Трое в лодке, не считая Амалы.
"Корабль удобен, потому что тогда не убежать. И в таком месте отношения извращеннее", - Э.В.Лимонов, "Дневник неудачника".
Всякое повидал за свою долгую жизнь аватара Рэйтан: безжалостных тхагов со своими золотыми платками, несколько войн, голодомор 43-го, антибританскую кампанию и проч. и проч. Однако, в число «всякого» входили не только катаклизмы, о нет! Прекрасное тоже было не чуждо божественному глазу: нередко падал его взгляд и на подобного рода вещи. Одной из таких «вещей» были и господа Дубеи во всех своих подробностях: приличных и не совсем. Ох, Амалочка! Знала бы ты только, что ни на йоту не спиздел Девдас, говоря тебе, что знаком с Вайшем так же близко, как и ты, тем первым твоим в Дубейском доме утром! Рита-Шива был пресыщен долгими годами, серыми буднями и обыденностью созерцаемого - лишь бы хоть что́-то сделать! Все равно что! Господин Дубей (теперь уже старший) тогда же еще был молод, не знал дам – за исключением, разве что, храмовых шлюшек – и слыл натурой увлеченную. Ну да ладно – не будь бы эта интрижка так важна для понимания абсурдной сей истории, она бы не стоила упоминания совершенно: Роман этот – пусть и был страстным – оказался весьма непродолжительным. И не удивительно: не живут такие отношения долго. По крайней мере, так казалось нашим героям. Девдасу вскорости сосватали молоденькую хохотушку-Ситару, от которой (а в особенности от ее сапфировых глаз) он не мог оторваться – так хороша собою она была! Рэйтан же уже по горло был сыт этой порочной связью: его начинало немного тяготить, что все чаще и чаще отказывал он бхутьим куртизанкам из Тамас-Виталы во встречах, предпочитая компанию Девдаса. Кстати, понимать слово «по горло» тут стоит как в смысле переносном, так и в самом непосредственном. Как говорится, время камни разбрасывать, и время их собирать – все рано или поздно возвращается на круги своя. Так, Девдас через некоторое время познал роль счастливого отца, а Рита-Шива стал более щепетилен в исполнении своих «аватарьих» обязательств. «Но Девдас, хоть и Дубей, но все же только господин. А ты, мой дорогой автор, - скажете Вы мне, - писал о неприличных подробностях господ. Неужто описался?». Нет-нет! Ни в коем случае. Но, впрочем, обо всем по порядку.***
На дворе стоял месяц май: жара нестерпимая. Воздух раскалялся до сорока с лишком градусов, что с Калькуттской влажностью было воистину невыносимо. Солнце пекло беспощадно, подло нагревая своими лучами все вокруг, чтобы ночью – когда светило лениво перевалится за горизонт – это «все вокруг» начинало жарить уже и без его присутствия. При всем при этом юной госпоже Басу-Дубей никак не удавалось насладиться своим новообретенным положением и опочивальней с вентилятором: она усердно думала. Думала, что подарить своему муженьку на грядущие именины. Задача на первый взгляд кажется простой: мол, кому как не молоденькой жене знать, что захочет получить ее муж! Но это только на первый взгляд. На деле же у баснословно богатого Амрита было все. Буквально все: по цветному телевизору в каждой комнате, слитки золота\серебра\палладия в сейфе кабинета, часы хубло (Амала каждый раз сваливалась в гомерическом хохоте, видя их на руке муженька. Ну и названьице!) во всех своих проявлениях, пластинки с автографами участников «Rolling Stones», и проч., и проч. Такому джентльмену действительно не-че-го дарить. Экс-Басу ломала голову, даже не догадываясь, что за таким же занятием сейчас находился и ее благоверный. Дело тут вот в чем: 30 лет назад в положении Амалы оказалась и Ситара, думая, что подарить супругу, который по совместительству был еще и одним из богатейших людей Индии. Однако, в отличие от все откладывающей на последней момент Амалы, матушка Амрита позаботилась обо всем еще за 9 месяцев до дня Х, подарив на именины супругу долгожданного первенца. И теперь каждый день рождения Амрита омрачался необходимостью подготовки двойного празднества и поиска подарка отцу. Тот-то всегда находил какую-нибудь важную брахманскую вещичку с интересной историей в подарок сыну, а вот что делать ему…? Амрит вернулся в резиденцию раздраженный: он только что три часа убил на дорогу до магазинчика