Начало, или Первые шаги

Когда Рада довела его до квартиры, Максим основательно вымок и рад был оказаться в тепле и уюте жилого помещения. На звук открываемой двери из недр квартиры вышел пожилой человек в старом залатанном костюме, производивший впечатление опустившегося, но не сдавшегося ученого, все свое время проводившего в окружении пыльных фолиантов. Слезящиеся глазки старика с недоумением оглядели огромную фигуру Максима, а Рада произнесла длинную фразу и, указывая на старика, закончила ее: - Каан. Потом указала на Максима и, обращаясь уже к старику Каану, сказала: - Мак Сим. Они о чем-то стали говорить со стариком, пару раз прозвучало имя Гая, и, наконец, взгляд старика смягчился, он потер руки и удалился куда-то в глубину дома. Рада, скинув плащик, поманила Максима за собой, и он с готовностью послушался. - Мак Сим... есть? – спросила Рада, открывая холодильник. Максим отрицательно покачал головой. - Максим. Еда. Не надо. Вода – можно? - Маку не нужна еда, - медленно, с тщательной артикуляцией повторила Рада. – Можно мне воды? Максим повторил, она еще раз поправила и принесла стакан с водой. - Спасибо, Рада, - улыбнулся Максим, выпивая воду залпом и ставя стакан на стол. – Гай. Дом. Когда?.. Процедура повторилась, пока Рада не стала довольна его произношением, и тогда она показала ему часы – из двух циферблатов и с двумя же стрелками. Рада показала ему время – и три деления в плюс к нему. - Гай скоро будет дома. Максим кивнул и сказал: -Максим хотеть... хочет спать. Рада просияла. - Правильно! Мак говорит правильно! Она отвела его к узкой кровати и объяснила, что это – Гая. А Максим, с удовольствием растянувшись на покрывале и уткнувшись носом в подушку, от которой пахло чем-то свежим, как дождь там, дома, чувствовал, как наваливается усталость, и с радостью отдался ей, уснув крепко и без кошмаров... Открылась входная дверь, и в квартиру зашел Гай. Рада кинулась к нему и начала быстро-быстро рассказывать о том, что случилось за день, не дожидаясь, пока брат снимет сапоги и куртку или даже поставит в угол автомат. - Тише-тише, Рада. У меня безумно болит голова, ротмистр сегодня загонял хуже выродка на перевоспитании... – пытался остановить он разошедшуюся сестру, но у него не получалось, слишком много информации она хотела до него донести. – Что? Мак Сим, ты сказала? Да, точно... он так себя называл... Покажи-ка мне этого Мака Сима... Брат и сестра Гаал прошли к кровати, где Рада указала Гаю на спящего. Гай же, успевший забыть какой этот Мак Сим огромный, между делом поразился, как это он не падает с довольно маленькой для его размеров, да и неудобной кровати... - Что будем делать, Гай? – Спросила Рада. Она с сожалением смотрела на спящего. – Ты доложишь... Гай задумался. По всему выходило, что так и стоит поступить, но что-то его останавливало. Было ли это спасение сестры – или он просто не мог подвести этого великана с детской улыбкой, который, как он помнил и теперь знал точно, ничего в этом мире не понимал и не осознавал. Гай не знал, как поступить, поэтому предложил Раде дождаться утра, а там... там посмотрим. Наскоро перекусив, он разложил на полу рядом с кроватью запасную постель и, улегшись, мгновенно уснул. А Максиму приснился космос. Проснувшись, он некоторое время не мог понять, где он. Рядом находился человек. Знакомый, спящий глубоким сном, за стенкой – еще двое, в разных концах комнаты. "Мой обитаемый остров", - подумал Максим, вспоминая все, произошедшее вчера. Свесившись с койки, он поглядел вниз, на спящего легионера, на Гая. У того на щеках лежали тени ресниц, по-детски густых и острых, а стриженый армейский ежик смешно топорщился. Максим улыбнулся и провел по нему ладонью. Стало щекотно, а Гай – открыл глаза. - Здравствуй, Гай, - сказал Максим, улыбаясь. Гай сначала сонно кивнул, а потом, вздрогнув, уставился на Максима. И заговорил. - Не понимаю, - признался Максим, и Гай, выругавшись, поднялся и сел с ним рядом на кровать. - Рада. Каан. Хорошие. Гай – хороший, - сказал Максим, снова лучезарно улыбнулся и уселся рядом с Гаем поудобнее, заглядывая ему в глаза сверху вниз. Вставала языковая проблема... - Мак. Учить. Слова? – спросил Гай. - Тяжело, - сказал Максим. Гай вздохнул. Взгляд у этого гиганта был добрый и открытый, и Гай еще подумал о том, есть ли в его небольшой библиотеке учебник с алфавитом и основами грамматики, и если нет, то где его можно достать... Максим посмотрел в маленькое окошко, где уже занялось утро. - Солнце, - произнес он на линкосе. На что Гай недоумевающее нахмурился и сказал: - Свет. Он включил лампу и повторил: - Свет. Максим повторил за ним. Свет и свет? А как же солнце? Небо здесь фосфоресцирует днем и ночью, так что Максим бы не удивился, если бы люди, живущие здесь, не имели бы в своем словаре даже слова такого, для обозначения дневного светила… Гай, уже решив что-то для себя, вскочил с кровати и отправился на поиски алфавита и словаря. Надо было обучить этого дикаря, массаракш, чтобы он сам задавал вопросы, а то по глазам же видно, что их сотни, а то и тысячи, но слов не хватает, и он, Мак, мучается, стоит только заглянуть – снизу вверх, массаракш! – в эти странные темные глаза. Подходящей книги не оказалось. Тогда Гай оделся, взял несколько мягких квадратных бумажек – Максим не понял их назначения, а Гай не смог объяснить – и жестом позвал Максима за собой. Тот, уже одетый, проследовал за Гаем. Они вышли на улицу, где, казалось, со вчерашнего дня ничего не изменилось, только дождь прекратился. Гай уверенно шел вперед. Они прошли несколько