Наверно, я погиб. В. Высоцкий
Аромат жареных сосисок и сочной яичницы распространяется на всю квартиру. Она небольшая: две комнаты с коробку печенья, крохотная кухня с покошенными шкафчиками, оставленными хозяевами, хрупкая ванная и узенький коридор, змеёй соединяющий все облупившиеся двери. Гонхи перекладывает пищу на тарелку и поворачивается к столу, от неожиданности чуть ли не роняя её, когда в бок что-то прилетает. Хванун куксится спросонья, прячется в подмышке Гонхи и как маленький котёнок тянется к ласке и теплу. Гонхи расплывается в улыбке и, оставив тарелку на столе, обнимает Ë, бережно притягивая. Хванун дышит ему в открытую из-за полурасстёгнутой рубашки грудь и так и стоит, пока в кухню не заглядывает Сохо. — Вкусно пахнет. — Согласен, — выдыхает Хванун, и оба Ли неловко посмеиваются, понимая, что Ë имеет в виду вовсе не завтрак. — От тебя веет спокойствием. Гонхи не замечает, как в его животе трещат куколки.***
Они все познакомились в старшей школе, когда Сохо был в выпускном классе. Все события произошли как-то одновременно и неожиданно. С Хвануном выходит типа забавная — которую они выдумывают на всякий случай — история, потому что Гонхи ясно помнит, как ему было невыносимо лежать на веранде, держась за голову, и слышать чей-то высокий крик. К нему подбегает какой-то парень, искренне выглядящий виноватым. — О боги, пожалуйста, не погибай в нашу первую встречу! Сейчас я кого-нибудь позову, — парнишка стремится подняться и бежать в медпункт, но Ли останавливает его хваткой на лодыжке, поэтому спортсмен неосознанно тормозит. — Не надо, ты же мне не пробил голову. Сотрясения нет, — Гонхи позволяет себе улыбку, чтобы успокоить незнакомца, хотя затылок знатно отдаëтся болью. — Только если бы лёд пригодился. У мальчика-солнца загораются искорки в глазах, и через секунду его нет на веранде; бежит в корпус да так, что пятки засверкают. Ли улыбается ярче. Да, недаром этот парень — футболист. Парнишка возвращается запыхавшимся, но довольным, когда протягивает ледяной пакет. Гонхи тихо благодарит его и прикладывает компресс к ушибу, шипя из-за шишки. Это можно потерпеть. Сейчас Ли занят более любопытным делом, рассматривая именную форму. — Значит моего недотёпу зовут Ë Хванун? — без злобы проговаривает Ли, прищуривая взор и с радостью замечая чужие розовеющие щёки. — Омо, ты такой очаровательный! — П-прекрати, пожалуйста, — отвечает Ë, отводя взгляд и разминая пальцы в неловком жесте. — Хорошо. Меня зовут Ли Гонхи. Если захочешь найти меня и как-то загладить вину, то я в том корпусе, — Ли приходится всем телом повернуться и как-то неестественно вытянуться, чтобы тыкнуть в воздух и указать примерное направление. — О, представь себе, я тоже там учусь, — с усмешкой выдаëт Хванун, и настолько привлекательно, что у Ли сердце начинает барахлить. — Тогда, бедный пострадавший Ли, увидимся завтра! — Ë машет ладошкой и, спустившись со сцены, обегает веранду. Видимо, у него были дополнительные по футболу, и он решил остаться, чтобы потренироваться, да вот не учёл точность удара, который пришёлся не в ворота, а в голову Ли, но сам Ли не жалуется. Со следующего дня они начали здороваться, замечать друг друга в принципе; потом вместе обедали, а затем Ë познакомил его с Сохо. Великолепным и талантливым скульптуром. Все девчонки (да и не только они) зовут его Пигмалионом. Гонхи считает, что Сохо очень идёт. Сохо любит каждую свободную минуту вылепливать маленькие фигурки из кусочков глины, которые находит буквально в воздухе. Эти фигурки такие потрясающие и искусные, что даже не верится в их существование. Безумно живые, очень аккуратные. Ли Сохо сам по себе человек далеко не аккуратный, но где много любви, там много усердия. Этим он очень понравился Хвануну. После выпуска Хо было грустно, но унылость пропадала с частым появлением солнца-Хвануна. Эти два года были самыми идеальными в жизни