#48

— Красные мундиры надвигаются, надвигаются… — Эдди, я сейчас тебя ударю! Крисси озабоченно хмурится и неуютно ёрзает на постели. Боже, за каким дьяволом она согласилась на это? Это так… грязно… странно… слишком интимно… У неё даже нет подходящих слов, чтобы описать это! С ней никогда не случалось ничего подобного, и она понятия не имеет, как себя вести и что чувствовать, отчего волнение ест её поедом. А Эдди проще не делает — ему весело. Стоит, сволочь, на коленях на постели перед ней, и нагло ухмыляется. — Рыцарь станет достоин этого титула, как только окропит свои латы кровью, — с придурошной торжественностью рычит он. Не успокаивается. Крисси думает со всей уверенностью: ещё слово, и он получит подушкой. — Эдди. — Самый смелый самурай — тот, кто познал вкус боя. — Эдвард! — Зачем воину меч, если он не будет покрыт кровью чудовищ? — Эдвард Мансон! Ты, чёртов кретин! Подушка всё-таки прилетает ему по растрепанной башке. Эдди ничуть не обиженно хохочет и подтягивает её за коленки ближе, вынудив с громким охом упасть спиной на постель; полотенце под ней мнется, когда Эдди по-хозяйски протискивается между еë ногами. — У меня еще вагон и маленькая тачка синонимов «секса во время месячных», а ты сейчас голая и с раздвинутыми ногами на моей кровати, так что тебе уже некуда деваться, Кристина, — шутливо грозит он. — Я уже жалею. Я так жалею, что предложила тебе это! — она закрывает красное лицо ладонями, но все равно не удерживается — хихикает вместе с ним. Эдди самодовольно хмыкает: — Уверен, как только я начну лизать тебя, ты быстро передумаешь. — Что? Ты не!.. — Крисси уверена, что цвет её лица сейчас идентичен насыщенно-алым розам в саду её матери. Он это серьезно? Или очередная глупая шутка? — Что? Я всегда любил наряжаться Дракулой на Хэллоуин, — подмигивает Эдди, и несмотря на игривость, она видит, что да — он настроен серьезно. Его это не отвращает, не смущает и даже очень заводит. Крисси разглядывает его полуголое бледное тело, испещрённое татуировками, задерживая взгляд на его беспечной улыбке. Она глубоко вздыхает. Наверное, ей должно это льстить. Эдди вообще тяжело поставить в неловкое положение: все странные вещи становятся очередным гордым пунктом в его послужном списке безумств, а уж то, что касается Крисси — и секса с ней, — всегда занимало верхние строки в рейтинге вне зависимости от того, насколько экспериментально, опасно или глупо это было. Эдди хотел её всегда и при любом состоянии: одетой в красивое белье, одетой в драные грязные шмотки, без макияжа, с макияжем, простуженной или сонной. Он никогда не настаивал, но она замечала его взгляды, и как бы она ни выглядела, желание и восхищение никогда не сходило с его лица, как бы она ни лежала под ним. Без волос на теле? Супер. С волосами на теле? Ещё лучше! Прыщи на заднице или растяжки на бёдрах? Никаких проблем, равно как и с первыми складками на животе (которые она даже почти не ненавидела) и небольшим целлюлитом на ягодицах. По идее, это должно льстить, но на самом деле Крисси всё ещё было немного страшно. Для неё это так ново и волнительно — для девушки, которая так долго считала своё тело неправильным. Но Эдди любил её «неправильность»; откровенно говоря, по отношению к ней для него не было «правильных» или «неправильных» сторон. Была просто она — и этого ему более чем хватало. — Эдди, но это… эта кровь, она же… — предпринимает очередную попытку Крисси. — Мы это уже обсуждали. — Я знаю! Я просто… Она выдыхает, чувствуя себя глупо. Конечно, они сто раз уже обговорили это: и что она тщательно вымоется, а он трижды почистит зубы, и что подстелят полотенце, и что все будет медленно, осторожно и исключительно так, как захочет она. Но тяжело вот так сразу оттолкнуть годы упорной самоненависти. Помимо прочего, кругом постоянно твердят, что месячные — грязно и стыдно, как ходить в туалет по-большому, и что это надо прятать. В отношениях с Джейсоном он даже не притрагивался к ней в «эти» дни, словно на эти