В Мерседесике без крыши

— Ставка? — Игриво вскинув бровь спрашивает О’Коннер. Моторы вовсю уже ревут, а он только сейчас решает уточнить про ставку. Торетто даже нервно подается носом вперёд, улыбаясь. Они только что, блять, замочили двоих людей, и после этого собираются гонять по железнодорожным путям. Ну и чёрт с ним. Пока зелёный не загорелся, можно обсудить хоть завещание, не то что ставку. — Желание. — Совершенно непрофессионально бросает Доминик. Настоящие стритрейсеры так не делают, они ставят либо деньги, либо тачку. А Торетто настоящий, и делает. Впрочем, живые легенды сами пишут правила, а упустить такой шанс — Бог не простит. — А я вот ставлю тысячу баксов. — Чуть обиженно говорит Брайан. — Как это — желание? — Если я выиграю, ты исполняешь мое желание, не ограниченное никакими деньгами. Могу еще одну тачку пожелать. Но прибереги свою тысячу, на всякий случай, — как бы возвращая себе звание настоящего гонщика, замечает Торетто. — Отлично устроился! — Голубые глаза блестят пламенем азарта. — Я согласен. Дом усмехается. Этот неугомонный блондинчик действительно не понимает на что идёт. Проиграть — это вообще не страшно, а вот с позором исполнить длинное, расписанное по пунктам, дорогое и пошлое желание, вот это по настоящему неприятно и до дрожи пугает. И мальчишка может испугаться, но он ведь коп, а копы не должны быть пугливыми. И вообще, их унижать не жалко, особенно если они такие соблазнительно красивые. Да и кто гарантирует, что сжимая руль настолько сильно, что потеют руки, О’Коннер не представляет себе эротических сцен? Оглушающий звук скорости обволакивает всё вокруг, и ничего кроме быстроты больше не слышно. Быстрота визжит, моторы ревут, но это уже не имеет никакого значения, есть только цель — выиграть. И кроме звука скорости в ушах, Торетто уже чувствует вкус победы — сухость на языке от искусственно созданного ветра. Железнодорожный шлагбаум слетает громко, но, черт возьми, слетает, и это победа. Не километровая, но победа, и теперь Брайан торчит Доминику желание. Даже удивительно, что прошло без происшествий. Они быстро и просто доехали, Доминик быстро и просто победил. В такое даже не верится. Поэтому Торетто, выйдя из машины, молчит. — Хороший заезд. Ты на этой тачке великолепен, — Брайан делает паузу и смущённо выдохнув, решает обратиться по имени: — Дом. — Благодарю за похвалу, но ты проиграл, — Доминик в ответ решает выдержать издевательскую паузу. — Брайан. Есть записная книжка? — Я запомню всё, что тебе нужно. — О’Коннер выговаривает это по-полицейски уверенно. Впрочем, неудивительно, что у копа хорошая память, у него такая работа. И оттого Доминику будет вдвойне приятнее видеть, как от стыда забегают светлые копские глаза. — Всё? Какой умный! Ну, слушай. — Показательно спокойно Торетто начинает загибать пальцы. — Кабриолет «Mercedes Benz», можешь взять напрокат на одну ночь, голубое платье мини, кожаное, на девушку без груди, но со спортивными бедрами. Какой-нибудь подходящий чокер на шею, знаешь, как у шлюх. И смазку. Хорошую. Брайан чуть розовеет, стирает испарину с подносового желобка над губой и заинтересованно выслушивает весь список. Ему интересно. И Дом более чем уверен, что тот, несмотря на стремление стать детективом, ещё ни о чем не догадался. — Решил поразвлекаться по взрослому? —О’Коннер пытается похотливо улыбнутся, но у него выходит из ряда вон плохо. — Для какой девчонки такой интересный набор? — Это секрет. Просто привези всё, что я сказал. Разве это сложно? Вы, копы, и не такое доставать умеете. — Торетто резким движением проходится Брайану по губам, так, что верхняя губа блондина опускается на место с цоканьем. — И сбрей эти свои псевдо усики окончательно. Доминик садится обратно в машину. Остается только ждать. Ждать прекрасного мгновения одной ночи, когда Брайан позвонит ему и скажет, что он всё достал. — Эй, а тачку? Ты не будешь забирать её? Я же должен! — Брайан размахивает ключами от машины, очень, видимо, не понимая, почему они всё ещё у него в руках. — Посмотрим. — Кричит в окно Доминик на прощание.