Гонхи. После их с Хвануном выпуска было решено поступать в один университет, где учится старший Ли, и вместе жить. Связь с Сохо они поддерживали, поэтому было несложно встретиться и уже лично разобраться с жильëм. На сколоченный капитал им хватило на (убогую) маленькую квартирку, и всех всё устраивало, потому что стены были уже своими, а всё остальное — потом. Сохо первые дни после переезда не замолкал о том, что наконец-то съехал с общаги, где у него на обед были жареные тараканы. Парни даже не догадывались, что смеяться было неуместно. Обустраивать новое пространство вместе с дорогими друзьями было чудесно. В тот же период Гонхи узнал, что футбол был отвлечением, навязыванием родителей Ë, а сам он обожает рисовать и развешивать свои картины на их пустые белые стены. Так квартира становилась чуточку живей. Гонхи пошёл учиться на повара, но понял, что это не его, и отчислился. Он сразу же устроился на работу в кофейне (на другом конце города) и был счастлив, обеспечивая себя и своих друзей-трудяг. Хванун и Сохо каждый день уходили в университет вместе после ухода Гонхи и, возможно, они даже опаздывали, просто не говорили об этом, когда возвращались к позднему ужину втроëм. Так проходит семь лет.***
Прилипчивый Хванун — явление частое. Он способен проникнуть в любое пространство, зарыться в нём и не показываться; людям остаётся принимать этот факт и смиряться, потому что Ë делает всё, что хочет. Сохо не любит прикосновения. Все касания, объятья, поцелуи ему чужды. С Хвануном стоит мириться — вот что Ли уясняет спустя месяц их с Ё совместной жизни. Хванун, несмотря на свой крошечный рост, умещает в себе много любви. Для Сохо даже спустя почти десять лет их знакомства это до сих пор остаётся загадкой.***
Проснувшись в свой официальный выходной, Ли неровно поднимается, чешет макушку и идёт в ванную, чтобы освежиться. Гонхи, накинутый пледом, спит на полу, и тишина в квартире говорит, что Хванун, который находится в соседней комнате, до сих пор в царстве Морфея. Холод отрезвляет, стаскивает сонную пелену с лица, и Ли чувствует себя более бодрым. Он глядит в своё отражение, тянет щëку, чтобы криво улыбнуться, и смеётся, заряжаясь неуклюжей энергией, поднимающей ему настроение сегодняшним днём. Он принимается за приготовление завтрака, разбивая яйца в миску. Сохо быстро управляется со смесью из них и молока и выливает на разогретую сковороду. Скорлупа режет по руке, оставляя тоненькие штрих-пунктирные царапины, мгновенно бледнеющие. Ли слабо хмурится и выкидывает скорлупу в мусорный мешок под раковиной, возвращаясь к плите. Сохо выпрямляется и мгновенно выпускает воздух, когда ощущает на своей талии сковывающие объятия, и чувствует дыхание в руку. Кто-то щекой уперëтся в его плечо и тихо вздохнëт, расслабляясь в этой сказочной атмосфере солнечного утра. Ли оглядывается, замечает светло-жёлтую летающую пыль и низкую макушку — и сразу же понимает, кому принадлежит эта атака. На душе становится спокойней. — Доброе утро, — тихо говорит Хванун, сильнее стискивая чужое тело. Сохо теряется в такой любви младшего касаться, но это не первый раз, когда его так внезапно обнимают. Ли стоило бы привыкнуть к подобным чужим порывам, но Хванун всегда такой непредсказуемый. Ë что-то мычит, видимо, ответное и ослабляет хватку, чтобы приподняться на носках и взглянуть из-за плеча на почти готовый завтрак. Хванун смотрит на друга долго-долго, на пойманный профильный взгляд, и, прежде чем Сохо начнёт волноваться, когда тот поворачивает голову, целует его в щëку. Ли шокировано округляет глаза, чуть смущается и дёргается в чужих руках, с трудом продолжая помешивать еду в сковородке — такая реакция Хвануну не по нраву. — Хëн, повернись ко мне. — Зачем? — выдаëт Сохо удивлённо и как-то испуганно, замешательство не спадает с лица ни на секунду, но он всё же выполняет просьбу. Ë с очарованием хмурит брови, прежде чем