сверхредких аквариумных рыбок и обратно (и это по такому-то пеклу!) потому только, что работающая у них бестолковая дурочка не смогла отличить рomacanthus annularis от рomacanthus arcuatus, клятвенно заверив по телефону, что нужный Амриту морской ангел у них непременно есть. За время увлечения отца аквариумистикой, Амрит стал уже экспертом по всевозможным вымирающим видам рыб, преподнося их в качестве подарка по всем возможным поводам. Но – так или иначе – момент, когда неналичествующих у Девдаса рыбешек просто не окажется должен был настать. И, судя по всему, это был он. Все шервани молодого человека насквозь вымокло, а по широкому лбу капля за каплей стекал пот, останавливаемый липнущими к лицу смоляными кудрями. Нет, это просто за гранью разумного! - Ебаная жара! Ебаные рыбки! Хоть саму, блять, за ними ныряй! – Амрит, не выдержав, пнул подушку. Та со свистом пересекла комнату – звон – и на пол посыпались сотни крошечных стекляшек, по роскошному паркету разлилось до недавних пор стоявшее в кувшине вино. - Бляяять, - почти с неистовством всхлипнув, осел на пол парень. – У меня и так дел море: побудь там, поприсутствуй сям – еще и этот двойной, ракшасы бы его побрали, день рождения. Как всегда придется провести день в каких-нибудь ритуальных катакомбах, а потом на праздник. С корабля на бал. Жара… Разлитое вино… Дел море… Корабль… Ну конечно! И как он сразу не додумался! Ничего в такую погоду быть не может лучше морской прогулки! Яхта с кондиционером и иллюминатором в полу – пускай хоть обсмотрится своих рыбок! - приятная компания, дохуища вина и Бенгальский залив! Отцу непременно понравится! А если и нет, всегда можно взять побольше вина. И не только. А самое главное – это корабль! И никакие «случайно» мимо проходившие гости нежданно сюда не нагрянут. Амрит пулей помчался в яхт-клуб. Через несколько дней все было готово: Роскошная посудина (Амрит в них не сильно разбирался, но позолоченное название в вензелях непременно свидетельствовало о роскоши) мирно покачивалась в порту, надраенная и обставленная. Несмотря на все свои царские убранства и баснословную стоимость, судно было небольшим – об этом младший Дубей позаботился специально. В Бенгалии, что не день – то праздник: пуджи, каждения, новомесячья… На каждый приглашалась обязательно вся дюжина, в полном составе. А Индия не зря занимает лидирующие позиции по численности населения – семьи тут ого-го какие… Постоянно толпа, везде снующие любопытные девицы, бросающие на Амалу похотливые взгляды мужики, обслуга обслуги… Это изрядно надоедало. Нет, на этом корыте (по крайней мере на грядущем празднике уж точно) будет от силы несколько человек, не больше: он, отец, Амала... Можно еще и Рэйтана взять. А что? Он умеет управлять кораблем, и – какой-никакой – но все же друг семьи – все лучше, чем нанимать кого-то со стороны. - И рыбку съем, и нахуй сяду, - хвастался покупкой перед супругой Амрит. – Отцу – подарок, мне – день рождения в тишине и спокойствии.***
Амала в ожидании именинников нервно переминалась с ноги на ногу. Не то что бы она переживала за свои взаимоотношения с мужем – нет. К нему-то подход она найти сумеет, о чем прекрасно говорило облеплявшее девушку полупрозрачное сари без лишних застежек: снимай – не хочу. А вот свекр… Рэйтан же, как всегда спокойный и умиротворенный, молча глядел куда-то – не сказать даже в воду – скорее, сквозь нее. - И где их ракшасы носят? – решилась прервать неловкое молчание Амала. Она не особо любила говорить с Рэйтаном, все еще чувствуя вину за то, что выбрала Амрита, но рано или поздно отношения придется налаживать. Пожалуй, это неплохой повод начать. Вайш неловко повел плечами и, немного помолчав, растянуто произнес: - «Каде́ш»… семитская богиня разврата, похоти и культовой проституции. Интересно. «Рэйтан, конечно, странный – спору нет. Но это даже для него слишком. Ну к черту налаживать с ним отношения! Не говорила с ним полгода, и еще столько же надо было не говорить», - подумала Амала. Однако, на языке весь ворох мыслей обрел более краткую форму: - Чего, блять? Мужчина кивнул на искрящиеся в солнечном свете вензеля, в которых - из-за курсивного написания лишь с трудом – читалось название яхты. «Кадеш». - Путешествие предвещает быть интересным, не находишь? – он улыбнулся, все еще глядя на свое расплывающееся в мелкой ряби воды отражение. - Н-да, предвещает. Послышался скрежет колес, на пирсе возникло авто. - А вот и мы! – глаза Амрита сверкали в предвкушении реакции Девдаса. Амала даже заметила, как муженек прикусил губу – обычно он делал так, когда томительное ожидание чего-либо становилось уже совсем невмоготу. «Ох уж эти мальчики, - думала она, - если что и делают, то только с двумя целями: либо поебаться, либо впечатлить отца. Главное, чтоб не одновременно». - Папочка! Дорогой, любимый! В этот чудесный и неимоверно жаркий день… Впрочем, к черту формальности и скучные речи: теперь эта яхта твоя. С днем рождения! – и он замер, готовый уловить малейшие проблески эмоций на отцовском лице. Брови Девдаса метнулись вверх: - О Дэви, не стоило! Совершенно не стоило! Правда. «Ему понравилось! С подарком я не прогадал!» - думал Амрит. «Лучше бы шлюху мне снял, ей-богу, - прочел в мыслях Девдаса Рэйтан. – Она пришла бы и ушла – подарок без обязательств. Амрит вообще в курсе, как бьет по кошельку содержание этой посудины? Спасибо хоть не рыбка: каждая сто́ит как паровоз, а аквариумы уже ставить некуда». Квартет поднялся по трапу, Вайш кинул рукой знак, чтобы им помогли отшвартоваться. - Кадеш - семитская богиня проституции. Интересное намечается путешествие, - тихо кивнул Рита-Шиве Девдас. - Вот и я о том же. Через некоторое время они отплыли уже достаточно далеко, чтобы начать праздновать. Солнце багровым вином разливалось по морю – закат, жара потихоньку спадала – теперь уже можно было выйти на корму без риска быть превращенным в яичницу. Тем более, что формальная и самая неприятная часть улажена – подарки подарены, поздравления розданы, теплые слова сказаны. Оставалось только пить хорошее бордо, стрелять в потолки пробками из-под шампанского да попросить Амалу вспомнить свою европейскую юность 60-х и сбряцать что-нибудь на гитаре. Благодать. - Отойдем на перекур? Хочу испробовать подаренный моей невесткой портсигар, - обратился к мужчинам Девдас. Амрит кивнул. Рэйтан был рад любой возможности покинуть рубку. Амала же явно перебрала с шампанским и теперь, в таком положении сделавшись более восприимчивой к морской болезни, отлеживалась в каюте. И почему говорят, что самые отъявленные сплетницы – женщины? Немного алкоголя, хорошо скрученные бланты сативы: и в целой Индии не найдется костей, которые бы не перемыли эти трое: - Да говорю же вам: поголовно все, все Шарма пидарасня конченая. Я не понимаю: как вы отдали за одного из них Лалит? - Боже, Вайш, как тебя понесло! Ты не пил же? Не пил? Я очень надеюсь вернуться сегодня обратно. И переспать с хорошенькой… Впрочем, не важно. Не при детях же, - Девдас ехидно покосился на сына. Если бы в 80-е существовал термин «эйджизм», Амрит непременно бы возмутился и заявил бы, что ситуация – классическое его проявление. Но слова не было. «А если слова нет – тогда и дела нет». - Да ты вроде особенно и не курил, - все-таки решил не тревожить неловкую тему Девдас, переводя разговор. - Рэйтан ненавидит дни рождения. Не удивлюсь, если брахманские вещества он использует не только для ритуалов, но и чтобы снять напряжение, - хихикнул младший Дубей. - Нет, Амрит, ну ты мне скажи. За что, за что ты меня ненавидишь? - Я? Тебя? Ненавижу? Вздор! - И ничего не вздор! Может, у твоего отца повод подтрунивать надо мной и есть, но не у тебя! - Повод? Это какой еще? - А то ты не знаешь! - Не знает! – мигом вклинился в разговор Девдас. Чему его и научили обязательства жреца – так это не терять контроль над ситуацией максимально возможное время. – И никогда не узнает! Как же Амриту не хватало слова «эйджизм»! - Отлично! Я в лодке: укуренный, что пиздец. Наш капитан, очевидно, тоже что-то втрепал. Отец, несмотря на то, что мне с сегодняшнего дня пошел уже четвертый десяток, видит во мне первоклассника и боится произнести слово «шлюха». Я даже плавать не умею! Может, вообще сегодня последний день живу: что сделает угашенный капитан, если яхта начнет тонуть? А вы всё секреты от меня! – сатива всегда так действовала на