***
Джин-Ву ничего не говорит, когда двое мужчин из Отдела мониторинга Ассоциации Охотников начинают собираться; весь прежний интерес сгинул после того, как результаты объявили Джин-Ву все еще E-рангом. По крайней мере, они остаются вежливыми на протяжении всего разговора, вежливыми, пусть и поверхностно, поэтому Джин-Ву отвечает любезностью на любезность и не упоминает дополнительные слова, которые он слышит, - отстраненную жалость и мимолетную насмешку, отражающие правду, которую не произносят их уста. Я считаю, что мусор — это мусор, насквозь, думает один из них, и Джин-Ву приходится скрывать улыбку — ту, у которой слишком много зубов, — потому что это забавно, как котенок с вздыбленной в угрозе шерстью; потому что он может почувствовать жизнь в каждом из них, и было бы так, так легко протянуть руку и просто… погасить их. Он этого, конечно же, не делает. Не имеет смысла. Вместо этого он ждет, пока они уйдут, прислушивается к щелчку двери, а затем сосредотачивается на себе, на своих руках и ногах, кистях и ступнях, на бледной коже и хрупких костях; все такое обманчиво хрупкое по сравнению с сущностью, которая теперь находится внутри них. По сравнению с ним. Кто он теперь — он не думает, что смог бы выразить словами, если бы его спросили, не думает, что существуют слова для его вида, ни на любом из человеческих языков. Но что он точно знает, так это то, что теперь он - нечто Иное, что-то, что едва помещается в эту человеческую оболочку, которую он носит, что-то одновременно и очень старое, и очень молодое, со знанием вселенной — о щелях между ними и пространстве за его пределами — на его языке, за его веками, в каждом вздохе, но также и с именем Сун Джин-Ву и всем, что с ним связано, построенным на каких-то двадцати четырех годах человеческой жизни, а затем вновь рожденным заново из глубины беззвездной пустоты. Джин-Ву снова улыбается, на этот раз не от кого скрывать остроту. Он сгибает пальцы, чувствует, как сама ткань пространства и времени прогибается под ними, и делает мысленную пометку быть осторожным, потому что, иначе, он думает, что может случайно разорвать на части всю планету. Он бы выжил, но у него есть очень уязвимая сестра, которая определенно не пережила бы это. Говоря о ней... Дверь снова распахивается, и врывается Джин-А, полная гнева и нотаций, которые не скрывают беспокойства. Она не боится его, но он понимает, что это только потому, что она не знает, во что превратился ее брат. Тем не менее, он думает, что ему это нравится, он хочет, чтобы она оставалась такой — смелой, бесстрашной и свободной жить своей жизнью на своих условиях. Он едва мог заработать для нее достаточно денег до своей трансформации (Эволюции? Разрушения? Воскрешения?), но теперь он более чем достаточно силен, чтобы обеспечить ее безопасность и средства существования, и сама мысль об этом удовлетворяет ту его часть, что все еще крепко держится за свои немногочисленные эмоциональные привязанности. Пока он жив, Джин-А может делать все, что ей заблагорассудится. Что касается их матери... чтож. Существуют миллионы и миллиарды измерений, пересекающихся, разделенных и сложенных вокруг друг друга — даже если он не может найти для неё лекарство в своем собственном мире, оно обязательно найдется в другом. Их матушка тоже будет в порядке; это лишь вопрос времени.***
В течение следующих нескольких недель ему отчасти кажется, что он заново учится ходить и бегать. Дело не в том, что он разучился, но чтобы оставаться внутри этого крошечного человеческого сосуда и по-прежнему должным образом имитировать все его функции и реакции, не треща по швам, определенно требуется некоторое время для привыкания. В эти дни он гораздо больше тренируется. Это помогает ему адаптироваться. В перерывах он ускользает в другие миры с угрозами, достаточно интересными, чтобы занять его время, поскольку — в его собственном измерении — человеческие законы диктуют, что он не квалифицирован для работы в подземельях выше ранга C. Ему придется найти способ обойти это, хотя бы по той простой причине, что он хочет получить лучший источник легального дохода, но на данный момент достаточно самостоятельного прохождения неофициальных подземелий. Для Джин-Ву переход из одного измерения в другое — это лишь вопрос знания, где найти пробелы. Когда он смотрит, он видит трещины между мирами, чем на самом деле и являются все Врата — порталы, разорвавшие время и пространство, когда слишком много хаотической энергии накапливается неправильным образом, достаточно, чтобы даже люди могли видеть и взаимодействовать с ними, достаточно, чтобы существа менее сильные, чем Джин-Ву, могли прорваться сквозь них. Джин-Ву не нужно ждать, пока Врата проявятся физически. Он никогда точно не знает, где он в конечном итоге окажется, но знает, как туда добраться и как вернуться. Он учится использовать свои новообретенные способности, даже находясь в человеческом обличье, и доволен своей особой близостью к теням. Он прорывается сквозь один враждебный мир за другим, скалит зубы, открывает глаза и пожирает тех, кто встает у него на пути, и возвращается с достаточным количеством добычи, чтобы вся его семья могла комфортно жить до конца своих дней. Разумеется, он знает лучше, чем закладывать все сразу. Но впервые в жизни ему больше не нужно с тревогой следить за платой на обучение Джин-А, или сбережениями на колледж, или за оплатой больничных расходов их матери; и хотя он не чувствует (не может?) ничего похожего на облегчение, как, по его мнению, чувствовало бы себя прежнее "я", он все же получает что-то вроде удовлетворения. Он приносит с собой оружие, эликсиры и другие интересные артефакты. Они ему не нужны, но, вероятно, было бы неплохо освоить хотя бы несколько различных видов оружия, ведь никогда нельзя быть слишком подготовленным. Он почти наверняка сильнее всего, что можно найти на земле, но большинство серьезных угроз в наши дни исходят не от земли, не так ли? Даже будучи существом - монстром - которым он является сейчас, это, пожалуй, самая большая разница между ним и другими ему подобными. Он не был рожден во власти, никогда не обладал абсолютной уверенностью перед истинными ужасами или непревзойденным превосходством охотников рангов A и S, которые возвысились над всеми остальными представителями своего вида. Джин-Ву не похож ни на первых, ни на вторых. Он никогда не забудет, каково это - быть беспомощным, слабым, быть ничтожеством. Он никогда этого не забудет, и это будет еще одним оружием в его значительно расширившемся арсенале.***
Джин-А не глупа. Она знает, что ее брат вернулся… другим, знает это по тому, как тени у его ног больше не полностью совпадают со светом; знает это по случайным вспышкам слишком-много-глаз и слишком-много-зубов, которые она замечает краем глаза; знает это по холодку, пробегающему по ее позвоночнику и вздымающему волосы на затылке, когда она не замечает, как он входит в комнату, но все равно каким-то образом это чувствует. Поэтому, она знает, что брат, вернувшийся из подземелья S-ранга, спрятанного внутри D-рангового, не тот, которому она махнула рукой перед выходом в тот день, знает это, как знает свое собственное имя. Ей просто все равно. Она всегда просила своего брата только об одном — вернись живым. И он вернулся. Он вернулся, он выжил, и, может быть, теперь он тише и холоднее, и иногда от него пахнет кровью, дымом, льдом и ночью, но он все также спрашивает, как прошел её день, и не забывает купить ее любимые закуски, его объятия все те же, и он по-прежнему ставит ее на первое место. Он по-прежнему ее старший брат во всех смыслах, брат, который пообещал, что не бросит ее, как мама с папой, и сдержал это обещание. За это она может смириться с чем угодно.***
Однако Джин-Ву - в конечном счете - нужно, чтобы его заметили. Даже если он не продаст все сразу, рано или поздно кто-нибудь заметит, что у него есть постоянный запас редких предметов, которые можно найти только в подземельях высокого ранга, к которым ни один охотник E-ранга не должен иметь доступа. Таким образом, он не может оставаться Е-ранговым, но для того, чтобы снова пройти переоценку (он весьма уверен, что на этот раз он сможет манипулировать измерительным устройством, или, по крайней мере, он может просто сломать эту штуку, перегрузив ее), у него должна быть достаточно веская причина. Пусть он больше не человек, но раз уж он решил — в основном — жить как человек, он должен, на худой конец, попытаться работать в их рамках. К счастью, нитями судьбы достаточно легко манипулировать, когда он видит людей, запятнанных кровью, тех, в которых слишком много высокомерия и невежества, тех, кто, как знает Джин-Ву, обречен на раннюю могилу, и поэтому ему не требуется никаких усилий, чтобы убедиться, что он находится в нужном месте в нужное время, присоединяясь к этим людям в низкоуровневых рейдах, без усилий сдвинуть свой человеческий облик, - совсем немного, ровно столько, чтобы дать им почувствовать вкус страха. Особенность таких людей, как Хван Дон-Сук, как Кан Тхэ-Шик, — даже когда они сталкиваются с угрозой, подобной Джин-Ву, угрозой, которую какая-то первобытная часть до мозга костей знает, что они не смогут победить, а их задний мозг кричит им бежать, прятаться, просить пощады, они все равно проигнорируют это. Джин-Ву не думает, что это сила. Это просто… невежество. Высокомерие. И непостижимая способность человеческой расы игнорировать вещи, на которые они не хотят смотреть слишком внимательно. Пока не станет слишком поздно. Хван Дон-Сук и вся его группа умирают. Кан Тхэ-Шик следует за ними. После этого Джин-Ву пожирает их всех — их сущность, последний вздох в их легких, отчаянный жар в их венах, угасающий свет в их глазах — и впервые с тех пор, как он родился заново, он, наконец, чувствует себя сытым.***
Джин-Хо уверен, что его новый… коллега? Бизнес партнер? Друг??? В основном просто воспринимает его как своего рода домашнее животное. Как бы самоуничижительно это ни звучало, Джин-Хо на самом деле не против. Он прекрасно осознает, что если Сун Джин-Ву захочет, то может убить Джин-Хо со связанными за спиной руками и завязанными глазами, но он также предполагает, что другой охотник не нападет, если он не нападет первым, и пусть Джин-Хо не самая умная печенька в коробке, но и не идиот. Он не собирается лезть их кожи вон, провоцируя этого человека. Он думает, что, возможно, Джин-Ву может быть Лжеранговым, но есть в этом что-то, что просто не сходится, что-то в том, как Джин-Ву улыбается, всегда немного необычно, или в том, как он слишком долго смотрит в никуда, или в том, как его тень иногда даже отдаленно не похожа на человеческую — определенно слишком много конечностей, — когда Джин-Хо мельком видит ее периферийным зрением, но всегда возвращает форму, когда он смотрит на нее в упор. Обычно в это время Джин-Хо вообще перестает думать об этом, потому что это не его дело и от этого у него болит голова, а еще для кого-то, кто, возможно, нарушает закон и, возможно, является чем-то не совсем человеческим, Джин-Ву не кажется таким уж плохим. Во всяком случае, он спас Джин-Хо жизнь, и даже если он смотрит на Джин-Хо большую часть времени так, как будто его развлекает научившийся танцевать щенок, он никогда не насмехается над Джин-Хо за его слабость, никогда не говорит ему заткнуться, потому что у него есть склонность к болтовне, и он даже серьезно выслушал деловое предложение Джин-Хо (а потом даже согласился на него!). Это уже намного лучшее обращение, чем Джин-Хо когда-либо получал от доброй половины своей собственной семьи. Он достаточно самосознателен, чтобы понять, что он не очень хороший охотник, независимо от того, какое снаряжение он покупает или насколько уверенным старается быть. В конечном счете, он всего лишь D-ранг. И он знает, что его личность может раздражать, и, пусть у него и есть степень в области бизнеса и он всегда получал приличные оценки, по сравнению со своим старшим братом он на самом деле всего лишь среднячок. Он не супер сильный или супер умный, и, несомненно, у него есть деньги, но это то, что у него было с рождения. Он и сам осознает, что в нем нет ничего особенного. Но Джин-Ву, похоже, никогда ничего из этого не замечает, или, по крайней мере, его это не беспокоит. Даже когда он согласился продолжить совместную работу, Джин-Хо мог сказать, что перспектива иметь возможность совершать набеги на большее количество подземелий в одиночку привлекала его больше, чем нули в зарплате, которую предлагал Джин-Хо. Для охотника такого калибра, как Джин-Ву, у него нет реальной необходимости мириться с Джин-Хо, если он этого не хочет, поэтому тот факт, что он все равно собирается это сделать, много значит для Джин-Хо. Джин-Ву не относится к Джин-Хо как к низшему, и это то, что Джин-Хо больше всего нравится в нем. Поэтому, нарушает ли он закон или нет, и даже если он просто добр и потворствует амбициям Джин-Хо, и да, он действительно очень страшен в драке — Джин-Хо все равно. Джин-Ву — первый человек, который добровольно захотел быть рядом с ним, и Джин-Хо никогда этого не забудет.***
В первый раз, когда у Джин-Чуля появляется сознательная мысль, что он мог совершить ошибку, это происходит сразу после того, как он получает сообщение о том, что Хван Дон-Сук и вся его группа были убиты в подземелье C-ранга, и только D-ранг и E-ранг вернулись живыми. Или, вернее, только D-ранг и Сун Джин-Ву вернулись живыми. У него нет ничего конкретного, на что можно было бы опереться, и измерительный прибор очень четко доказал, что Сун Джин-Ву все еще был охотником E-ранга, но... это все равно не выходит у него из головы. Он знает, как работал Хван Дон-Сук, - до него доходили слухи, даже если у него очень мало веских доказательств, но, как и во многих других случаях, когда речь идет об охотниках высокого ранга или охотниках со связями с охотниками высокого ранга, - Отдел Мониторинга мало что может с этим поделать, не в наше время, когда реальные условия устанавливают те, у кого наибольшая власть. Так что все, что Джин-Чуль может делать, - это закрывать глаза, надеяться, что количество жертв однажды не станет слишком высоким, и стараться не думать о том, что подобные вещи беспокоят его в эти дни меньше, чем раньше. Ничто из этого не меняет того факта, что он знает, как обычно заканчивают более слабые охотники, которых Хван Дон-Сук берет с собой в свои рейды, и не меняет того факта, что охотник E-ранга, таинственным образом выживший в Двойном Подземелье, когда всего несколько недель назад погибли одиннадцать из шестнадцати других более сильных охотников, каким-то образом поменялся ролями с Хван Дон-Суком, и это вызывает всевозможные тревожные звоночки в голове Джин-Чуля, не говоря уже о последствиях, когда Хван Дон-Су узнает об этом. Рассуждая логически, он знает, что в этом, вероятно, нет ничего большего, чем удача. Сун Джин-Ву и D-ранговый, вероятно, сбежали раньше, а Хван Дон-Сук и его команда просто были слишком беспечны. Такой сценарий наиболее логичен. И все еще. Джин-Чуль не думает, что он что-то упустил из виду в отношении Сун Джин-Ву — он следовал всем надлежащим процедурам, и детектор маны был настолько высококлассным, насколько это возможно. Не может быть, чтобы тот вдруг вышел из строя. Так что он не думает, что упустил что-то из виду или слишком поспешно сбросил его со счетов, но... он может признать, что не уверен, особенно после этого инцидента. Справедливости ради, когда Джин-Чуль отправился оценивать Сун Джин-Ву, он едва успел разобраться с богом забытыми документами, порожденными бардаком с этим чертовым Двойным Подземельем; за три дня он даже не взглянул на свою собственную кровать и допил свою третью чашку кофе тем утром в одиночестве в тщетной надежде унять пульсирующую головную боль, прежде чем получить известие о том, что последний из выживших наконец проснулся. Он надеялся, что во всей этой неразберихе может быть хотя бы один долгожданный светлый момент, поэтому он отложил свои бумаги и надел наименее мятый костюм и галстук, чтобы навестить Сун Джин-Ву. Возможно, Двойное Подземелье привело не только к смертям и травмам, и Корее определенно не помешал бы еще один охотник высокого ранга. Но, в конце концов, это тоже была пустая трата времени. Мало того, что не было перепробужденного охотника, упомянутый охотник был также самым слабым охотником Е-ранга, которого Джин-Чуль когда-либо встречал. Впрочем, справедливости ради, ничто из этого не было поводом игнорировать смутное подозрение, что он упустил... что-то, когда вышел из больничной палаты Сун Джин-Ву в тот день. Но он был измотан, и подозрение было незначительным, и, в конце концов, было легко выкинуть его из головы. Вплоть до того момента, когда дело Хван Дон-Сука попадает на его стол, а затем, всего неделю спустя, прежде чем Джин-Чуль успевает провести надлежащее расследование, до его ушей доходит известие о смерти Кан Тхэ-Шика, убитого во время рейда, к которому — в очередной раз — присоединился Сун Джин-Ву. Джин-Чуль может один раз отмахнуться от аномалии, дважды - от совпадения. Но трижды, и он должен был быть исключительным тупицей, чтобы проигнорировать это еще раз. Он знает репутацию Кан Тхэ-Шика даже лучше, чем репутацию Хван Дон-Сука, знает, что даже он не может контролировать действия этого человека большую часть времени, но до тех пор, пока психопат прикрывал свои несанкционированные убийства заключенных, отбывающих часть срока, участвуя в рейдах, он был готов смотреть в другую сторону. Однако похоже, что Кан Тхэ-Шик, наконец, зашел слишком далеко, что неудивительно. Просто Джин-Чуль никак не ожидал, что этот человек встретит свой конец в таком рутинном рейде в Подземелье C-ранга. Затем он слышит имя Сун Джин-Ву и понимает — даже при наличии доказательств обратного — что упустил из виду что-то важное. Так что на этот раз он отправляется лично. Ему в любом случае нужно убедиться, что выжившие охотники получили компенсацию, и одна только мысль о том, что этот последний инцидент попадет в новости, заставляет его поморщиться. Охотники в целом уже не любят Отдел наблюдения, и дело Кан Тхэ-Шика не заставит их выглядеть лучше. Но это на потом. На данный момент он прибывает на месту расположения Подземелья и направляется к выжившим, почти полностью пропуская Сун Джин-Ву, потому что тот... другой. Джин-Чуль ожидает широко раскрытые глаза и детское лицо, слишком юное, чтобы сойти за взрослого, каким он и является. Вместо этого у него есть полминуты, чтобы переварить более высокое телосложение и непринужденную позу, прежде чем их взгляды встретятся, и... И у него перехватывает дыхание, голос