улиц, углубились немного в пустынные переулки, и, наконец, оказались у неприметной двери, над которой горел синий осветительный шар. Максим таких еще не видел. Они вошли внутрь. Оказалось, что это – книжный магазин, небольшой, но с весьма богатым выбором потрепанных книг. Гай прошелся между стеллажей, нашел нужный и вытащил из ряда книг небольшую брошюру карманного размера. Потом еще одну, потолще. Вышел хозяин, они с Гаем переговорили коротко, видимо, о Раде и еще о чем-то, чего Мак не понял. Гай отдал продавцу один из бумажных квадратиков и вышел, уводя Максима. Когда они снова оказались на людной улице, Мак тронул Гая за плечо и сказал: - Смотреть. Деревья. Много. Гай кивнул. Его забавляла манера Мака строить предложения, хоть он и понимал прекрасно, что это вынужденная мера, а не игра. Они пришли в парк, и Максим с удовольствием растянулся на траве, вытянув ноги, но Гай указал ему на запрещающий знак. Максим, хоть и выразил недоумение и непонимание, послушался, и вскоре они нашли в зарослях разлапистого кустарника незанятую скамейку, куда и забрались, усевшись рядом. Гай открыл меньшую книжку и начал знакомить Мака с алфавитом. Какие-то буквы тот уже знал, поэтому обучение шло успешно и быстро, что весьма поражало Гая. После алфавита был счет, они рисовали на песке буквы и цифры, смеялись, и все было хорошо, пока Гай не вспомнил, что завтра ему возвращаться в казармы и быть там до конца недели. Он притих, перестал смеяться и внимательно наблюдал, как Мак, нарисовав на песке ряд чисел и алфавит, написал рядом свое имя, без правил соблюдения грамматики, но более-менее годное к прочтению... Гай исправил ошибку и сказал: - Хорошо. - Домой? – спросил Максим, улыбаясь и стирая с песка все знаки. - Домой, - повторил Гай и поднялся. Не спеша, они вернулись к Раде и старику Каану, которые уже ждали их с тревогой и нетерпением, ведь никто их не предупредил о долгом отсутствии. Рада, думавшая, что утром Гай все-таки принял решение вести Мака в комендатуру, расплакалась. Пришлось Гаю ее утешать, а Максим непонимающе смотрел на эту сцену. Успокоившись, Рада отправилась готовить ужин, а Мак и Гай, взяв по бутылке пива, устроились на диване. Гай достал гитару, и Максим тут же протянул к ней руки с просьбой. Инструмент был настроен без всякой логики, если спросить Мака, но был вполне привычным на вид, даром что восьмиструнным. Настроив гитару, Максим некоторое время просто перебирал струны, слушая звук и думая о том, что сыграть. Из кухни выглянула Рада и, широко раскрыв глаза, застыла в дверях. Гай приложил палец к губам – мол, не мешай. Мак запел что-то приятным голосом, слова были совершенно незнакомы, но это еще ничего, но вот мелодия представляла собой нечто странное и настолько чужое, насколько не был чужим сам Мак Сим. Непривычная песня, непонятная. Максим замолчал. Гай и Рада тоже молчали. Потом на кухне что-то зашипело, зашкворчало, Рада кинулась туда, и Гай сам взял гитару, перестроил обратно и тоже запел. Песня была веселой, плясовой, голос у Гая был приятный, хоть и не выдающийся, и Мак улыбался и кивал в такт, глаза его искрились весельем... Гай спел еще несколько песен, потом они повторили алфавит и цифры – Максим запомнил их без ошибок и имя свое написал без запинки, а потом Рада позвала всех за стол. Гай сходил за стариком, и они все вместе уселись ужинать. Максим больше спрашивал, чем ел, указывая на предметы, еду и демонстрируя действия. Рада и Гай терпеливо отвечали. Старик Каан в процесс обучения не вмешивался. По телевизору передавали новости, потом заиграл марш Легионеров, и Гай, спокойный и уравновешенный до того момента, вдруг вскочил и стал подпевать, и Рада, и даже старик, напрягая связки, что-то пели, кричали и безумствовали в полурелигиозном экстазе... Максим смотрел на них в недоумении, широко раскрыв глаза и переводя взгляд с друзей на экран телевизора. Там мелькали кадры парадов, учений, вдохновленные лица рядовых и офицеров, и толпы людей, заливающихся овациями при виде отрядов с Легионерами... "Вперед, легионеры, железные ребята..." Они повторили весь марш раз, второй и третий, пока не выдохлись, не сели на свои места, ошарашенно мотая головами и плохо воспринимая окружающее. Старик потянул из-за пазухи флягу, налил из нее себе и Гаю прямо в пустые кружки, и быстро выпил, словно это было лекарство. Бледная, дрожащая Рада извинилась и вышла, а Максим, взяв со стола салфетку, вытер взмокший лоб Гая, вопросительно и тревожно заглядывая ему в глаза. - Все хорошо, со мной все хорошо, – сказал Гай. Совместными усилиями они довели старика до его кровати, помогли раздеться и уложили, а сами вернулись в комнату. Рада убирала со стола, но настроения веселиться у Максима уже не было: виной тому была непонятная и неприятная сцена, свидетелем которой он только что стал. И она была точным повторением того, что он увидел, когда только-только попал на Обитаемый остров... Гай попытался было улечься туда, где спал в предыдущую ночь, на пол, но Максим пресек это и почти силой заставил поменяться с собой местами. Гай лег на кровать и, заложив руки за голову, смотрел, как Мак устраивается на полу: казалось, что неудобств он не испытывает... Кто знает, может, он в своих горах мог и на камнях спать?.. Тут Максим посмотрел на Гая, и в глазах его мелькнули сожаление и грусть. - Что случилось? – спросил Гай. - Максим... Я не хочу. Гай. Уходить. Завтра. Гай моргнул. Это было неожиданно, и он не знал, как реагировать, поэтому он перегнулся через край и потрепал Мака по плечу: - Я тоже не хочу. Но... Так