выключить конфорку и объятиями отодвинуть их обоих от горячей плиты, а затем поднимает ладони на уровне чужой головы, бережно касаясь. Ли точно затаивает дыхание, любуясь сонным и таким прелестным Ë. Хванун чуть прикладывает усилия, чтобы Сохо пригнулся на его уровень, и прижимает чужой лоб к своему, а Ли, сглатывая, пропадает. — Давай просто постоим так, — Ли глупо моргает, ещё не совсем проанализировав ситуацию, — глаза бегают по лицу Хвануна, ищут ответ, — и спокойно выдыхает, сильнее наклоняя голову, чтобы ближе стать. Ë безмолвно его благодарит, приобнимая за плечи. Утреннее солнце лучами укрывает их спины.***
Сохо в миллионный раз задаëтся вопросом, почему его прозвали Пигмалионом? Возможно, люди просто не знали про Микеланджело и Донателло и увлекались мифологией? Наверняка они зацепились за какое-то словечко из книг и предложили Сохо. В этом не должно быть много смысла.***
Гонхи обожает после работы приходить домой, в особенности летом, когда листва на улице плотно-плотная, богатая и заботливо укрывающая от слабого и далёкого из-за пятиэтажек цитрусового заката. Небо персиковое, розовая сахарная вата медленно плывёт по полотну. Ли любит вдыхать дурманящий аромат сирени, касаться её соцветий и мечтать-мечтать. О прекрасном царстве, где есть принц и принцесса, любящие друг друга, и где у них всё хорошо. Гонхи любит сказки, потому что там всё хорошо. Но реальная жизнь не сказка?..***
Порой Хванун взрослый не по годам. Его опыт, умения и навыки, приобретëнные за короткий срок, вынуждают восхищаться им, поэтому Сохо это и делает, в шутку называя Ë хëном, за что получает по заднице. Гонхи работает в кофейне на другом конце города. Хванун пропадает где-то дома. Сохо намеревается найти его. Ли открывает все двери их маленькой квартиры и натыкается на спящее чудо, развалившееся на танцевальном ковре, купленном на распродаже. Сохо умиляется виду сонного Хвануна и присаживается на корточки, чтобы разглядеть малыша лучше. Ë губы очаровательно надувает, приоткрывая их слегка, морщинки сгущаются у глаз, когда Ли, забавляясь, щекочет его в оголившийся живот. Хванун хмурится и только переворачивается на другой бок, скрючиваясь калачиком. — Как будто кровати в доме нет, — по-доброму шепчет Ли, поднимаясь и откидывая одеяло с кровати, чтобы через минуту поднять маленького хëна, так трепетно прижимающегося к груди Сохо, и отнести в постель. Ë на пыльно-розовых простынях в своей кофейной кофте безумно милый. Ли с улыбкой укрывает его, оставляя рядом плюшевые игрушки, чтобы Хвануну было что обнять. Сохо запрещает себе думать, что хотел бы оказаться на месте одной из них. Он садится подле на танцевальный ковёр и смотрит-смотрит, любуется своим солнцем. Гонхи возвращается очень поздно, кое-как плетётся в квартиру, с удивлением замечая спящего Хо на полу возле кровати, где сопит закутанный в мягкое одеяло Хванун. Ли бесшумно подходит к ним, долго разглядывая каждого, пока не догадается укрыть хëна найденным в тумбе пледом. Утром Сохо не понимает, почему он был укрыт. Весь следующий день у Гонхи болят спина и шея из-за неудобного дивана в соседней комнате.***
Внимание! Скоро заболит ваше сердце.***
Сегодня тот день, когда они втроём могут засесть в их крохотной гостиной и смотреть до глубокой ночи кино. Гонхи балуется с попкорном, принося огромную миску и ставя на табурет, так как места (и денег) на журнальный столик нет. Сохо и Хванун дерутся подушками, чудом не снося маленький телевизор, будучи остановленными Гонхи. Сохо и Ë падают на узкий диван, на котором совсем недавно спал Хи, и Гонхи остаётся сесть на пол, уперевшись о подлокотник — ведь сидеть в ногах друзей неудобно. Картинки сменяют одну-другую, и вскоре звук говорящих голосов становится бесшумным. Гонхи медленно моргает, положив голову на подлокотник и обняв подушку, краем взора замечает какое-то движение и видит, как Сохо слабо удивляется, когда прикосновение Ë остаётся на его лодыжке, практически обжигая. Хо быстро глядит на Хвануна, замечая красивый профиль, устремлëнный в экран телевизора, и возвращается к фильму. Гонхи перескакивает взглядом с одного на другого, невольно хмурясь. Рука выше скользит и остаётся на гладкой коленке. До конца фильма Хванун не отпускает её. Отвернувшись, Гонхи с непониманием проглатывает всю мрачную боль.***