четыре дня она превращалась в прокаженную. Но отношения с Джейсоном далеко позади, а ненавидеть себя становится гораздо тяжелее, когда каждый день ты видишь, что на тебя смотрят, как на спустившегося с небес ангела. Когда каждую нелепую родинку или веснушку целуют, а во время быстрого липкого секса сразу после тренировки с группой поддержки стонут на ухо, как это идеально. И что лучшего быть, наверное, уже не может. Но каждый раз бывает. — Это просто кровь, Крисси, — видя её растерянность, мягко напоминает Эдди. — Такая же, как, эм, везде? Это все равно, что облизать царапину. Тем более в тебе тампон. — Но неужели тебе не… мерзко? — Ну, начнем с того, что я не успел даже попытаться, — ухмыляется он, — но вообще-то нет, не мерзко. Какого хрена? Передо мной лежит произведение искусства; я еще не совсем слетел с катушек, чтобы добровольно отказаться от такого зрелища из-за какой-то крови. — Ты преувеличиваешь. — Я готов спорить до посинения моих шаров. Однако, я рассчитываю на то, что ты сжалишься надо мной, солнышко. — Какой же ты болтун. — Ну что, Крисси, — он наклоняется чуть ниже, его глаза весело блестят, и он использует свой самый дурацкий игровой голос, — ты хочешь, чтобы я умолял? Правда? «Пожалуйста, о ваше светлейшество, позвольте мне трахнуть вас, потому что от этого зависит моя жизнь». Крисси цокает и вновь тянется за подушкой. Эдди делает вид, что прячется за её коленкой, и она смеётся. — Но ты правда хочешь?.. Я имею в виду, эм, оральный секс?.. — Пока этого хочешь ты. Ну естественно. Она вновь вздыхает и кусает губу. — Хорошо. Давай попробуем. — Точно? Я не хочу заставлять, если что. — Точно. Правда, — она силится звучать уверенно и твёрдо, хотя в груди колотится, как при панической атаке, но Крисси старается; потому что Эдди старается ради неё. — Я готова… я… Эдди не даёт ей договорить — опускается вниз и неторопливо целует. От него пахнет мятной зубной пастой и сладковатым мылом — забавно, учитывая сегодняшний «эксперимент», но в ванной он провёл намного дольше нее, потому что не хотел, чтобы ей было неудобно. Крисси растворяется в поцелуе, прижимая его ближе за волосы. Она любит его. И этого должно хватать. — Корабль отплывёт от берегов Красного моря как только ты дашь сигнал, принцесса, — говорит Эдди, целуя её ухо. Она хихикает, понимая, что таким образом он напомнил, что все прекратится, если она попросит. Но чем больше поцелуев, тем меньше она думает о том, чтобы их прекратить. Эдди проводит языком под её ухом, целует вниз, придерживая себя на локтях. Крисси прикрывает глаза, чувствуя, как на местах его прикосновений кожу приятно обдаёт прохладой. Когда его губы касаются левой груди, хватка Крисси в его волосах становится твёрже. Эдди это замечает: — Всё в порядке? — Да, — она шепчет, а затем вздрагивает с резким стоном — Эдди втянул сосок в рот, отчего тело пронзило острой смесью из боли и удовольствия. — Крис? — тут же насторожился он. — Всё хорошо, просто… она очень чувствительная в эти дни. Будь осторожнее, — шепчет Крисси, и когда он возвращает на её грудь рот, на этот раз действуя медленно и осмотрительно, запрокидывает голову и глухо стонет. Это приятно, и так неожиданно… облегчает? Крисси не без удивления осознаёт, что низ живота, что пару минут назад сводило спазмом, теперь приятно тянет от возбуждения. Эдди расцеловывает её набухшую грудь, задерживаясь языком и зубами на сосках, потом плавно опускается ниже, вылизывая ее живот до самого лобка. Обычно он не так дотошен, им обоим не нравится долго тянуть; им нравится, когда во время поцелуев стукаешься зубами, когда на коже остаются следы от пальцев, а бельё просто сдвинуто в сторону вместо того, чтобы снять его. Но сегодня всё по-другому; немного по новому, как будто это снова её первый раз, только теперь будет не больно и быстро, а долго и идеально. Эдди опускается вниз между её ног и закидывает её бедра себе на плечи; Крисси приподнимается на локтях, помутневшим взглядом следя за его