надо. Спи, Мак. *** Гай, как и обещал, вернулся в конце недели. Рада была на работе, дядюшка Каан – занят разбором почты, поэтому первым Гая встретил Максим. - Здравствуй, Гай. Я рад тебя видеть. - Привет, Мак, - устало выдохнул Гай, не садясь, а просто падая на стул. – Делаешь успехи в грамматике? Максим очень довольно кивнул: он уже усвоил основные правила и уже изъяснялся понятно, не хватало ему только словарного запаса и тонкостей, присущих любому языку. - Ты уже научился читать? - Да. Немного. Рада дала мне свои книги – там простой язык. Гай ухмыльнулся. - Наверное, романы про любовь? – спросил он. - Да, но я некоторые вещи не понимаю. Ты объяснишь мне? - А что ты у Рады не спросил? - Она не хочет... Стесняется. - Что ты там нашел такого, что могло ее смутить? – удивился Гай. – Это же для школьниц романы. Ну-ка, неси. Максим принес ему небольшую книжку в пестрой обложке. - И что тебе не понятно? – спросил Гай. - Вот. Мать утешает ребенка, - указал Максим. - Ну? – спросил Гай. - Почему - так? – Мак ткнул пальцем в абзац. Гай непонимающе посмотрел сначала на него, потом – в текст. Он искренне не мог понять, что вызвало у Мака такую реакцию: в тексте книги мать действительно утешала плачущего ребенка. Дав ему звенящую куклу, она вышла из комнаты, а через какое-то время он успокоился. - Почему она... не взяла его на руки? Не покачала? Не поиграла с ним? – спросил Мак. Гай удивленно ставился на него. - Зачем?.. - Чтобы он быстро успокоился. - Но он и так успокоился... - Гай, ему тут всего год. Обнимать ребенка, маленького ребенка – это нормально. - Зачем? – твердил Гай. Максим с сожалением посмотрел на него и ответил: - Чтобы он знал, что его любят. -Он и так знает, - возразил Гай. – Я вот знал. - Тебя воспитали так же? - И всех детей, Мак, и меня, и Раду... Гай запнулся, когда Максим, который все еще стоял рядом с ним, сидящим за столом, вдруг наклонился и обнял его, сдавил плечи так, что в них что-то явственно хрустнуло. - Ты меня убить хочешь?? - Убить?.. - Лишить жизни. - Нет, Гай, - вздохнул Мак, и от его дыхания на шее Гай поежился, ему стало щекотно. – Нет, Гай, мне просто жаль. Мне жаль тебя и жаль Раду. Неожиданно для себя Гай покраснел. - Вот и обнимался бы с Радой, - сказал он. - Что, младший брат позволяет? – усмехнулся Мак, ослабив объятия, однако, так и не отпуская Гая. - Позволяет-позволяет. Отпусти уже, Мак! – Гая трясло, и губы у него побелели. Максим отпустил его: - Что? Гай, тебе плохо? – спросил он. - Да. Мне плохо, - ответил Гай. - Почему? - Не знаю. Оставь меня в покое. Максим послушался. Он поставил ширму, отделяя свой топчанчик из поля зрения Гая (его они купили вместе с Радой, пока ее брата не было дома), а тот все сидел за столом, держась за голову. Раздевшись, Мак улегся под одеяло. В комнате наступила тишина, только часы едва слышно журчали, потом погас свет, стукнули об пол скинутые сапоги, заскрипела кровать, и Максим услышал вздох Гая: - Извини. Не знаю, что на меня нашло. - Все в порядке, Гай, - сказал Максим. – Ты только прости, но... мне тебя жаль. Это правда. Он услышал, как Гай заворочался и, судя по всему, завернулся в одеяло с головой. Надо было спать, но сон как назло не шел. Через полчаса бессмысленных попыток уснуть (Максим даже тахоргов считать пытался, но не помогло), Мак осторожно откинул одеяло и встал, чувствуя, как остывший воздух приятно холодит кожу. Он вышел из-за ширмы и неслышно подошел к спящему Гаю. Тот лежал, запрокинув руки за голову, грудь его вздымалась мерно, спокойно. Чем была вызвана эта внезапная негативная вспышка, Максим не понимал, но догадывался, сложно было не догадаться, когда от твоего невинного прикосновения человека начинает трясти от ужаса. И ведь знаешь уже, что он тебя врагом не считает, а вот, поди ж ты, чуть за автомат не схватился... Максим сел на край койки, но Гай не проснулся. Тогда Максим положил ладонь ему на лоб и попытался достучаться до его сознания, примерно так, как он пытался с Фанком. Ответа не было, не было даже самой тоненькой ниточки связи, которую и проще-то было установить именно во сне, когда мозг человека находится в «свободном плаванье». Гай пошевелился и открыл глаза, совершенно без следов сна. - Что ты делаешь? – спросил он. - Снюсь тебе, - ответил Максим и, положив вторую ладонь на грудь Гая туда, где билось сердце, все-таки смог установить связь. Глаза Гая изумленно расширились – то ли от услышанной нелепицы, то ли от охватившего его чувства тепла, но первое желание сбросить с себя руки Мака прошло быстро. Гай замер, чувствуя себя пойманным. Он ощутил свое сердце судорожно бьющимся, словно лежащим в чьей-то теплой ладони, бесконечно терпеливой и бесконечно доброй. - Мак... – пораженно выдохнул Гай, он был испуган и чувствовал неуверенность и тревогу, но все эти чувства растворялись в спокойствии Максима, которой тот щедро делился со своим другом, да, именно другом, Гай чувствовал, что Мак именно так называет его про себя, массаракш, ну что за невероятный человек этот Мак Сим, дикарь, неумеха, ребенок... Можно было дать ему сотню имен, но все они были бы неверными. А правильного Гай не знал, а сейчас и знать не хотел, ощущая, как от ладони на груди расходится жар, как он греет и топит кости, и как мир вокруг становится тихим-тихим. "Баланс у него ни к черту... – думал Максим, не шевелясь. – Так и до криза недалеко. Подлатать? Выдержит ли сейчас, в сознании?" - Гай... – шепнул он. - Что? – едва слышно ответил Гай. - Ты боли боишься? - Я легионер, - гордо ответил Гай. – Мы не боимся боли. Максим