Коробка с цветными карандашами

...А рисовать она не любила. Не любила, потому что не умела. Не получалось. Да и кому понравится, когда чистый лист превращает яркие цветущие сады в скорбные постапокалиптические руины. -А мне кажется, довольно неплохо смотрится, - как-то не слишком уверенно заметила однажды Тацуки, разглядывая черно-белые эскизы, грубо пришпиленные кнопками к обоям в веселенький цветочек. – Просто купи цветные карандаши и раскрась как следует. После побега из Уэко Мундо Орихиме успела сточить с десяток простых грифельных карандашей. Она дарила бумаге причудливые линии, сотни штрихов в надежде изобразить хотя бы слабое подобие светотени. Тень, конечно, получалась лучше, была гуще, чем нужно, и встречалась чаще, чем нужно. Иногда тень напоминала некий силуэт, и тогда Орихиме педантично комкала испорченный рисунок и отправляла его в мусорную корзину. А однажды она прикрепила к стенке чистый лист, и когда Тацуки, в очередной раз навещая подругу, поинтересовалась, к чему он тут висит, Иноуэ парировала вопросом: - Скажи, Тацуки-чан, какой твой любимый цвет? - Зеленый, - не задумываясь, ответила Арисава. - А мне не нравится зеленый, - с туманной улыбкой говорила Орихиме. – Он слишком предсказуем. Даже несмотря на множество оттенков и граней, ты никогда не сделаешь зеленым солнце. Или небо. Или звезды. Не бывает ведь зеленых звезд, правда? А серым можно раскрасить все, что угодно. Это словно глаза закрыть – серая краска серого мира. - Ну не знаю, - протянула Тацуки. – Когда я закрываю глаза, я могу представить все, что угодно, и оно не будет серым. Если я захочу, даже солнце будет зеленым, и небо, и звезды. Почему ты спрашиваешь? Будто смахивая невесомые пылинки, Орихиме легко коснулась белого альбомного листа, «скучающего» на стенке посреди черно-белых изображений. - Я подумала, что когда-нибудь последую твоему совету, куплю цветных карандашей и нарисую здесь все, что захочу. Когда-нибудь… Когда мир перестанет быть серым. Арисава не поняла смысла сказанного, посчитав, что после странной длительной отлучки, о которой Иноуэ предпочитала не говорить, ее и без того хрупкая психика немного пошатнулась от… А черт его знает, от чего. Впрочем, Тацуки особенно не переживала на этот счет – Орихиме всегда была немного не в себе, и это, скорее всего, ее новый «таракан в голове», которому скоро придет конец, ибо кто-кто, а уж Арисава точно сможет «вылепить» из подруги среднестатистического человека. Нормального человека. С той поры Иноуэ всегда находилась под неусыпным контролем Тацуки, которая в буквальном смысле не отходила от нее ни на шаг. Дошло до того, что Орихиме начало тяготить такое усиленное шефство, и девушка просто-напросто избегала общества подруги. Ну и что? Все равно кроме Арисавы никто особо и не беспокоился – остальным вполне хватало дежурных фразочек по телефону с простейшим смыслом: все хорошо, только не беспокойте меня и трубку поскорее положите. Все свободное время рыжеволосая бездарно посвящала своему новому черно-белому увлечению. С другой стороны, не такому уж и новому, если судить по стремительно растущей аккуратной стопочке однообразным серых эскизов, которые больше не помещались на стенку – Орихиме пробовала было вешать их в ванную, но от влажности листы быстро сырели и портились, а переводить драгоценные рисунки девушке вовсе не хотелось. Иногда она заменяла надоевшие изображения на стене другими, а те, другие, - новыми, что в общем-то не меняло общей картины запустения и хаоса, нашедшей отражение на бумаге. Простые карандаши стремительно заканчивались, рассыпаясь однообразными контурами. Если карандаш заканчивался на середине рисунка или у девушки пропадало желание мучить бумагу, она бросала работу не оконченной и забывала, никогда больше к ней не прикасаясь. Цветные карандаши она так и не купила. И никогда, наверное, не купила бы, если бы Тацуки не додумалась подарить ей однажды набор из 6 стандартных цветов: красный, желтый, синий, зеленый, коричневый и черный. Правда, черный карандаш Арисава предусмотрительно выложила – пускай, мол, Иноуэ к ярким краскам привыкает. Поэтому пришлось Орихиме довольствоваться всего 5 цветами – даже радуги не нарисуешь. Разумеется, рисовать радугу рыжеволосая не собиралась, убрав коробку с подаренными карандашами подальше, где она долгое время благополучно пылилась. Тацуки же оставалось, скрепя сердце, любоваться серыми шедеврами подруги. Когда рисунки стало некуда девать, Орихиме мягко попыталась преподнести свои черно-белые творения Тацуки, но та взбунтовалась, сорвала со стен, на которых когда-то красовались цветастые обои, ныне же серых от заполонивших их рисунков, несколько изображений и порвала их в клочья, пригрозив, что если Орихиме не прекратит свою странную мазню простыми карандашами, ноги ее не будет в этом доме. И ушла, хлопнув дверью. Рыжеволосая же, как сидела на полу среди серых рваных обрывков, так и осталась сидеть, ни слова не сказав. Вечер не спеша окрашивал действительность в любимый