действиями. Она чувствует что стала влажной, и не только от крови, и как обострились ощущения во всём теле: грудь, низ живота, половые губы, внутри пульсировало и сжималось от удовольствия, тесного с лёгкой болью. Обычно во время менструации она ненавидела свою гиперчувствительность, но при таком новом положении, о котором она прежде даже не думала… это может сыграть им на руку. — Как ты? — Эдди глядит на неё, внимательный и осторожный. Крисси кивает и робко переспрашивает: — Ты это сделаешь? — Я сделаю это даже если это будет последним делом моей жизни. Это буквально клятва на крови. — Эдди, — Крисси прячет смех ладонью. Он оставляет улыбающийся поцелуй на её ноге. — Нет, серьёзно. Голая женщина, покрытая кровью, на моей кровати? Просто охренеть. Это одна из самых металличных ситуаций в моей жизни. — Ты пытаешься отвлечь меня! — Подловила. Но тебе действительно не о чем беспокоиться, Крисси. Расслабься и делай то, что обычно делаешь — дёргай меня за волосы, вопи на весь трейлер и трахай моё лицо своей киской, пока не кончишь, — с этими словами он быстро приникает к ней губами, не дав возникнуть новым сомнениям, вынуждая чуть дёрнуться навстречу и простонать. Первое прикосновение языка к вульве ощущается ударом молнии — настолько она оказалась чувствительной там, ни в какое сравнение с сексом до или после месячных. Это и хорошо, и больно, и просто идеально; Крисси делает, как он сказал: вскрикивает от внезапности ощущений на всю комнату и хватает его за непослушные тёмные кудри, впиваясь ногтями в кожу, в результате чего Эдди стонет прямо в неё, с видимым удовольствием на лице, обхватывает бёдра ладонями и лижет в её любимом неторопливом темпе. Крисси выгибает спину, когда он находит кончиком языка её клитора, и стонет в голос, стоит ему осторожно надавить на него и обвести по кругу. Она затуманенно смотрит, как его язык то появляется, то исчезает под её лобком, блестящий от её чуть просочившейся сквозь тампон смазки. — Эдди, это… так хорошо… — протягивает она, держа его за затылок. Эдди согласно мычит, не отрывая от неё рта; его язык скользит по покрасневшим половым губам, трепетно проводит по клитору, губы сверхосторожно касаются, целуют и посасывают. Крисси смотрит вниз и ждёт, что он вот-вот поморщится и отодвинется, но этого не происходит — Эдди продолжает, с каждой минутой со всё большим пылом вылизывая её. Ему в самом деле не противно. Ему нравится это. — Блять, ты такая вкусная, принцесса, — на секунду оторвавшись, хрипло выдыхает Эдди и кусает её за ногу, тут же зализывая след. — Мог бы делать это часами, притом, что мне никогда не нравился томатный сок. — Заткнись сейчас же, — смеётся она и дёргает его за прядку. Она задаётся вопросом, всерьёз ли он чувствует привкус крови: она долго была в душе и вставила тампон, но настолько промокла, что не удивится, если начала капать на полотенце. Впрочем, судя по потемневшим от веселья и похоти глазам Эдди, ему будет всё равно. Он не остановится. Он хочет попробовать её кровь на языке. Честно говоря, Крисси немного в шоке с него. Иногда он такой сумасшедший, просто больной на голову. Она любит его. Эдди возвращает на неё губы, жадно пробуя каждый дюйм, и Крисси с протяжным стоном приподнимает бёдра, чтобы вжаться в его лицо сильнее. Каждый раз, когда его нос задевает сверхчувствительный клитор, она громко стонет, извиваясь на постели: вспышка острая, будто ножом полоснули, но каким-то образом ей это до умопомрачения нравится. Она двигается навстречу его рту, всё меньше задумываясь о собственном неловком положении и теряясь в ощущениях. Любая неуверенность, сопровождавшая Крисси, тает в образе её парня, самозабвенно ласкающего её ртом. Это приятно настолько, что зрение плывёт, как при лихорадке, щёки покрываются красными пятнами, а чувство наполненности из-за тампона только усиливает ощущения; в каждом сосуде её тела бурлит кипящее удовольствие, и да, она чувствует, как смазка и слюна стекают по её ягодице на полотенце. — Чуть