едва заметно поморщился – ему не нравилась напыщенность этой фразы. Он направил свой энергетический ресурс в работу – наладить расшатавшиеся связи, сбалансировать внутреннюю энергию Гая, пытаясь унять вместе с этим нудную боль, обязательно возникающую в процессе. Гай только тихо ругался сквозь зубы. Получалось хорошо. Максим запустил самовосстановление и отпустил Гая. - Все хорошо? – спросил Максим. - Массаракш... – ответил Гай. – Это было так необходимо? Что ты сделал? - Вылечил тебя. - Что? – шепотом воскликнул Гай, помня о дядюшке и Раде, спящих за стенкой. Максим опустил взгляд. – Я что, тебя просил? Я – тебя - просил?.. - Нет, но... - Не надо было, Мак! Что-то, чего я не хочу – не надо, понимаешь?.. Максим смотрел на Гая. Не понимал. Он же сделал хорошо. Почему Гай недоволен? Или... - Не бойся меня, Гай, - сказал Максим, и Гай задохнулся от возмущения. Чтобы он, легионер, кого-то боялся?! Не было такого, массаракш, никогда не было и не будет, массаракш и массаракш! - Почему ты испугался меня именно сейчас? – спросил Максим, а Гай ответил: - Я не боюсь. Как отрезал. Боль уже давно отступила, и Гай костерил Максима, на чем свет стоит. - У тебя вот здесь, - Мак, не обращая внимания на ругань друга, дотронулся до его лба и основания черепа. – И здесь... – касание в область сердца. – Ммм... массаракш... как это сказать... конфликт, – произнес Максим на линкосе. Гай непонимающе нахмурился. - Война, - наконец нашел подходящее слово Мак. – Военные действия. Из-за них твои сердце и голова чувствовали себя плохо. Гай рассмеялся. Какие военные конфликты могли быть у него внутри? У него, защитника общества, надежды Огненосных Творцов? Он всегда знал, кто враг, а кто нет, он безоговорочно верил начальству и у него были цели в жизни, о чем он говорит вообще, этот сумасшедший Мак?.. Все это он попытался донести до Максима, но тот не понял половины и только сокрушенно качал черноволосой головой. Раздался звонок во внешние двери. Три часа ночи, кому они могли понадобиться? Но это ждали Гая, по тревоге подняв его отделение и вырвав из увольнительной. - Срочный вызов, я должен идти, - сухо сказал Гай Максиму, одеваясь и закидывая автомат на плечо. – Передай Раде. Скажи, чтобы зря не волновалась. Максим кивнул, и Гай вышел вон. *** Вернулся он только следующим вечером, пьяный, пропыленный, пропахший горячим железом, порохом и кровью, своей и чужой. Поставив на стол принесенную бутылку мутного синего алкоголя, он тяжело опустился на максимов диванчик и, вытянув ноги в грязных сапогах, кинул каску и автомат на пол и посмотрел на Раду и Максима, которые встревоженно смотрели на него. - Меня повысили, - сказал Гай, и Рада вскрикнула от неожиданности и радости. – Теперь я капрал Гаал. Глаза у него были хоть и радостные, но уставшие, и было в них что-то еще такое, чего Максим не понял. Он присел перед Гаем на пол и стал стаскивать с него сапоги, и сначала Гай пытался его оттолкнуть, но потом сдался, закрыл глаза и не мешал расстегивать на себе куртку, спускать с плеч на бедра комбез, а майку с него Максим срезал ножницами. На плече у Гая была неопрятно наложенная повязка, кожа вокруг покраснела и воспалилась, и бравый легионер не чувствовал боли только потому, что был мертвецки пьян. - Принеси воды, - сказал Максим Раде. Та молча послушалась, и Максим, отмочив присохшие бинты, осторожно снял их и стал промывать ножевую рану, неглубокую, но неприятную, обработал ее антисептиком, который дала Рада, и замотал чистыми бинтами. Гай, лежа на диване в неудобной позе, пока его перебинтовывали, успел уснуть, и Максим, положив ладонь поверх бинтов, послал импульс. Ему даже не пришлось сосредотачиваться: он ощущал связь с Гаем как нечто материальное, как тонкую алую нить от своего сердца к сердцу Гая. - Будет еще болеть недолго. Потом быстро пройдет. Рада только удивленно покачала головой и налила в два стакана немного принесенного Гаем напитка. Максим кивнул – им было что отпраздновать. Он уложил Гая поудобнее и, подойдя к столу, принял свой бокал из рук Рады. Они выпили в тишине за то, что Гай вернулся живым, да еще и в новом звании. Алкоголь оказался терпким и в меру вкусным. Рада убралас со стола и ушла в соседнюю комнату, а Максим достал гитару и, перестроив инструмент под себя, тихо перебирал струны. Ему нравилось их чужое звучание, и он подумал – а хорошо бы переложить известную ему музыку так, чтобы в полной мере использовать возможности гитары. Он тихо наигрывал земную колыбельную, пока Гай не перестал похрапывать и не повернулся к нему. - Сколько времени? – хрипло спросил он. - Четверть пятого, - ответил Мак, не останавливая игру. - Я слышу, что твой словарный запас улучшился... А ведь прошел всего один день, - заметил Гай, потягиваясь. - Да, - кивнул Максим. – Я больше не читаю романы. Теперь я читаю учебники, Рада из библиотеки принесла. - И сколько ты прочел за вчерашний день? – поинтересовался Гай. Максим задумался: - Один – по основам астрономии. Еще один – по математике. Детские, конечно. Там простой язык. Гай, который именно в этот момент зевал, едва не вывихнул челюсть: - Ты их уже прочел?? - Они маленькие. Рада тоже удивилась. А дядюшка Каан подсунул антропологию, но пока это сложно. Я плохо знаю язык. - Говоришь ты вполне понятно... - Письмо учить сложнее. А говорить легче. - Что ты такое играешь? – спросил Гай. – И почему у меня не болит плечо? - Я тебя лечил. Немного. Извини, Гай. Гай раздосадовано плюнул. - А играю... я играю колыбельную. Давно уже. Спать не хочется. - Никогда такой не слышал, - снова