Хугин и Мунин

Чёрные вороньи перья усыпали всю тропу вплоть до морского берега. Хонджун смотрел, как их подхватывает лихой холодный ветер и уносит куда-то ввысь. Драккар размеренно покачивался на волнах, пока воины загружали провизию и оружие, проверяли вёсла и подвязывали парус. Хонджун жёг взглядом голову дракона на носу корабля и думал, что нет способа проще дать врагам понять, кто на судне, чем не этот показатель его статуса. Смешно, но тешило самолюбие вождя. Солнце медленно поднималось над линией горизонта. Хонджуну в его накидке из волчьего меха было слишком жарко из-за медленно поднимающегося в крови адреналина в преддверии скорой битвы, но он знал, что стоит только взойти на корабль, как в лицо подует холодный ветер, поэтому заставил себя не расслабляться и слушать. И только благодаря этому смог почувствовать приближение Сонхва. Тот неизменно подкрадывался так тихо, словно его ноги не касались земли, выработав навык долгими годами тренировок, но Хонджун его всегда слышал. Чувствовал. — Небо мрачное, — сказал Сонхва, останавливаясь по левое плечо вождя. — Пойдёт снег. Хонджун дёрнул бровью и обернулся. Небеса за его спиной действительно затягивались тёмными тучами. — Мы успеем доплыть, — ответил он и снова вернулся к созерцанию подготовки его корабля. Ткань плаща Сонхва задела его незащищённую перчатками тыльную сторону ладони. Хонджун обрывисто вздохнул и заставил себя посмотреть на чужое лицо, зная, что не увидит там ни капли эмоций. Но брови Сонхва были сведены к переносице, выдавая его то ли тревогу, то ли недовольство. — Что шепчут тебе твои духи? — тихо спросил Хонджун и оскалился, когда Сонхва рывком развернулся к нему и гневно нахмурился. Да. Он ненавидел это. Но две угольные полосы на правой щеке Сонхва никуда не делись и так и кричали о его принадлежности к роду шаманов. Когда Сонхва родился, звёзды в небе светили слишком ярко, не оставляя сомнений, что перед ними будущий вождь. Пока не родился Хонджун и не порушил все их планы. Отец Хонджуна всегда называл его своевольным, но научил держать кинжал раньше, чем ходить. Жители называли их двоих Хугин и Мунин. Сколько бы Хонджун не ломал голову, так и не смог понять, кто из них «память», а кто «мысль», но ему нравилось быть одним из воронов Одина, тем более что вторая птица ему ни капли по силе не уступала. Сонхва и того был сильнее, но судьба распорядилась так, что вождём стал Хонджун. Он, которого Сонхва бесконечно укладывал на лопатки в любом поединке и прижимал к горлу острие копья. Всё изменилось, когда Сонхва неожиданно позвали на ночь созерцания, а вернулся он оттуда с двумя линиями на правой щеке. Только потом Хонджун узнал, что у того теперь меж лопаток теперь еще и изображение Иггдрасиля. Это звучало, как насмешка судьбы. Сонхва перестал брать в руки оружие, а Хонджун проклинал каждого шамана, не веря в то, что сильнейшего воина его племени ждала такая участь. Быть его жертвой. — Он - твоя тропа в Вальхаллу, мальчишка. Он же и выведет тебя оттуда, — бурчала старая шаманка, когда Хонджун регулярно каждую декаду посещал её на обряде очищения тела и духа. — Но только если я испью его крови и повешу на шею его кости? Старуха лишь хмыкнула, ни капли не уязвленная его ярым скепсисом и недовольством. Хонджун её терпеть не мог. Шаманке явно было за век, она ослепла на один глаз, но удара её трости хватало, чтобы трещина поползла по кости. От стариков в племени Хонджун знал, что путь, который предстоит Сонхва, она уже прошла: после ночи созерцания бравая воительница возвратилась жертвой для будущего обряда, её щеки были измазаны углём, а на следующее утро она лишилась глаза, потому что вождя ждал военный поход, и ему хотелось лёгкой победы. Это первый бой Хонджуна, и все ждали, что он поддастся традициям и прольёт кровь Сонхва. Но тот стоит рядом абсолютно целехенький, и это вносило смуту в провожающих вождя в плавание селян. Хонджун знал, что если не вернётся живым, всю вину повесят на этого маленького шамана, совсем недавно бывшего его лучшим воином и другом, но он нашел способ решить эту проблему. — Всё ещё болит? — хмыкнул он и ткнул пальцем в левое плечо Сонхва. Тот мгновенно зашипел как кошка. У них на плечах по ворону. Хугин и Мунин. И пусть только хоть один сельчанин тронет пальцем его шамана, Хонджун собственноручно выклюет ему глаза. Зачем ему кости и кровь Сонхва для победы? Всё, что ему нужно, это его копьё и щит. А шаман пусть остаётся на берегу, следит за селением и молится своим духам, чтобы они оберегали вождя от смерти. О Вальхалле песни слагают, но Хонджун вовсе туда не торопится. Он торопится назад на сушу, чтобы узреть Сонхва на вершине скалы с поднятым к небесам лицом, когда ветер треплет его не покрытые капюшоном волосы, целует измазанные в угле щёки, а морская соль оседает на языке. Хонджун не знает, но в такие моменты, когда он не может отвести от шамана глаз, тот слушает их предков. Они кружат над Сонхва стаей ворон, что так и норовят ухватить своими когтистыми лапами его накидку и утащить шамана за собой. Сонхва оправил капюшон и вздрогнул, когда один из викингов подул в горн, призывая всех собраться на драккаре. Хонджун прищурился и вытащил из-за уха шамана воронье перо, тут же выбрасывая его на ветер, хоть и хотелось подольше задержать руку в чужих волосах. — Я буду за тобой присматривать, — бросил Сонхва в спину, когда Хонджун направился к кораблю по черной дороге. Он усмехнулся и оглянулся через плечо. — Присматривай за селением, а меня просто жди. Сонхва поджал губы и смолчал. Хонджун во все эти обряды не верил. Не знал, что с Сонхва каждую ночь общается костлявая, шепчет в ухо, как заберёт его маленького вождя с собой. Поэтому шаман тайком подкинул ему в карман прядь собственных волос, сплетённых в тонкую косичку. Такие же тянулись у Хонджуна от висков к шее. Когда драккар отплыл так далеко, что слух улавливал только шум волн, оставляя позади радостные пожелания селян на лёгкую битву, Хонджун услышал свист. Он успел сделать шаг в сторону, как в мачту с треском влетела стрела. Вождь остановил переполошившихся воинов лёгким взмахом руки, когда узрел привязанную у наконечника алой нитью записку. Если умрёшь, только позови меня, и я укажу тебе путь назад. Хонджун с ухмылкой обернулся и, хоть он не видел, но знал, что Сонхва стоит на возвышенности и до боли сжимает в пальцах теплое дерево лука.