выше, детка, немного… Да, да, здесь! — Эдди скользит губами по клитору и со звонким чмоком втягивает его в рот, вытягивая из Крисси громкие длинные стоны. — О-о, да, да, мне так нравится! Прямо здесь, о, боже… Эдди с готовностью проводит языком по ней снизу вверх и полностью сосредотачивается на клиторе. Несколько звонких хлюпающих прикосновений губ — и её позвоночник прошивает разрядом чистейшего удовольствия, а низ живота безумно тянет. Она никогда ещё не приближалась к оргазму настолько быстро и с такой силой. Крисси фактически кричит, умоляя у него не останавливаться. — Ни за что на всём грёбаном свете. Кончи на мой язык, Крисси, — хрипит Эдди и шумно сосёт её, царапая большими руками её бедра, и как по команде — буквально — она кончает, запрокинув голову, зажимая его голову ногами и впиваясь ногтями в его волосы, издав долгий сдавленный скулёж. Эдди вылизывает её до тех пор, пока она не перестаёт трястись, после быстрыми поцелуями взбегает от лобка до её груди и отстраняется, самоуверенно усмехаясь. Его рот блестит от влаги, но крови не видно; при мысли о том, что он мог слизать её Крисси мелко дрожит, сжимаясь внутри. Она пытается отдышаться, пока оргазм ещё плещется в её теле волнами. Эдди бросает «пять минут» и вскакивает с постели, убегая в ванную, — вероятно, за презервативом. Господи, ещё не всё. Он хочет продолжить. Крисси приподнимается на вялых руках и осматривает свою промежность: полотенце чистое, бедра покрыты засосами и укусами, никаких признаков крови кроме слабого железного запаха. Она знала, что на третий день из неё всегда вытекало немного, но почему-то все равно думала, что будет сплошь вымазана красным, словно жертва каннибала. В каком-то смысле… так и оказалось, и ей хочется рассмеяться от абсурдности ситуации и собственной глупости. Эдди возвращается и бодро запрыгивает на постель, тут же вовлекая её в глубокий поцелуй. Она чувствует привкус ополаскивателя для рта и тяжесть его вставшего покрытого презервативом члена на своём лобке, и тихо стонет. — Как дела, красотка? — Отлично. Это было… очень интенсивно, — застенчиво признаётся Крисси, заправляя его волосы за уши. Эдди довольно улыбается и выстраивается между её ног. Он опускает руку вниз и Крисси чуть морщится, когда из неё вытаскивают тампон. Боже, это неловко. Вот теперь ему точно противно. Она испуганно смотрит на Эдди, но на его лице ровно ноль эмоций. Он встречает её взгляд. — Всё хорошо? Остановиться? Ничего, кроме обеспокоенности и желания. Ничего, что заставило бы её поверить, что она сейчас — неправильная, грязная или ненужная. — Нет, нет… Всё прекрасно, — Крисси притягивает его ближе, убирая ненужные мысли в поцелуй. Она вжимает ногти в плечи Эдди, когда он медленно входит, растягивая её. На пару секунд она напрягается, но быстро понимает, что всё в порядке. Никаких различий между этим и «обычным» сексом, разве что низ живота по-прежнему немного тянет. Впрочем, стоит Эдди начать аккуратно двигаться, спазм отходит на второй план, и Крисси начинает стонать от прилившего новым горячим потоком удовольствия, причём ещё более острого, чем прежде. Эдди, кажется, чувствует то же самое. — Господи, как потрясно. Ты даже через резинку невероятна. Как всегда… блять, — он срывается на стон и немного теряет равновесие, совершая осторожные плавные толчки. — Это… нормально? — Да, очень… Оче—… О, да, Эдди, быстрее! — хнычет Крисси и требовательно стискивает пальцами его плечи. Эдди приглушенно рычит куда-то в её шею и послушно наращивает темп, и, боже… Если она думала, что её уязвимое состояние отразится в яркий и быстрый оргазм на его язык, то сейчас Крисси была уверена, что ещё пара фрикций — и она просто потеряет сознание от передоза эндорфином. Он так хорошо наполнял её; она могла чувствовать каждый дюйм, каждое микродвижение, даже его пульс, потоком проносящийся по взмокшему пунцовому телу. Никакой боли в низу живота, вообще ничего, кроме расплавленного, неумолимо растущего наслаждения. Это