зевнул Гай, а Максим усмехнулся: - Не слышал... Там, где я родился, ее тоже уже забыли, она старая. - Соседи жаловаться не приходили? - Нет. - Значит, ты всех усыпил, - сказал Гай, улыбаясь. Похмелье его не мучило, и Максим улыбнулся в ответ. - У меня три дня увольнения по причине нового звания... Так что я посплю завтра подольше. Скажи, чтоб не будили, - попросил Гай. - Хорошо, - ответил Максим. – Но тогда завтра погуляем по городу, ладно? - Договорились, - ответил Гай, стягивая так и болтавшийся в районе талии и мешающий комбинезон. Максим принес ему пижаму, и Гай благодарно принял ее, но не стал надевать, а посмотрел на Мака, словно... словно что-то он не договорил, когда вернулся. Максим вернул взгляд. Коленки у Гая были острые и ободранные, не до крови, а так, неприятно. - Принесу антисептик, - сказал Максим. - Поможешь? У меня руки плохо слушаются, - пробормотал Гай. - Хорошо. Намочив вату едко пахнущей прозрачной жидкостью, Максим осторожно промокнул раны, подул и коротко поцеловал бледную кожу. Гай от неожиданности вздрогнул и едва не упал с дивана. - Быстрее заживет, - весело улыбнулся Мак. Ему понравилось дразнить Гая, а тот покраснел, пробормотал что-то про сумасшедших людей... с гор, которые выкидывают неизвестно что с ничего не подозревающими капралами, тогда как должны восхищаться и благоговеть. Максим пытался смеяться тихо, но Рада все-таки проснулась, вышла к ним и пригрозила, что если она еще раз что-нибудь услышит, что ее разбудит, то не посмотрит на капральский чин, и Гай так у нее получит, как получал в детстве, а Маку достанется за компанию. И, массаракш, пусть уже Гай наденет штаны! Рада удалилась, а двое возмутителей ночной тишины, посмеявшись, немного поговорили, не касаясь методов лечения Максима, а потом Гай все-таки уснул. Мак до утра сидел рядом, проводил Раду на работу и все-таки задремал на "рассвете". Гай его растолкал днем. Был он бодр и жизнерадостен, одет в новую - парадную, наверно – форму, с золотыми шнурами, и намеревался вытащить Мака из дома до наступления сумерек. Подчиняясь этому веселому напору, Максим оделся, утащил с кухни кусок хлеба с заменителем мяса, оставшийся со вчерашнего ужина, и вышел вслед за Гаем из дома. Новоявленного капрала приветствовала во дворе и гуляющая детвора, и пожилые представительные дамы немелодично ахали вслед, и мужчины останавливали, чтобы пожать Гаю руку и назвать "опорой и надеждой нации". Гая любили, Максим это видел, да и сам он тоже полюбил этого мальчишку, легионера, гордо вскидывающего голову и заглядывающего ему в глаза снизу вверх, который до истерики боялся ласки и который никогда не сомневался в своих убеждениях... Берет с капральской кокардой у Гая был лихо сдвинут на бровь, глаза сверкали, табельное оружие не отягощало руки, и шел он рядом с Маком налегке, ловя на себе восхищенные взгляды. - Гай, - сказал Максим. – Расскажи мне про Легион. Сказать, что Гай был удивлен – не сказать ничего. Он даже остановился, так внезапно, что несколько человек в толпе, спешащие по своим делам, налетели на него, но не Максим. Он остановился в шаге от Гая и, внимательно заглянув ему в глаза, повторил просьбу. Гай подумал и сказал: - Хорошо, я расскажу. Но это будет тогда, когда ты полностью овладеешь нашим языком. Ты просто не поймешь меня, если я попытаюсь что-то объяснить... Не расстраивайся, это случится скоро, ты быстро учишься. - Я не расстраиваюсь, - улыбнулся Мак. – Мне это интересно, правда. Первым местом, куда они зашли, было заведение Мамаши Тэй, где работала Рада. Несмотря на ранний час, несколько столиков там уже было занято подгулявшими легионерами. Гай поставил им по пиву, после того как его появление было встречено оглушительными овациями – рядовые оказались знакомыми, тоже в увольнении. Рада принесла Гаю и Максиму кружки с пивом, и они, радостно улыбаясь друг другу, выпили по несколько глотков. К Гаю постоянно подходили рядовые, поздравляли, чокались с ним пивом, и Максим заражался их бьющей через край энергией... Только спать хотелось. Гай вдруг поймал его руку и вгляделся в подушечки пальцев: мозолей от струн не было, хоть Мак играл не один час. - Они уже прошли... следы, - поняв, что ищет его приятель, сказал Максим, и, довольно улыбнувшись, отпил из стакана. Гай посмеялся бы над выражением лица Максима, если бы не чувствовал, что плечо почти не болит и не ноет. Гай смотрел утром – на бинтах не было свежей крови, только сукровица подтекала, а края раны начинали сходиться. Что и говорить, удивительный человек этот Мак, и чтобы – не понять! – а хоть заподозрить это, хватало одного вскользь брошенного взгляда в эти глаза, массаракш, темно-коричневые, и это в городе, чье население не щеголяет радужкой темнее синего цвета, имея в массе глаза серые или голубые, только на Юге... А что на Юге? Там пустыня, неизвестно что там живет и живет ли вообще... Тут проще поверить в Зартак, в его тайны... Максим, не подозревая о картографических проблемах Гая, пил пиво и улыбался.... - Капрал! – услышали они оклик, и к столу подошел молодой, моложе Гая, легионер, тоже в парадной форме, но поскромнее. - Как приветствуете начальство, действующий рядовой Панди?! – командирским голосом гаркнул Гай. Мак удивленно посмотрел на него, но оба легионера уже смеялись. - Садись с нами, Панди, тебе ведь тоже есть, что отмечать, - сказал Гай, указывая взглядом на свободный стул, и Панди удобно на нем устроился, кивнул Максиму и заказал у Рады пиво. Мамаша Тэй сама принесла ему большую запотевшую кружку. - Как мы их вчера, а, Гай?! Вы вот