заставляла заткнуться, дав понять что никто меня не станет слушать, дав понять, что мое мнение тут - ничто иное. Бензопила была лишь аллегория к данному. Лишь погрузившись с головой в мысли, я представлял как она могла разрубить мои выпуклые подушечки пальцев в сию минуту, по чистой случайности, неосторожности, просто задев. Я бы даже не понял этого, не почувствовал сразу. Вместо длинных пальцев было бы лишь ничто. Ничего и несколько литров плазмы вместе с эритроцитами - крови. Ничего и нависшие куски мяса, ничего и капавшая кровь с брызгами на те самые салфетки, ничего больше, как открытый обзор на фаланги - кости, которые раньше, еще в юности, невозможно было разглядеть просто поставив руку на лампу. Невозможно было разглядеть так подробно, как возможно сейчас. Был лишь доступен обзор на разноцветные ниточки – вены, брюшные аорты1,анастомозы предплечья2 …Которые я разглядывал в детстве, изучая каждый дюйм на руке. Сейчас был бы доступен полный обзор, со всеми внутренними подробностями - оставалось только смотреть и попытаться лишний раз не закричать. Закричать не только от боли, от безумия. На бензопиле оставалось бы лишь немного кожицы и свежей бардовой крови, брызгов. От внезапности, от простой случайности. Глазное яблоко расширилось как у чеширского кота при виде мяса. Мяса. Во рту затошнило и появился привкус металла, слишком знакомый, слишком родной. Почему у крови вкус железа? Потому что минеральные воды, содержащие железо, имеют отчётливый металлический вкус. Сложный вопрос, на который я сразу знал ответ, будто вызубрил специально для того, что бы когда-нибудь задать его сам себе. Моя фантазия закончилась как по щелчку пальца, я снова вернулся в реальность и устремил взгляд вниз. Между всеми инструментами лежало невинное трюфельное тело, полностью не тронутое, а вырванное с корнем, словно оголенное. Комки грязи вместе с пылью были у моих лакированных туфель и явно пачкали их. Я даже не стал оттряхивать, как-то убирать эту грязь, сейчас это было ни к чему. Я чувствовал себя странно, от пяток до глазниц, ощущал себя полностью. Ощущал себя раздетым. Будто не в своей шкуре, не своим. На остальное острие мой застывший взгляд не упал ни разу так внимательно и изучающе, как на бензопилу. Остальные на фоне нее были жалкими существующими, просто для массовки, главный героем была лишь она. Или нет? Я ошибался? Зрачки снова забегали, я стал стремительно что-то выискивать среди металла. Отойдя от стола и сняв зеленый фрак, я откинул его на красно-бархатный стул, сейчас не играло роли то, что ткань фрака сомнется. Я отошел от стула на пару метров, кинув мимолетный взгляд на ручку, что была в моей дикой фантазии ранее. Я вернулся на свое изначальное место где стоял. Скрестив руки на грудной клетке, взгляд метался из стороны в сторону. Я не понимал с какой целью я ищу аналогию ей, я не понимал почему я это делаю, не понимал, что я дальше собираюсь делать, но все равно продолжал. От моего глаза было трудно что-то скрыть, спрятать, утаить, они были моим контролем над всем что есть. Взор уставился на топор с краю стола, лежавший рядом с ржавыми длинными гвоздями. На что бы я не посмотрел, вкус металла застревал у меня на языке, в памяти. Я смотрел на ржавчину и представлял гвозди в моей шее, вставленные туда со всей силы и размаха. Инфекция из острия распространялась бы невероятно быстро, чутко и больно, задев концами гвоздей нервное сплетение3. Это было представлять ужасно, но я не мог прекратить процесс, что-то мешало этому. Посмотрев на топор, я видел на нем переливавшийся свет от заката, уже вечерело и ночь была ближе, чем тогда, когда я только разложил предметы на красную ткань. Топор был чист и сверкал, некоторые царапины на толстом острие выдавали его и говорили о том, что он не настолько новый как хотелось бы, но качество дерева из чего он был сделан поражало меня. Топор выглядел красиво, прочно и надежно, сильно, с маркировкой и со всеми деталями что требовалось для дорогой вещи. Что бы порезаться о край, нужно было приложить усилия, надавить с полной силой. Или замахнуться. Протянув руки к «оружию» мое тело с полным весом легло на стол с разными видами заостренных предметов. Дыхание на миг затаилось. Не смотря на то, что тело было покрыто жилетом из прочной натуральной ткани вместе с рубашкой, я практически лежал на всем, что могло разрезать меня пополам, в этом случае просто глубоко порезать меня вместе с куском одежды. Было тяжело, топор давил на руку, тем самым заставляя меня чуть ли не выкручиваться, доступ к кислороду автоматически был заблокирован из-за физического препятствия. У меня на несколько секунд случилась асфиксия4 или кратковременная остановка дыхания.5 Вздохнув тяжело и с полной силой, я быстро встал и невольно застонал от тяжести, однако топор из рук вывалился. Это та самая неаккуратность, о которой я говорил. Неосторожность, невнимательность. Топор моментально полетел лезвием вниз к моим ногам и полу. Я даже не успел среагировать, как только край острия впился мне в сухожилия стопы, проникая через замш. Острие задело латеральную промежуточную кость6, заставив сместиться ее чуть вправо вместе с отходящими осколками. Эта бессмыслица не должна была произойти так просто, тогда почему. Глазницы рефлекторно наполнились слезами. Из глотки моментально подался голос, терзающий крик и хватание воздуха как последний, вместе