серый, и взгляд девушки блуждал среди раскиданных листов. Нет, дальше… Там, где мир действительно был серым, всегда. Если бы Ичиго или Кучики невзначай заглянули бы к ней в гости, они бы ужаснулись – со стен, «отрепетированный» на сотнях листов, на них смотрел бы безликий серый пейзаж Уэко Мундо. А Тацуки переживала. Тацуки боялась. Тацуки было больно и, наверное, даже больнее, чем самой Орихиме, пустой взгляд которой уже не пытался казаться по-прежнему радостным и веселым. Даже Чизуру, столь нежно относившаяся к Иноуэ и привыкшая видеть ее по-своему идеализированно, призналась как-то, что «Орихиме уже не та». Куросаки отмалчивался, Исида с Садо тоже, а больше Арисава не решалась никого «допрашивать» по поводу этой внезапной болезни подруги. Да и кого? Кто знает? - Вернись, Орихиме, - сильные руки обхватили рыжеволосую за плечи. Иноуэ показалось, что голос Арисавы дрогнул. – Вернись ко мне, где бы ты ни была. Орихиме мягко и в то же время настойчиво выбирается из объятий подруги, мягко смотрит ей в глаза, мягко улыбается. Мягко - и Тацуки сбежать хочется от гнетущей пустоты, таящейся внутри рыжеволосой девушки. - Вернись…, - шепчет она, лишь по инерции повторяя слово, которое снова и снова слетает с губ. – Вернись, Орихиме. Вернись. Вернись. Рыжеволосая не понимает. Она привыкла быть легкомысленной и не понимать, когда это нужно. Вот она улыбается еще шире и что-то весело щебечет о новом блюде, которое она вчера испробовала, об уроках, о погоде. Прощается. Уходит домой, чтобы быстро сделать домашнее задание и снова взяться за карандаш. И Тацуки понимает, что на самом-то деле ушла Орихиме уже давно – та, знакомая, любимая Орихиме. Орихиме совсем забыла про коробку с цветными карандашами, и если бы Тацуки громко не хлопнула дверью, никогда бы не обратила внимание на мини-радугу, возникшую, когда от сильного звука приоткрылась дверца письменного стола. Ей не нравился ни красный, ни желтый, ни синий, ни зеленый, ни коричневый. Было удивительно видеть их здесь, в ее сером царстве. Серая принцесса серого королевства. Она берет первый попавшийся карандаш. Она замечает на стене чистый лист. Она закрывает глаза и быстро-быстро, тонкими, кривыми линиями чертит что-то и беззвучно плачет. Слезы стекают по щекам, падая на серые обрывки под ногами. Она знает, что в сером королевстве не было дождей. Там вообще не было ничего из того, что можно было бы нарисовать. Она помнит, что когда-то кто-то рассказал ей про Ничего. Она так хотела бы это увидеть. Она так хотела бы это почувствовать. Она так долго пыталась это нарисовать… До каникул оставалось совсем немного. - Тацуки-чан! Арисава удивленно оборачивается – она впервые за долгие месяцы видит солнце. - Тацуки-чан! Я придумала, что буду делать в каникулы! Помнишь, Чизуру-чан говорила о море. Я хочу на море, Тацуки-чан. Я всегда замечала, что оно немного напоминает небо. Или наоборот? – Орихиме весело рассмеялась. - Неважно. Поехали на море на несколько дней. А лучше на неделю. А еще лучше… Тацуки-чан? Что же ты молчишь, Тацуки-чан? Тацуки-чан! У Иноуэ дыхание перехватывает от крепких объятий подруги, поэтому она замолкает. Утренние прохожие обходят этих двоих, словно ненормальных, и Орихиме, улыбнувшись, осторожно гладит Тацуки по волосам, словно маленького ребенка. Раньше бы Арисава никогда не опустилась бы до подобных нежностей. Странная она какая-то. - Тацуки-чан… Мы в школу опоздаем. Молчание. А потом тихий шепот насквозь продрогшим голосом: - С возвращением, Орихиме. Завтра она уезжает на море, как и обещала Тацуки и Чизуру. Дел так много: нужно собрать вещи, позвонить дальней тетушке, чтобы не волновалась, придумать коротенькое меню. И – обязательно – не забыть захватить упаковку цветных карандашей. Она почти что целая, только не хватает двух цветов: черного и зеленого. Черный и не нужен больше, а зеленый сломался, когда… Звонок в дверь – наверняка, Тацуки пришла. Сегодня Арисава, как наиболее ответственная из всей девичьей команды Орихиме, будет помогать Иноуэ не забыть что-нибудь очень важное. Она не торопясь снимает обувь, не торопясь, превозмогая внутреннюю дрожь, проходит в комнату. Комната встречает ее разбросанными игрушками с именами на приколотых к ним бирках, раскиданной впопыхах одеждой и – обоями в веселенький цветочек. Серого больше нет, равно как и светлый лист исчез со стены. Среди маргариток на обоях затерялся единственный рисунок, сплошь исцарапанный зеленым карандашом. Зеленый серп луны, зеленые барханы, странные зеленые безлистные кусты – Тацуки не уверена, что это такое. И далекий зеленый силуэт, сотканный из штрихов и едва заметных касаний на фоне зеленого неба. Арисава вздрагивает, запоздало заметив, что рыжевлосая с печальной, но светлой улыбкой стоит рядом, вглядываясь в зеленый горизонт, и Тацуки на мгновение кажется, что в глазах Орихиме застыли слезы. - Мне кажется, теперь я смогу полюбить зеленый, - тихо говорит она, мягко, едва касаясь, смахивая с рисунка незримые тени. - Теперь смогу…