внимания не обратили, но даже ротмистр был доволен и ругался как-то вдохновленно... - Не до того было, Панди. Максим заметил, что Гай, хоть и старался удержать лицо, помрачнел. Обратил на это внимание и Панди, хлопнул по столу белыми перчатками и сказал: - Что Вы так убиваетесь, Гай? Рана неглубокая у Вас, скоро будете как новенький, да и потом все равно ранят когда-нибудь... Мак смотрел на Гая и понимал, что не о том говорит Панди, что не это гложет его друга. Но в чем могло быть дело? Надо расспросить Гая подробно, с пристрастием... А вдруг расскажет? Максим обнаружил, что его зовут по имени и далеко не в первый раз. Очнувшись от задумчивости, он обнаружил, что Панди уже ушел, оставив на столе пару кредиток – за пиво, а Гай рассматривает его из-за своей кружки. - Ты не выспался. Засыпаешь на ходу, с открытыми глазами. - А я о тебе думаю, - честно сказал Мак и очень удивился, увидев, как смутился Гай. – Я что-то не то сказал? – встревожился Максим. – Ты покраснел. - С тобой пообщаешься – научишься не только краснеть, но и бледнеть, и курить, - проворчал Гай, допивая пиво и в упор, сердито, посмотрев на Максима. - Хорошо, что ты не умеешь курить, Гай! – убежденно сказал Максим. – Это такая мерзкая вещь, сигареты. Гай не выдержал, рассмеялся и, ухватив Максима за рукав, потащил его на улицу: - Пойдем, нечего тут сидеть. Я тебе покажу, что ты еще не видел. - Я в этом городе ничего почти не видел, - улыбался Мак, позволяя все, что Гаю заблагорассудится, позволяя тормошить себя и куда-то тащить... Поздним вечером в квартире Гаалов раздался стук в дверь. Рада впустила Максима с Гаем на руках. - Отметили, - хмуро сказала она. – Мак, не помогай ему с похмельем, пусть знает, как это бывает, когда все хотят с тобой выпить, а ты готов всех угощать ради праздника. Ты, я вижу, трезвый. - Я не очень люблю алкоголь, - спокойно сказал Максим, укладывая Гая на кровать и привычно расстегивая на нем комбез. Рада подошла, поцеловала Максима в макушку и посмотрела на Гая. Лицо у того было довольное. Она забрала и повесила на крючок помятый слегка берет, расстелила Максиму постель и немного пожаловалась на пьяных посетителей. Максим отправил ее спать. Она послушалась, хоть и казалась ему несколько не в себе. Максим осторожно раздел Гая до белья, подавив чувство дежавю, подтолкнул ему подушку. Очень хотелось подразнить спящего Гая, поцеловать, но Максим знал, что хорошего из этого ничего не выйдет, да и Гай не будет счастлив, что против его желания что-то делают, пусть даже и во сне. Все равно проснется, почует – на его взгляд неладное, и будет смотреть сурово и недовольно, и, наверное, краснеть. Даже Рада не смущается, сколько он, а, казалось бы, за время службы можно перестать так реагировать на невинные шутки. Гай, Гай... Какой ты еще мальчишка, бравый капрал Легиона... Вот ты спишь – а мне нравится смотреть, как ты спишь, и брови хмурятся, и свет на лбу от фонаря за окном, и щекотный ежик волос отбрасывает смешную тень. Ты так боишься прикосновений, так боишься чувствовать, ты даже не знаешь, что это такое – чувствовать. Я смотрел в словаре, специально, такое слова, как любовь, ласка, нежность - ведь они все считаются устаревшими... Как вы живете в этом эмоциональном вакууме, как вы здесь выживаете?.. Вот и Рада сегодня подошла, едва губами коснулась волос, а наверняка уверена, что совершила что-то непристойное, а я не отреагировал, а значит – отверг. А я тебя на руках таскаю, раздеваю – спокойна, это можно, это дружба. Но смотрит так, что не понятно, о чем думает. Бедный мой Гай. Бедная твоя Рада. И как мне убедить тебя, что я не представляю для тебя опасности, что можно мне доверять – ведь я уже заметил, какие вы здесь все настороженные, как вы держитесь мертвой хваткой за свою веру и не приемлите нового... И как же я мало еще понимаю...

Интерлюдия

Почему-то тихо и почему-то очень темно, так темно, что не видно никакого отблеска, и кажется, что взгляд обращен в ничто. А еще страшно. И страшно оттого, что страшно, паника такая, что стучат зубы и пальцы дрожат. Я не знал раньше, что существует такой ужас, что можно потерять контроль над собой. Потому что впереди – покачиваются в кожаных петлях вздернутые за шею несколько тел, искореженных радиацией. А под ними – ротмистр Чачу, смеющийся в тишине. Потому что за ним – четверо выродков, которых надо вести на расстрел, вот прямо сейчас. Женщина, двое мужчин. И ребенок. Снова – нажимать на курок, поливая их огнем из автомата, смотреть, как пули впиваются в чужую кожу, как тонкими фонтанчиками выплескивается кровь из рук, груди, а попавшие в шею - вызывают алый неостановимый фонтан. Но они не умирают, а только шире распахивают невидящие – мертвые – глаза и идут на него, идут, окропляя все вокруг своей кровью, которая уже должна была кончиться, массаракш, кончиться!! И под ногами уже хлюпает, когда их босые ноги пытаются неслышно ступить по размякшей от крови земле, а самому не двинуться, не сделать шага назад, конечности не подчиняются сигналам мозга... И Гай тихо сходит с ума, потому что не выдавить из перехваченного горла ни звука. А в тишине – какое-то поскрипывание, шелест, словно трутся между собой деревянные жернова, перемалывающие песок... Песок. Он пересыпается снизу вверх – в огромных песочных часах, в прозрачном стекле которых отражается лицо Гая, бледного, с закушенными губами и размазанной по щекам кровью. *** - Гай! Гай, проснись, Гай, Раду разбудишь. Пожалуйста, Гай! Пот течет по вискам, и осознание реальности происходит не сразу. Сначала он чувствует