Гонхи спешно подбегает к автобусу и, запрыгнув, с облегчением понимает, что его не жуёт дверь. Пройдя к середине, где места немного больше остального пространства, парень садится возле окна напротив сонных людей, спешащих, как он, на унылую работу. Ли надевает наушники и шумно выдыхает, глядя на серые пейзажи, зеленеющие из-за теней деревьев. Радужная призма в глазу замыливается. Лофт в музыке затыкает уши, спасая от городского шума. И всё-таки одна противная мысль вертится в его голове. Его что-то беспокоит. Это Гонхи понимает, когда чувствует холодность его друзей по отношению к нему. Сохо становится каким-то отстранëнным, потерянным, а Хванун просто перестаëт с ним контактировать, будто не было этих семи лет дружбы, будто не они были втроём не разлей вода, всегда всё вместе делали. На работе скучно и уже тошнит от запаха кофе. — Гонхи-я, ты уже пять минут смотришь в стену, — тихо говорит Сохо, жалобно выстанывая из-за разболевшейся головы. Дома тошнит не только от запаха кофе. Это будоражит Гонхи, и он снова принимается помешивать свой противный кофе, пока ложка не растворится в стеклянной жаре.***
Хванун бездарный художник. (Ëнджо такого, правда, не говорил, но Ë всё равно не отпускает эта мысль). В их маленькой квартире завешаны все стены кривыми рисунками детей (и) солнца в плохо покрашенных зелёных рамках. Сохо говорит, что Ë экспериментирует с автопортретами и даже преуспевает в этом. Хванун снова его шлёпает. В универ он ходит, но очень и очень редко. Его заработок — продажа никчёмных картин. Сохо и Гонхи утверждают обратное — Ë очень талантлив, просто не каждому это понять. Хванун бездарный художник, но он умеет читать ложь во имя добра.***
Сохо учится в одном университете с Хвануном, только на курс старше и другом направлении. И посещаемость у него безупречная, жаль, это оценкам не помогает. Один год променял на банку газировки, слоняясь по паркам, чтобы не опережать программу и больше времени посвятить друзьям. У него с утра и до вечера все ладони в художественной глине. Ближе к ночи Хванун помогает ему отодрать засохшую серую кожу, пока Ли, в ответ — стирает пятна красок с чужих рук. Гонхи снова возвращается поздно.***
Сохо любит копаться в себе, если быть точнее, выковыривать мысли, недостатки, забывать про успехи; ощущать себя червëм, не способным как-то постоять за себя, когда что-либо касается его музы. А ведь никто не усомнится, что Ë Хванун очень красивый человек. Его лицо с привлекательными чертами всякий раз вызывает даже у незнакомцев светлое высокое чувство. Наверно, Ли тоже был очарован им, просто не признавался себе. Правда до него доходит, когда пальцы вылепливают эти самые милые черты, и Сохо начинает узнавать в куске глины Хвануна. Ему становится страшно. Потому что Ë застаëт его за этим делом, поражаясь, но тем не менее любопытствуя. В тот вечер Хванун ему ничего не говорит, уходя в соседнюю комнату, а Ли, ещё немного поковырявшись в себе, понимает, что находит свою Галатею, и его прозвище приобретает более приближëнный к реальности смысл. Ë Хванун — его муза. Его Галатея.***
Однажды Гонхи спросит: — Почему ты никогда не рисуешь меня? Ë оторвëтся от своего творения на маленьком квадратном холсте, хрустнет костями из-за неудобной позы и посмотрит как-то сухо. — Ты не моë солнце. Возможно, Хванун знает немного больше самого Хи о Ëнджо.***
