Альтернативная история

Щелчок бледных пальцев. Со здания в самом центре спало заклинание отвода глаз, теперь за место непримечательного здания величественно возвышался храм. Даже жители города останавливались поглазеть, но большинство, боясь гнева градоначальника сразу уходили. Хуа лишь хмыкнул, указал на храм рукой и произнес: - Цяньбэй, это и есть храм тысячи фонарей. Прости, что доставил неудобства и не сказал тебе раньше. Храм. Посреди города призраков. Да не просто город, а владения непревзойденного, который этот храм и построил! Впрочем, слишком много потрясений в этом месяце, надо разрядить расписание парочкой свободных дней, специально для осмысления происходящего. Внутри храма было неплохо. Непривычные ощущения сковывали, но обстановка была чем-то похожа на дом блаженств. В центре, как и полагается, стоял постамент, только вот статуя отсутствовала. Подушка для коленопреклонения была всего одна, что неудивительно, очень вряд ли этот храм посещало много гостей. За постаментом ближе к стене расположился небольшой стол с письменными принадлежностями. Рассматривая все это, Му Цин невольно задался вопросом: - А почему у храма ни снаружи, ни внутри нет таблички с названием? Хуа завел руки за спину и с привычной ухмылкой ответил: - Руки не дошли, я придумал название храму прямо на ходу. Если Цяньбэй желает, я могу найти его любимого каллиграфа и попросить его подписать табличку. Хотя большей честью для меня будет, если Цяньбэй сам подпишет ее, как бог, которому здесь поклоняются. Что скажешь? Сюаньчжэнь после пары минут раздумий, сопровождающихся мерным звоном ранее незаметного постукивания носком сапога по полу, взвесил за и против, ответив: - А почему бы тебе самому не сделать это? Разве не создатель должен даровать имя своему творению? Демон вздохнул, подходя к столу, и предостерег: - Уверен? Цяньбэй, боюсь, из меня получится плохой каллиграф. Пока Хуа растирал чернила, Му Цин положил чистый лист и выбрал подходящую кисть. Сев за стол, демон обмакнул кончик предложенной кисти в чернила и, почему-то не отрывая руки, благополучно написал… а что он собственно написал-то? Сюаньчжэнь подозрительно долго всматривался в написанное, но разобрал лишь два иероглифа из пяти, или все-таки шести? «белый» и «нефрит». Хотя, причем тут вообще сыр тофу? Оставив попытки разобрать написанное, Сюаньчжэнь лишь вздохнул. Услышав такой безнадежный вздох, Хуа невольно поник и подтвердил: - Вот видишь Цяньбэй, мне лучше не браться за это дело. Му Цин взял кисть из его рук и написал на листе пару ровных иероглифов, что смог разобрать. Два почти идеальных иероглифа смотрелись неземными на фоне нечитаемых линий. Сюаньчжень учился каллиграфии вместе с Се Лянем, естественно его почерк был ровным и аккуратным. Вернув кисть, он провел пальцем по пустому месту на листе и сказал: - Попробуй повторить, что ли. Только демон начал писать, как сверху снова послышался горестный вздох. Обхватив своей рукой холодную кисть Хуа Чэна, небожитель выровнял положение кисти. Со стороны подобный жест мог показаться интимным, но это сейчас волновало Му Цина меньше всего. Письменный предмет так и норовил наклониться или уйти в сторону, делая линию еще кривее. Тут-то Му Цин понял, что не так. Первые пару линий получились неплохими, а после Хуа решил подшутить над ним, намеренно заставляя кисть в своей руке бесноваться. Му Цин выразил свое недовольно как можно прямее: - Ты меня специально не слушаешь? Пиши. Раздраженно рычащий голос Сюаньчжэня прозвучал прямо возле бледного, или уже слегка розоватого заостренного уха, после чего демон все-таки прислушался и выровнял кисть по всем наставлениям. На нескольких последних штрихах, Сюаньчжэнь вдруг заметил дрожь в чужой руке, видимо он слишком сильно сжал ее. Отпустив холодную ладонь демона, небожитель осмотрел результат общих стараний. Это можно с трудом прочитать, успех. Наградив этот ужас горестным вздохом, Му Цин вынес вердикт: - Безнадежно. Хуа Чэн отложил кисть и ответил, покачав головой: - Я же говорил, Цяньбэй. Хотя с твоей помощью получилось в разы лучше, оформлю в свиток и сохраню для себя, не позволяя никому смотреть. Беззаботная