не может становиться ещё лучше, но он двигается в ней, и это становится, сводя Крисси с ума. Она встречает его смазанные поцелуи своими стонами и прижимается твёрдыми сосками к груди, чувствуя себя ненормальной, но желая большего, ещё, чтобы это ни за что не прекращалось. — Потрогай себя, родная, — говорит — приказывает — Эдди ей на ухо, тяжело дыша и вдвигаясь резче, со звонким шлепком кожи о кожу. Это почти больно, но Крисси тоненько всхлипывает и делает как велено, в результате чего сильно содрогается под ним оголëнным проводом удовольствия. — Блять, мы должны… сделать это традицией… на каждый месяц. Никаких больше отсрочек, я трахну тебя в любой из этих дней, в любой из любых дней. Какая же ты горячая сейчас, ч-чтоб меня… Он практически воет последнее предложение, после чего зарывается губами в спутанные локоны её волос и вжимает в полотенце неспешными, но сильными и глубокими толчками. Крисси судорожно хватается за его липкую спину и давится стоном; она обвивает его всеми конечностями, так крепко, что почти больно, в шоке замерев от пронзившего её пулей блаженства. — Э-эдди… О мой бог… — Я люблю тебя, — выстанывает он между движениями. — Я-я так чертовски люблю тебя, Крисси. Всё время… постоянно… господи, твою мать, да. — Я… А… — она зажмуривается, продолжая цепляться за него, даже не в силах сказать в ответ, хотя сказать хочется многое: как она любит его, как ей хорошо сейчас, настолько, что она поверить не может, что это её дурацкое несовершенное тело на самом деле способно испытать столько счастья за раз, и как он заставляет её даже в таком уязвимом состоянии чувствовать себя на вершине мира. Вместо слов она выводит на его спине красными полосами метки — принадлежности, признания и подчинения. Эдди нисколько не сопротивляется: он, не в пример ей, безостановочно бормочет на ухо о том, как в ней узко, как никогда мокро и по меньшей мере божественно, а потом внезапно — пожалуй, слишком неожиданно даже для самого себя — кончает с несколькими быстрыми жёсткими толчками, от которых у Крисси немеет язык и кружится лихорадкой голова. Он дрожит и стонет над ней, и она слышит, насколько она влажная и как вязко хлюпает всë внизу, но ей все равно. Всё это больше не смущает, не волнует и очень даже заводит. Пережив пик, Эдди не выходит из неё, только чуть отклоняется в бок и просовывает между ними руку, находя её клитор. Крисси слегка вздрагивает, а потом пропадает; второй оргазм неожиданно тихий, но такой всеобволакивающий, что какое-то время она просто лежит с закрытыми глазами, не в силах ни пошевелиться, ни смотреть, ни слушать что-то кроме оглушительного звона в ушах и дыхания Эдди, ласкающего её влажную шею теплом. Только когда она оживает и обменивается с Эдди долгим нежным поцелуем, он аккуратно отстраняется. Крисси с любопытством смотрит вниз — от кончика испачканного бурыми разводами презерватива к её влагалищу тянется густая красная нить смазки. Но Эдди всё равно и на это, и самой Крисси это тоже больше не воспринимается со стыдом или отвращением. На самом деле, Крисси, все ещё плывущей в мягком посторгазменном сумраке, это кажется чем-то дико сексуальным. Она переводит взгляд на Эдди: его алое лицо, тяжёлое дыхание и гримасу умиротворения. Он откатывается с неё, садится на постели, какое-то время успокаивается, а потом гладит её ногу и заботливо спрашивает: — Как ты? — Прекрасно, — улыбается Крисси, и он смеется над её пьяным выражением лица. — Я… не думала, что это будет настолько здорово. Я ни о чём не жалею. — Правда? Ощущения лучше, чем в «обычные» дни? Она кивает, сама не до конца понимая, как так получилось. Но было не больно и не противно. Было лучше всех. Впрочем, ей пора привыкнуть, что с Эдди по-другому у неё не бывает. Он похлопывает её по ноге и протяжно усмехается: — Ага-а. Значит, Кровавая Мэри, шутка про традицию не будет шуткой. И в следующий раз ты будешь сверху, по рукам? Крисси замирает в предвкушении и медленно кивает. Как теперь возразить.