***

Через два дня, вечером, Брайан всё-таки позвонил. И сделал это слишком по-идиотски, потому что звонить на мобильный, когда стоишь под окнами дома — идея не самая правильная. Но его ничего не смутило. И Торетто возложил большие надежды на то, что так будет продолжаться. Кабриолет «Mercedes Benz» выглядел, конечно, убого. Это не гоночная тачка, это вот именно, что кабриолет, так ещё и с четырьмя местами. Пошлое зрелище. Ещё и цвет был не яркий, а серебристый, стремящийся в тёмно-серый. Цвет красивый, а машина вычурно никакая. То, что надо. О’Коннер был, как обычно, в джинсах и черной футболке, зато над его губой больше не красовалось ни намёка на волос. Он радостно восседал в водительском кресле, и поймав взгляд Торетто, тут же постарался обратить этот взгляд на задние сидения. Там лежал какой-то пакет. И они оба понимали, что там. Вот только для чего, знал только Дом. — Давай, покидай водительское кресло. — Небрежным жестом Доминик выгнал Брайана с его почти законного места. — Садись в пассажирское. — А я тебе зачем? — Подозрительно вскинув бровь, спросил О’Коннер. Вряд ли начал о чём то догадываться. Только начал сомневаться. — Садись. Впрочем, Брайан послушно сел. Его даже не пришлось уговаривать. То ли ему так хотелось тройничка, то ли копы просто запрограммированы исполнять приказы. Кабриолет тронулся. Скорости в этой машине, конечно, не было, и даже кнопки для использования закиси азота не нашлось, но оно и не надо. Это должно быть только красиво, роскошно и безвкусно. Вокруг ночной город. Брайан молчит. Торетто кажется, что О’Коннер молчит слишком подозрительно, и то ли смущенно, то ли понятливо. Неужели он догадался о предназначении платья? Неужели он не совсем наивный мальчишка? Небо романтично усыпано звёздами, а дорога длинная, черная и свободная. Ни одной машины, кругом песок и тишина. Торетто останавливает неуклюжую машину, тянется к пакету. А в пакете всё очень интересно. У Брайана крайне хороший вкус на шлюшьи вещи. Смазка, не на водной, а на кремовой основе, видимо, чтобы не было липко. Невероятной красоты плетеный чокер с маленькими подвесками, которые трудно разглядеть в темноте пакета. И платье, настолько по-нежному яркое в своём небесном цвете, что блестит даже от малого количества света. Кожаное, мини. — Нравится? — Брайан спрашивает это, как маленький ребёнок, принесший родителю поделку на оценку. — Наверное, девушке на которую всё это… Подойдёт. — Нравится, — Торетто добродушно улыбается, и Брайан лыбится в ответ. О’Коннер счастлив, что угодил. Но это только начало. — Надевай. — Я? — У Брайана уменьшаются зрачки, но ему вообще не страшно. В его голубых глазах блистает что-то другое. Ему сново интересно. — Ты. Это продолжение желания. — Чтобы блондин резко не сдал назад, Торетто даже играется в шантажиста. — Или предпочтешь отдать свою хорошенькую Тойоту? А Брайан смотрит так, как будто был к такому готов. Как будто бы выбирал платье не под девушку, а специально под себя. Его вид — стандартное полицейское спокойствие, азарт, как перед гонкой, и похоть, выраженная чистой невинностью. — Могу и то и то… — Брайан без возражений принимает в руки пакет. — Отвернись. О’Коннер снимает свою черную футболку, развязывает шнурки на кедах, которые выглядят слишком подростково. Тянется к ширинке джинсов и тут же осуждающе смотрит на Доминика. Дом не отвернулся, Брайану это не по душе, и он смотрит так, будто готов врезать. — Твою мать, Коннер, ты правда на это согласен? — Вцепившись руками в руль, как в последний островок реальности, не веря, смотрит Торетто. — Если бы это предложил кто другой, я бы… Но… Блять, Дом, отвернись нахуй. — О’Коннер продолжает говорить только когда Доминик, закатив глаза под самую лысину, отворачивается. — С тобой я буду надеяться, что это эротический сон. После характерного щелчка двери машины, означающего, что О’Коннер из неё вышел, тишину разрывают только редкие звуки всяких насекомых и тяжелое дыхание Брайана, пытающегося влезть в голубенькое платье. Но он справляется даже с этой трудной задачей, и это босиком стоя на дороге. Торетто слышит, как застегивается молния на небольшом кусочке вычурной ткани. Звонко что-то ударяется о плоть. Видимо