постель под собой, пространство наполняется обычными звуками города за стенами дома, и только потом Гай понимает, что рядом Мак, трясущий его за плечо, а в соседней комнате – Рада, а еще дядюшка Каан, и он их, кажется, едва не разбудил... Чем? Стоит вокруг сонная тишина, самый тихий час ночи. Он открыл глаза. На лице Максима Гай увидел облегчение и тревогу, хотел спросить, в чем дело, но тут на него накатило, нахлынуло воспоминание о дурном, только что упущенном сне, Гай заскрежетал зубами и вжался в подушку. - Все закончилось, - тихо сказал Максим, проведя ладонью по лбу Гая. – Что бы это ни было, это закончилось. Гай болезненно сморщился и фамильным жестом почесал шевелюру обеими руками, бросив косой взгляд на Максима: – Не вздумай. Не трогай меня. - Но, Гай... - Я уже просил тебя. Не надо меня лечить... - Но тебе плохо. Я не могу смотреть на то, как тебе плохо. Лицо Гая, и так неизбалованное избытком цвета, некрасиво исказила грубая гримаса злости и боли, на скулах разлилась землистая бледность. Полный жалости взгляд Максима окончательно вывел его из себя, и Гай попытался дотянуться, достать, ударить, стереть это ненавистное, массаракш, чувство из странных карих глаз... Максим легко ушел от размашистого и неточного выпада, перехватил костлявое запястье и завернул за спину Гая, с легкостью удерживая его одной рукой. Перед глазами Гая лицо Мака, доброго, сильного Мака, смешивалось с видениями из сна, с лицами тех, кого он, Гай, убил во сне и наяву всего день назад... - Можешь! - Да пойми ты, Гай! Тебе же будет легче! Я желаю тебе только добра! Максим не повышал голоса, но Гай сжался, закрыл глаза и... взвыл, закричал страшно, отчаянно, как кричат от невыносимой боли или полной безнадежности и беспомощности. Максим встряхнул его, прижал к себе и обнял крепко-крепко. Гай дрожал крупной дрожью, и Мак понял, что слов его тот не услышит и не поймет. Укачивая Гая, Максим крепко прижимал к себе его голову, заглушая вой, массировал виски и проклинал свою беспомощность. Гай успокаивался медленно, глаза его невидяще смотрели в стену за спиной Мака. Ни Рада, ни дядюшка Каан не вышли, хотя Максим точно знал, что Рада не спит, вслушивается в происходящее, сидя на кровати, и был он ей очень благодарен за проявленную женскую чуткость. В его руках Гай медленно покачивался из стороны в сторону, все так же зажмурившись. Максим мягко коснулся его сознания, и Гай замер. Его кожа резко контрастировала с загоревшей кожей Максима, который прижался темноволосой взлохмаченной головой к его лбу и дышал в один ритм с ним, Гаем, выводя его на поверхность, в существующую реальность из глубины кошмара, который все не хотел отпускать... Но ему пришлось подчиниться – мягкому прикосновению Мака, тихому шепоту, легким касаниям губ. Гай разлепил соленые – как теперь знал Максим – ресницы и открыл глаза, чтобы натолкнуться на взгляд Мака, немного испуганный. В теле Гая словно обрезали поддерживающие его ниточки, и он, внезапно ослабев, едва не выскользнул из рук Максима, но был пойман, прижат к горячей коричневой груди, в которой билось ровно и сильно чужое сердце... Максим гладил его по волосам, что-то шептал и целовал соленые щеки. Гай пытался оттолкнуть его, но ничего у него не вышло, как же, массаракш, сдвинешь такую глыбу, когда ей что-то пришло в голову, глыбе... - Мак, с ума сошел... Я воняю. У меня во рту словно лес жгли со зверями, а ты... Максим только крепче его обнял и сказал, что Гай глупый, и что ему, Маку, все равно, чем и как от него воняет, потому что это он, Гай, Гай Гаал – и никто больше. И что пусть он не боится засыпать – это же видно – потому что дурных снов больше не будет, ни сегодня, ни завтра – никогда. На это Гай возразил и сказал, что Максим, массаракш, не всемогущ и не может, массаракш и массаракш, знать наперед, что их ждет завтра. Разойдясь, Максим поцеловал его в висок и сказал: - Завтра? Я знаю, что будет завтра. Ты проснешься, здоровый и довольный, и мы все – ты, я, Рада, дядюшка Каан – пообедаем вместе, а потом ты расскажешь мне про Легион, как и обещал... Потом я спою несколько песен, ты поиграешь, а мы с Радой покажем, какому танцу она меня научила... Что будет потом? Потом будет ночь, и ты убедишься, что я прав. Гай пытался держать себя в руках, но у него ничего не выходило, губы сами растягивались в улыбке. - А что будет сейчас? – спросил он, слушая ритм сердца Мака, успокаивающий и умиротворяющий. - Сейчас я тебя поцелую, и ты уснешь, - спокойно сказал Максим. Гай моргнул и поморщился: - Я ведь уже сказал... - А я ответил. И все-таки Максим его поцеловал, как Гай ни отворачивался, поцеловал, не разжимая губ, едва прикасаясь. Гай не выдержал и закрыл глаза. Максим помог ему улечься обратно, накрыл одеялом и сидел рядом, пока он не уснул. А завтра все было так, как предсказывал Мак, и даже больше. *** - Легион занимается тем, что защищает общество от выродков, мутантов, а также от нападения вражеских армий Хонти и Пандеи. Во главе нашего государства стоят Огненосные Творцы. - Огненосные... Творцы? - переспросил Максим. - Несущие огонь создатели, - пояснил Гай более простыми словами, Мак кивнул. – Так вот. Во главе Легиона стоят они, они его создатели. Все генералы, полководцы, и военные министры-бюрократы в конечном итоге подчиняются именно им. Они – Закон. Не будь Огненосных Творцов, мы никогда не остановили бы эту кровопролитную войну, в которой погибло столько людей... Именно они придумали и создали башни противобаллистической защиты, которые спасли всех. - Они такие всемогущие? - Просто