застревает в горле, и между одним мигом и следующим, когда этот проницательный взгляд устремляется на него с острым ощущением чего-то необъятного и чудовищного, нависшего над ним, темного и хищного, кажется, что он не может даже дышать, как будто кто-то заставил его погрузиться под воду посреди зимы, и лед проник в самые его легкие, чтобы лишить их воздуха, так внезапно, что он даже не может сопротивляться. Эта секунда длится вечность, и впервые в жизни он по-настоящему чувствует, каково быть добычей. Даже охотникам S-ранга никогда не удавалось заставить его чувствовать себя таким ничтожным, таким ничтожно маленьким. А потом он моргает, моргает и снова моргает, и ему требуется все, чтобы не согнуться пополам и не хватать ртом воздух, все, что у него есть, чтобы не отступить. Он шатко оценивает свое окружение и не понимает, как никто другой, кажется, не замечает кошмарную неправильность прямо перед их глазами. Ему почти невыносимо снова смотреть на Сун Джин-Ву, сама мысль об этом походит на острые, как бритва, клыки, сомкнувшиеся вокруг его горла, но он сжимает челюсти и смотрит, и на этот раз есть только молодой мужчина, темноволосый и темноглазый, наблюдающий за ним с отстраненным весельем, таящимся в изгибе его губ. Он не делает никаких угрожающих жестов, даже не двигается, и выглядит абсолютно человечно и в значительной степени безобидно. Но Джин-Чуль снова моргает, и в ту долю секунды, когда мир темнеет за его веками, он чувствует зияющую бездну, где стоит Сун Джин-Ву, и ему практически чудится, что он вот-вот упадет прямо в нее. Джин-Чуль держит руки в карманах, чтобы никто не видел, как они дрожат. Он приносит свои извинения за причиненные неприятности и повторяет, как попугай, слова о денежном возмещении, которые он забывает, как только они произносятся. Он слушает объяснение, которое Сон Чи-Юл дает о событиях, произошедших в Подземелье, и знает, что оно ложно, потому что Кан Тхэ-Шик никогда бы не пал от однорукого охотника с целителем, которые не могут устоять под давлением. Но против кого-то вроде Сун Джин-Ву, против того, кем бы он ни был сейчас, чем-то, что Джин-Чуль так тщательно не замечал все эти недели назад, у Кан Тхэ-Шика не было бы ни единого шанса. Джин-Чуль не знает, что произошло, не знает, что случилось с Сун Джин-Ву, но он очень ясно понимает одну вещь: оказаться не на той стороне этого мужчины — все равно, что расстаться с жизнью. По крайней мере, Сун Джин-Ву, кажется, хочет сохранить... что бы он ни скрывал в тайне, и даже Сон Чи-Юл и Ли Джу-Хи, похоже, ничего не замечают, так что, что бы ни произошло в Подземелье на самом деле, вероятно, не было таким уж из ряда вон выходящим. Сун Джин-Ву не упоминает об этом, поэтому Ву Джин-Чуль тоже держит рот на замке. Он все равно не имеет ни малейшего понятия, что сказать по этому поводу. Однако у него все еще есть обязанности, и он достаточно заботится об этом, чтобы отвести Сун Джин Ву в сторону для личного разговора, даже если каждый его инстинкт восстает против этого. Он отпихивает его, стискивает зубы и все равно делает это. — Охотник S-ранга Хван Дон-Су придет за вами, — предупреждает он его, хотя, даже говоря это, он чувствует себя немного глупо. Хван Дон-Су может быть S-ранга, но сможет ли даже S-ранг сделать что-нибудь с Сун Джин-Ву? Тем не менее, Сун Джин Ву должен быть хотя бы проинформирован. — Его старший брат погиб во время рейда, в котором выжили только вы и этот D-ранг. Для него не имеет значения, кто виноват или что произошло на самом деле. Он не отпустит ни одного из вас. Он делает паузу, сглатывает подкрадывающийся к нему страх и внимательно изучает выражение лица Сун Джин-Ву. Ни беспокойства, едва ли какой-то интерес, но он слушает. Что-то в Джин-Чуле подсказывает, что это само по себе чудо, и каким-то образом это в равной степени изумительно и ужасающе. Это кошмарная идея, думает он, хотя и не ведает, откуда ему это известно, привлекать внимание чем бы это ни было, носящего кожу Сун Джин-Ву. Он дышит сквозь это, сжимая кулаки в карманах, стоя на своем. Он почти подпрыгивает, когда Сун Джин-Ву смеется, кратко, тихо и... поразительно благодарно. И поразительно нормально тоже. — Ты довольно впечатляющий, — говорит ему Сун Джин-Ву, и Джин-Чуль... Джин-Чуль понятия не имеет, как на это реагировать. Чем именно он здесь впечатляет? Во всяком случае, это откровенно смущает, как сильно он хочет сбежать, и он почти уверен, что Сун Джин-Ву это понимает. Если бы его спросили, почему он так напуган, Джин-Чуль не смог бы этого объяснить, у него не нашлось бы для этого слов. Но теперь есть осознание, и Джин-Чуль больше не может этого не понимать. Он не знает, что ответить, но, к счастью, Сун Джин-Ву, похоже, и не ожидал ответа. — Я буду начеку, — произносит Сун Джин-Ву, уже отворачиваясь. — Спасибо за предупреждение. Он уходит, и Джин-Чуль не окликает его. Вместо этого он провожает двух других охотников, убеждается, что уборка идет полным ходом, а затем возвращается в свою машину. — Должны ли мы продолжать следить за Сун Джин-Ву? — спрашивает один из его агентов. Джин-Чулю почти хочется рассмеяться. Его руки до сих пор не перестали дрожать, а холод в костях не хочет уходить. — Нет. Следите за любыми рейдами с его участием, но в остальном оставьте его в покое. Он не прожил бы так долго с помощью плохого инстинкта самосохранения. Ему не нужны доказательства, объяснения или слова, чтобы знать, что вмешательство в дела Сун Джин-Ву приведет только к крови и мешкам с трупами. Или того хуже. Однако, вероятно, пора отчитаться перед председателем. Как будет проходить этот отчет... чтож. Джин-Чуль разберется в этом после горячего душа и бутылки виски.***
Ву Джин-Чуль - интересный человек. Джин-Ву не обратил на него особого внимания во время их первой встречи, за исключением его работы и поведения, а также общей усталости, которая витала над ним, как облако. На этот раз все было иначе: на этот раз Джин-Ву действительно обратил внимание. Энергия, испускаемая Ву Джин-Чулем, оценивалась как солидный А-ранг, почти S-ранг, и он двигался с грацией человека, чувствующего себя комфортно в собственной шкуре и уверенного в своем месте в мире. Он отдавал своим агентам спокойные и четкие приказы, и все без колебаний подчинялись. Однако самым впечатляющим было то, как он отреагировал, когда Джин-Ву снял слой своего человеческого облика и показал ему монстра, скрывающегося за ним. Не все, даже не половину — он знал, что люди не выдержат этого. Но из-за смутного чувства любопытства он показал ему ту же вспышку ГОЛОДКРОВЬЖАЖДАТЬМАВЕЧНОСТЬ, которой он поразил Хван Дон-Сука и Кан Тхэ-Шика — первый обратился к бессвязному страху, а разум второго рухнул почти мгновенно; Ву Джин-Чуль же мысленно отшатнулся, затем уперся своими метафорическими пятками и зарычал в ответ, как будто ужас был чем-то, что можно было подавить одной лишь силой воли. Он был первым человеком — первым существом, — с которым Джин-Ву столкнулся с момента своего перерождения, и тот не сломался под тяжестью истинной формы Джин-Ву. Он знает, что и Джин-А, и Джин-Хо видели что-то из того, кто он есть на самом деле, но всегда лишь тени, эхо, отражения, окутанные туманом и звездным светом, размытые и отшлифованные наждачной бумагой со всех их острых и диких граней. Он не оказал Джин-Чулю такой же любезности, такой же милости, но взамен Джин-Чуль дал ему нечто еще лучшее. Джин-Ву решает, что теперь он будет присматривать за ним. Людей, обладающих смелостью и решимостью смотреть ему в глаза, очень мало, а Джин-Ву обнаружил, что довольно неравнодушен к таким очаровательным личностям.***
Он возвращается к соло зачисткам Подземелий, официальным и не очень. Некоторые из них более интересны, чем другие, в основном из-за того, что он обнаруживает. Вернее, то, что обнаруживает его. Есть множество вещей, которые живут в тенях, в безмолвии неизвестности и покое перед забвением, вещей, которые могут выдержать вес его вида, вещей, которые видят его силу и естественным образом притягиваются к ней, а не отталкиваются от нее. Большую часть времени Джин-Ву не особо заботится о них — ему не нужен мертвый груз, — но иногда он встречает тех, кто не так силен, как он, но заинтриговывает его достаточно, чтобы он взял их с собой. Игрис, представляется ему одно из таких существ, дух-хранитель заката и сумерек, облаченный в рыцарские одеяния и обладающий соответствующим темпераментом. После Подземелья, через которое проносится Джин-Ву, — пустынный мир, управляемый тираном, от которого Джин-Ву избавляется, — рыцарь-тень преподносит свое имя как жертву, преклонив колено, и наряду с этим Джин-Ву может вкусить силу и верность, предлагаемые вместе с ним. Джин-Ву улыбается, в равной степени любопытно и задумчиво, и улыбается еще шире, когда Игрис даже не дергается, будучи принятым во тьму души Джин-Ву, навсегда связанный, пока он не умрет или вселенная не сгорит дотла. Ему не нужна армия, но ему нравится вкус преданности Игриса, и ничто не мешает ему держать рыцаря рядом с собой. Игрис — его первый. И он не будет последним.***
Иногда Джин-Ву подумывает, что он, вероятно, слишком балует Джин-А, до такой степени, что она, похоже, вообще не чувствует опасности, или, по крайней мере, она не видит никаких проблем с тем, чтобы бросить свою маленькую подружку-недоучку на его попечение. — Что именно, по-твоему, я должен с ней делать? — вопрошает Джин-Ву, немного удивленный, но в основном раздраженный. — Просто отговори ее не бросать школу! — умоляет Джин-А. — Она теперь одержима идеей стать охотником, но она совсем не обучена. Ты не можешь взять ее с собой в рейд? Если она увидит, насколько это опасно, может быть, она передумает. — А если она умрет? — сухо спрашивает Джин-Ву. Джин-А закатывает глаза, и да, он, вероятно, слишком сильно избаловал ее в последнее время. — Ты будешь рядом, чтобы защитить ее, — заявляет она ему без какого-либо стресса и тревоги, которые испытывала раньше, когда Джин-Ву отправился в очередной рейд. — О, правда? — бормочет он мягким тоном. В конце концов, Хан Сон-И ничего для него не значит. Джин-А кладет руки на бедра и устремляет на него полный убеждения взгляд. — Теперь ты намного сильнее, оппа. — В ее голосе нет сомнений. — А Сон-И — моя лучшая подруга. Джин-Ву вздыхает. Чтож, так оно и есть. Джин-А знает эту девушку полжизни. — Один рейд, — заявляет он. — Я не нянька. И не вини меня, если она вернется с травмой. Джин-А сияет, полностью игнорируя последнюю часть, как будто считает, что он шутит. Джин-Ву снова вздыхает. Что ж, у него уже запланировано подземелье C-ранга на завтра. Для охотника E-ранга, должно быть достаточно непросто слегка напугать ее, но недостаточно, чтобы убить, пока Джин-Ву рядом. Все будет хорошо, и, что более важно, это не будет слишком далеко от его цели.***
Двадцать четыре часа спустя Джин-Ву застрял вместе с Хан Сон-И и двенадцатью членами Гильдии «Белый Тигр» в пределах Красных Врат. Это заставляет его задаться вопросом, не обрел ли он каким-то образом способность бросить вызов вселенной. Не то чтобы он не мог выбраться. Он чувствует, как потрескивающий барьер Красных Врат шипит на краю его чувств, поэтому просто шагнуть между этим миром и землей, как он обычно делает, больше невозможно. Но он всегда мог применить грубую силу, пробиться насквозь, как молотком по стеклу, и с ним все было бы в порядке. Однако этот мир, это Подземелье, рухнет вслед за ним, и он на самом деле не уверен, сможет ли он взять с собой людей, не разорвав их на части тоже. Они такой хрупкий вид, что иногда Джин-Ву поражается, что он вообще когда-то был одним из них. Итак, он остается, лишь вполуха слушая, как Танк отсеивает из своей стаи слабых и уходит с относительно сильными охотниками, чтобы противостоять боссу Подземелья. Его больше интересует наполовину расплавившаяся стрела в его руке, которую он поймал в воздухе, пущенная Ледяным эльфом. Хякки - не такие уж необычные монстры, хотя обычно они появляются только в мирах с минусовой температурой и уровнем энергии Врат как минимум B-ранга. Предполагалось, что это подземелье будет С-ранга. Ему оно тоже казалось С-рангом. А это означает, что кому-то удалось обмануть его чувства. Его чувства. Во вселенной нет монстра, способного на это. Не одного, кроме ему подобных. Он сканирует горизонт, заснеженные верхушки деревьев. Часть его хочет отправиться на охоту, хочет этого с таким голодом и возбуждением, которые он никогда раньше не испытывал. Каково было бы сражаться с таким существом, как он сам? Как он поведет себя в смертельной схватке? Но нет, он пообещал Джин-А позаботиться о ее подруге, а остальные оставшиеся позади люди практически дрожат в ботинках от холода и надвигающейся опасности. Его еще меньше заботит то, что с ними случиться, но он согласился пойти на этот рейд с Гильдией Белого Тигра. Официального контракта между ними не было, но подтекст все еще присутствует, и у Джин-Ву нет особых причин его опровергать. Этот Танк, бросивший половину членов своей гильдии, заслуживает того, что с ним произойдет — он может быть А-ранга, но ему далеко до уровня Ву Джин-Чуля, и даже у того не было бы шансов против существа, которое активировало Красные Врата — но, вероятно, со стороны Джин-Ву было бы дурным тоном оставить остальных на произвол судьбы, когда ему даже не пришлось бы делать так много, чтобы обеспечить их безопасность. Пока они делают то, что он говорит, и не блуждают сами по себе, - он не видит проблемы в том, чтобы убедиться, что с ними тоже все будет в порядке. Первостепенно - это еда, огонь и убежище — люди не могут обойтись без них, но их достаточно легко получить. Его сродство склоняется ко тьме, пустоте, межзвездному пространству и бесконечности секунд прямо перед рассветом. Но огонь является основой жизни, его достаточно легко разжечь, еще легче поддерживать его горение, и он собирает вокруг него людей, прежде чем отправиться на охоту за едой. Ледяных медведей достаточно легко выследить — в половине случаев они приходят к нему сами, а не наоборот, и это детская забава - разорвать им глотки, прежде чем снять с них шкуры, а затем нарезать мясо до съедобного размера. Он даже выпускает Игриса поиграть, а когда душа Ледяного Медведя, которого он зарубил, не перестанет скакать за ним по пятам, как гигантский щенок, он смягчается и тоже берет её под свое крыло. — Ты не будешь есть, оппа? — спрашивает как-то Хан Сон-И, где-то на второй день заточения в Подземелье. Джин-Ву пожимает плечами, не отрывая взгляда от тускло-серого неба и непрерывно падающего снега. Температура упала еще больше, но огонь сдерживает ее, а импровизированной крыши, пальто и одеял, которые они изготовили из дерева и меха, более чем достаточно, чтобы сохранить всем жизнь. — Я не особо голоден, — говорит он девушке, что не совсем ложь. Он не особенно жаждет медвежьего мяса. У него на уме гораздо более сытное блюдо, и когда он прислушивается к завыванию ветра и слышит пропитанный жаждой крови смех, разносимый его крыльями, он понимает, что не единственный, кто так думает.***
Джин-Чуль хотел бы, чтобы все знали, что он стал охотником А-ранга и главой Отдела Мониторинга Корейской Ассоциации Охотников не только для того, чтобы играть роль бесплатного шофера Хван Дон-Су. Но он также и не доверит изменчивому ублюдку ни одного из своих людей, так что - вот он здесь, забирает охотника из аэропорта, как будто ему больше негде быть, и все это время выслушает скрытые угрозы в адрес Сун Джин-Ву лично. Хорошо, что Джин-Чуль всегда умел сохранять невозмутимое выражение лица. В противном случае он бы уже рассмеялся, а потом его, наверное, убили бы. Аура, которую излучают охотники S-ранга, не вызывает насмешек, но прошло много времени с тех пор, как она в последний раз пугала его. Если только они не сделают все возможное и не попытаются сокрушить его своим давлением, Джин-Чуль больше даже не вспотеет в битве с S-рангом, не говоря уже о чем-то еще. Но это только делает разницу гораздо более очевидной. Одно только присутствие Хван Дон-Су не пугает его, хотя Джин-Чуль прекрасно осознает, что если дело дойдет до серьезной драки, даже если он достаточно уверен, что сможет нанести хотя бы небольшой урон первым, - он все равно в конечном счете проиграет. Сун Джин-Ву, с другой стороны... что ж. Джин-Чуль до сих пор не видел его в действии, но он не забыл, каково было находиться в его присутствии — его подлинном присутствии, — и Джин-Чуль в равной степени уверен, что если Сун Джин-Ву когда-нибудь захочет его убить, он умрет еще до того, как поймет, что происходит. (Он не забыл вкус страха и ощущение того, что стоит перед чем-то слишком огромным и могущественным, чтобы его можно было понять, но, как ни странно, он не может найти в себе желания забыть.) Это почти облегчение - узнать, что Сун Джин-Ву оказался в ловушке за Красными Вратами, когда они прибывают на место предполагаемого Подземелья C-ранга. Он не сомневается, что Сун Джин-Ву вернется живым, но таким образом даже Хван Дон-Су не сможет добраться до него, а если Джин-Чуль сможет ненавязчиво уговорить человека на обратный рейс прямо в Америку до возвращения Сун Джин-Ву, то Корея может быть даже избавлена от последствий столкновения между этими двумя титанами. Безусловно, Джин-Чуль поставил бы все свои сбережения на победу Сун Джин-Ву, но кто знает, сколько жертв и материального ущерба последует после этого. И если это произойдет, угадайте с трех раз, кто будет отвечать за оформление всей этой бумажной волокиты. Разумеется, только потому, что Сун Джин-Ву не рядом, не значит, что нет других проблем, с которыми можно было бы справиться. Джин-Чуль никогда не понимал, почему почти все S-ранги такие вспыльчивые, хотя он полагает, что может дать Баек Юн-Хо некоторую слабину в этом случае — Хван Дон-Су никогда не был чьим-то представлением о разумном собеседнике. Итак, Джин-Чуль вмешивается и готовится к переломам, потому что он не может это не сделать, ибо половина Сеула будет уничтожена, если начнется бой S-рангов. Ему повезло — и он удивлен, — что они оба уменьшили силу в последнюю секунду. Его костюм полностью испорчен, но, по крайней мере, он отделался лишь несколькими синяками. Ну, ими, и его кости, кажется, все равно могли бы растрескаться, даже если бы не были раздроблены, но... только на мгновение. У него перехватывает дыхание, когда он видит бесформенный черный силуэт, скользящий вверх по его рукам — такой черный, что поглощает свет Врат позади него, черный, как беззвездная пустота, которая сниться ему сейчас, черный, как тени, которые каждый раз позволяли ему мирно плавать в них, когда он засыпает, — прежде чем исчезнуть так же быстро, но как только он уходит, ему больше не больно. "Ты довольно впечатляющий", — сказал Сун Джин-Ву, и Джин-Чуль до сих пор не понимает почему, но впервые задается вопросом, означает ли это, что он каким-то образом заслужил одобрение самого страшного монстра, которого он когда-либо встречал. Это головокружительная мысль. И определенно пугающая. Граничащая с ужасом. (Если какая-то — явно безумная — его часть еще и необъяснимо довольна, Джин-Чуль решительно не думает об этом.) Он моргает, переводит дыхание и возвращается в настоящее. Похоже, никто ничего не заметил, ни тьму, скользнувшую по его рукам, ни момент его отвлечения, и Джин-Чуль решает, что это к лучшему. Он не знает, что думать о... магии Сун Джин-Ву? Исцеляющей его? Так что он просто не думает. У него едва ли достаточно алкоголя - под рукой или дома, - чтобы справиться с этим последним откровением. Вместо этого он рассказывает Хван Дон-Су о своей первоначальной оценке Сун Джин-Ву и лжет ему в лицо о своем мнении о способностях охотника E-ранга. Когда Хван Дон-Су соглашается и возлагает вину на Стройкомпанию Юджин, Джин-Чуль, не колеблясь, бросает их под автобус. Хван Дон-Су было бы сложнее нацелиться на корпорацию, но, как и ожидал Джин-Чуль, этот человек также гораздо меньше заинтересован в ведении войны против какого-то высокого бизнеса, поддерживаемого старыми деньгами. Это помогает. Сун Джин-Ву не нуждается в защите Джин-Чуля, но Джин-Чуль все равно защищает его. Возня с бумагами, напоминает он себе, будет адом. Но, в конце концов, Сун Джин-Ву по-прежнему гражданин и охотник Кореи, а Хван Дон-Су — нет. Джин-Чулю совсем нетрудно выбрать сторону. Он оглядывается назад, прямо перед тем, как снова сесть в машину с Хван Дон-Су. Красные Врата зловеще гудят, вся эта энергия сосредоточена у входа, как плотина. Баек Юн-Хо стоит перед ними, все еще выглядя раздраженным, хотя его звериная трансформация отступила. Их взгляды встречаются. Джин-Чуль сначала отводит взгляд, невозмутимый, но он предполагает, что глава гильдии все равно что-то почувствовал, потому что в ответ его хмурый взгляд только усиливается, и он не отворачивается, пока машина Джин-Чуля не скрывается из виду. Джин-Чуль выбрасывает это из головы. Он не сказал бы, что хорошо знает Баек Юн-Хо, но он работал с ним достаточно раз, чтобы знать, что этот человек не глуп и не излишне самоуверен. Кроме того, его инстинкты лучше, чем у большинства, так что, надеемся, он будет знать лучше, чем давить на Сун Джин-Ву слишком сильно. Тем не менее, даже если все пойдет гладко, если Сун Джин-Ву решит... испытать Баек Юн-Хо так же, как и Джин-Чуля, мужчина вряд ли выйдет с другой стороны совершенно незатронутым. Джин-Чуль желает ему удачи. Она ему понадобится.***