О’Коннер натянул на себя плетеный чокер. Доминик не выдерживает, поворачивается с вопросом: — Эротический? Брайану чертовски идут платья. Особенно настолько шлюшьи мини. А ещё у него, оказывается, есть талия. Не женская, и его накачанное тело слишком теснит кожаный наряд, но талия у него всё-таки есть. Эстетически красивая. А ещё тон платья хорошо гармонирует с глазами О’Коннера, это видно даже в небольшом свете фар. А ещё его широкие плечи, которые вовсе не затрагивает платье, заканчивающееся наверху груди, выглядят нежно. Сутулость придает Брайану особый шарм. Чокер на нём шикарный, под отраженным от луны светом солнца, сияют на этом плетеном, обвитом вокруг шеи аксессуаре, луна и звёзды. Маленькие, но прекрасные подвесочки. — А что ты хотел? Чтобы я в этом голосовал на дороге? — Брайан, вроде бы, возмущается. Или только делает вид. Дразнит. — Подцепил бы какого-нибудь дальнобойщика, чтобы он меня трахнул у тебя на глазах? Ты же не любишь водителей грузовиков. Теперь Брайан снова в кабриолете, и это пошло. До ужаса, до экстаза вычурно. Ему бы подошло голосовать на дороге в таком наряде, но Торетто сомневается, что позволил бы кому-нибудь ещё смотреть на такого О’Коннера. Это слишком личное, слишком вызывающее, такое никому нельзя показывать. И Доминику почти хочется разразиться комплиментами, но выходит сухой и скромный ответ: — Не люблю… — Тогда заткнись. — С совершенно копскими замашками приказывает Брайан. Приказывает. Он, блять, в узком платье, в чокере, сидя в вычурно пошлом кабриолете всё ещё приказывает. Он тянется к ширинке Торетто и всё ещё уверен, что держит ситуацию под своим контролем. А может оно и правда так? Ни пуговицу, ни молнию он не трогает, только водит руками по паху, распаляет и улыбается, как обычно, чуть глупо, но в остальном мило. — Это не коробка передач, — снисходительно замечает Дом. — Я знаю. — Брайан сжимает чужой член сквозь ткань джинсов так сильно, что Торетто остается только зашипеть, то ли от боли, то ли приглушая наслаждение. — Тебе когда-нибудь делали минет за рулём? — Во время гонки особо не пососешь, зубы выбьет. — Витиевато уходя от вопроса, философствует Доминик. А блондинистая макушка давно уже приблизилась к ширинке. Тут и руль, и практически подростковая неловкость, и лёгкий холодок. Торетто удивляется, как Брайан ещё не начал жаловаться на холод. Брайан уже стягивает с Торетто трусы. — Значит нет? Мне нравится быть первым, Дом. — О’Коннер ласкает головку члена пальцами, будто изучая, такой же ли это орган, как у него, или что-то принципиально новое. Потом, без всякого стеснения принимается за верх эроса — прикасается к крайней плоти губами. — Хоть в чём то ты первый. — Только и успевает выдохнуть Доминик. Из Брайана не самый умелый любовник, но он старается. Делает так, как, возможно, делали ему. Торетто почему-то не верит, что О’Коннер уже принимался за такое, спать с мужчинами — определенно должен был, но минет… Часто Брайан неверно орудует зубами — задевает венки, оставаясь в шаге от того, чтобы поранить их серьезно. Но он старается. С чистым взглядом голубых глаз, он невинно делает всё так, чтобы его потом похвалили. Доминик скользит руками по холодной спине, отчасти закрытой голубой тканью, как второй кожей. Осторожно кладёт руку на белоснежные волосы и пытается направлять Брайана так, чтобы тот не ударился о руль. Блондинистая шевелюра от крепкой хватки даже тянет за собой щеки О’Коннера, отчего тот морщит нос. — Может, остановишься? — Переходя на нежные поглаживания кожи головы, закрытой светлыми волнами кудрявых волос, предлагает Торетто. — Я просто сейчас… Брайан развязно скользит по стволу члена языком, отрывается от занятия, вместе с ниточкой слюны. Не говорит ни слова, только прикусывает губу и качает головой, с приглушенным полу стоном, означающим «неа». А ещё крутит средним пальцем перед лицом Доминика. И вот такой, развязный, наглый, не скованный рамками своей дурости Брайан — идеальный. Торетто хватает блондина за волосы грубо, резко, и уже насаживает на член. Аккуратно, конечно, чтобы коп не подавился. За убийство полицейского ведь дают срок явно больший, чем за убийство по неосторожности? А полицейский, впрочем, не