И лучшим подарком остались наши объятья

      Рома побаивался ходить один по темному лесу.       Хоть чащоба и не стала для него страшным местом из детских сказок, как для остальных, но мальчику неизменно казалось, будто кто-то прячется за деревьями и подолгу смотрит ему вслед. Чувство тревоги появилось после пропажи Вовы и со временем не исчезало. Сейчас Рома шел по лесу и опасливо оглядывался вокруг. Вдруг за соседним деревом прячется монстр, который только и ждет, чтобы мальчик отвернулся, чтобы схватить его когтистыми лапами и утащить в самую чащу леса?       Хрясь! Бам!       Засмотревшись по сторонам, Рома наступил на ветку и, испугавшись неожиданного треска, отпрыгнул и упал. Он приземлился на пятую точку, ударился головой о ствол дерева, сверху на него посыпался снег. Отмахиваясь от белых пушинок, мальчик шарил рукой вокруг, в поисках выроненного свертка. Потерять его в сугробе в такую темноту означало неминуемый крах Ромкиного плана! Испугавшись, что все пойдет коту под хвост, Пятифан сорвал с руки варежку и стал голыми пальцами разрывать снег вокруг, ощущая, как кожа начинает колоть от мороза. Под руку попадались гнилые листья, ветки и ледышки, и Рома почти отчаялся, когда пропажа наконец нашлась. Мальчик с трепетом вцепился в нее двумя руками, развернул бумагу и убедился, что его подарок не пострадал. Аккуратно стряхнув снег, Рома убрал сверток во внутренний карман куртки и поднялся на ноги.       Он приехал с соревнований по боксу около часа назад, забежал домой, бросил грамоту на стол, переоделся, и снова выскочил за дверь, на ходу доедая бутерброд. Идея, поселившаяся в его голове, не давала мальчику усидеть на месте и толкала его вперед, даже несмотря на то, что там был темный страшный лес. Как бы он ни был напуган, почему-то Рома считал, что выполнение его задумки стоит того, чтобы пройти насквозь сотню таких чащоб.       Дом Антона показался из-за размашистых лап деревьев, одетых в белые пушистые перчатки. Прошмыгнув между ними так, чтобы снег не засыпался за шиворот, Пятифан посмотрел на выходящие в сторону леса окна. Какое-то из них — Роме предстояло догадаться левое или правое сверху, — вело в комнату друга. Перемахнув через забор, мальчик несмело подходил все ближе к дому. Его запрокинутая голова свидетельствовала о том, что он старается разглядеть в немом взгляде старых окон, кому они принадлежат. В душе он надеялся, что на подоконнике у Оли стояли куклы или плюшевые медведи, которые дали бы мальчику подсказку, но это оказалось не так. Решив, что действовать нужно немедля, чтобы клокочущие в горле сомнения не заставили его уйти, Рома нагнулся к земле и слепил небольшой снежок.       Бам!       Удар пришелся в верхний правый угол дома. За заинденевшим окном было трудно что-то рассмотреть, ледяные узоры лежали на стекле, как плотно сплетенное кружево, но Роме показалось, будто в комнате качнулась занавеска. Не намеренный сдаваться, мальчик слепил еще пару снежков. В конце концов, если в комнате кто-то был, достучаться до него было лишь делом времени.       Бам! Бам!       Фигура Антона замаячила за стеклом, когда Рома лепил очередной снежок. Голова взъерошенного мальчика высунулась в окно, и Петров увидел, как его друг стоял согнувшись пополам, черпая новую горсть снега в замерзшие ладони. Рома посмотрел на Антона и несмело улыбнулся. Он был смешным и милым, как котенок, которого хозяйка разбудила ото сна, погладив по пушистому животу. Без очков, с взъерошенными, торчащими во все стороны светлыми волосами и сонным лицом мальчик пробуждал в Роме чувство домашнего уюта и непонятного тепла.       — Ром, ты чего? — спросил Антон, потирая глаза. Должно быть, он уже собирался спать или читал свои комиксы, лежа в кровати.       — Давай сюда! — позвал Пятифан, бросая снег и потирая варежки о штаны. Он был так взбудоражен появлением Антона, что не мог объяснить, почему мальчик должен к нему спуститься, а лишь ожидающе наблюдал за ним. Все-таки Ромка выбрал правильное окно!       Антон глубоко вдохнул, видимо, собираясь что-то сказать, но промолчал. Пятифан догадывался, почему. Какой толк что-то спрашивать, если Рома уже пришел через темный страшный лес и явно не намерен уходить? Упрямства Пятифану было не занимать, ему нравилось идти до конца, выходить победителем из всех спорных ситуаций. Разве было возможным, чтобы он отступил от задуманного? Оба мальчика знали однозначный ответ на этот вопрос. Антон огляделся по сторонам, видимо, ища очки, а затем исчез за занавеской.       Дожидаясь, пока Антон спустится, Ромка ковырял носом ботинка рыхлый снег. Мальчик выводил на белом покрывале разные фигуры и тут же топтал их, чтобы начать вырисовывать новые. Неясные очертания появлялись и исчезали, и в них было невозможно что-то разглядеть. Линии рисунков путались также, как мысли Ромки, завязываясь в непонятные, тугие узлы.       