Джин-Ву чувствует это - когда на Ву Джин-Чуля нападают. Ничего опасного для жизни, но он все равно чувствует, как резкая боль пронзает мужчину, а затем поднимается по тонкой нити связи между ними. Недолго думая, он посылает импульс собственной магии в ответ, довольный, когда боль утихает. Он пометил тень Ву Джин-Чуля частицей — совсем маленькой — своего сознания, достаточной, чтобы сообщить ему, если состояние человека упадет ниже приемлемого, и не похоже, что он был неправ, поступая так. Он задается вопросом, что стряслось, но больше ничего не попадает под его внимание, так что об угрозе, должно быть, позаботились. Джин-Ву рад. Он не может допустить, чтобы Ву Джин-Чуль выбыл из игры так скоро после встречи с ним. Он еще недостаточно развлекся с ним. Но поскольку это не срочно, Джин-Ву может легко проверить его позже, просто чтобы убедиться. На данный момент все еще предстоит разобраться с текущей ситуацией. Это была почти неделя нарастающей скуки, и теперь у его ног валяется идиот-Танк, у которого эго настолько велико, что он готов вымещать свои недостатки на собственных товарищах, чем получить удар по своей гордости. Я мог размозжить ему череп, лениво думает Джин-Ву, сгибая руку, которой швырнул Танка в снег. Он уже сдержал большую часть своей силы, но Танк - не один из его людей, и Джин-Ву абсолютно не волнует, умрет ли этот человек. Ну что ж. По крайней мере, из этого вышло что-то стоящее. Даже идиот может время от времени быть полезным, пусть и в качестве приманки. Джин-Ву поворачивается, ухмылка растягивает его губы, когда порыв ледяного ветра впивается в его горло, словно клыки зверя. — Ты заставил меня ждать, — кричит он, позволяя собственной силе возрасти. — Почему бы тебе уже не показаться? Не скучно ли играть с мелюзгой? Он не обращает внимания на вздохи и визги испуга позади него, когда показывается целая орда Хякки, но только один из них интересует его, - восседающий на коне-демоне, облаченный в шкуру Ледяной Эльф, но излучающий энергию бездонного ужаса, которая очень схожа с собственными истоками Джин-Ву, но со склонностью к холоду и глубине, рожденная из инея и снега в разгар полуночных зим и взращенная в удушающих пучинах тысяч океанских глубин. БАРУКА, даже вселенная шепчет, когда Ледяной эльф улыбается ему в ответ с тем же восторгом и голодом, что и Джин-Ву. Воздух — мир — рябит вокруг них, словно может треснуть от одного неправильного вдоха, и это вполне возможно. В большинстве своем именно по этой причине Джин-Ву научился сражаться в человеческом обличье — для таких существ, как он, как они, не так-то просто перемещаться внутри или между тонким переплетением времени и пространства, находясь в своих истинных телах. Дело не в том, что они не могут этого сделать, а в том, что при этом они уничтожат любой мир, в который захотят попасть, и тогда в этом не будет вообще никакого смысла. Пожиратели миров. Пожиратели галактик. Существует множество эпитетов для их вида, но все они окрещены одинаково, и не зря. Для большинства видов и большинства мест элементарное сосуществование с ними сродне гиганту, пытающемуся поднять бокал с вином, не раздавив его, или дракону, пытающемуся подобрать бабочку, не убивая ее. Однако дело в том, что они живут долго, целые эоны, которые были бы ужасно однообразными, если бы они не находили себе развлечений, а они не смогут этого сделать, если уничтожат свои собственные забавы еще до того, как смогут поиграть. Поэтому они уменьшают себя до нужных размеров и втискивают свою основу, форму и силу в сосуды, которые не смогут автоматически разрушить мир вокруг них, и они носят эти сосуды, пока им не надоест или не разрушат мир, случайно или как-то иначе. А потом они переходят к следующему, и следующему, и следующему, и это их жизнь. Джин-Ву может сказать, что Барука играет здесь какое-то время. Они не будут возражать, если это будет последняя игра, которая разорвет этот мир на части. Но у Джин-Ву есть люди, которые должны вернуться в свой дом, а это значит, что ему придется ударить сильно и быстро, чтобы убить это существо, прежде чем оно решит сбросить свою смертную плоть. — Хан Сон-И, — зовет Джин-Ву, не сводя глаз с Ледяного эльфа. — И все остальные. Вернитесь к лесу. Если станет чересчур, закройте глаза и заткните уши. Это все предупреждение, которое он может им дать. Через долю секунды он исчезает, а через еще одну он налетает на Баруку с Игрисом и Танком по обе стороны от него, чтобы позаботиться об обычных Хякки, и битва продолжается. Первое столкновение с Барукой — его кинжал против их — рассекает воздух визгом металла, и отдается эхом, достаточным, чтобы сотрясать деревья вокруг них. Следующее столкновение еще хуже, и в сочетании со вспышкой острых зубов и ледяных глаз, угрожающих вырваться из лица Ледяного эльфа, этого достаточно, чтобы люди позади Джин-Ву упали на колени с кровоточащими ушами и выпученными глазами и судорожно хватали ртом воздух, который не поступит. Быстрее. Он должен быть быстрее. Они равны, думает он. Это мир тьмы и льда, где обе стихии процветают. Барука старше, но это делает их высокомерными, заставляет недооценивать Джин-Ву, и это их погубит. Он ускоряется, мана кипит под его кожей, когда он бросается на Ледяного эльфа. Некоторое время Барука сражается с ним ударом за ударом, каждый из них медленно сбрасывает слой за слоем контроля, пока реальность вокруг них не искажается, буря не превращается в застывший звездный свет, а заснеженная земля не источает черноту бесплодных пустошей. Однако Барука больше не улыбается, не тогда, когда Джин-Ву постепенно подавляет его. Ледяной эльф насмехается, отпрыгивает назад, чтобы перевести дух, и Джин-Ву чувствует его дыхание за мгновение до того, как это происходит, раздается скрежещущий зубами крик всего мира, когда Барука распадается на части... ...и задыхается, когда Джин-Ву вонзает свой кинжал им в грудь, прямо в их суть, а затем он позволяет своим теням развернуться, позволяет им подняться, и они, не колеблясь, бросаются и пируют. Он разрывает Баруку на части и поглощает их, проглатывая целиком, пока даже последняя их искра не погаснет с предсмертным воплем ярости и отчаяния. Когда Джин-Ву приходит в себя, мир снова становится тих. Игрис и Танк как раз заканчивают. Снег окрашен в зеленый цвет от крови Хякки, а трупов достаточно, чтобы заполнить кладбище. Не хватает только тела Ледяного эльфа Баруки, полностью уничтоженного в бою. Он оборачивается. Все люди свернулись калачиком на земле, дрожа от всего, кроме холода, их глаза остекленели от вида чего-то, что находится за пределами их понимания. Но. Они живы. Или, ну, большинство из них. Очевидно, что Танк мертв, он рухнул в снег с мечом в одной руке, повернутым так, что, по мнению Джин-Ву, тот, должно быть, пытался напасть на него. Джин-Ву даже не заметил этого, а давление боя, должно быть, убило Танка в тот момент, когда он подобрался слишком близко. Ах, ну. Это не его проблема. Или, по крайней мере, это не должно быть его проблемой, но этот парень... очень настойчив. Его душа все еще парит в физическом плане, упрямая и целеустремленная. Он больше не пытается атаковать Джин-Ву, но и отказывается двигаться дальше. Джин-Ву чувствует, как это подталкивает его чувства, цепко, как собака с костью, а Джин-Ву просто... не хочет иметь с этим дело прямо сейчас. Разберись с этим, указывает он Игрису, который выглядит таким же многострадальным, как и Джин-Ву, но послушно хватает душу и исчезает с ней, возвращаясь в убежище теней Джин-Ву с Танком, следующим за ним по пятам. Наконец, снова оставшись один, Джин-Ву запрокидывает голову и дышит. Он ощущает вкус ледяной крови Баруки, когда она оседает в его легких, чувствует, как холод их сущности сливается с его душой. Какая-то часть его взволнована, возбуждена победой над богом бездны. Его сила возросла, а его владения расширились. Он сыт так, как это возможно только после любимой еды. И все же часть его скорбит. Это не совсем печаль, не совсем горе. Но есть чувство диссонанса, когда он закрывает глаза и чувствует дыру в космосе, оставшуюся после смерти Баруки, и вместе с этим приходит отдаленная меланхолия. Джин-Ву не жалеет об этом. Он сделал бы это снова в мгновение ока. Жизнь, смерть и весь хаос между ними идут рука об руку с каждым видом во вселенной, и никто не знает это лучше, чем ему подобные. Так что он не сожалеет. Но он осознает, что это единственная смерть, которую он не забудет, потому что это форма уважения, которая — если и когда однажды он умрет от рук одного из своих собратьев — будет дарована в свою очередь ему. Самое меньшее, что он может сделать, - это помнить.***
Представьте, что вы стоите в ярко освещенной комнате, насколько яркой, будто тысячи зимних солнц освещают вас, заполняя каждый уголок, щель и трещинку. А затем внезапно все огни гаснут, и в этот единственный оглушительный момент после этого вы не видите, не слышите и не чувствуете абсолютно ничего. Когда Барука умирает, Джин Ву думает, что их смерть немного похожа на это, и где-то во вселенной, часть её замолкает навсегда.***
Юн-Хо никогда не нравилось быть терпеливым. Он научился этому с годами, потому что должен был, но ожидание никогда не будет его сильной стороной. И обладание тигриными инстинктами едва ли помогает. Одно только присутствие Хван Дон-Су привело его в бешенство. Юн-Хо уже беспокоился о членах своей гильдии, оказавшихся в ловушке за Красными Вратами; последнее, что ему было нужно, это чтобы кто-то столь отвратительный, как Хван Дон-Су, топтался по его территории и угрожал членам его гильдии снаружи Красных Врат. Хвала богам за Ву Джин-Чуля. Этот мужчина — самый уравновешенный и эффективный высокоранговый охотник, которого он когда-либо встречал, способный справляться даже с самыми худшими личностями, не будучи убитым вспышкой гнева. Даже Хван Дон-Су не кажется невосприимчивым к врожденному успокаивающему эффекту этого человека. Любой другой, у кого хватило бы смелости встать перед таким сумасшедшим S-рангом, вероятно, был бы разорван пополам. Если бы Ву Джин-Чуль уже не был доверенной правой рукой Го Гун-Хи, Юн-Хо отдал бы многое, чтобы заполучить его в Гильдию «Белый Тигр». Однако весь этот инцидент вскрывает кое-что интересное. Сун Джин-Ву. Юн-Хо слишком много раз слышал это имя за последние семь часов. Одно дело, если бы это был просто Ан Сан-Мин — он привел много новобранцев с огромным потенциалом, поэтому, хотя Юн-Хо склонен иметь хорошее мнение о силе Сун Джин-Ву, несмотря на то, что он E-ранга, это также не что-то настолько особенное, чтобы заслуживать особого внимания прямо сейчас. Конечно, потом появляется Хван Дон-Су, и Юн-Хо видит, как Ан Сан-Мин умаляет Сун Джин-Ву, как будто хочет сбить психопата от следа Е-рангового. Но даже тогда Юн-Хо мог бы отмахнуться от этого. В конце концов, никому не нравится, когда их потенциальных рекрутов переманивают. Или убивают, в данном случае. Но есть еще Ву Джин-Чуль, и ничто из того, что он сказал, не было ложью — Юн-Хо почуял бы это. Но это было камнем преткновения. Ву Джин-Чуль сообщает Хван Дон-Су, что он был первым, кто заподозрил Сун Джин-Ву в перепробуждении — правда. Он говорит, что лично пошел оценить его с помощью лучшего детектора маны, который только можно было достать, и два месяца назад подтвердил, что он по-прежнему имеет ранг Е — правда. Он говорит, что у охотника E-ранга Сун Джин-Ву нет возможности уничтожить весь атакующий отряд — правда. Но когда сам Хван Дон-Су упоминает Стройкомпанию Юджин в качестве главного виновника, Ву Джин-Чуль... не подтверждает это. Он просто обходит все формулировки, делая вывод из гипотезы Хван Дон-Су — поскольку вы говорите, что виновником должна быть Стройкомпания Юджин, то нет причин обвинять Сун Джин-Ву. Ву Джин-Чуль ни разу не сказал прямо - Сун Джин-Ву не несет ответственности за смерть вашего брата. Сун Джин-Ву - не перепробудившийся охотник. Сун Джин-Ву все еще имеет E-ранг. Хван Дон Су упускает это, но Юн Хо - нет. Он не очень хорошо знаком с Ву Джин-Чулем, но точно знает, что у этого человека всегда был прямолинейный характер. Он тихий и с трудом делится информацией, но когда он это делает, то рассказывает все как есть. То, как он кружил вокруг этой темы, могло с таким же успехом напоминать кричащую неоновую вывеску, указывающую прямо на Сун Джин-Ву. Все это вызывает у Юн-Хо любопытство, но он осознает, что лучше не показывать это до того, как Хван Дон-Су уйдет. Тот, кто заслужил защиту даже заведомо беспристрастного Ву Джин-Чуля, должен быть чем-то особенным, но даже если бы это было не так, Юн-Хо в любой день недели предпочел бы буквально кого угодно, а не Хван Дон-Су. Кроме того, поскольку Сун Джин-Ву — тот, на кого нацелился лучший разведчик его собственной гильдии, в любом случае логично оградить его от посторонних. Тем не менее, Красные Врата по-прежнему являются его главным приоритетом, и когда зловещее сияние наконец гаснет, и Врата снова открываются, все мысли о Сун Джин-Ву отходят на второй план, ибо он начинает считать головы. В итоге, возвращаются только трое: один B-ранг и два C-ранга. Это ужасный удар для их гильдии — девять охотников вот так ушли в рейд, который должен был быть не более чем тренировкой. А те, кто вернулся, выглядят... ну, прекрасно физически. Ни обморожения, ни голода. Очевидно, они нашли какие-то средства, чтобы пережить непогоду и предотвратить голод. Но они выглядят... бледными. Потрясенными. Преисполненными радости за то, что они дома, облегченными от того, что остались живы, но очевидно, что что-то напугало их настолько, чтобы это чувство задержалось. Они могут быть охотниками низкого ранга, но все же проходили подготовку. Простое наблюдение за монстрами — даже уровня босса — не должно было повлиять на них до такой степени, особенно когда они выжили без единой царапины. Ворота закрываются, и в стороне: — Пошли. — Человек, который, должно быть, печально известный Сун Джин-Ву, говорит девушке, которую он привел с собой. — Я отвезу тебя домой. Юн-Хо реагирует прежде, чем успевает одуматься. Но даже если он подумает об этом первым, он все равно сделает то же самое. В этот момент он не чувствует никакой опасности от Сун Джин-Ву. Спустя годы он до сих пор не понимает, как ему не оторвали всю руку за его наглость. — Подожди, — говорит он, кладя тяжелую ладонь на плечо Сун Джин-Ву. — Давай-ка немного поговорим. Его руку сбивают, и это настолько удивляет его, что на мгновение он замирает. — Я устал, — следует ровный ответ. — Если хочешь что-то узнать, то спроси у членов своей гильдии. Юн-Хо практически рычит, раздражение вспыхивает от усталости, уязвленной гордости и неприятного чувства, что он подвел девятерых своих людей, - все это накладывается друг на друга, вызывая у него желание наброситься. Его рука вновь вскидывается, чтобы заставить другого человека остановиться, и его магия вспыхивает безошибочной угрозой. — Это не просьба. Я Баек Юн-Хо, гильдмастер Белого Тигра. Из-за этого инцидента мы потеряли девять членов нашей гильдии. Разве я, как мастер, не могу задать пару вопросов? Но сразу после этого что-то в воздухе... замирает, и все волосы на затылке Баек Юн-Хо резко встают дыбом. Его следующий вдох застревает в горле, как будто ему не хватает кислорода, а затем он оказывается под прицелом единственной пары глаз. Свет будто внезапно погас. Даже тогда он осознает, что это не так, но Сун Джин-Ву впивается в него взглядом, его глаза светятся бело-голубым и настолько холодны, что кажутся замороженными изнутри, и на мгновение чудится, словно это никогда не прекратиться, что это единственное, что он может видеть. Словно весь остальной мир исчез, и остались только он и эти глаза - наблюдающие за ним, видящие его, немигающие и вечные. — И что? — произносит Сун Джин-Ву, и его голос звучит как пушечный выстрел в голове Юн-Хо, и единственная причина, по которой он не падает от боли, заключается в том, что он все еще застыл на месте. — Я спас оставшихся троих. Раз уж ты мастер, то не должен ли сначала поблагодарить меня? Юн-Хо отвечает не сразу. Просто не может, но даже если бы и мог, он не знал бы, что сказать. Он держится там, в подвешенном состоянии, все так громко, что причиняет боль, его пульс стучит в ушах, и кажется, вся его жизнь покоится на ладони этого...