Эстетика Сохо — вытряхивать из штанов последние монеты, чтобы мешок мелочи поставить перед лицом продавщицы; и постоянно злиться на себя, когда деньги сквозь прожжëнные ладони падают. Ли до безумия раздражëн, но никто не сможет скрыть эти дыры. Даже Хванун.***
Сохо по обыкновению возвращается раньше Гонхи, стягивает кроссовки, скидывает сумку в компьютерное кресло, где обычно сидит Хванун за письмом своих картин. Да, у них один рабочий стол на троих, но оба Ли понимают, что он принадлежит Ë. Просто потому что. (Сохо домашние задания и на полу делать может). Ли сразу же идёт в ванную, в этот раз намереваясь полностью помыться. Глина — неприятно стягивающая. В этот раз на его пальцах замирает белый гипс. — Ты похож на греческую статую. Сохо только кивает, равнодушно снимая потную рубашку, сразу же кидая её в стиралку, и догадывается, что Ë до сих пор смотрит. Беззвучно хмыкнув, он принимается за штаны, совсем не стесняясь. В маленькой квартирке трудно спрятать большие скелеты. Переступив невысокий поддон, Ли тянется к шторке, чтобы задвинуть её, но его руку отбивает чужая, и Сохо краем взора замечает, что дверь в ванную заперта, а Хванун прижимается к нему, из-за своего роста и высоты поддона утыкаясь носом в лопатку. Рука невольно включает воду, и Ли дёргается из-за внезапного холода, попадающего на грудь и живот. Чувствует спиной чужую ухмылку, а потом обжигающие ладони на своей коже. Сохо запрокидывает голову, рвано дышит из-за контраста ощущений — холода воды и жара рук; Хванун очерчивает грудь и вырисовывает замысловатые фигуры. Сохо — его самый любимый холст. Ли, будто струной, вытягивается, ощущая чужое тело спиной и расползающееся тепло в груди. Руки Ë скользяще опускаются на его бёдра, поглаживая нежно, деликатно; и Сохо теряется, когда Хванун внезапно отстраняется, оставляя его брошенным и возбуждённым. Весь вечер это предательство ходит за ним по пятам.***
С ними что-то не так, — думает Гонхи, заваливаясь в квартиру только под утро. Сохо скоро прощается с ним, закусывая сигарету и выбегая в подъезд, а Хванун спит. Гонхи раздражённый из-за бессонной ночи и нервный из-за водоворота мрачных мыслей, которые заесть мороженым хочет. Малютка Ë прячется в постели, а Ли садится на хлипкий табурет около подоконника, ставит баночку со сладостью, пытается открыть и ругается, когда режет палец синим пластиком; облизывает рану и откидывает преграду концом ложки. Гонхи ковыряет мороженое — розовые скалы, пропахнувшиеся клубникой, они сияют своей изумительной резьбой-узором. Гонхи глядит на них, жуёт и давится своей любовью. Оставив десерт таять на подоконнике, он идёт в спальню, пододвигая Ë, чтобы лечь самому. Во сне, ощутив чужое солнечное тепло, Хванун отодвигается.***
У Хвануна ещё со времëн старшей школы был интерес к Хо. Правильно, не любить талантливых людей невозможно, и Ë был подкуплен даром Ли. Хванун всегда хотел дружить с Сохо. Сейчас что-то изменилось. Несмотря на свою знаменитую прилипчивость, Ë хочет слиться только с Ли, никогда его не отпускать и никому не показывать своё солнце. Его одолевает чувство владеть им. Быть истинным светом. Чтобы Хо смотрел только на него. Он жаждет быть его единственной музой.***
В груди Сохо поселяются вороны. Они склëвывают дырявые от дурного дыма мëртвые лëгкие и падаль души. Сохо чешет левую бровь — к худу — и проникновенно разглядывает тающую в руках сигарету: от горящего красного кончика до утончëнной белой оболочки. — Я хочу перейти на кальян. Как тебе? — Мне всё равно, — равнодушно отвечает Хванун, прикрывая веки и опираясь на кухонную тумбу. Гонхи недоумëнно хмурится и потом вовсе проходит мимо кухни, надевает наушники и включает музыку, лишь бы не слушать эти странные беседы, в которых он не разбирается.***