сопротивляется, и послушно глотает семя, натекшее ему в рот. — Блять, Брайан, сплюнь. — Торетто чуть смеется, и немного морщится. Оргазм был хороший, и губы Брайана, испачканные белым, возбуждают, но… От представления того, что у него во рту, становится и мерзко и неловко. Брайан на это, впрочем, не обращает внимание — облизывается, как кот, опускается на своё сидение. Чуть уставший, всё ещё невероятно красивый. — Это всё равно вкуснее, чем тунец в вашей забегаловке. — О’Коннер утирает с губ остатки слюны, и довольным взглядом ловит обиженный смешок Доминика. — Про тунец промолчу, но ты… Это было круто. — Торетто почти тянется завести мотор, но всё же спрашивает: — Тебя до дома подвезти? Брайан поднимает левую бровь, что выглядит до ужаса комично. Но О’Коннер вовсе не смеется, он снова, кажется, готов убивать. — А ты не охуел ли, Доминик Торетто? — Такая серьезность Брайану не идёт. И вопросы из его хорошеньких розовых губ звучат угрожающе. Но при нём нет табельного, и поэтому он не страшный, а возбуждающий. — Или что, тебя хватает только на один заезд за ночь? Нет, мы продолжим, я не для того надевал всю эту обтягивающую хрень, чтобы ты уехал радостный домой после отсоса. Зачем же тогда была смазка? Ты же хотел меня трахнуть? Так, давай, я не сопротивляюсь. Или что, тебе не нравится это платье? — Платье? — Доминик ещё раз оглядывает Брайана. Нет, у парня определенно есть вкус, хоть и на женские вещи. — Оно слишком шлюховатое. Но ты в нём… — Что? — О’Коннер смотрит на Доминика недовольно. — Договаривай. — Великолепен. А, чёрт с тобой, Брайан, давай на задние сиденья. Тот, кто придумал задние кресла в кабриолетах, определенно был ненормальным. Но это даже удобно — перебираться с передних кресел на задние без преград. Но тот, кто не додумался сделать задние двери — всё равно идиот. Доминик сидит посередине хороших, дорогих задних мест, обитых чем-то богато пахнущим и показушным. Брайан на своём переднем водительском возиться с собственными боксерами, пытаясь снять их, не снимая платья. И у него даже получается. — А какого года машина? — Не желая оставлять тишину неловкой, спрашивает Дом. — Девяносто второго. — Долгим путём перебравшись к Торетто, Брайан садится к нему на колени. Вцепившись в плечи, почти обиженно интересуется: — Тебе правда сейчас интересен год выпуска машины, а не… — У машины скоро юбилей, надо же поздравить. — Выдержав паузу и почувствовав, что О’Коннер стремительно пытается бедрами его задавить, Доминик отступил. — Шучу. Задирай подол, принцесса. Брайан смущенно выдохнул, чуть приподнимаясь. Да, кабриолет был отличным решением, всё-таки отсутствие крыши решало проблему с ростом — Брайан ни обо что не бился своей светлой головой. Только чуть-чуть звенел подвесками на чокере. Платье сначала не хотело поддаваться под руки Доминика, и тот даже подумал, что нужно его либо снять, либо просто закатать, чтобы по талии Брайана шёл толстый ободок голубой кожаной ткани, но платье удалось удачно поддеть — поднять с бёдер О’Коннера вовсе. Теперь Брайан, можно сказать, был не в платье, а в топе, но это всё равно было красиво. Принявшись за растяжку Брайана пальцами, обильно облитыми смазкой, которую О’Коннер сам купил, Торетто губами врезается блондину в шею, в надежде скрасить чужие болевые ощущения. Брайан, впрочем, и не жалуется — наоборот поддается вниз, под пальцы, и разливается волнами мурашек по шее. — Как этот чокер налез на твою большую шею, м? — Зубами изучая переплетение синтетических волокон, спрашивает Торетто. — Он бы и на твою налез, хорошо тянется. — Своей большой шеей подставляясь под поцелуи, улыбается Брайан. — Не больно? — Продвинувшись пальцами максимально глубоко внутрь, уточняет Дом. Брайан крутит головой в отрицательном жесте. — Что тогда с лицом? — Обидно, что ты меня ещё не поцеловал. — Брайан якобы обиженно надувая губы, сам тянется за поцелуем. О’Коннер невыносимый. Звенящий подвесочками чокера, наклонившийся, горячий, быстрый — невыносимый. И Торетто старается целоваться с ним, как с девушками, но тот пресекает старания. Перечёркивает их, сам ведёт, сам неловко стонет. Он какой-то особенный: целоваться с ним, как с девушкой — нельзя, да и как со