этого... Что это за парень? Думает он, и даже это трудно, как будто даже его мысли пронзены насквозь когтями, пригвождая их к месту, как полумертвую добычу, все еще мечущуюся в тщетной надежде выбраться живой. Он не может быть человеком. Это за рамками S-ранга. Что он такое? А потом - - Сун Джин-Ву моргает. Следующий вздох Юн-Хо похож на первый глоток воздуха после слишком долгого пребывания под водой. Он отшатывается, вздрагивает, и даже не заботится о том, как это может выглядеть для остальной части его гильдии. Его рука словно горит в том месте, где она обхватывала плечо Сун Джин-Ву, и какая-то отдаленная часть его не может поверить, что он не мертв. Требуется слишком много секунд, чтобы ощутить боль в шее и осознать, что его инстинкты взяли верх, и он пытается обнажить горло и одновременно склонить голову, чтобы умилостивить монстра перед ним. Ему едва удается проглотить унизительный вой, подступающий к горлу, и наступившая тишина оглушительна, пока он пытается собрать достаточно сил, чтобы снова разжать челюсти. — Это было непросто, — наконец хрипит он, и больше всего на свете ему хочется отвернуться, отступить, убежать, но, ебучий хренов случай, он все еще охотник S-ранга с предостаточным количеством битв за плечами, чтобы высоко держать голову, и не собирается бежать, как трус. Кроме того, каким-то образом у него возникает ощущение, что если он отступит сейчас, отступит и... и будет пресмыкаться так, как кричат ему его инстинкты, он... то он потеряет всякое уважение, которое мог бы завоевать сегодня вечером. Не у его гильдии, хотя он предполагает, что это и беспокоит. Но нет, чего он хочет, так это уважения Сун Джин-Ву или, если не считать этого, по крайней мере, чего-то большего, чем полное и безоговорочное пренебрежение. И это… Юн-Хо не знает, хочет ли он этого ради безопасности своей гильдии, или своей собственной, или для чего-то еще, но уверен, что хочет, нуждается в этом, интуитивно понимая, что это лучший доступный ему на этот момент путь, и у него никогда не будет другого шанса, если он не воспользуется им сейчас, даже если этот путь, кажется, может привести лишь к его смерти. Он вдыхает, выдыхает, осторожно и размеренно, а затем встречается с этим ужасным взглядом и продолжает: — Ты прав. Приношу свои извинения. Я был слишком поспешен. — Он склоняет голову так, как склонил бы перед охотником, явно более сильным, чем он сам, перед кем-то, заслуживающим как осторожности, так и почтения, и это все еще кажется слишком жестким, чтобы сойти за естественное, но, по крайней мере, он может это сделать и не чувствовать себя так, словно ему могут вырвать гортань. — Благодарю за заботу о моей гильдии. Секунда, вторая, а затем это ужасающее давление, наконец, отступает. Юн-Хо чувствует от этого едва ли не головокружение, но остается на ногах и не двигается больше, чем уже было, и когда он смотрит на Сун Джин-Ву на этот раз, нет ни сопутствующей головной боли, ни мучительного желания выколоть себе глаза. Однако он дышит - вдох, выдох и снова вдох, и все вокруг пахнет самой холодной зимой. Он все равно продолжает дышать, хотя какая-то его часть хочет остановиться. Он дышит, зная, что каждый его вдох — это еще один вдох, разрешенный Сун Джин-Ву. Сун Джин-Ву уклончиво мычит. Он по-прежнему не выглядит особенно… доступным, но большая часть льда, ранее сковавшего выражение его лица, растаяла. Что еще более важно, он определенно выглядит более человечно, чем… что бы он ни скрывал за этим. — Ну, я бы не назвал это так, — говорит он уже мягче, без визга, как когтями по краю меловой доски, в ушах Юн-Хо. Мужчина выдыхает и немного откидывается назад, словно хищник, решивший, что он вовсе не голоден, но остающийся начеку, даже когда вялое безразличие берет верх. Однако его взгляд задерживается на лице Юн-Хо, будто ищет что-то, что может видеть только он. Если он и находит это, то не говорит. Вместо этого проходит еще одна секунда, и все заканчивается. Сун Джин-Ву отворачивается, указывает подбородком на ближайший фургон и уходит с девушкой на буксире. Юн-Хо не двигается, пока задние фары не скроются из виду, и даже тогда он держит свои мускулы напряженными, потому что почти уверен, что если расслабится, то тут же упадет на задницу. Вместо этого он поворачивается лицом к своей гильдии. Те, кто не вошел в Красные Врата с Сун Джин-Ву, даже Ан Сан-Мин, выглядят сбитыми с толку. Но другие... Они смотрят на него с тем же коктейлем страха и облегчения, который в данный момент тяжелым грузом оседает у него в животе, и Юн-Хо не упустил из виду, что никто из них не мог смотреть на Сун Джин-Ву прямо, даже когда они сгрудились позади него, выходя из портала. Боялись подойти слишком близко, но и отойти слишком далеко, и даже сейчас все трое смотрят в том направлении, куда уехал фургон, с чувством потери, как будто не совсем знают, что им предпринять. Юн-Хо морщится, затем жестом просит раздать одеяла и горячие напитки. Это занимает несколько минут, но, в конце концов, трое выживших членов его гильдии осматривают — абсолютно никаких травм — и они, наконец, выглядят более уравновешенными. Юн-Хо больше не может ждать. — Что, черт возьми, произошло в этом Подземелье?***
Позже, вернувшись в свой офис, рабочее время давно миновало, а рассвет не за горами, Юн-Хо откидывается на рабочего кресла, ослабляет галстук и просто сосредотачивается на... бытие живым какое-то время. Столько всего нужно сделать: оформить документы по этому бардаку, отправить письма с соболезнованиями семьям, созвать пресс-конференцию, что ему придется сделать, как только об инциденте станет известно, — список можно продолжать бесконечно. Он, вероятно, не будет спать по крайней мере до конца этой недели. Иногда он искренне задается вопросом, был ли он в своем уме, когда решил создать собственную гильдию. Он вздыхает. Ему следует приступить к работе. Но все, о чем он может думать, это… ну, о ком еще? Он выслушал рассказы всех трех членов своей гильдии о том, что произошло за неделю, которую они провели за Красными Вратами — как они попали в засаду Хякки, как Ким Чуль сократил потери и бросил своих более слабых товарищей по команде, только чтобы вернуться разгромленным позже, в бреду и на полпути к помешательству, и как Сун Джин-Ву в одиночку охранял их все это время. — По сути, это был просто кемпинг, — признался Юн Ги-Джун, выглядя слегка виноватым. — Охотник Сун даже близко не подпускал Ледяных Медведей. — До самого конца, — добавила Пак Хи-Джин, прижимая руку ко лбу, как будто от одной мысли об этом у нее болела голова. — Босс Врат... Этот монстр... Я никогда раньше с таким не сталкивалась. Определенно S-ранг. Охотник Сун сражался с ним, пока два его призыва позаботились о других Ледяных эльфах. И он победил. Она замолчала, нахмурившись, и тот взгляд вернулся, отраженный двумя другими — в равной степени страх и облегчение, с толикой замешательства сверху, как будто схватка, свидетелями которой они были, была чем-то прямо из их кошмаров, но они осознавали, как им повезло пройти через это и выжить. Повезло, но в то же время... — Как выглядел бой? — спросил их Юн-Хо. — Какую магию использовал Сун Джин-Ву? И никто не смог ему ответить. Они могли вспомнить, какой была битва, и что магической энергии, которую обе стороны распространяли вокруг, было достаточно, чтобы почти сравнять их с землей, что они очень боялись за свои жизни, и не только из-за S-рангового монстра поблизости. Но что именно произошло в том бою, они не могли сказать. Они могли вспомнить, но в то же время казалось, что само воспоминание об этом было за приделами их способности воспроизвести словами. Юн-Хо снова вздыхает, проводит рукой по лицу, а затем тянется к телефону, пролистывая контакты. Это немного грубо, учитывая время, но он помнит, как Ву Джин-Чуль смотрел на него ранее, прежде чем уйти с Хван Дон-Су, и помнит все то, что тот тщательно умалчивал, и Юн-Хо очень сомневается, что мужчина спит, или будет возражать против звонка в ином случае. Даже если он возражает, очень жаль. Юн-Хо не собирается проходить через весь этот пиздец в одиночку. Ву Джин-Чуль берет трубку после первого гудка. — Гильдмастер Баек. Юн-Хо издает хриплый лающий смешок, который, оглядываясь назад, больше похож на рычание. — Шеф Ву. — Он не утруждает себя хождением вокруг да около. — Этот мужчина хотя бы еще человек? Он слышал о катастрофе с Двойным Подземельем несколько месяцев назад. В то время он не обратил на это особого внимания, но за последние полчаса поднял все публичные отчеты об инцидентах, которые смог найти, и прочитал их все, пока не почувствовал, что его глаза вот-вот начнут кровоточить. На самом деле ничего особенного не было — просто очень опасное подземелье, которое унесло жизни более половины рейдовой команды, и, к сожалению, в этом не было ничего особенного. Общество в целом стало лучше относиться к измерению исходящей от Врат маны, но случаются ошибки, кто-то где-то лажает, случайно или иным образом по той или другой причине, и в результате погибает неподготовленная команда. Сейчас это не совсем обычное явление, но все же случается. Экспонат А: сегодняшние — вчерашние — Красные Врата. Он также просмотрел столько информации, сколько смог найти о Сун Джин-Ву, но вся она явно устарела. Черт, фотография этого парня в досье едва ли имеет какое-либо сходство с человеком, который недавно вернулся из Красных Врат. Стрижка и смена одежды в некотором роде способны на столько изменить человека. Но в остальном — то, как он ходил, как разговаривал, как подавал себя, — создавалось впечатление, что Сун Джин-Ву, которого он встретил, был совершенно другим человеком, чем Сун Джин-Ву на бумаге, на того, кто вошел в Двойное Подземелье и, вполне возможно, никогда, на самом деле, не покидал его. Ву Джин-Чулю, по крайней мере, хватило приличия не прикидываться дураком. Юн-Хо не думает, что у него хватит терпения выносить еще одну чушь сегодня вечером. Утром. Без разницы. — А это имеет значение? — парирует Ву Джин-Чуль, и его голос, как обычно, беспристрастный, но Юн-Хо все равно улавливает печальный юмор. — Даже если его заменил монстр, думаете, кто-нибудь из нас сможет что-то с этим поделать? Нет. Это чуть ли не раздражает, но нет, они ничего не смогут с этим поделать. Юн-Хо и раньше встречал сильных монстров, монстров, которых было трудно победить, монстров, которых он не мог победить, даже монстров, которые излучали столько магической энергии, что он едва мог стоять в их присутствии. Но он хотя бы смог выстоять. Это одна из вещей, которая отличает S-ранг от большинства — тот факт, что они могут столкнуться с монстром S-ранга, не теряя сознание, если тот близко, даже если они не могут победить его самостоятельно. Но Сун Джин-Ву. Сейчас это кажется едва ли не сном, но даже если они никогда больше не встретятся, Юн-Хо никогда не забудет ощущение этих глаз, сфокусированных на нем, это присутствие, давящее на него, его висящую на волоске жизнь, которую Сун Джин-Ву может оборвать по своей прихоти. Юн-Хо может стоять перед монстрами S-ранга. Но он понимает, он знает, что единственная причина, по которой ему вообще удалось устоять на ногах перед Сун Джин-Ву, заключалась в том, что Сун Джин-Ву это позволил. Он осознает, что если бы этот человек захотел, чтобы он встал на колени, - он бы встал, точно так же, как он знает, что если бы он хотел его смерти, Юн-Хо, не задумываясь, перерезал бы себе горло, и сделал бы это с радостью. Сун Джин-Ву не тот монстр, которого сможет убить любой из них, и, вероятно, это потому, что у Юн-Хо есть дополнительные животные инстинкты, но лично у него тоже нет желания пытаться убить его. Сун Джин-Ву не питает особой враждебности к Гильдии Белого Тигра — Юн-Хо удалось добиться этого, даже после собственной ошибки ранее. Он мог сказать, что Сун Джин-Ву простил это, и поэтому дальнейших последствий не будет. Возможно, Сун Джин Ву был заменен монстром. Но если это так, то этот монстр умен и могущественен и, что самое главное, не хочет убивать людей без повода. Юн-Хо может работать с этим. У него нет причин противостоять Альфе, настолько явно превосходящего его уровень навыков, когда они совершенно охотно занимаются своими делами. Когда дело доходит до этого, нет никаких причин, по которым они не могут мирно сосуществовать. — Мы называем охотников S-ранга "бедствиями", — замечает Ву Джин-Чуль после долгого молчания. — Но не думаю, что когда-либо по-настоящему понимал значение этого слова, пока не встретил Сун Джин-Ву, охотник-ним. Бедствие. Да, это хороший способ выразить это. Бедствие, которое может привести к концу света с бездумной легкостью, но за которое они все должны быть очень, очень благодарны, потому что, по крайней мере, это бедствие, кажется, отчасти способствует сохранению мира в целости. Спокойное, если его не спровоцировать. Юн-Хо собирается сделать миссией своей жизни убедиться, что он и его гильдия никогда не сделают ничего, что могло бы его спровоцировать. Они не могут позволить себе последствия. Другие люди могут назвать это трусостью. Юн-Хо называет это самосохранением и гребаным здравым смыслом. Другие люди могут сразу отвалить. — Ты тоже с ним встречался, — хрипло говорит Юн-Хо. — Ты дрался с ним? На этот раз Ву Джин-Чуль действительно насмехается. — Я бы умер, если б попытался. — Он заявляет об этом как о факте, которого не стыдится. — Нет, у нас было несколько встреч, вот и все. В первый раз я измерял его магическую энергию, когда он очнулся после Двойного Подземелья. Тогда он действительно был еще E-ранга. Или, может быть, он каким-то образом обманул детектор, не удивлюсь. Второй раз был после... чтож, вы слышали про Кан Тхэ-Шика? — Я слышал, что он умер в Подземелье после того, как сошел с рельс, — предполагает Юн-Хо. Он наткнулся на отчет ранее, но отложил его, поскольку он, похоже, не имел прямого отношения к его поискам. Теперь он открывает его на своем компьютере и бегло просматривает. — …Убит C-рангом? Кан Тхэ-Шик? В рейде, в котором также участвовал Сун Джин-Ву? — Это история, которую мне рассказали, — подтверждает Ву Джин Чуль. — И поскольку эту историю подтвердил охотник-ним Сун Джин-Ву, я расскажу ее любому, кто спросит. Юн-Хо фыркает, но не комментирует. Он, вероятно, на месте агента поступил бы так же. — Но ты встретил его снова. В тот раз по-настоящему. — ...Да. — Ву Джин-Чуль вздыхает. — Он намеренно показал мне, я думаю, только на мгновение. Я до сих пор не уверен, почему. Но теперь я знаю, какой ущерб он может нанести, если действительно захочет, а значит, я знаю лучше, чем обращаться с ним иначе, чем с абсолютной вежливостью, зарезервированной для охотников национального уровня. — Он делает паузу. — Поскольку вы еще живы, полагаю, вы не сделали ничего слишком... импульсивного? — Ты мог бы дать мне больше информации, — цыкает на это Юн-Хо. — И вообще, что за проблемы с Хван Дон-Су? Сун Джин-Ву убил его брата? — Возможно, — достаточно легко признает Ву Джин-Чуль. — Вы знаете репутацию Хван Дон-Сука не хуже меня. Каковы шансы, что монстр C-ранга убил его и всю его команду, но позволил сбежать D- и E-ранговым? Тем самым, которых Хван Дон-Сук планировал убить? — Наступает еще одна пауза, на этот раз короче, прежде чем он добавляет: — SKS-5428. Не в первый раз Юн-Хо задается вопросом, приобрел ли Главный Инспектор Ассоциации способность читать мысли после своего пробуждения. Однако это все упрощает. Он прекращает листать и вместо этого вводит номер файла в строку поиска, и появляется соответствующий отчет. — …Неудивительно, что Хван Дон-Су хочет получить его голову на блюдечке. Он все еще дурак. — Да, — соглашается Ву Джин Чуль. — Но он не встретил его, как мы. — И ты не удосужился предупредить его, — указывает Юн-Хо, ухмыляясь, вопреки замечанию. — Он бы все равно не стал слушать, — пренебрежительно произносит Ву Джин-Чуль. — Но если они однажды все-таки сцепятся, я бы предпочел, чтобы это не произошло в этой стране. Справедливо. Лучше уж Хван Дон-Су погибнет на американской земле. Если повезет, эта страна достаточно велика, чтобы даже не разрушить ни одного города. — Где он сейчас? — Отель, — лаконично отвечает Ву Джин-Чуль. — Он вылетит обратным рейсом в Штаты в 10 утра. Если до этого момента вы сможете сохранить в секрете инцидент с Красными Вратами, я был бы признателен. Юн-Хо утвердительно хмыкает. Все члены его гильдии уже получили приказ держать язык за зубами относительно Сун Джин-Ву. И пусть Юн-Хо, не колеблясь, разбил бы лицо Хван Дон-Су кулаком, он может признать, что прямое столкновение между двумя S-рангами вызовет больше проблем, чем того стоит сиюминутное удовлетворение. Бог знает, насколько все было бы хуже, если бы Сун Джин-Ву был тем, кто надрал задницу Хван Дон-Су. Даже если наблюдать за этим было бы очень приятно. — Он станет десятым охотником S-ранга в Корее? — резко спрашивает Юн-Хо. — Он явно выше S-ранга, но… — Это будет зависеть от того, захочет ли охотник-ним Сун Джин-Ву снова пройти переоценку, — отвечает Ву Джин-Чуль. — Думаю, что он это сделает. В долгосрочной перспективе, сохранение ранга E имеет мало преимуществ. Но в конечном счете это будет зависеть от него. Юн-Хо издает звук подтверждения. — Не мог бы ты сообщить мне, когда он появится в Ассоциации? — …Если увижу его, я позвоню вам, — обещает Ву Джин-Чуль. — Но я очень надеюсь, что вы не планируете завербовать его, Мастер Баек. Юн-Хо фыркает. — Я что, самоубийца? Этот парень не перед кем не преклонится. Ан Сан-Мин спросил то же самое. И, с одной стороны, вступление Сун Джин-Ву в Гильдию Белого Тигра сделало бы их сильнее, чем любую другую гильдию в мире. С другой стороны, Сун Джин-Ву просто ни за что не стал бы подчиняться чьим-либо приказам. А попытка принудить его к этому в любом случае была бы не только бесполезным занятием, но и хорошим способом быстрее сдохнуть. Это довольно горькая пилюля, но Юн-Хо не жалеет, что сказал Ан Сан-Мину бросить это дело. По крайней мере, таким образом сохраняется возможность заключить союз или, по крайней мере, сохранить достойные деловые отношения в будущем. По телефону Ву Джин-Чуль мычит что-то в знак противоречивого согласия, но резко обрывается, как будто его заткнули на полпути. Юн-Хо хмурится. — Шеф Ву? Что-то не так? — …Нет, — говорит Ву Джин-Чуль на секунду позже, чем это необходимо, и этого достаточно, чтобы Юн-Хо уловил ложь. — Я просто вспомнил, что у меня есть другие дела, так что, если это все…? Юн-Хо хмурится сильнее. Они не друзья, не товарищи по гильдии, их соответствующие организации даже не являются союзниками, они не могут быть. В лучшем случае они коллеги, но Юн-Хо уважает этого человека, и, может быть, это потому, что он все еще немного взвинчен от вчерашних событий, но его мысли немедленно перескакивают на худшие сценарии, и каким охотником он был бы, если бы просто сейчас повесил трубку? — Мастер Баек, — вмешивается Ву Джин-Чуль, прежде чем Юн-Хо успевает решить, что сказать. В его голосе звучит что-то вроде уверенности, чуть теплее, чем его типичная бесстрастность. — Правда все в порядке. Я позвоню вам, когда Хван Дон-Су сядет на свой рейс. Это… чуть меньше шести часов, плюс-минус. — Ладно, — ворчит Юн-Хо. Он не волнуется. Но будет обидно, если что-то случится с единственным агентом в Отделе Наблюдения, которого он может терпеть. — Я позабочусь, чтобы пресса не пронюхала о Красных Вратах раньше времени, но тебе лучше позвонить, как только этот ублюдок исчезнет. Я не могу обещать, что сдержу этих стервятников дольше этого срока. — Понял, — отвечает Ву Джин-Чуль, и они оба вешают трубку, не сказав больше ни слова. Юн-Хо откладывает телефон, просматривает документы, ожидающие его внимания, затем снова берет телефон и поднимается на ноги. Он хочет принять душ, сменить одежду и что-нибудь поесть, прежде чем снова погрузиться в этот бардак. А поскольку бумажная волокита — последнее, чем он хочет заниматься, он полагает, что не повредит убить лишние десять минут, позвонив этому змеиному ублюдку, и убедиться, что тот не натворит глупостей, как только появятся слухи о появлении нового S-рангового охотника в Корее. Чхве Чон-Ин — реальный мудак, но жизнь была бы бесконечно скучнее, если бы рядом больше не было этого пиромана, ноющего ему каждую неделю.***