Антон вышел из дома плотно закрыв за собой дверь. Видимо, все обитатели его жилища уже готовились ко сну, и ночной беглец не хотел нарушать всеобщий покой. Хотя Ромкиной маме и не было дела до того, где ее сын шлялся денно и нощно, мальчик все же догадывался, что мать Антона всыпала бы ему по самое «не хочу» за ночные прогулки по кромке леса. Тайги, которая последние месяцы утягивала детей в свое темное нутро и не возвращала их, превращала пропавших в дочерей и сыновей Хозяина леса.       Натянутые наспех валенки, проваливались в сугробы, когда Антон стал пробираться к Ромке по непротоптанной тропинке. Мальчик неказисто расставлял руки в стороны, чтобы не упасть, когда вытягивал застрявшие ноги из снежного плена. Казалось, он очень спешил выйти из дома: на голове не было теплой шапки с надписью «спорт», куртка была не застёгнутой, а на ногах и вовсе были полосатые пижамные штаны. Увидев друга, Рома несмело улыбнулся и сдержал порыв пойти навстречу Антону.       — Привет, — Антон шмыгнул замерзшим носом и остановился напротив друга. В стеклах его очков отражался Рома, пики таёжных сосен и звездное небо. — Как соревнование?       — Первое место занял, — протараторил Ромка, забыв поздороваться. — Но я ведь не похвастаться пришел! У меня, — Пятифан запустил руку за пазуху и вытащил оттуда помявшийся сверток. — Подарок для тебя есть, Тошик. Мне за первое место помимо грамоты, дали еще сладкий подарок, а в нем — вот. Я как увидел, так сразу, — мальчик запнулся. — О тебе подумал. Несколько секунд Антон молчал, а затем потупив глаза, скромно сказал:       — Да ты чего, Ром. Это же тебе подарили, за победу, — он замотал головой и светлые прядки волос, упали на разрумянившееся щеки. — Я не могу взять.       — Да ты хоть посмотри! — Пятифанов пихнул сверток другу. Его сердце забилось сильнее от осознания, что Антон может отказаться от подарка. Ради него Рома бережно заворачивал подарок в бумагу по дороге с соревнований в поселок, ради него пробирался через темный лес, из-за него, как дурак, не мог дождаться рассвета. Рома хотел увидеть его улыбку, стать причиной радости мальчика с красивыми зелеными глазами.       Напускная вежливость Антона отступила под напором Ромки, и Петров несмело потянулся за свертком в руках друга. Ненадолго их пальцы соприкоснулись, и Пятифан дернулся от неожиданности. Руки Антона были холодными, но очень мягкими.       В таёжной тишине зашуршала бумага. Крупным снежинки начали падать с неба так медленно, словно мальчиков поймали в сувенирный снежный шар и несильно его встряхнули. Будто кто-то хотел, чтобы мир вовсе замер. Ненадолго Роме показалось, что этим загадочным «кем-то» был он сам.       Когда с оберткой было покончено, в руках Антона осталась лежать большая плитка шоколада. Она была такой огромной, что мальчику приходилось держать ее двумя руками. Минуту Антон смотрел на нее, не отрывая взгляда, а потом тихонько произнес:       — Это же…       Ромка гордо вздернул подбородок и подошел ближе к другу. Он посмотрел на свой подарок и продолжил фразу Антона.       — Диснейленд, да.       На самом деле, он не знал, был ли на обертке действительно изображен «Диснейленд», но там был запечатлен огромный, сверкающий парк аттракционов. Казалось, если продолжить смотреть на эту картинку в волшебной таёжной ночи, можно ненадолго перенестись в этот парк, прокатиться на чертовом колесе, американских горках и досыта объесться розовой сладкой ватой.       — Она должна быть очень вкусной, — важно, но с улыбкой продолжал Рома. — Это белый шоколад, а внутри там хлопушки. Ну, такие, — он несколько раз свел вместе пальцы на руке, а затем разжал их, имитируя салют. — Шипят и взрываются во рту.       — Спасибо, — полушепотом отозвался Антон. Он немного помолчал, чтобы до Ромы дошла глубина его благодарности. — Уж не думал, что ты запомнишь мои рассказы о Диснейленде.       — Это же твоя мечта! — горячо отозвался Пятифанов. — Конечно, я запомнил. Иначе, каким другом бы я был?       — Ты самый лучший друг, Ром! — сказал Антон и в следующее мгновение крепко обнял ночного гостя. Его руки сжались на чужой спине, а Роме пришлось запустить свои под распахнутую куртку. Какое-то время они простояли так.       Довольный Ромка позволил себе закрыть глаза, и просто стоять, сжимая друга в теплых объятьях. От волос Антона пахло чем-то сладким и уютным, и Пятифан медленно вдыхал этот запах, с тоской делая каждый выдох, который забирал у него что-то бесконечно ценное.       Когда Антон отстранился, Ромка неловко перевалился с ноги на ногу, не зная, что еще сказать.       — Давай, я тебя хотя бы… — Антон огляделся, наконец подняв глаза от земли, — до калитки провожу?       Рома ухмыльнулся. Одним рывком от стащил с себя шапку, и натянул ее на голову Антона. Светлые пряди его волос смешно топорщились из-под нее в разные стороны и чуть-чуть закрывали глаза.       — Давай. Только не мерзни, а то нос уже такой красный, как будто скоро отвалится.       Антон поправил шапку и тепло улыбнулся другу. Мальчики неспешно побрели к калитке, и Рома с удовольствием ловил смущенный взгляд красивых, счастливых зеленых глаз.