ухмылка и расслабленная поза, ничего не выдавало волнение от внезапного жеста генерала в опасной близости. Сюаньчжень вернул кисть в подставку, и приметил ранее непримечательный белый цветок на столе. Маленький с чистыми белыми лепестками. Взяв его и пару секунд покрутив в руках, Му Цин спросил: - Зачем тебе этот цветок? Только не говори, что именно из-за такого же ты получил свое прозвище. Хуа закинул ногу на ногу и ответил: - Цяньбэй совершенно прав, я принес его сюда как небольшое подношение. Если нравится – можешь взять, это все-таки храм в твою честь. Генерал хмыкнул и вернул цветок на место. Не успел он спросить что-нибудь еще, как снаружи послышались пронзительные возгласы: - Пожар! Горит, горит! В сети духовного общения Хуа Чэна раздался голос посланника убывающей луны: - Градоначальник, в доме блаженства возгорание. Ну не мог он сгореть чуть-чуть попозже?? Демон вздохнул и, повернувшись к Му Цину, сказал: - Прости Цяньбэй, придется отложить наше занятие, дом блаженств… Не успел он договорить, как Сюаньчжэнь решительно взял его за руку и, выйдя из храма, повел по улицам города прямиком к горящему зданию. Если в прошлый раз он допустил подобное, сейчас никак не мог допустить своего бездействия в исправлении подобных последствий. К счастью, огонь немедленно потушили. Как будто виновник совсем не хотел сжигать здание. Скорее, отвлечь внимание от чего-то другого. В памяти всплыл аккуратно поставленный на столе сосуд с духом не рожденного ребенка внутри. Обдумав эту теорию, Сюаньчжэнь спросил: - Где дух ребенка? Хуа несколько секунд стоял с закрытым глазом в окружении десятка бабочек, а после вопроса сразу раскрыл глаз, заставив бабочек разлететься. Немного подумав, он ответил: - Скорее всего, украли. Бабочки нашли лишь пустой сосуд. Му Цин вздохнул с облегчением и сказал: - Тогда остается только расспросить, кто зашел и вскоре вышел из дома блаженств. У него есть охрана или вроде того? Хуа улыбнулся и ответил в слегка легкомысленной манере: - Нет, зачем мне это? Если что-то становится моим, никто не сможет это забрать через главный вход. Сюаньчжэнь подался в рассуждения: - Предположим, я что-то украл у тебя и попытался выйти, что произойдет? Или ты украдешь что-то у меня, а я попытаюсь вернуть, тогда? Хуа посмеялся и продолжил: - В таком случае похититель не сможет выйти, даже если я приватизировал чужую вещь. Но я бы ни за что не украл что-либо у Цяньбэя, да и ты волен брать что пожелаешь, иначе как ты бы унес игральные кости? В тот раз Хуа Чэн и правда оставил ему кости, но вышли они совсем не через дверь. Может ли быть, что похититель все еще в доме блаженств? Чтобы выйти, ему надо либо что-то сломать, либо выйти через главный вход, но признаков первого не нашлось, а второе было не возможно. Хуа понял без слов. Инь Юй получил приказ, вскоре на площади собралась огромная толпа разнообразной нечисти, что всеми силами показывала готовность выполнить любое задание. Градоначальник махнул рукой, призывая к тишине и объявил: - Разделитесь, женщины налево, мужчины направо. Среди демонов прошла волна недоумения, но ослушаться приказа никто не посмел. Вскоре на площади толпа разделилась на две поменьше, выстроенные ровными рядами. Сюаньчжэнь и Хуа Чэн оправились вдоль женской части. Не пройдя и пары шагов, Сюаньчжэнь наткнулся на Лан Чан и обвел ее внимательным взглядом. Демоница состроила отвращение на своем густо накрашенном лице и заявила: - Чего смотришь? Обозвали беспомощным, да ты под крыло Градоначальнику? Му Цин усмехнулся и ответил: - А вы решили больше никогда не натыкаться на таких, как я? Иначе, с чего бы вам одеваться в приличную одежду? Теперь-то все вокруг обратили внимание. Обычно Лан Чан одевалась… мягко говоря, ничего не стесняясь. Ее одежда скорее оголяла, чем скрывала. Сейчас, она была одета в приличное бордовое ханьфу, с глубоким декольте, но все-таки гораздо приличнее, в сравнении с прошлыми нарядами, да и вела она себя тише. Сюаньчжэнь вздохнул и сказал: - Госпожа Лан, отдайте духа нерожденного, он опасен. Стоило вспылить, как ее обычно плоский живот раздулся, а сама она задрожала в приступе ужасной боли.