Джин-Ву высаживает Хан Сон-И перед тем, как поехать домой. Он подъезжает к подъездной дорожке, когда вспоминает, что собирался проверить Ву Джин-Чуля. Он чувствует себя… нервным. Как будто выпил слишком много сахара или кофеина, хотя, возможно, это не то сравнение, которое он мог бы привести, поскольку ни то, ни другое больше не окажет на него никакого эффекта, даже если пить литрами. Но это не отменяет тот факт, что под его кожей гудит сила, а в жилах лед, и это затянувшееся сбивающее с толку ощущение, что чего-то не хватает в черноте вселенной. Последнее - самое худшее, даже если он медленно приспосабливается или это чувство медленно угасает. Но его трудно игнорировать, - оно как зуд или напряженная мышца, усиленное в сотни раз, и это настолько раздражает, что он чуть не вышел из себя из-за охотника ранее. Баек Юн-Хо, вспоминает он, глава гильдии «Белый Тигр». S-ранг. Напористый, но, по крайней мере, он не был идиотом и знал, что нужно отступить в тот момент, когда заметил инаковость в глазах Джин-Ву. Этот человек тоже был не совсем обычным, не с тем, как он выдержал основную тяжесть непреднамеренной вспышки гнева Джин-Ву и по-прежнему до конца оставался на ногах. Еще один человек, похожий на Ву Джин-Чуля, с такой же своеобразной искрой неповиновения, силы и неукротимого духа. Джин-Ву предполагает, что ему, возможно, придется присматривать и за ним, но… не сегодня, не сейчас. Ему требуется минута, чтобы по-настоящему разобраться в себе, прежде чем он понимает, почему он такой беспокойный — он устал. Не настолько, чтобы прямо сейчас не суметь провести еще один раунд с чем-то вроде Баруки, но тем не менее он чувствует, как это отягощает его, несмотря на ощущение прилива силы, и явное противоречие этого только усугубляет ситуацию. Он начинает понимать, почему его сородичи не воспринимают эмоции так же, как люди, так же, как когда-то воспринимало его собственное человеческое «я» и, по-видимому, все еще воспринимает часть его. Они просто не созданы для этого. Но сначала он был человеком, и кое-что из этого... прицепилось. Он делает глубокий вдох, затем медленно выдыхает. Он все еще сидит в машине, но Джин-А не вышла, а в доме темно, так что, по крайней мере, шум ее не разбудил. Ему следует войти в дом, немного поспать и дать всему время, необходимое на урегулирование. Но желание увидеться с Ву Джин-Чулем тоже беспокоит, и он подозревает, что не успокоится, пока не удовлетворит это желание. Отлично. Сначала Ву Джин-Чуль. Потом домой, затем в постель. Ему даже в голову не приходит, что, наверное, следует сесть за руль, как нормальный человек. Он моргает, смещается и внезапно оказывается стоящим в углу просторной квартиры, окутанный тенями, непроглядной мглой и ночью, чем плотью и кровью. На мгновение он забывает, сколько глаз он должен открыть и сколько конечностей показать, и этого временного промежутка достаточно, чтобы сгустить темноту в каждом углу комнаты. Это разница не заметна человеческому глазу, но для Джин-Ву, он с тем же успехом мог случайно взорвать светошумовую гранату по прибытии. Свет над кухонным островком включен, а перед ним стоит Ву Джин-Чуль, прислонившись к столешнице со стаканом воды в одной руке и телефоном в другой, тихо с кем-то разговаривает. Он все еще в классической рубашке и брюках, как будто только что вернулся домой и не успел переодеться, но он снял солнцезащитные очки, пиджак и галстук, и босой. В ту секунду, когда появляется Джин-Ву, или, может быть, через секунду после, когда он еще не совсем освоился в его присутствии, мужчина замирает, как статуя. Еще один вдох, и Джин-Ву берет себя в руки. Это была даже не такая уж большая оплошность, не настолько серьезная, чтобы кому-то навредить, и он вновь обуздал себя, прежде чем он успел повредить квартиру, но Ву Джин-Чуль, кажется, все равно почувствовал это или, по крайней мере, ощутил что-то неладное, даже если не знает что. Или, возможно, понял. Мужчина вешает трубку и несколько секунд невидящим взглядом смотрит на свой стакан с водой, прежде чем, наконец, медленно повернуться. Джин-Ву знает, что тот не может его видеть, но его глаза все равно вспыхивают ярко-фиолетовым, переводя взгляд с одного пятна тени на другое. Это заставляет Джин-Ву задуматься, не является ли магическая нить, которой он пометил Ву Джин-Чуля, более двусторонней, чем он предполагал, особенно после того, как он вывел ее из состояния покоя, с ее помощью исцелив его ранее. Ну, в конце концов, это не имеет особого значения. Даже если Ву Джин-Чуль чувствует его присутствие, он не сможет его найти, не говоря уже о чем-то еще. Мужчина выглядит хорошо, решает Джин-Ву. Самочувствие тоже прекрасное — ни внутренних, ни внешних повреждений нет. Он обращает внимание на пиджак и рубашку, брошенные на спинку стула, и замечает разодранные остатки рукавов. Он гадает, что произошло, но, честно говоря, его это мало волнует. Ву Джин-Чуль жив, и для Джин-Ву этого достаточно. Он готовится уйти, более чем склонный отоспаться за ночь, или то немногое, что от неё осталось, когда Ву Джин-Чуль окликает его. В некотором роде. — Хотите чаю? — Мужчина предлагает таким ровным тоном, что можно подумать, будто он каждый день предлагает напитки разреженному воздуху. Его глаза вернулись к своему обычному карему цвету. — Или есть что-то конкретное, чем я могу вам помочь? Джин-Ву останавливается. Оборачивается. Наблюдает, как Ву Джин-Чуль спокойно ставит чайник и даже открывает шкафчик, доставая чайные пакетики и кружки. Однако он слышит бешеный стук его сердца, достаточно быстрый, чтобы указать на нервозность, но недостаточно быстрый для испуга. Как очаровательно. Он двигается прежде, чем осознает это, выскальзывает из угла на кухню, чтобы взгромоздиться на столешницу, не совсем сидя, потому что в данный момент он недостаточно плотный, чтобы сидеть, но достаточно близко, чтобы сойти за это, даже когда его фигура то появляется, то исчезает. Таким образом, он сейчас всего в двух футах от Ву Джин-Чуля. — Ты странный, — замечает он, и если бы прямо сейчас у него было достаточно контроля над своим человеческим ртом, он бы улыбнулся тому, как Ву Джин-Чуль застывает, почти подпрыгивает, мышцы спины напрягаются под его рубашкой, а затем так же быстро расслабляются, преднамеренно и решительно. Мужчина поворачивается, и его глаза расширяются при виде Джин-Ву. Джин-Ву не совсем уверен, как он выглядит в данный момент — по крайней мере, в форме человека, в основном со всем нужным количеством конечностей в нужных местах, но это все, в чем он уверен. Это не должно быть слишком ужасно, поскольку Ву Джин-Чуль никак не реагирует, кроме как пялится немного дольше, чем, вероятно, в ином случае, хотя это также может быть связано с непрошеным присутствием Джин-Ву в его доме вообще. — Неужели? — Вместо этого слабо произносит Ву Джин-Чуль. Он напряжен, как бы ни пытался это скрыть, но далеко не так сильно, как большинство других людей на его месте. Джин-Ву скалится ему, сверкая большим количеством зубов, чем, возможно, было бы разумно, но опять же, Ву Джин-Чуль лишь на мгновение сжимает челюсти, прежде чем скрестить на груди руки, прислонившись бедром к плите и не сдвинувшись ни на дюйм. Оскал Джин-Ву становится шире, и он чувствует в ней голод. — Большинство людей наделали бы в штаны прямо сейчас. Или сбежали. Или лишились чувств. Ты же - ничего из этого. Он делает паузу, отметив, как глаза Ву Джин-Чуля слегка прищурились, как будто он скрывает гримасу. Джин-Ву вздыхает и вкладывает дополнительную энергию, вернув свои голосовые связки в нормальное человеческое состояние. Не хватало еще, чтобы у этого человека лопнули барабанные перепонки. — Спасет ли меня что-нибудь из этого, если вы решите меня убить? — Ву Джин-Чуль возражает настолько логично, что это становиться просто уморительно, как будто логика когда-либо могла управлять человеческими инстинктами. Тем не менее, Джин-Ву не может отрицать, что это, по крайней мере, похоже на якорь Ву Джин-Чуля, учитывая как он использует его, чтобы подавлять свои первичные рефлексы при столкновении с Джин-Ву. Даже сейчас его мана трепещет вокруг него, как крылья, обороняясь, но упорно сдерживаясь, и он без колебаний встречает взгляд Джин-Ву, хотя все в нем, должно быть, призывает ему отвести взгляд. Он как камень, думает Джин-Ву. Если бы он был подобен Джин-Ву, он был бы существом, обретшим форму в сердцах гор и тишине гробниц, и неважно, насколько яростными могут быть бури для первых или как громко мертвые могут кричать во вторых, они уцелеют, возможно, потрепанные временем и закаленные, но прочно укоренившиеся в несгибаемой скале. — Нет, — откровенно отвечает Джин-Ву, потому что теперь нет ничего такого, чего бы Ву Джин-Чуль не знал, такого, с чем он не смог бы смириться, поскольку на данный момент он знает о Джин-Ву едва ли не все. И, словно по сигналу, Ву Джин-Чуль пожимает плечами, как будто его точка зрения была доказана, и пусть движение выглядит не совсем естественным, оно достаточно изящно, чтобы сгладить любые неловкие углы. Это заставляет Джин-Ву рассмеяться, коротко и немного гулко, как, вероятно, не должно, но, по крайней мере, это смодулировано для человеческого уха. — Все в порядке, — он снова усмехается. — Я не хочу тебя убивать. Ты слишком странный. Брови Ву Джин-Чуля поднимаются вверх, и Джин-Ву может сказать, что тот не понимает. Тем не менее, после минутного задумчивого размышления, мужчина осторожно говорит: — Тогда я постараюсь продолжать быть… странным. Джин-Ву находит довольно забавным и это. Он сильно сомневается, что в ближайшее время потеряет интерес к таким людям, как Ву Джин-Чуль, но даже если это произойдет, он не будет их всех убивать, если только они не сделают что-нибудь по-настоящему глупое, например, нападут на его сестру. В лучшем случае он просто оставит их в покое, хотя бы потому, что больше не захочет прилагать усилия для взаимодействия с ними. Возможно, они фактически предпочли бы это. Он объяснил не так уж много. Ву Джин-Чуль сам может во всем разобраться. Или нет. Чайник свистит, и Ву Джин-Чуль лишь на мгновение колеблется, прежде чем снова отвернуться, чтобы заварить чай. Джин-Ву полагает, что, если бы его спросили, этот человек ответил бы: "Держу я тебя в поле зрения или нет, тоже не будет иметь значения, если ты решишь убить меня, не так ли?" Нет, не будет, но это увлекательно, потому что будет иметь значение или нет, один вариант все равно кажется более безопасным, и все же Ву Джин-Чуль снова и снова не выбирает безопасный. Для такого осторожного, логичного человека он одновременно и ужасно безрассуден. Но, возможно, подобные противоречия - часть того, что делает людей людьми. (Джин-Ву не может сказать наверняка. Возможно, когда-то он и знал, но если и знал, то позабыл.) Ничто не мешает снова переместиться с островка на стойку у плиты, прямо в пределах видимости Ву Джин-Чуля, тени плещутся за ним. Ву Джин-Чуль не поднимает глаз, и Джин-Ву ничего не говорит, но видит, что плечи агента стали еще более напряженными. Молчание затягивает, пока кружка чая не ставится рядом с его… ну, там, где было бы его бедро, если бы он был плотным. Чай приятно пахнет, обжигающе горяч и ароматен, и Джин-Ву сопоставляет это с хлопотным усилием свернуть себя еще немного. Победа чая на волоске, поэтому со вздохом он концентрируется на своей человеческой форме и заставляет себя снова заполнить все нужные места. Тени все еще скользят по его костяшкам пальцев, по линии подбородка и по волосам, но в целом, судя по тому, насколько скованным он снова себя чувствует, сейчас он гораздо плотнее, чем минуту назад. Удовлетворительно. Он поднимает чашку чая. Обхватывает его пятипалыми руками. Следит, чтобы он случайно не заморозил его. Барука был велик. Лучшая еда, которую он когда-либо пробовал, но для ее переваривания определенно требуется время. — Итак, — произносит Ву Джин-Чуль, нарушая тишину. Он потягивает свой чай, наблюдая за Джин-Ву. — Вы что-то хотели? Предполагаю, что это вы зачистили Красные Врата. Джин-Ву напевает что-то неразборчивое и смутно подтверждающее. — Это было довольно весело. Весело, но и убедило в том, что ему нужно стать сильнее. Достаточно легко забыть, что он находится на планете, которую мог бы разрушить, просто слишком тяжело вздохнув, в окружении людей, которых он может раздавить, просто потеряв самообладание. Если бы Барука не недооценил его, исход их боя мог бы сложиться совсем иначе. Но победа есть победа. Ему просто нужно быть более подготовленным в следующий раз. Он определенно не ожидал так скоро встретить кого-то из себе подобных. — Был ли монстр-босс выше стандартного S-ранга? — неожиданно спрашивает Ву Джин-Чуль, и когда Джин-Ву переводит на него взгляд, уточняет. — Я не могу представить, чтобы монстр S-ранга создавал вам какие-либо трудности. — Он делает небольшую паузу, а затем добавляет. — Но если бы это не было сложно, то, вероятно, было бы не весело. Джин-Ву смотрит, не мигая, пока мана Ву Джин-Чуля практически не ощетинивается, а выражение его лица не становится жестким. Затем он ухмыляется и возвращается к своему чаю. — Ты не ошибаешься. Нет ничего, с чем бы я не смог справиться, но этот оказался сильнее, чем я ожидал от любого монстра внутри. — …Поэтому вы не совсем… — Ву Джин-Чуль замолкает, но тот факт, что он вообще заговорил об этом, снова привлекает внимание Джин-Ву к нему. Ву Джин-Чуль дергается, но не забирает вопрос обратно. Безрассудный. Такой безрассудный. Но Джин-Ву это не не нравится. — Это отняло у меня немного больше сил, чем я думал, — достаточно легко признается он. — Особенно с учетом того, что мне приходилось быть осторожным, чтобы не убить ребенка, которого я привел с собой. О, и тех членов Белого Тигра тоже, полагаю. — Он поднимает руку, разминая ее, наблюдая, как она покрывается инеем, прежде чем его тени снова прогоняют его. — Я буду в порядке, если немного посплю. Затем он поднимает глаза и улыбается, быстро и остро, всеми арктическими ночами и обморожениями, не столько угроза, сколько напоминание о том, что может случиться, если кто-то перейдет ему дорогу, независимо от того, прошел ли он только что тяжелую битву или нет. Ву Джин-Чуль отшатывается, и Джин-Ву теряет улыбку. Похоже, он донес свою точку зрения. Некоторое время после этого даже Ву Джин-Чуль молчит, допивая свою кружку чая и наливая себе другую. К сожалению, в квартире действительно немного похолодало. Джин-Ву, вероятно, стоит уйти. Конечно же, именно тогда Ву Джин-Чуль снова заговорил, как будто что-то внутри него просто не может не подталкивать к ответам. — Вы не сказали, зачем пришли сюда. Вы хотели еще что-то спросить о Красных Вратах? Джин-Ву издает отрицательный звук. — Я здесь не поэтому. — Тогда…? На этот раз Джин-Ву хмурится, потому что для такого быстро соображающего человека, как Ву Джин-Чуль, разве это не должно быть очевидно? — Я пришел проведать тебя. Ты ведь был ранен, не так ли? Это, кажется, лишило Ву Джин-Чуля дара речи. Он отвечает не сразу, и сейчас у него очень странное выражение лица, которое Джин-Ву не может толком прочитать. Страх — это легко. Как и гнев, радость и печаль. Базовые незамысловатые эмоции имеют тенденцию отражаться эхом во вселенной, как рябь на поверхности пруда, поэтому их нетрудно распознать. А вот промежуточные оттенки требуют больше работы, а Джин-Ву недостаточно предприимчив, чтобы попытаться разобраться в них. Его лицо полно потрясения, но за этим стоит нечто больше, определением которого Джин-Ву не хочет сейчас заниматься. Поэтому вместо этого он допивает остаток чая, прежде чем поставить кружку в раковину. — Спасибо за чай. Теперь я пойду. Он и не собирался оставаться первоначально. Ему приходит в голову мысль, заставляющая остановиться, а затем он отталкивается от прилавка. Два быстрых шага вперед ставят его вровень с Ву Джин-Чулем, и он прикрывает рукой глаза другого мужчины, прежде чем тот успевает среагировать. Его другая рука поднимается и ловит кружку как раз в тот момент, когда Ву Джин-Чуль вздрагивает и роняет ее. А потом… он просто не двигается. Не отскакивает, не набрасывается. Всплеск беспокойства от него едва не пробивает крышу, но он просто берет себя в руки и ждет, и, возможно, этот человек, в конце концов, не так уж и логичен. Джин-Ву, откровенно, не может сказать. — Тебя никто не учил не смотреть прямо на солнце? — спрашивает он вкрадчивым тоном. — Знаешь, это в некотором роде одно и то же. Глазей слишком долго, и ты можешь ослепнуть, если я ошибусь. Он ставит кружку на прилавок и убирает руку. Глаза Ву Джин-Чуля снова широко распахнулись, но когда Джин-Ву отступает, он все равно без колебаний встречается с ним взглядом. Джин-Ву вздыхает. Некоторым людям иногда не помочь. Но он полагает, что теперь понимает, почему, по крайней мере, в отношении Ву Джин-Чуля. С такого близкого расстояния становится совершенно ясно, что движет им больше всего, что заставляет его преодолевать страх, осторожность и инстинкт самосохранения — это любопытство. — Я ухожу, — раздраженно повторяет Джин-Ву. — Не травмируйся больше. Он не дожидается ответа, и между вдохом и выдохом снова оказывается перед своим домом, а над горизонтом ползет рассвет. Он потягивается, зевает и заходит внутрь. Он проверяет Джин-А по пути в ванную, а затем заваливается в постель после быстрого душа. Он не утруждает себя проверкой дюжины текстовых сообщений, оставленных Джин-Хо на его телефоне. Половина из них, несомненно, мемы. Сначала сон. Все остальное может подождать.***