Сохо много-долго думает. То предательство Хвануна он никогда не забудет, и некая злоба поселяется в его чёрной душе, облепленной сухой глиной. Он жаждет отомстить, он хочет выплеснуть все эти жгучие эмоции. Ли выстраивает поведение, собирает небольшую часть вещей для вида и стремится покинуть квартиру. Выходящий из ванной Ë замечает это и подбегает, хватаясь за запястье. Сохо останавливается, в темноте коридора пряча ухмылку. — Не уходи, — волнительно требует Хванун и тянет на себя, уводя в гостиную. Ли не без удовольствия оставляет вещи и следует за переживающим Ë, который с трудом понимает, что он вытворяет, но Сохо в его руках даже не дёргается, стойко стоит, прислонившись на закрытую дверь. Ë неряшливо хватает чужой воротник рубашки, тянет на себя и встаёт на носочки, сталкиваясь с губами. И невольно стонет, ощутив чужой язык, приятно ласкающий его рот — у Хвануна крышу сносит от этой правды, — вау, он действительно не спит! — и чувственнее, страстнее отвечает. Ли напористый, выдаёт своё недовольство за внезапный поцелуй, но ничего не говорит, позволяет целовать себя и сам не отстаёт по напору, языком заставляет Ë ощущать себя слабоумным. Вся злоба вымещается страстью. Хванун нетерпелив и ведёт за собой, чтобы толкнуть на диван Ли и сесть на него, обвивая шею и желанно отвечая, как котëнок тычется к приятной руке, так и сейчас не может отстраниться. Сохо гладит его волосы, перебирая пряди и массируя уставшую голову. Ë сходит с ума, его бёдра неконтролируемо дёргаются, и Ли замечает это, хитро сверкая глазами, заставляя Хвануна умирать в тысячный раз, и опускает ладони на ягодицы, грубо обхватывая и вырывая такой восхитительный выдох горячими губами. Ë тянется-тянется к касаниям и преданно отдаёт всю свою любовь, показать хочет, как дорог ему Ли. Громкий хлопок двери заставляет их вздрогнуть и отстраниться друг от друга, чтобы понять — кто-то их заметил.***
У Гонхи после слëзной ночи настроение убить кита и свалить из этого чëртового мира.***
Кто-нибудь скажет ему правду?***
Гонхи весь вечер сидит в комнате, прижатый к холодной стене, обвивает свои длинные конечности руками. Затылком слышит — стоны и чужую радость, которую не утаить за картонными стенами. Ли запястьем вытирает одинокую слезу и, подняв голову, смотрит вперёд на звëздную стену, освещëнную ночным небом. Картон, криво вырезанный, пародирует космос, раскинувшийся на всё вертикальное полотно над разорëнной кроватью. Из шкафа, откуда совсем недавно вытаскивал вещи Сохо, торчит кость скелета.***
У Хвануна и Сохо всегда было много общего. В этом многом общем не было ни намёка на существование Гонхи.***
Гонхи по привычке уходит из дома раньше, словно на работу, а сам прячется за углом их дома, возле мусорных баков, и дожидается, когда Хванун и Сохо покинут квартиру. За эти полтора часа, простояв около холодной кирпичной стены, он пишет боссу, что заболел, и получает заслуженный выходной. Лечить приходится разбитое сердце. Ли вздрагивает, когда слышит пиликанье подъездной двери, настораживается, а потом наблюдает уходящие фигуры друзей, держащихся за руки. Подождав ещё пару минут, он влетает обратно домой, дураком не разбивая голову о каменные ступени. Пальцы лихорадочно распахивают шкафы, выкидывают нужные вещи на диван, быстрей, скорее! Пока не вернулись! Тоска разъедает изнутри, и Гонхи проглатывает слëзы, быстро стирая их рукавом грязной кофты. Жизнь в квартирке с коробку печенья помещается в такой же маленький и жалкий чемодан. Ли спешит к выходу, открывая входную дверь — и невольно робеет, замечая поражëнные взоры друзей. Наверно, забыли сигареты. Гонхи ненавидит боль в своём сердце и проталкивается сквозь людей, чтобы сбежать. Сбежать от друзей. Сбежать от прошлого. Сбежать от себя. Гонхи просто устал. Его нынешняя цель — выкарабкаться из этого порочного круга, выкинуть терзающие тернием чувства и найти пристанище своей души. Он понимает, что друзья ему не помогут. Только поспособствуют лопатой могилу выкопать. Серо-пасмурно. Солнце уныло выглядывает из-за грязной фаты облаков, ветром поёт о душевной скорби и неверных друзьях. Гонхи спешит куда-то, катит за