шлюхой, несмотря на всё его одеяние — тоже нельзя, потому что со шлюхами не целуются. Блондинистая макушка отстраняется от поцелуя и тянется, кажется, к звездам. — Может, хватит пальцами, а? — Брайан снова утирает рукой рот от слюны. Дом молча соглашается с партнёром. Они теперь партнёры? Не противники в гонке, не враги по жизни? Партнёры… Голубая ткань на груди у Брайана скрипит, а он сам испускает гортанный стон. — Это сантиметров двадцать победы, да? — Машинально О’Коннер почти тянется заткнуть себе рот, но в последний момент передумывает. Опускает руки на плечи Торетто. Стонет естественно, с каждым толчком. — Не измерял. Сантиметры важны только для тех, кто проигрывает. — Доминик прижимает Брайана к себе сильнее, теснее, так, чтобы стать с ним, кажется, одним целым. Одним большим, вычурным наслаждением. Шутит: — В спорах особенно. Брайан ничего не отвечает. Он как будто хочет поспорить, но понимает, что снова проиграет. Споры — это не его. А вот строить голубые глазки, притворяясь невинным, и при этом насаживаться на член — ему идёт. Он в этом профессионал, может быть, более, чем в гонках. Он даже себя не трогает, а только трётся пахом о чужую футболку. Волосы у него мокрые, и несмотря на то, что всё ещё холодно — он горячий, ему жарко, и от того белая шевелюра у него вся прилипла к лицу. И не только к его же, Торетто и на себе чувствует белые волосы — это странно, необычно, интересно. И целоваться с Брайаном Дому тоже интересно, до безумия, до потери реальности происходящего. Это просто в голове не укладывается — О’Коннер, великий коп, в такой развязной позе, в чокере и женском платье, своими мощными бедрами, пытается вобрать в себя какого-то стритрейсера. Это сексуально. Это могло бы быть отличным порно, если бы Торетто захватил камеру. Но пусть будет воспоминанием. — Знаешь, а я рад, что проиграл тебе в споре, — Брайан говорит это томным шепотом, тихо, еле слышно. — И даже не будешь ныть, что почти обошёл меня? — Торетто целует Брайана в шею, поддевает языком чокер, так, чтобы О’Коннера чуть душило. Брайан не сопротивляется. Только говорит сдавленно: «не буду», и расходится в громких стонах. Превращается в натянутую струну, от каждого касания дрожит, и, кажется, подстраивается своей дрожью под движения Дома. — Не запачкай сидения, хорошо? — Только и успевает порекомендовать Брайан, прежде чем кончить прямо на платье и чужую футболку. Торетто принимает к сведению, всё ещё держась зубами за красивый чокер. Синтетическая плетёность под натиском, правда, быстро рвётся, и Брайан остаётся без красивого аксессуара. Зато довольный, что довел Доминика до оргазма. Дважды. — Поможешь снять платье? — Брайан снова улыбается, как обычно, и закусывает свои розовые губы. — Раз уже… Торетто расстегивает молнию на кожаной одежде, помогает О’Коннеру остаться совсем нагим. Это ненадолго, впрочем, Брайан спешно перебирается на переднее сиденье, надевает на себя нижнее бельё, потом футболку, и так до полного комплекта. Доминик возвращается в водительское кресло. Заводит, наконец таки, мотор. — Это было круто, — осторожно, стараясь не сказать какой-нибудь глупости, замечает Дом. — Да, до звездочек перед глазами. — Как романтик, глядя в небо, отвечает Брайан. — Ты, наверное, наверх просто смотрел. — Неа. Дорога обратно уже другая. Как будто после какой-то черты, рубикона. Более спокойная. И скорости побольше. — Завтра заезд, кстати. — Как бы между делом замечает Доминик. Он даже не уверен, что О’Коннер его расслышит, гонят то они быстро. Пусть и по меркам Мерседеса. — Даже с перекрытыми дорогами. — Так значит это был злобный план нечестного Торетто, по выводу сильного гонщика из игры? — Недовольно восклицает Брайан. Натурально орёт, чтобы его недовольство дошло до собеседника. — Кого? — Насмешливо повернувшись, уточняет Торетто. — Меня! Ты смеёшься что-ли? — Брайан усиленно жестикулирует руками, как будто бы разминает пальцы перед дракой. — Я же завтра не сяду. Вот же сука! Брайан, хоть и шутливо озлобленный, но серьезный в своих намерениях, хватается за руль, пытаясь остановить машину. Далее, по всем законам жанра, над шулером должна последовать полицейская расправа, пропорциональная нанесённому ущербу.