Джин-Чуль не двигается в течение добрых пяти минут после того, как Сун Джин-Ву уходит, и даже когда он движется, он на автопилоте ополаскивает кружки. Его мысли все еще сосредоточены на откровенно странной ночной — утренней? — встрече на собственной кухне. Джин-Чуль не уверен, знает ли Сун Джин-Ву, как много он выдал в их разговоре, или все его слова были рассчитаны на то, чтобы заставить Джин-Чуля воспринимать его определенным образом. Джин-Чуль не думает, что это так. Какой вообще смысл? Когда в ваших руках столько мощи, сколько у Сун Джин-Ву, вам не нужно заботиться о чужом мнении. Так что Джин-Чуль склонен принимать все, что сказал Сун Джин-Ву, за чистую монету, и весь обмен мнениями был… информативным. Он был почти уверен, что умрет в тот момент, когда почувствовал это уникальное присутствие в своей квартире, что он каким-то образом оскорбил другого мужчину до такой степени, что тот сразу выследил Джин-Чуля до его дома прямо после выхода из Красных Врат. Но нет, дело было не в этом. Еще до того, как Сун Джин-Ву раскрыл себя, и после того, как Джин-Чуль преодолел первоначальное пробирающее до костей ощущение льда в легких, он понял, что вообще не чувствует никакого намерения убить. Сун Джин-Ву воспринимается как смерть и тьма, как предостерегающий толчок подводного течения, угрожающий утопить его. Но он никогда не ощущался ножом меж ребрами или петлей, туго натянутой на его шее, и, возможно, между ними не такая уж и большая разница, но Джин-Чуль все равно принял и справился с этим. Он не знает, что побудило его предложить Сун Джин-Ву чай. Безумие, наверное. То самое безумие, которое заставило его стоять на своем, когда Сун Джин-Ву впервые взглянул на него и позволил ему увидеть. Но это вырвалось прежде, чем он успел одуматься, а затем появился Сун Джин-Ву, выглядевший смутно веселящимся и явно не как человек. Не то чтобы Джин-Чуль уже не осознавал на каком-то уровне — на многих уровнях, — что Сун Джин-Ву больше не был полностью человеком, если вообще остался. Ему не нужно было, чтобы Баек Юн-Хо заговорил об этом, чтобы понять это. Но до сих пор этот мужчина проделал достаточно хорошую работу по подделке всех нужных деталей. Когда он материализовался на кухонном островке, казалось, он даже не удосужился притвориться. О, он все еще был в значительной степени похож на человека. Но половина его тела была скорее тенью, скользя в реальность и из нее так, что у Джин-Чуля чуть не началась мигрень. Даже его голос звучал так, что у Джин-Чуля звенело в ушах. Кроме- За исключением того, что Сун Джин-Ву, похоже, заметил, что происходит, и… инаковость в его голосе исчезла. Он назвал Джин-Чуля странным из всех вещей, что Джин-Чуль, честно говоря, не понимает. Что это вообще значит? Он такой же нормальный, как и люди. Он охотник A-ранга, конечно, один из сильнейших в мире, но он никогда и не доберется до S-ранга, и по сравнению с другими людьми, он знает, что особо не выделяется. Отчасти это его работа — он не стал бы очень хорошей правой рукой Председателя, если б привлекал слишком много внимания, — но он также достаточно самосознателен, чтобы признать, что у него просто нет врожденной опоры, с которой рождались Мастера гильдий и могущественные охотники еще до того, как Подземелья стали нормой. Его личность не особенно харизматична, его характер не особо общителен, и ему не очень то нравится быть в центре внимания. Он добился того, что имеет, в большей степени потому, что обладает хорошими административными и дипломатическими навыками, и в меньшей степени потому, что пробудился как А-ранг, или потому, что у него были какие-то грандиозные амбиции в жизни. Не раз, при всем уважении подчиненных, он слышал, как они описывали его как скучного, среди других подобных определений. Учитывая все это, есть множество охотников, которые гораздо более примечательны, чем он, как по силе, так и по характеру. И все же, насколько известно Джин-Чулу, он был первым человеком, которому Сун Джин-Ву показал… кое-что из того, чем он является, по причинам, в которых Джин-Чуль до сих пор не совсем уверен. Даже Баек Юн-Хо увидел это только потому, что он, - что и следовало ожидать, - был слишком упрям, требовал больше, чем следовало, и получил за это затрещину, к счастью, не буквально. Но Сун Джин-Ву мог оставить Джин-Чуля в полном неведении, но он не сделал этого. Объективно говоря, сообщать главе отдела, отвечающего за соблюдение закона об охотниках, что с вами что-то очень не так, не совсем умно, и Сун Джин-Ву уже доказал, что может скрыть это от Джин-Чуля, если очень хотел. Джин-Чуль ничего не сможет с этим поделать, даже если захочет, но скрывать это все равно будет минимальным неудобством, чем разоблачение, и, судя по наблюдениям Джин-Чуля, Сун Джин-Ву предпочитает как можно меньше помех. Но вместо этого он показал ему, и потом он не воспользовался никакими особыми условиями от Ассоциации, и даже сегодня вечером он изо всех сил постарался прийти сюда, но ничего не просил у Джин-Чуля. Наоборот, он пришел лишь проверить его. Потому что он был ранен. Джин-Чуль до сих пор понятия не имеет, как к этому отнестись. До самого конца он даже не подозревал для чего был предназначен этот визит. Он налил мужчине обещанный чай, они еще немного поговорили, и в общем, если бы не постоянно перемещающиеся вокруг мужчины тени, вся пятнадцатиминутная встреча казалась бы совершенно обычной. Для существа невыразимой силы и ужаса, Сун Джин-Ву удивительно мягкий. Черт, да большинство S-рангов более вспыльчивы, чем он продемонстрировал. И менее вежливы тоже. Это было сюрреалистично. Конечно, не только поведение Сун Джин-Ву сбило Джин-Чуля с толку. То, что он в самом деле ответил на вопросы, на которые Джин-Чулю было позволено получить ответы, было… обнадеживающим. «Мне приходилось быть осторожным, чтобы не убить ребенка, которого я привел с собой. О, и тех членов Белого Тигра тоже, полагаю.» Если бы кто-то вроде Хван Дон-Су сказал что-то подобное, Джин-Чуль проверил бы свой кофе на галлюциногены. То, что Сун Джин-Ву заботится о чем-то подобном… да, это очень обнадеживает. По тому, как он это сказал, по его тону — Джин-Чуль мог сказать, что тот не особенно заботился о них на личном уровне. Но тот факт, что он взял кого-то с собой в рейд и поэтому испытывал достаточно чувства ответственности перед ней, чтобы поставить ее безопасность на первое место, а затем даже почувствовал что-то похожее в отношении охотников Белого Тигра, достаточное, чтобы распространить и на них тоже, — это все так неожиданно, но и очень даже приятно. У Сун Джин Ву есть границы, которые он не переступит, установленные для самого себя правила, которые он не нарушит. Это уже большее, чем Джин-Чуль может поведать о многих охотниках S-ранга, которых встречал и о которых слышал. Никто из них ничего не сможет сделать, если Сун Джин-Ву решит впасть в неистовство. На худой конец, если охотник S-ранга закатит истерику, другой охотник S-ранга сможет его остановить, даже если последствия будут разрушительными. Но нет никого на земле, кто смог бы остановить Сун Джин-Ву, если тот поддастся эмоциям, поэтому тот факт, что Сун Джин-Ву может сдерживать себя, - само по себе чудо. Но, Боже помоги тому, кто настолько глуп, чтобы переступить эти границы. Что напомнило Джин-Чулю: сейчас… почти пять утра, ему нужно снова встать через два часа, чтобы отвезти Хван Дон-Су обратно в аэропорт, и он собирается посадить охотника S-ранга на самолет вовремя, даже если это последнее, что он делает. Сеул не может позволить себе глупость Хван Дон-Су, а Джин-Чуль не из тех, кто полагался на божественное вмешательство. Но это дает ему два часа сна, и это… уже что-то. Два часа простоя перед тем, как на его стол ляжет отчет по делу Красных Врат, и за этим пройдет остаток недели. Он вздыхает, вытирает руки и направляется в спальню. По дороге он хватает обрывки своей рубашки и пиджака, и его внимание цепляется за рукава, или их отсутствие. «Я пришел проведать тебя. Ты ведь был ранен, не так ли?» «Не травмируйся больше». Это унизительный опыт — чувствовать, как горят его щеки. Его единственное спасение в том, что Сун Джин-Ву уже ушел. Фыркнув, Джин-Чуль проносится по коридору, складывает одежду в пакет, чтобы выбросить позже, и направляется в постель. Он не знает, почему Сун Джин-Ву считает его "странным", и уж точно не знает, почему это кажется настолько важным, чтобы признать его… пристрастным? Он сделал для Сун Джин-Ву ровно ничего, и даже во время их первой встречи, будучи вежливым, как того требует его работа, почти со всеми с кем он общается, Джин-Чуль может признать, что был слишком утомлен и раздражен, чтобы изобразить эту вежливость хотя бы немного подлинной, особенно после того, как детектор вновь присвоил Сун Джин-Ву E-ранг. Так что, если уж на то пошло, Сун Джин-Ву должен был в лучшем случае проигнорировать его, а в худшем — убить на месте. Но он не сделал ни того, ни другого, и теперь они здесь, пьют чай в ранние часы рассвета, как будто вся ситуация не была совершенно нелепа. Но Джин-Чуль не собирается смотреть дареному коню в зубы. Он не питает иллюзий относительно того, что никто не сможет контролировать Сун Джин-Ву, да и Джин-Чуль все равно не хочет этого, не тогда, когда сама мысль об этом кажется слишком сильно смахивает на богохульство. (Контролировать Сун Джин-Ву - все равно, что пытаться обуздать стихийное бедствие, или управлять приливом в океане, или спровоцировать смерть звезды — протянуть руку и захватить что-то прекрасное, ужасающее и совершенно возвышенное, и быть уничтоженным за дерзкую попытку совершить поступок столь же убийственный, сколь и невозможный.) Он не хочет подобного, но это — иметь благосклонное отношение бедствия в человеческой шкуре, даже если он не понимает, как заслужил это, — это то, что он полон решимости сохранить. (И если какая-то часть его чувствует тот же все более частый шепот удовольствия от того, что его выделяют и защищают, совсем чуть-чуть, чтож, никому, кроме него самого, этого знать не нужно.) Он засыпает через несколько секунд после того, как закрывает глаза, едва ли не с энтузиазмом погружаясь в знакомое забвение. Он думает, что, вероятно, ему следует беспокоиться. Но он также считает, что беспокоятся те, кто не осознает, что они уже зашли слишком далеко, чтобы спастись, а Джин-Чуль всегда знал, в той или иной степени — все его пути отхода захлопнулись в тот день, когда он увидел монстра позади человека и забыл отвести взгляд.)***
Жизнь возвращается в нормальное русло, или настолько нормально, насколько это возможно в эти дни. Джин-Ву встречается с Джин-Хо, совершает одиночные рейды в свободное время, следит за тем, чтобы за Джин-А присматривали, и время от времени навещает их мать, чтобы изучить поразившую её болезнь. Вечный Сон… странный, теперь, когда может чувствовать. Внутри каждого живого существа есть мана; просто у некоторых людей её слишком мало, чтобы когда-либо пробудиться охотником, даже после того, как на земле стали появляться Врата, тем самым заставляя ману в людях реагировать. Вечный Сон высасывает из них ману, что, - поскольку людям нужна мана для выживания так же сильно, как собственная кровь, - также в конечном итоге буквально высасывает их жизнь. Те, у кого достаточно маны, чтобы более или менее пробудиться, имеют встроенную систему защиты — их мана достаточно активна, чтобы отразить любое внешнее вмешательство. Вот почему Вечный Сон нацеливается только на непробужденных людей — те, у кого нет системы защиты, естественно, являются самой легкой добычей. Чего Джин-Ву не может понять, так это того, что поглощает ману. Куда она уходит? Он может видеть это, похожие на паутину усики, укоренившиеся в душе его матери, коварные, как яд, питающиеся ее магической энергией быстрее, чем она успевает ее выработать, но он не знает, куда все это идет. Что-то блокирует его, а, учитывая, кто он такой, не так уж много вещей могут от него спрятаться. Он не решается применить грубую силу, потому что душа — хрупкая вещь, когда она все еще привязана к телу, но у него есть предчувствие, что ему, возможно, придется это сделать. Он пока откладывает это, потому что у его матери еще есть время. Возможно, он сможет найти способ обойти эту проблему. Если отбросить Вечный Сон и неофициальные Подземелья, Джин-Ву, как человеку, больше нечем заняться. Он начинает подумывать о переоценке своего ранга охотника, хотя бы для того, чтобы иметь все преимущества охотника S-ранга. Ему это не нужно, но у S-рангов есть доступ к проверенным Вратам, и если Джин-Ву сможет участвовать в этих рейдах, это будет означать, наконец, получение легальной зарплаты. Однако в гильдию он точно не вступит. Он знает, что Баек Юн-Хо знает лучше, чем предлагать это сейчас, что нельзя сказать о других главах гильдий Южной Кореи. Он полагает, что это не так уж важно, когда дело доходит до того: запугать их всех, чтобы его оставили его в покое всегда можно, даже если он предпочел бы, чтобы они поступили так лишь по собственной воле. Может быть, он может просто создать свою собственную гильдию. Это остановило бы любые предложения о найме и дало бы ему свободу покупать эксклюзивные права на Врата у Ассоциации. Хотя ему нужно будет ознакомиться со всеми законами для этого, ибо он почти уверен, что ему не сойдет с рук только он сам в качестве единственного члена. Джин-Хо может заинтересоваться. Джин-Ву спросит его позже. Но переоценка и новая лицензия на первом месте. Он полагает, что может просто пойти в Ассоциацию и заплатить за повторный тест — они должны позволить ему, поскольку он совершенно уверен, что тест в больнице после Двойного Подземелья не был добавлен в его досье — но если он собирается это сделать, то мог бы в то же время также посетить своего любимого охотника. Прошло всего пару недель с тех пор, как он в последний раз видел Ву Джин-Чуля, но в эти дни он так же постоянно присутствует на затворках сознания Джин-Ву, как Джин-А, их мама и Джин-Хо. Джин-Ву даже сам не уверен, почему — с Ву Джин-Чулем весело, но на самом деле они общались всего три раза, и никогда подолгу. Но через несколько дней после того, как он посетил квартиру агента, он получил электронное письмо с прикрепленным официальным отчетом о расследовании Красных Врат и короткое сообщение от самого Ву Джин-Чуля, в котором он беспечно спрашивал, эту ли версию событий помнил Джин-Ву. В упомянутом отчете не было ничего, кроме мимолетного упоминания о нем, лишь "Е-ранг добавлен к тренировочной группе Белого Тигра для получения опыта рейдов". Джин-Ву ответил утвердительно, затем решил, что этого явно недостаточно для благодарности, и в течении часа заскочил в несколько других стран, прежде чем подбросить на кухонный стол Ву Джин-Чуля широкий ассортимент дорогих чайных листьев и кофейных зерен, чтобы тот попробовал. Он с первого раза заметил коллекцию чайных кружек и ультрасовременную кофемашину. На следующий день после того, как Ву Джин-Чуль ушел на работу, он заглянул снова, просто немного любопытствуя, понравился ли мужчине его подарок. В стороне на прилавке аккуратно стояла только что открытая упаковка с кофейными зернами, а на кофеварке оставлена записка с изящно нацарапанным на ней "Спасибо". Джин-Ву ушел с запиской, чувствуя себя странно довольным собой до конца дня. Они оба были заняты всю неделю и изменились после этого. Из того, что видел Джин-Ву, Ву Джин-Чуль почти всегда завален бумажками, подчищая за гильдиями и охотниками, когда что-то идет не так, или, честно говоря, даже после того, как все идет хорошо. Это выглядит ужасно раздражающим, и Джин-Ву считает, что быть охотником на поле было бы гораздо приятнее для мужчины, но, возможно, Ву Джин-Чуль предпочитает такой тип работы. Каждому свое. Самого Джин-Ву не было на планете большую часть недели. Он сообщает Джин-А, что отправляется в тренировочную поездку, а затем проводит следующие шесть дней, прочесывая другой мир, полный дыма, пустошей и пыли во всех направлениях, но перемежающийся с замками, кишащими демонами, воюющими друг с другом. Несмотря на их численность и оставаясь в своей человеческой форме, Джин-Ву относительно легко расправляется с ними всеми в течение первых двух дней. Он все равно остается, но не из-за армий, которые складываются, как бумага, когда он прорывается сквозь них, а из-за запаха пламени в воздухе, поющего, как кипящий жар звезды, и горящего все ярче и ярче по мере приближения. Имя БАРАН достигает ушей Джин-Ву, как пепел на ветру, забивая его горло и обжигая глаза, напоминая о подношениях, сожженных за умерших. Задолго до того, как он увидит их, он знает, что снова встретил достойного соперника, и волнение от этого — триумф с одной стороны и смерть с другой — гонит его вперед, выше, выше и выше по опаленным кровью небесам, пока не раздастся треск ослепляющего пламени, внезапно проносящегося по их импровизированному полю боя, готового поглотить его целиком. Джин-Ву знает, что на этот раз он явно в невыгодном положении. В мире огня и света, льду и тьме негде дышать. Но он больше, чем его сила, больше, чем этот мир, и на этот раз ему даже не нужно сдерживаться, как было с Барукой. Он чувствует, как реальность раскалывается вокруг него, когда его реальная форма прорывается сквозь человеческую оболочку и разворачивается, расплескивая лед и ночь по горизонту, словно поверхность бесплодных лун. Он слышит обжигающий хриплый смех Барана, скользящий по его коже, как пламенные кнуты, и мир еще немного раскалывается в ответ на его боль. Однако Джин-Ву прорывается вперед, крепко цепляясь за бескомпромиссное ядро замороженных планет и погружаясь в безвоздушную вечность далеких черных дыр. Баран имеет привкус неукротимых лесных пожаров, сожжённой плоти и безмолвной обреченности кремированных останков. Они порождают ярость и жажду крови, опустошая все на своем пути с жестокой неистовостью и неутолимой жаждой. Они бросаются на Джин-Ву с целеустремленной силой таранов и ракет, полных решимости не оставить после себя ничего, пока он насыщается собственным испепеляющим побоищем. Но перерождение закрепило Джин-Ву его в Конце Всего Сущего, в Вечном и Проклятом, в Забвении, Где Всякая Жизнь Перестает Существовать. Он все еще приходит в себя, но его "я" не имеет конца, не тогда, когда он монстр, ожидающий у ворот, где все, чему дарована жизнь, должно в конечном итоге заплатить свою цену. Даже огонь в конце концов перегорает, а Джин-Ву вне времени. Не существует ничего вне его досягаемости. Четыре дня спустя мир выжженной земли и почерневшего неба раскалывается и распадается на трещины вселенной. И вверху, и внизу, и вокруг, Джин-Ву готов поглотить все — изнуряющую жару затяжного лета, удушающий смог извергающихся вулканов и вечное пламя истинного Пожирателя, наконец убитого у ног Джин-Ву.***