собой крохотный чемодан, убежать куда-то хочет. Приблизившись к пешеходному переходу, он мельком посмотрит на светофор и так же стремительно отправится. Взор скользит по неоновым вывескам, которые раздражают глаз яркостью на фоне серости города. — Гонхи? Ли останавливается, не сразу понимая, откуда доносится голос. Гонхи оглядывается, смотрит на внутренности кафе и магазинов, но никого не узнаëт. — Я здесь! Позади, — Ли поворачивается и сразу как-то смущëнно тушуется, замечая кошачью улыбку и яркий взгляд. — Ëнджо… — Давно не виделись с тобой, Гонхи-я, — Ким улыбается другу, а потом невольно поглядывает вниз, на чемодан. — Что у тебя случилось? Почему ты с вещами? — Это… довольно-таки долгая история, — стеснительно отведя взор, лепечет Ли, нервно сжимая ручку чемодана. Ёнджо руки в карманах прячет, сам чуть покачивается с пятки на носок, а потом просто говорит: — Поехали, — Гонхи вскидывает голову, недоумëнно вытягивая губы. — Куда? — В светлое будущее. И Ли не может пошевелиться, не веря в услышанное. — Что ты сказал? — но Ëнджо больше не отвечает — хватает чужую ладонь и ведёт по дороге к такси. Аккуратно забрав чемодан и оставив его в багажнике, он усаживает Гонхи, а потом следом садится на соседнее место с другой стороны, вкладывая нужную сумму водителю и проговаривая адрес. Мужчина что-то отвечает весело, заводит мотор и выходит на проезжую часть. Ким откидывается на спинку, а потом повернёт голову на Ли, успокаивающе улыбаясь. Гонхи, точно оторопевший, не догадывается, почему позволяет чужим пальцами переплестись со своими, но понимает, что так было всегда и так — очень правильно. Спасибо за спасение.***
Могилу копать нужно не для Гонхи.***
Гонхи позорно сбегает без денег, и, обворовав чужие карманы, Сохо находит необходимую сумму, чтобы променять сигареты на кальян. Хванун морщит нос, когда Ли устанавливает колбу на табурет, дожидается, пока прогреется чаша, и подносит трубку к губам на пробу, садясь на диван. Дым поднимается к потолку, заставляя погрузиться в серый туман. Ë видит в этом что-то до безумия зачаровывающее. Как магический извилистый лес на его картинах. Как невероятная улыбка Сохо. Хванун, очарованный атмосферой, приближается к Ли, ластится, щекой трётся об изгиб шеи. Сохо дыхание затаивает, спирает воздух мгновенно, а Ë игриво, почти пьяно улыбается, на коленках поднимаясь по дивану чтобы ровно смотреть на Ли. Моргает раз, моргает медленно, и тянется, забвенно касаясь чужих губ. Сохо отвечает неспешно, пробуя Ë вперемешку с никотином, пока Хванун осторожно не отведёт его ладонь с горящей трубкой. Ли позволяет им обоим утопиться в мгновении. Хванун не без удовольствия принимает правила игры, притворно поддаëтся, позволяя Сохо быть главным, когда вся власть в любой ситуации принадлежит Ё. Ли жалок своей глупостью. Он не понимает, что им легко манипулировать. Обманутый и ослеплëнный мнимой уверенностью, что всё под контролем, он вручает кандалы любви и ключ от них Хвануну слепо. Ë выкидывает чëртов ключ в океан-лабиринт, проводя пальцами по цепям, обвивающим руки пленëнного. Хванун ухмыляется, когда отстраняется и плотно проводит ладонями по упругой коже лица Ли, надавливает, психически забавляется выдуманным выпавшим глазным яблокам, игрушка-игрушка, сломанная игрушка. Пальцами тянет вниз, чертит дорожку по венам, находит оазис в яремной впадине и ведёт дальше по кривому пути, касаясь всех рëбер. Веки Сохо трепещут, ему чуть прохладно от холодных прикосновений Ë. Ли стискивает зубы, стоит чужой руке опуститься на пах, приподнимает бёдра от щекотки, остановленный Ë, который не доволен такой игривостью партнёра. Хванун прижимает к дивану, проводит яростнее и целует, вгрызаясь зверем. Ли с самого начала был в минусе.***
Честно говоря, Сохо долго не протянет. Все деньги, которые он тратил на кальян, надо было откладывать на гроб.***
А Гонхи будет жить. И будет счастлив.