с надеждой на то, что я не порву голосовые связки. Носки напивались свежей кровью из раны, одновременно пачкая внутренность оксфордов. Острие засело настолько глубоко, что задело крупные сосуды7. Поврежденные кровеносные сосуды начинали закупориваться специальными клетками - тромбоцитами, мертвыми эритроцитами, и прочими компонентами крови. Тем временем на место действия были фагоциты - те же клетки крови, однако несущие иную функцию — они сжирали инородное. Сжирали всё инородное, что попало в организм. Облепляют собой, поглощают и нейтрализуют. Так образовывался гной — это умершие фагоциты, переваренные ими останки бактерий, крохотные ошметки кожи. Эдакий раневой мусор. Вокруг раны была большая зона отека и кровоизлияния, этого не было видно, но ощущалось сполна. Я дышал словно гиена с пеной у рта, было тяжело просто от дикого дыхания. Стопа до голени перестала быть чувственной, она немела. Я хотел оказать себе первую помощь, сделать хоть что-то, но сознание было будто заблокировано, я не знал что мне делать. По ощущениям я чувствовал сплошное месиво, где нужно было еще найти конец и начало. Я держался о край стола и был неподвижен, глаза опухли от слез, было видно раздражение конъюнктивы8 . У меня был срыв всех компенсаторных свойств в организме , я надеялся на то, что моя паника не дойдет до болевого шока. Сердце билось невыносимо, пульс тарабанил по перепонкам. Нутро пыталось перегонять жидкость в голове, оттого была быстрая пульсация. Я дрожал, но глаза мои бегали по огромному кабинету, и уставились на трюфельное тело, что было вырвано из земли только сегодня утром. Я словно озверевшее животное, потерял контроль над разумом, и не смотря на боль и кратковременные приступы и реакции на травму, схватился за основание топора. Зрачки глазного яблока сузились от сокращения мышц, я сделал 3 стремительных вздоха и потянул основание топорища на себя, тем самым буквально вырвав острие из стопы. Был слышан короткий звук замши и скрип лакировки. От конца острия капало малое количество крови, но топор был испачкан. Это была невыносимая боль, от которой мои глаза выпучились, и я во мгновенье замычал и скрутился в спине. По лбу стекали незаметные капельки пота, вновь я тяжело дышал и пыхтел. Ноги стали ватными, я хотел свалиться на пол, отдышаться, но не мог. Мой взгляд тяжело поднялся, и я посмотрел с точно одичалым взглядом на тонкий ствол деревянного природного тела. Оно невинно лежало в пару шагов от меня, но эти шаги дались бы мне трудно, если бы я смел сдвинуться с места. На полу была лужа смазанной крови, и казалось, что в некоторых местах были видны узоры. Я робко делал первые шаги, и шипел от каждого болючего движения. Стол с природным телом был в трех шагах от меня, которые давались мне невероятно сложно. Несколько движений и вот, я уже стою над древом. Я внимательно изучаю покров и вырвавшиеся корни в земле, которые на яву выглядят как сухожилия и волокна у человека. Я ни о чем не думал кроме того, как я выглядел в ту данную минуту. В моей руке было основание рубящего орудия, покрытое засохшей кровью, моей кровью по моей же дурости. Я смотрел изучающе, словно лев на добычу, порождал в себе неумолимое желание уничтожить то, что я считал иным и не достойное жизни. Я во мгновение ока схватился за топорище обеими руками, подняв его на верх над собою. Руки дрожали, словно я замахивался на живого человека. Пот в ладонях скапливался от нервоза, казалось, сам топор мне шептал о том, что я вот-вот его уроню из собственных рук, и он с громким грохотом упадет на пол. Голова кружилась, в глазах на момент темнело, я никак не мог собраться с мыслями, ни одного мига я не должен был потерять. Я нервничал так, будто совершал кровожадное убийство над невинным дитем, которое так вопиюще умоляло этого не делать. Я машинально вновь замахнулся уже ватными руками острием, сил моих не было, и вот когда я ударил о дерево, сила во мне и породилась, я не мог более остановиться больше. Я без всякого сожаления всучивал лезвие в деревянное тело, во мне умерло чувство жалости к живому, я рубил с такой силой, что щепки вокруг меня разлетались в разные стороны. «Мои руки больше не дрожат, вынимая твое сердце». Я поднимал руки на большое расстояние и рубил дерево до того момента, пока его внешний вид не превратился в что-то более ужасающее. Был на то человек или обыкновенное тело, мне было без разницы, я как оголодавшее животное рвал и метал, дабы заполучить то, что мне нужно. В моей голове мельком проскальзывали моменты детства, жизни, унижения со стороны сверстников и родных братьев, матери. Отца я так и не видел и не слышал о нем более. Если бы не все они, я бы не дошел до такого безумия. Я бы не лишился самого себя. Я тотчас остановил свои действия, и как ошарашенный дышал зверьем. Руки до сих пор дрожали и немного болели мышцы после таких резких движений, но головокружения больше не было, я явно сейчас был в уме, но я не понимал что происходило и происходит вокруг меня. Я опустил топор из ватных рук, и он упал с грохотом острия на пол. В глазах помутнело, я за эти несколько минут и вовсе забыл, что моя стопа в ошметках кожи и крови. В горле сразу затошнило, в глазах помутнело и было чувство клона в сон. Мне стало намного хуже, и я свалился на пол обмороком от бессилия и боли. Мои глаза закрылись, и последнее что я видел, это несколько щепок тела предо мною.