Джин-Ву неторопливо возвращается на землю, чувствуя себя совершенно безмятежным и чрезвычайно ленивым. Он точно не планировал столкнуться с другим представителем своего вида так скоро после Баруки, но потом он шагнул через эти случайные Врата, учуял запах Барана и просто не мог удержаться. Он все еще носит на себе следы той битвы, но восторг от его с трудом заработанной победы просто великолепен. И в качестве бонуса душа ездового дракона Барана последовала за ним домой. Кайсел теперь гнездится в его тени, нависающая, большая, длинная и собственническая, согретая теплом очага тень, которая теперь будет прикрывать его спину. В целом, этот рейд увенчался ошеломляющим успехом. Джин-А еще нет дома - в школе все еще идут занятия, что хорошо, потому что он слишком измучен, чтобы залечить свои раны, и от него отчетливо пахнет дымом. В доме беспорядок, что заставляет его вздыхать, но он закатывает рукава и начинает собирать мусор и складывать посуду в посудомоечную машину. В один прекрасный день ему, вероятно, следует поручить своей сестре все жизненно необходимые домашние дела, просто чтобы убедиться, что она действительно может их выполнять. Она не может тратить все свое время на учебу. По крайней мере, она умеет готовить и не ела еду на вынос всю неделю. В холодильнике почти не осталось продуктов, которые он купил перед отъездом, поэтому он делает мысленную пометку поскорее пройтись по магазинам. На то, чтобы все убрать, уходит меньше часа. Помогает то, что он вспоминает, что в последнее время у него лишние руки, хотя Игрис, пылесосящий пол в гостиной, никогда не перестанет быть забавным. Танк Гильдии Белого Тигра, - который каким-то образом все еще здесь и, очевидно, не действует Игрису на нервы, - выносит мусор, а для большого медведя, в распоряжении которого только лапы, Танк на удивление искусен в том, чтобы запихивать книги обратно на полки, деликатно держа каждую в когтях. Как только все закончено, Джин-Ву принимает душ, переодевается, а затем падает в свое рабочее кресло, распластавшись в переплетении конечностей и теней. Он устал, но на этот раз это не та усталость, которая позволит ему вздремнуть. Он снова думает о переоценке, которую ему нужно пройти, и затем его взгляд скользит по записке, приклеенной к нижней части экрана его компьютера. Он сохранил её из прихоти. Если спросят, почему… что ж. В конце концов, это было написано для него. Нужна ли ему причина, чтобы сохранить то, что принадлежит ему? В любом случае записка напоминает ему о чем-то еще, и поворот его запястья открывает привязанное карманное измерение, из которого выпадает предмет, принесенный им из только что покинутого мира. И оставленного разбитым. Это серьга, кристалл аметиста, сверкающий на его ладони, созданный из осколка сердца Барана и выкованный в чистилище недавно унаследованного пламени Джин-Ву. Она напоминает ему ману Ву Джин-Чуля - пурпурный свет сумерек, пропитанный солью и морем. Серьга отражает это: амарантовое сияние, нарисованное на полотне движущихся волн, и все это сконцентрировано в одном бриллианте, заключенном в тонкую спираль из золота. Это изящно выглядящая вещь, и она не светится так ярко, чтобы привлечь нежелательное внимание. Но внутри него соткано достаточно магии, чтобы уничтожить все, что ниже S-ранга. Если на него надавить, он, вероятно, даже обеспечит приличную защиту от большинства S-рангов, будь то охотники или монстры, достаточно долго, чтобы дать своему владельцу короткую возможность для побега. И в качестве последнего преимущества: искра маны Ву Джин-Чуля — это все, что нужно, чтобы привязать серьгу к агенту и помешать кому-либо еще забрать ее и использовать для себя. Что касается того, что Ву Джин-Чуль сможет сделать, когда его мана переплетется с ней… ну, даже Джин-Ву не может сказать наверняка, но предоставить человеку силу двух Пожирателей миров — пусть и малую их часть — обязательно приведет к интересным результатам. Он привез похожие подарки для Джин-А и Джин-Хо - ожерелье для первой и браслет для второго, дополнительную защиту, которая им может никогда не понадобиться, но в любом случае было бы неплохо иметь под рукой, на случай, если Джин-Ву не сможет добраться до них сразу. И люди делают так, не так ли? Отправляясь в путешествие, они возвращаются с подарками. И они даже полезны. Он мог бы просто оставить сережку в квартире Ву Джин-Чуля, но этому мужчине могут понадобиться объяснения, а Джин-Ву в любом случае должен провести повторную оценку. Ему едва ли нужно сосредотачиваться, чтобы почувствовать устойчивый пульс жизненной подписи Ву Джин-Чуля, движущийся в направлении его рабочего места. Он может убить двух зайцев одним выстрелом, если пойдет в Ассоциацию прямо сейчас. Идеально. ...Однако сначала ему, вероятно, следует скрыть более заметные ожоги, которые Баран так щедро оставил на нем.***
У Джин-Чуля выдался неспешный день. Ему удалось отхватить восемь часов непрерывного сна, он вышел из дома достаточно рано, чтобы избежать утреннего час-пик, кофе новой марки, которую он открыл, была совершенством в дорожной кружке, он добрался до своего офиса и ни один человек не остановил его, попросив решить за них какую-нибудь проблему с подачей документов или их оформлением, ни одна гильдия или рейдовая группа во всей Южной Корее не взорвала что-то, не начала драку или не умерла за одну ночь, и, что не менее важно, он оформил все свои документы за день к обеду. Неспешный день — отличный день. Сейчас он просто в режиме ожидания на случай возникновения каких-либо чрезвычайных ситуаций, но если ему повезет, он сможет освободиться к шести часам. Он с трудом может вспомнить, когда в последний раз уходил с работы так рано. Но конечно же, он должен был знать лучше, нежели каркать. Он полагает, что в неприятных обстоятельствах есть вещи похуже, чем приставание Чхве Чон-Ину из Гильдии Охотников, да и все, что ему нужно, - это немного информации. Которой, увы, Джин-Чуль едва ли собирается делиться. Кажется, в эти дни все возвращается к Сун Джин-Ву, хотя, возможно, это просто Джин-Чуль. Он привык незаметно следить за этим человеком, возможно, более пристально, чем было бы разумно, но, если Сун Джин-Ву знает, он еще не выпотрошил Джин-Чуля за это, а если и нет, то это никому не повредит. В любом случае, он не слишком навязчив — он просто хочет быть осведомленным первым, когда Сун Джин-Ву отправляется в рейд, или если другой охотник снова решит проявить нездоровый интерес к Сун Джин-Ву. Он может признать, что это в основном из-за личного желания быть в курсе. У Сун Джин-Ву нет того вспыльчивого характера, которым обладают многие могущественные охотники, поэтому Джин-Чуль, в свою очередь, предварительно решил меньше беспокоиться о взаимодействии этого человека с другими людьми. (На самом деле это почти забавно. Что говорит об их обществе тот факт, что Джин-Чуль доверяет разрушающему реальность монстру принимать оскорбления с большей сдержанностью, чем большинство людей, обладающих уровнем силы S-ранга в своем распоряжении?) Во всяком случае, было тихо. Насколько ему известно, Сун Джин-Ву не участвовал ни в каких рейдах после инцидента с Красными Вратами, и никакие другие охотники или гильдии не заметили его поблизости. Конечно, это не значит, что его нет рядом. Там был этот… подарок??? Чай и кофе, оставленный в квартире Джин-Чуля почти две недели назад, половину из которых даже нельзя было купить в их стране. Джин-Чуль понятия не имеет, почему Сун Джин-Ву отдал их ему — до сих пор не понимает, — но… что ж, ему слишком понравился подарок, чтобы отказаться, поэтому взамен он оставил благодарственную записку, чувствуя себя более чем нелепо, вплоть до того момента, как в тот же вечер вернулся домой и обнаружил, что записка пропала. (Он не знает, в какую игру он играет или в какую игру хочет играть Сун Джин-Ву. Но такое ощущение, что он находится на высоте тысячи футов и летит все выше на крыльях, которые могут быть сделаны из воска. И однажды, когда-нибудь, Сун Джин-Ву, возможно, даже поведает ему ответ, или Джин-Чуль узнает все сам, как раз в тот момент, когда они растают, и он упадет.) Впрочем, кроме этого, с тех пор от него не было ни слова. Справедливости ради, Джин-Чуль был занят своей собственной работой, и у него едва ли оставалось время на что-то еще, но иногда, когда он возвращается домой, чтобы поспать несколько часов, он почти ожидает, что Сун Джин-Ву заглянет снова, так же внезапно и ошеломляюще, как и в первый раз. Но он не появляется, и Джин-Чуль старается не думать о том, почему это его беспокоит. Ему кажется, что его здравомыслие этого не выдержит. Не то чтобы Сун Джин-Ву не было вообще. Он не был там, где Джин-Чуль — или, по-видимому, кто-либо другой — мог его увидеть, но на самой периферии сознания Джин-Чуля, независимо от того, куда он идет или что делает, он может что-то чувствовать, как что-то витает там, омут тьмы, приютившийся где-то за пределами обычного человеческого восприятия. Он не может сказать, где находится Сун Джин-Ву, но точно знает, что тот жив. А иногда, когда Джин-Чуль закрывает глаза и концентрируется, он может различить пронзительный блеск глаз Сун Джин-Ву, гипнотизирующую рябь его многочисленных двигающихся теней и вырисовывающийся силуэт чего-то с клыками и крыльями и слишком большим количеством конечностей, чтобы их можно было сосчитать. Он никогда не может смотреть дольше нескольких минут. Или, по крайней мере, он никогда не может заставить себя смотреть дольше, чем несколько минут, потому что через некоторое время почему-то начинает казаться, что он балансирует на краю бездонной пропасти и может упасть прямо в нее, если задержится там слишком долго. Поэтому он не задерживается и не думает о том, что может его ждать, если он когда-нибудь это сделает. (Также, он не задумывается о том, насколько шатким порой кажется это "если".) Но факт остается фактом: Джин-Чуль знает, что Сун Джин-Ву жив, а если с ним не все в порядке, то у человечества нет надежды. Но большее ему не известно, поэтому он определенно не ценит тонкий допрос, ради которого Чхве Чон-Ин оторвал его от обеда, за исключением того, что он S-ранговый и глава гильдии, и до сих пор был довольно вежлив, так что Джин-Чуль даже не может его ни в чем упрекнуть. Дело не в том, что ему не нравится этот человек. Что касается охотников S-ранга, то Чхве Чон-Ин — один из лучших. Но получать вопросы об инциденте с Красными Вратами, расследование которых он только завершил в прошлые выходные — это не то, что он счел бы целесообразным, тем более, что каждый его ответ буквально записан либо в общедоступном отчете, либо в материалах дела, доступных охотникам с достаточно высоким уровнем допуска, - который определенно есть у Мастера Гильдии Чхве. Кроме того, если Баек Юн-Хо еще не рассказал мужчине все, что мог, о Сун Джин-Ву, Джин-Чуль съест свой собственный галстук. Все, что сейчас делает Чхве Чон-Ин, — это выпытывает больше деталей, чем Баек Юн-Хо может ему дать. Почему он думает, что Джин-Чуль захотел бы раскрыть их, за пределами его понимания. Подробности, которые он решил рассказать Баек Юн-Хо, были лишь потому, что этот человек мельком увидел, кем на самом деле был Сун Джин-Ву. Это было в равной степени предупреждение и мелочь, которую Баек Юн-Хо смог бы собрать сам рано или поздно. Чхве Чон-Ин другой. Несмотря на все, что ему рассказали, он не знает. Он не может знать — не может понять — если не увидит сам. Наконец, после очередного вежливо-расплывчатого ответа со стороны Джин-Чуля, Чхве Чон-Ин вздыхает и, наконец, сдается. — Очень хорошо, я понял. Вы очень увлечены этим Сун Джин-Ву, не так ли, шеф Ву? Впервые с тех пор, как начался этот утомительный разговор, Джин-Чуль чуть-чуть напрягся. — Увлечен? Боюсь, я не понимаю, что вы имеете в виду. Чхве Чон-Ин слегка улыбается, достаточно нежно, чтобы скрыть за этим усмешку от большинства людей. — Вы должны знать, что Мастер Баек уже впечатлил меня… уникальностью этого охотника. Вы могли бы, по крайней мере, подтвердить то, что сказали ему, но я не услышал ни одного ответа, который не смог бы найти в архивах. — Поскольку Мастер Баек уже рассказал вам, — категорически отвечает Джин-Чул, — не вижу причин повторяться. — И тем не менее, последние десять минут вы повторяете мне официальные отчеты. — Это были ответы, которых требовали ваши вопросы. Вы ожидали, что я откажусь, Гильдмастер Чхве? Какое-то время они смотрят друг на друга, их маленькая перепалка зашла в тупик. На самом деле дело не в том, увлечен ли Джин-Чуль Сун Джин-Ву. Объективно говоря, он должен быть сумасшедшим, чтобы чувствовать что-то похожее на привязанность. Он лишь осторожен. Сун Джин-Ву не хочет, чтобы за ним повсюду следили, а Джин-Чулю ничего не стоит помочь с этим. Впрочем, вряд ли здесь проблема в этом. Джин-Чуль обычно не имеет привычки разглашать секретную информацию об отдельных охотниках посторонним людям, даже если эти люди являются охотниками S-ранга. Предположительно, он делал это раньше, время от времени, для всех пяти ведущих гильдий страны — подтверждал слухи или передавал мелкие детали, недоступные большинству, вещи, которые он технически не должен был разглашать, но те и не причиняли никому вреда, за исключением предоставления некоторым охотникам преимущества или поддержки в отделе найма, просто в качестве личного одолжения, потому что они хорошо выполняют свою работу, и это практически гарантирует достойную карьеру для новых охотников, которых подбирают крупные гильдии. Но самое главное, это также гарантирует, что ни одна гильдия не станет слишком могущественной по сравнению с другими, и это один из немногих незаметных способов для Отдела мониторинга держать одну руку на руле автомобиля, который постоянно угрожает отключить тормоза или взорваться. Джин-Чуль должен быть сумасшедшим, чтобы увлечься Сун Джин-Ву, но у него должно быть серьезное повреждение мозга, прежде чем он позволит хоть какой-то гильдии прибрать к рукам этого человека. Или вынудить этого мужчину направить свой гнев на чрезмерно жадную гильдию. Чхве Чон-Ин наконец снова вздыхает. Он выглядит скорее удивленным, чем раздраженным, когда пренебрежительно машет рукой. — Тогда не бери в голову. Как и Мастер Баек, я уверен, что рано или поздно встречусь с ним сам. Джин-Чуль прищуривается. — Если вы хотите завербовать его, я бы не советовал этого делать. Что-то вроде раздраженного замешательства появляется в улыбке Чхве Чон-Ина. — Расслабьтесь, шеф Ву. Кот-переросток уже предостерегал меня от подобных действий. Многократно. Я буду иметь это в виду. Но это не "я не буду вербовать его". Джин-Чуль подавляет вздох. Ну, нельзя сказать, что он не пытался. В любом случае, это Чхве Чон-Ин. Возможно, у него нет инстинктов Баек Юн-Хо, но он лучше всех чувствует магическую энергию, и умен. Будем надеяться, этого будет достаточно, чтобы он прикусил язык, если и когда они встретятся. Во всяком случае, Сун Джин-Ву доказал, что убийство не является его первым побуждением. Даже если Чхве Чон-Ин переступит черту, все должно быть в порядке. Просто еще один человек, с которым можно поделиться секретом, вот и все. — Тогда, если это все, — начинает он, но тут же захлопывает рот, когда очень знакомый холодок проносится по двору, шурша кустами и гремя забором из сетки-рабицы неподалеку. Помяни черта, и он появится. За ним следует что-то новое, блуждающее тепло, которое накатывает подобно зною, безжалостному, но праздному. Оно напоминает дремлющего дракона, живую печь, временно насытившуюся и безвредную до тех пор, пока она не проснется или вы не разбудите ее. Джин-Чуль оборачивается, и даже он сам не может сказать в этот момент, страх ли он чувствует или что-то еще, когда замечает Сун Джин-Ву, идущего к нему, взгляд которого обращен вверх, чтобы рассмотреть здания и листву по обе стороны. Однако, как только Джин-Чуль замечает его, он переводит взгляд, смотря в ответ, с непроницаемым выражением лица, но один уголок его рта приподнимается в слабой мимолетной улыбке. Он приближается бесшумными скользящими шагами и вспышкой "есть-и-уже-нет" восьми покрытых мантией крыльев, изогнувшихся дугой за его спиной, и Джин-Чуль не может удержаться от их поиска даже после того, как они снова исчезают, неуловимые, как туман. Какая-то отдаленная часть его — часть, которая хочет свернуться калачиком и затаиться — шепчет, что это неправильно, что такая реакция не имеет смысла, но ее легко игнорировать, когда остальная часть его подталкивает его вперед, к воспоминаниям о разговоре на рассвете и прохладных всепоглощающих прикосновениях сумеречных теней, гудящих вокруг его маны, проникающих в его легкие и рисующих мазки кисти по его коже. — Сун Джин-Ву, охотник-ним, — приветствует он. Еще два шага и они поравнялись. — Я не ждал вас сегодня. Сун Джин-Ву небрежно пожимает плечами, его вялость напоминает Джин-Чулю ту ночь на его кухне. — Я пришел, чтобы пройти повторную оценку. — На его лице мелькает еще одна ослепительная улыбка, на этот раз сопровождаемая вспышкой зубов, достаточно острых, чтобы разорвать пространство. — И я хотел тебя увидеть. Джин-Чуль борется с смущающим румянцем и вместо этого ловит себя на том, что спрашивает: — Моя квартира больше не подходит для этого? Брови Сун Джин-Ву поднимаются вверх, а затем… он смеется. Это длится недолго, просто смешок, сдавленный от удивления, но искренний и удивительно человечный, и Джин-Чуль не может отвести взгляд. — Я был занят на прошлой неделе, — признается Сун Джин-Ву. — Тренировочная поездка. Я