Амрита: немного негатива, и здравствуй, паранойя! - Боже, Амрит, да вся дюжина знает: было между мной и твоим отцом … ну ты понял, что именно. Но это было давно и неправда, - Вайш щелкнул зажигалкой. - Ты? С отцом? Это самое? - Ебались, - Девдас не выдержал. – Е-ба-лись. Не хочешь, чтобы к тебе относились как к первокласснику – так говори, что думаешь, без обиняков. - Ты… моей маме… с ним? - Это было еще до нее, - хором ответили оба. - Вообще, он меня из-за нее и бросил – влюбился, - тихо добавил Рэй. - Ничего не из-за нее! В конце концов, это несеръезно! Это все стоило прекратить и того раньше, тут просто повод подвернулся. - Несеръезно? А я, может, до сих пор… до сих пор что-то чувствую. - Еще скажи, что, когда ебал мою жену, представлял моего отца, - вклинился Амрит. - Тогда она еще не была твоей женой. - Она моя невеста с тех пор, как я еще пешком под стол ходил! Погоди, то есть представлял? - Ну что за нелепость, - все, что сумел выдавить из себя Девдас. - Мне все с детства твердили: «Амрит, тебя ждет Амала, не дари своей однокласснице шоколадки», «Амрит, не приглашай NN на школьный бал, ты уже обручен», Амрит то, Амрит се. Я с детства ждал свою невесту из Англии и предвкушал, как это будет. И вот она приезжает - ты к ней катишь яйца. А я тебе и слова не сказал. И знаешь, почему? Знаешь, почему приглашаю тебя каждый раз, хотя все считают тебя странным и не любят твое общество? Я готов был закрыть глаза на косые взгляды дюженцев, на твои потрахушки с моей нареченной, и проч. и проч. потому… потому что ты мне не безразличен – говорю это потому только, что мы в открытом море, а наш капитан не в себе. Но на то, что ты с моим отцом… И ты спустя три десятка лет говоришь – уже его сыну! – что до сих пор что-то чувствуешь? - Выходит, так. Амрит устал думать. Он был главой культа и вечно заботился о его благополучии. Был и молодым мужем – постоянно перебирал в голове варианты того или иного поведения с мадам Басу-Дубей. Ломал голову над подарком отцу, в конце концов. Настало время делать так, как он чувствовал. И пусть он потом будет жалеть, пусть таким смелым сейчас его делает только биохимический коктейль в крови – неважно. И он настойчиво, рьяно, но, тем не менее, немного опасливо прильнул к губам Рита-Шивы. На удивление, Рэй поцелуя разрывать не стал – видно, тоже поддался чувствам. Вайш все углублял его (поцелуй то есть), с каждым импульсом вкладывая в это слияние губ больше и больше страсти, словно говоря через нее – нет, даже крича! – то, о чем молчал с лишком тридцать лет. Амрит едва ли мог себя сдерживать, о, как долго он этого ждал! Ему хотелось большего: хотелось во всех-всех подробностях рассмотреть тело Рэйтана, дотронуться до тонкой и белоснежной кожи, пройтись дорожкой из поцелуев по ключицам – на́верно солоноватым от попавших на них морских брызг! И он был достаточно пьян, чтобы себе это позволить. Однако, даже наркотического опьянения недостаточно для воплощения всего задуманного в присутствии Девдаса. - И все же я рад, что мой отец до последнего – и сейчас, быть может, даже овдовев – любит маму, - случайно обронил мысль вслух Амрит. - Чересчур даже любит, - заметил Рэйтан. – Коль уж скоро у нас сегодня вечер откровений, и принятая мною марка раскрепостила меня достаточно, чтобы это озвучить, говорю: знал бы ты, Амрит, сколько раз, глядя на тебя и отмечая твое сходство с матерью – глазами в особенности – Девдас думал отнюдь не об отцовском долге. - Да и чего греха таить, - признался Девдас, - я и сейчас с некоторого рода удовольствием наблюдаю за происходящим. Разве что, было удобней – зайди бы мы все в надстройку. Теперь уж точно ничего не могло остановить Амрита, сделав несколько шагов до помещения, он вновь притянул к себе Рэйтана, попутно разбираясь с замысловатой конструкцией его саронга. Девдас же уселся в кресло, плеснул себе коньяку, практически залпом осушил бокал и потянулся к ширинке. Вскоре с прелюдиями между двумя юношами было покончено. - Может быть немного больно, ты уверен, что э́того хочешь? – обеспокоенно спросил Рэй. Он был уверен: наутро Амрит обо всем пожалеет. - Более чем. И Вайш вошел в него. Сначала аккуратно и мягко, ненамного; затем - с каждой итерацией все глубже и глубже - начал постепенно наращивать темп. Какое у Амрита все-таки красивое тело! Особенно со спины: рельефные трапециевидные мышцы, немного неравномерно накачанные по своим нисходящим и восходящим частям, но от этого ничуть не менее привлекательные; оттененные по-особенному как-то фасции, выступающие позвонки. Казалось, он был даже чуть красивее Девдаса в свои лучшие годы. О, как завидовал Рэйтан Амале! Завтра Амрит все-все забудет, а если и не забудет – то сделает вид, что забыл. Будет все также приветственно ему улыбаться, иногда звать на собрания дюжины – впрочем, год от года все реже – и периодически спрашивать что-то вроде «ну как там с порядком?». Знаем, проходили. А Амала может видеть его с собою рядом - точно таким: обнаженным, с напряженными мышцами, немного вспотевшим и тяжело дышащим – каждый день. Каждый день может она вдыхать с его кожи перемешанный с железными нотами ритуальной крови и кадильными благовониями Dior Jules. Хотя, может в том и была прелесть Амрита – вряд ли Вайшу удастся увидеть его таким еще раз, и сейчас он старался отмечать как можно больше деталей. Однако, Амрит думал иначе. Он уверен был: теперь все изменится. Да, накуренный. Да, паранойей и ничем не обоснованным страхом за свою жизнь загнанный в тупик. Однако, он все же нашел в себе силы сказать то, что давно хотел. Может, завтра он об этом пожалеет. Но что наша жизнь – как ни череда сожалений о сиюминутных удовольствиях? Завтра он проснется, попытается сесть на кровать и, после того, как оное у него, скорее всего, не выйдет, постепенно начнет вспоминать произошедшее. Вспомнит, как переспал с Рита-Шивой. Как Рита-Шива рассказал ему, что спал с его отцом. Как отец, оказывается, испытывал к нему нечто противоположное среднему арифметическому между комплексами Эдипа и Электры – или, говоря по-человечески: попросту хотел выебать. Как сладострастно Дубей-старший удовлетворял себя, наблюдая за соитием бывшего любовника и нынешнего сына. Но как бы дико все вышеперечисленное не звучало, Амрит был горд тем, что принял все как данность: «ну да. Все обстоит именно так. Можно испугаться и побежать к фрейдистам анализировать свои влечения. А можно поддаться им и получить самый яркий оргазм в своей жизни». Выбор был очевиден. Кроме того, Рэйтан, и правда, давно был ему симпатичен, но юноша это понял только сейчас. Загадочный, немногословный, но вместе всем он тот, кто всегда рядом, кто не осудит и поможет. Ебись оно все конем! Этим троим как нельзя сейчас хорошо! И на кой черт думать об этике? Сожаление, если и придет, то с трезвостью, что сейчас отчего-то было равносильно тому, что оно не наступит вообще.***
Амала, хоть иногда и прикидывалась ей, но дурой отнюдь не была. Лежа в каюте и отходя после нескольких бутылок кислющего брюта, она вдруг осознала, что Рэйтан совсем не пил. Почему? В памяти сами собой нарисовались сцены созерцания им воды или мелких ниточек шампанского в ее бокале. Какое-то деятельное созерцание, не отстраненное – как обычно. «Да он объебанный!» - мысль пришла к Амале внезапно. Капитан их яхты под чем-то. Судя по зацикленности на жидкостях – галлюциногенами. Не ровен час, ему в голову взбредет что-нибудь эдакое! Да и корабль вроде бы как стоял (точно экс-Басу сказать не могла: ее все еще немного штормило) на месте уже изрядное количество времени. Да что там происходит? Уставшая, она побрела в надстройку выяснять, удастся ли ей сегодня переночевать в собственной кровати. Ответа вслух на свой вопрос она, конечно, просить не стала. Увиденное ясно говорило ей: ближайшая ночь будет проведена в каюте, ближайшие несколько месяцев - за оформлением бумаг о разводе, а ближайшие несколько лет – у психотерапевта. Они еще говорили ей, что европе́йская мораль испорчена. Как же. Она клятвенно пообещала себе не поднимать эту тему ни с кем из троицы и попытаться выбросить все из головы как можно скорей. Лишь однажды преступила она свою клятву - за завтраком на следующее после всего произошедшего утро, не удержавшись и сопроводив Амрита, старательно разделывающего брускетту с лососем, следующей фразой: - Вот уж воистину: и рыбку съел, и на хуй сел.