не буду снова отсутствовать так долго, так что могу иногда заходить, если не возражаешь. — Его голова склоняется набок, раздумывая. Выражение его лица не совсем извиняющееся, но в нем есть что-то немного застенчивое, как будто он только что пришел к пониманию того, что должно было быть очевидным. — В прошлый раз я не подумал. Это было немного бесцеремонно с моей стороны. Прости. Джин-Чуль моргает, затем издает собственный тихий озадаченный звук. В ту ночь Сун Джин-Ву определенно был… не очень похож на человека, поэтому он полагает, что его человеческие приличия отошли на второй план. Однако, что касается сохранения чувства приличия, Джин-Чуль предпочитает неожиданные визиты в дом, а не, скажем, междоусобицы, вспыхивающие из-за задетого самолюбия кого-то из S-рангов. — Я пригласил вас остаться, — напоминает ему Джин-Чуль, потому что Сун Джин-Ву не показывался, пока он не предложил ему чай. — Вы можете прийти в любое время. Этот мужчина уже преследует его сны, что должно быть гораздо более тревожным, чем на самом деле, но Джин-Чуль давно уже не испытывает какие-либо опасения по этому поводу. С тем же успехом он мог бы пойти ва-банк. Кроме того, ему нравится ответ, который он получает, - то, как Сун Джин-Ву смотрит на него, как его глаза горят не только маной и светятся намного ярче, в то время как все остальное в нем, кажется, темнеет, а полуденное солнце изгибается вокруг него, как будто тьма его волос, его одежда и его тени поглощают сам свет. — Я запомню это, — наконец произносит Сун Джин-Ву, и Джин-Чуль полагает, что это вполне уместно, поскольку звучит в равной степени как угроза, так и обещание. Однако спустя долю секунды это смягчается другой улыбкой, лукавой и чуть самодовольной, когда вынимает руки из карманов, держа в них кое-что. — Но раз уж я застал тебе здесь, я мог бы отдать его тебе прямо сейчас. Серьга свешивается с его руки, болтаясь между большим и указательным пальцами. Кристалл ромбовидной формы переливается под солнечными лучами оттенками от сиреневого до винного, изящно многогранный и отполированный до совершенства. Но все это меркнет по сравнению с огромным количеством маны, излучаемой камнем. Мана, которая очень похожа на ту, которой владеет Сун Джин-Ву. Джин-Чул изумленно разевает рот. — Где ты- — Тренировочная поездка, — говорит Сун Джин-Ву, как будто он просто вышел на прогулку и купил его в магазине на углу. — Просто считайте это добычей. Джин-Чуль переводит взгляд с Сун Джин-Ву на серьгу, а затем снова на Сун Джин-Ву. — Вряд ли вы могли бы найти это в любом Подземелье ниже S-ранга, но за последнюю неделю в Южной Корее не было никаких новых Врат S-ранга. Их не было последние три месяца. Сун Джин-Ву лишь пожимает плечами. — Да, не беспокойся об этом, это не проблема. …Он… Сун Джин-Ву наткнулся на скрытые Врата S-ранга и… и решил пойти дальше и совершить набег на них в одиночку? Джин-Чуль знает, что Сун Джин-Ву силен. Он знает это, даже если до сих пор не видел этого человека в бою, знает, что он настолько силен, чего Джин-Чуль даже сейчас не может по-настоящему осмыслить. И, может быть, поэтому это до сих пор его шокирует. Подземелья S-ранга обычно требуют, чтобы о них позаботились лучшие охотники как минимум из двух гильдий, и они никогда не возвращаются без хотя бы нескольких жертв. Если это особенно сложное Подземелье S-ранга, такое как остров Чеджу, они могут послать в него элитных охотников на весь чертов день, и единственной разницей было бы увеличение количества убитых. Для Сун Джин-Ву совершить набег на один такой в одиночку и вернуться, все еще держась на ногах… непостижимо. И все же он здесь, стоит прямо, и протягивает трофей, за который большинство охотников буквально убили бы. Даже если они не хотят его для себя, на рынке он будет продаваться за миллионы. — Ты… отдаешь это мне? — ошеломленно спрашивает Джин-Чуль. — Да, — отвечает Сун Джин-Ву легко и непринужденно, поднимая серьгу немного выше. — Она напомнила мне о твоей мане. Думаю, у вас будет отличная синхронизация. Тебе просто нужно дать ей немного своей магии, и она будет связана только с тобой и ни с кем другим. Это должно дать тебе дополнительный прирост и защиту, если она тебе когда-нибудь понадобится, но тебе придется самостоятельно разобраться со спецификой. На этом он останавливается, выражение его лица становится выжидательным, как будто он не отдает бесценное снаряжение бесплатно. Без всякой на то причины. — Сун Джин-Ву, охотник-ним, — произносит Джин-Чуль так ровно, как только может. — Я не могу принять это. Сун Джин-Ву моргает, глядя на него. — Почему нет? Мне это не нужно. — Он делает паузу, задумавшись. — Хотя, наверное, мне следовало сначала спросить, проколоты ли у тебя уши. Хочешь ли ты их проколоть… — Да. — вмешивается Джин-Чуль. — Проколоты. — Он мысленно одергивает себя, чтобы перестать походить на заикающегося шута. — Я о том, что у меня были проколы, когда я был моложе, я просто отвык носить какие-либо украшения. Но это не имеет значения. Если вы не хотите оставить его себе - вам следует, или, по крайней мере, продать его... — Я не настолько отчаянно нуждаюсь в деньгах, — говорит Сун Джин-Ву рассеянно-веселым тоном, его внимание явно сосредоточено на том, как серьга смотрится рядом с Джин-Чулем. — И это действительно не та вещь, которая должна достаться тому, кто предложит самую высокую цену. Он замолкает и снова смотрит прямо на Джин-Чуля, и у того перехватывает дыхание, когда этот взгляд цвета лисьего пламени ловит его собственный, пристальный и сосредоточенный, и краем глаза он видит, как еще сотни таких же глаз моргают и смотрят на него, словно волшебные огоньки в темноте. У Джин-Чуля пересыхает во рту. — Если ты не хочешь, ничего страшного, — говорит ему Сун Джин-Ву с нормальной для человека громкостью, но под ним слышится эхо второго голоса или, возможно, его настоящего. — Но я бы хотел, чтобы серьга была у тебя. Я бы не предлагал, будь это иначе. Джин-Чуль не знает, что сказать. — Я... Почему? Сун Джин-Ву склоняет голову набок, как животное. — Я же говорил тебе — ты странный. Джин-Чуль не может сдержать смех. Он выходит слишком задыхающимся, отягощенным слишком большим недоверием, но он ничего не может с собой поделать — он действительно понятия не имеет, по какому критерию излагает Сун Джин-Ву. — Так и есть, — настаивает Сун Джин-Ву. — Ты не боишься меня. — Сун Джин-Ву, охотник-ним, — говорит Джин-Чуль, потому что чувствует, что это то, что он должен донести, несмотря ни на что. — Уверяю, я очень вас боюсь. Сун Джин-Ву лишь смеется, и на этот раз смех гораздо менее человеческий, его перекрывают невнятные голоса горящих звезд, и на мгновение Джин-Чуль забывает о себе и вместо этого напрягает слух, пытаясь уловить каждый. Он думает, что они, возможно, поют. Ему интересно, о чем поют звезды. Когда голоса стихают, и он возвращается в настоящее, Сун Джин-Ву понимающе улыбается ему. — Ты боишься меньше, чем думаешь. И гораздо более любопытен, чем напуган. Джин-Чуль открывает рот. Потом закрывает. Сун Джин-Ву ухмыляется и наклоняет сережку к нему. — Это мое, так что я решаю, кому его отдать, а я хочу отдать тебе. Да или нет? У Джин-Чуля нет слов. Ни один охотник в мире не смог бы — положа руку на сердце — сказать, что им не нужен такой предмет, и это на самом деле так. Но заслуживают они этого или нет - другой вопрос. Джин-Чуль не участвовал в рейде, в котором найдена серьга, и он до сих пор ничего не сделал для Сун Джин-Ву. Принимать что-то подобное в любом случае просто… бесстыдно и неловко. Но... — Я думаю, — снова нажимает Сун Джин-Ву, его глаза блестят, рот скривился во что-то, полное зубов и озорства, а голос - льстивый, одурманивающий напев. — Она бы хорошо смотрелась на тебе. Если бы у Джин-Чуля было меньше самоконтроля, он бы сказал что-то невнятное. Вместо этого он складывается, как мокрая бумага. — Мне это не нужно, — наконец удается ему вымолвить. — И я не понимаю, почему ты хочешь отдать такой предмет мне. Но если ты действительно этого хочешь, я буду очень ею дорожить. И Сун Джин-Ву гудит, полностью удовлетворенный, и, прежде чем Джин-Чуль успевает среагировать, мужчина наклоняется вперед, близко — слишком близко, клыки у его горла, когти впиваются в ключицы, но не кусают, не рвут, просто отдыхают там, собственнически и умиротворенно — и откидывает его волосы назад, а холодные пальцы ловко прикрепляют сережку к мочке его левого уха. — Ты хватаешь страх за горло и пристально смотришь на него, пока тот не склонится, — бормочет Сун Джин-Ву так тихо, что даже Джин-Чуль едва слышит его, особенно на фоне шепота-визга металлперьякошмар крыльев на заднем плане. — Зачем мне отдавать сердце Пожирателя кому-то другому? Джин-Чуль не двигается, даже не дышит. От того, что только что сказал ему Сун Джин-Ву, у него кружится голова. (Он свободно падает в бездну, конца которой не видно.) Прикосновение Сун Джин-Ву легкое и осторожное, и он задерживается лишь на мгновение, чтобы обхватить серьгу ладонью, словно любуясь тем, как она смотрится на Джин-Чуле. А затем он отстраняется, и Джин-Чуль дёргается вслед за ним, прежде чем снова взять себя в руки. Пульс стучит в ушах, его собственные руки дрожат по бокам, и на этот раз это определенно не от страха. (Он понятия не имеет, что делает.) — Попробуй установить связь, — подсказывает Сун Джин Ву, его глаза горят интересом. Джин-Чуль судорожно вздыхает, а затем бросает искру собственной маны в бурлящий вихрь магической энергии в серьге. Подобные предметы обычно добавляют силу любым способностям, использующим ману, и даже будучи инертными, владелец почувствует увеличение своих запасов маны. Он ожидает чего-то подобного, но на более высоком уровне, учитывая качество этого предмета. Но не ожидает, что поток магии пронесется сквозь него, как приливная волна, захлестнет его тело с головы до ног, сливаясь с его собственной маной, прежде чем выплеснуться наружу, ибо всей этой энергии некуда деваться. Он смутно осознает, как трескается цемент под его ногами, а измельченные листья падают на землю, но вместо этого большая часть его внимания обращена внутрь себя: он дышит сквозь бурный поток своей маны, сдерживая ее почти инстинктивно, вспоминая, как это было в первый раз, когда он только пробудился и впервые почувствовал ману, сияющую в своей интенсивности, но подчиняющуюся его приказу и становящуюся чем-то надежным и устойчивым. Это то же самое, когда дело доходит до этого. Внезапно её стало так много, но мана Джин-Чуля всегда была… спокойной, за неимением лучшего слова. Дисциплинированной и стабильной. Возможно, все было бы по-другому, если бы он приобрел сродство к огню, воде или ветру, но есть причина, по которой он мастер рукопашного боя, стойкий и эффективный в каждом наносимом им ударе, подкрепленный непоколебимой силой, которая всегда ощущается в земле, камне и корнях. Когда он снова открывает глаза, мир снова затихает, а его мана снова сглаживается и успокаивается. Однако он чувствует её, готовую прийти ему на помощь в любой момент, и гораздо сильнее, чем раньше. Несколько секунд он смотрит на свои руки. "Не думаю, что я все еще А-ранг," — думает он с ошеломленным недоверием. Он может чувствовать едва заметный вес серьги, теперь полностью связанной с ним, за исключением того, что ее магия стала его собственной. Это уже не просто небольшое усиление - он каким-то образом знает, что даже если серьга будет уничтожена, сила, которую он получил, останется с ним. Он поднимает взгляд. Сун Джин-Ву улыбается ему, лишь немного чересчур дико, чтобы сойти за цивилизованного, что-то взволнованное и голодное скрывается в его глазах. — Ах. Так вот что она делает. — …Ты понимаешь, — хрипит Джин-Чуль, все еще чувствуя себя так, будто его ударили по голове. — Что, если бы я не смог контролировать ману, она, вероятно, убила бы меня. Сун Джин-Ву усмехается. — Тебе легко дается контроль — я мог сказать это при первой нашей встрече. Но если бы ты действительно не мог с этим справиться, я бы не позволил этому убить тебя. — Он делает паузу и улыбается, медленно и нарочито. — И все же, ты справился просто отлично. Поздравляю, шеф Ву. Похоже, я буду не единственным, кого сегодня переоценят. Джин-Чуль смотрит на него, потом на свои руки, а затем ему приходится на мгновение положить их на свои бедра, согнувшись пополам от слегка истерического смеха. И он думал, что сегодня был неспешный день. Его внимание привлекает скрежет туфель по земле, и ему, наконец, удается восстановить некоторое подобие достоинства, и он снова выпрямляется. Запоздало, когда он поворачивается и взгляд Сун Джин-Ву перемещается, чтобы посмотреть через его плечо, Джин-Чуль понимает, что он совершенно забыл о Чхве Чон-Ине. Забыл в момент появления Сун Джин-Ву. Чхве Чон-Ин смотрит на них со смесью ужаса и восторга. Выражение его лица - нечто среднее между скованной тревогой и смутным осознанием, как будто он до сих пор не совсем понимает, что за зверь такой Сун Джин-Ву, потому что Сун Джин-Ву не показывал ему, но он все равно что-то почувствовал, и этого было достаточно, чтобы встряхнуть его. Ну, по крайней мере, Джин-Чулю сегодня не придется беспокоиться о том, что глава гильдии будет убит или умрет от сердечного приступа. Тишина растягивается. Сун Джин-Ву, похоже, больше не склонен к разговорам, наблюдая за Гильдмастером Охотников, как кошка за мышью, которая не настолько голодна, чтобы поймать её. Чхве Чон-Ин тоже молчит; он, кажется, не знает, что сказать. Джин-Чуль откашливается. — Сун Джин-Ву, охотник-ним, вы можете узнать мастера Гильдии Охотников, Чхве Чон-Ина. Сун Джин-Ву уклончиво мычит, вежливо кивая, но в остальном оставаясь равнодушным. Однако он бросает острый взгляд на другого человека, прежде чем почти небрежно заметить: — Магия огня, верно? Взгляд Чхве Чон-Ина не отрывается от Сун Джин-Ву, хотя кажется, что он, возможно, хотел взглянуть на Джин-Чуля в поисках указаний, как действовать дальше. Но вместо этого он наблюдает за Сун Джин-Ву, почти не мигая, будто знает, что тот - самая большая угроза поблизости, и его инстинкты самосохранения не допускают ничего меньшего, чем подобная бдительность. — Да, — отвечает глава гильдии после очередного напряженного молчания. Он делает паузу, поджимая губы. — …У вас тоже? Сун Джин-Ву улыбается, а Чхве Чон-Ин почти незаметно вздрагивает, левая нога отступает на полшага назад. — Среди прочего, — мягко говорит Сун Джин Ву. Его улыбка становится шире. — У вас хорошее чутье, Мастер Чхве. На этот раз Чхве Чон-Ин кивает, подчеркнуто вежливо и осторожно. Джин-Чуль переводит взгляд с одного на другого, а затем принимает ответственное решение, что он не будет трогать что бы это ни было десятифутовым шестом. Вместо этого он привлекает внимание Сун Джин-Ву, внутренне прихорашиваясь, когда, просто повернувшись лицом к Сун Джин-Ву, тот снова почти мгновенно возвращает его взгляд. — Поскольку вы здесь для повторного оценивания, я могу сопровождать вас, — предлагает он. Озадаченная улыбка растягивает его собственный рот. — Кажется, теперь мне тоже нужно туда. Сун Джин-Ву наклоняет голову, на этот раз гораздо более непринужденно. — Мы можем пойти вместе. Так они и делают. Есть момент, когда Чхве Чон-Ин разрывается между бегством и преследованием, оба варианта неудобны, но затем Джин-Чуль вспоминает свое обещание, данное Баек Юн-Хо, и после упоминания об этом Сун Джин-Ву, который закатывает глаза и небрежно машет рукой, он отправляет Гильдмастеру Белого Тигра предупреждение, на что тот немедленно получает: <Окей, спасибо, я прослежу, чтобы змеиный ублюдок держался подальше.> Это, конечно, немного запоздало, но даст Чхве Чон-Ину более изящный выход, когда Джин-Чуль говорит об этом Баек Юн-Хо, а Баек Юн-Хо немедленно звонит Чхве Чон-Ину, чтобы накричать на него. — Они всегда такие? — спрашивает Сун Джин-Ву, когда они направляются к зданию B, а Чхве Чон-Ин следует за ними, выглядя определенно многострадальным, когда ему в ухо надрывается сотовый телефон. Он по-прежнему незаметно следит за Сун Джин-Ву, но когда все они движутся в одном направлении и больше не стоят на месте, между ними больше не чувствуется такого напряжения. — Постоянно, — с чувством подтверждает Джин-Чуль. Он почти уверен, что они встречаются или, по крайней мере, трахаются. И вдвойне уверен, что не хочет иметь ничего общего с их драмой. Сун Джин-Ву издает смешок, и такое ощущение, что Джин-Чуль идет не рядом с существом, которое может убить его одной мыслью. Но, возможно, дело не только в этом. Больше нет. Сун Джин-Ву хочет, чтобы он был жив, и, кажется ему, даже наслаждается его компанией, и это, вероятно, ужасно глупо с его стороны, но Джин-Чуль думает, что начинает в это верить, хотя до сих пор не совсем понимает, почему. Но трудно бояться, когда свидетельством благосклонности бедствия является физическая тяжесть на его ухе. Позже, в испытательном центре, черный кристалл детектора маны дрожит под рукой Сун Джин-Ву, как будто может разлететься на созвездия, и сотрудники вопят в ответ на то, как вся комната, кажется, содрогается и угрожает разорвать космос на части, в то время как компьютер выдает безошибочно узнаваемый сигнал предупреждения - "ОШИБКА". Чхве Чон-Ин подходит и встает рядом с Джин-Чулем. Джин-Чуль самый спокойный в комнате, если не считать Сун Джин-Ву, но Чхве Чон-Ин занимает достойное восхищения второе место, почти полностью снова собранный, если бы не напряженность в его плечах и руки, которые, как мог сказать Джин-Чуль, были сжаты в его карманах. — Вы скомпрометированы, шеф Ву, — бормочет глава гильдии, даже сейчас не сводя глаз с Сун Джин-Ву. Джин-Чуль ничего не говорит, потому что он не настолько далек, чтобы в полной мере не осознать это самостоятельно. Он не знает, Сун Джин-Ву ли сделал его таким, или с ним всегда было что-то не так, или это какая-то безумная комбинация того и другого, но он считает, что это уже не имеет большого значения. Пути назад нет, не от этого, не с тех пор, как он увидел, чем именно стал Сун Джин-Ву, и все же пригласил его. Возможно, самым ужасным из всех является тот факт, что он и не хочет оборачивать все вспять. «Ты хватаешь страх за горло и пристально смотришь на него, пока тот не склонится.» Сун Джин-Ву заставил это звучать по-особенному, но правда даже в этом проста - Джин-Чуль никогда не знал, как бороться со страхом по-другому. Страх — это монстр, который никогда не устает, когда вы бежите. Единственный способ выжить — противостоять ему. Единственный выход - это пройти через него. Если это сводит его с ума, если это делает его скомпрометированным, то так тому и быть. Уже слишком поздно спасать его.