умные. Лучшие. А главное – они сделали все, чтобы спасти свой народ! Максима поражала горячность, с которой Гай рассказывал об устройстве аппарата власти. Все это были эмоции, не очень прочно подтвержденные фактами, и Максим решил потом почитать учебники самостоятельно, хоть и предчувствовал, что там эмоций не меньше, чем в речи Гая. - Легион, - напомнил он своему разошедшемуся рассказчику. - А. Да. Легион. Низший уровень – кандидаты. - Панди? - Он был кандидатом три месяца. Достаточный срок. За это время он побывал в пяти операциях, обычно достаточно трех, но Панди был слишком самоуверен и не обзавелся нужными знакомствами – за него никто выше рангом не поручился перед командованием. После чего он был произведен в действующие рядовые. Я вот три года отходил в рядовых, пока не стал капралом. Теперь мне подчиняется отряд, в котором поровну рядовых и кандидатов. Чтобы попасть на более высокую ступень службы, надо пройти испытание боем – это участие в боевых операциях. А еще есть испытание кровью, - Гай сухо глотнул. – То есть стать карателем. Убить осужденных. Максим смотрел на него во все глаза. Гай не был равнодушным, когда говорил об этом, отнюдь, он бледнел, и красивое лицо его шло неопрятными красными пятнами, и казалось, что ему сейчас станет плохо. Но, вопреки подобным ожиданиям, в глазах у Гая загорелся опасный фанатичный блеск. - Убивая это мерзкое отребье, выродков, мы очищаем мир! Мы даем возможность людям жить спокойно! Легион создан для защиты людей, и мы сделаем все возможное для этого! Вперед, Легионеры, железные ребята...! Максим подавил желание заткнуть уши – так нелепо звучал сейчас этот гимн... "Хорошо, что Рада не видит, - подумал он. – А то еще взялась бы подпевать, с нее станется..." Мак терпел и вслушивался в слова, а Гай пел, вскочил на стол, свернув на пол чайник с кипятком – Максим поймал его не иначе как чудом и поставил подальше во избежание повторения эксцесса, украдкой дуя на обожженные руки. Отдышавшись после приступа патриотизма, Гай заметил, где он находится, и что Максим сидит напротив, а лицо у него непроницаемое. - Я уже понял, что все вы – сплоченное войско Огненосных Творцов, а лично ты, Гай, крайне любишь Легион и без сомнения отдашь жизнь за общее дело, - сказал Мак. - Что? – поморгал Гай, вытирая лоб. - Ничего. Со стола слезешь?.. или будешь оттуда со мной разговаривать? Гай смутился и спрыгнул на пол. Покачнулся. Мак поймал его за локоть, усадил рядом, впихнул в руки кружку с чаем. Как не вовремя, массаракш, и ведь даже не в строю... Что подумает Мак? Хотя он умный, все поймет, поймет, массаракш, что этот восторг и эту ярость нельзя удержать внутри, что она рвет на части душу, если не дать ей выхода! Мак умный... И сильный, ловкий, а ведь именно такие нужны Легиону! А что если... - Мак! – вскрикнул Гай и случайно расплескал чай, в возбуждении махнув рукой. Все еще не остывший до конца почти-кипяток попал прямо на недавние ожоги Максима, и тот, как бы себя ни контролировал, но все-таки чертыхнулся и скрежетнул зубами. Гай бросился к раковине и, включив воду, заставил Максима опустить в нее обожженные руки. Но Маку опять не повезло – воду Гай случайно включил горячую... Через пятнадцать минут они все так же смирно сидели за столом, как до вспышки патриотичности Гая, только теперь он сам был сконфужен и виновато поглядывал на Максима, который смотрел на свои забинтованные руки с таким изумлением, будто видел подобное в первый раз. - Прости, - в сотый раз повторил Гай. Максим посмотрел на него. - Повязку уже можно снимать, - сказал он. - Что? – не понял Гай. - Я говорю – бинты уже не нужны. - Но у тебя волдыри такие! – виновато возмутился Гай. Максим рассмеялся и протянул ему свои руки, и Гаю ничего не оставалось, как размотать марлю: к его удивлению, кожа на поврежденных местах уже поджила, корочки отваливались сами, и Гай с удивлением заключил, что Мак был прав, бинты не нужны. - Ты думал, что если я могу вылечить тебя, то свои раны мне недоступны? – спросил Максим. Гай проворчал нечто, что Мак перевел как "сапожник без сапог". - Дашь мне книгу по истории? - Наверное, у меня нет... – задумался Гай. – Надо будет поискать, а если и правда нету, то купить. В местной библиотеке такой литературы не достать... - Купить?.. То есть вы не только еду покупаете, но и книги?.. – спросил Мак. - Да. А какая разница? И то, и то делают люди. - У нас такое тоже было. Еда, я понимаю. Но книги... Это история, ваша история... Она должна быть для всех, а не только для тех, у кого достаточно этих... кредитов, чтобы купить себе немного мудрости прошлых поколений, - слегка запинаясь на сложных словах, но уверенно произнес Максим. Гай пожал плечами. - На производство книг уходит немалое количество энергии, которая могла бы идти на вооружение! Поэтому то, что продается и ходит по рукам – фактически антиквариат. Новейшей истории ты не найдешь, только довоенную, - сказал он. - Удивительно, - покачал головой Максим. – Как такое может быть... Я не понимаю. - А я не понимаю тебя! Откуда такое преклонение перед пылью старины? В ваших горах – я понимаю, тайны, чудеса ваши горские, их надо хранить... Но наш путь – он перед нами! Под предводительством Огненосных Творцов мы поставим на колени Хонти и Пандею, заставим их стать пылью под нашими сапогами! Островная Империя встанет под наши знамена, и наша страна вернет прежнее могущество! - Гай, Гай... – попытался утихомирить его Максим, но Гай не реагировал, только на глазах его выступили слезы, он, всхлипнув, стек со стула. – Гай, успокойся, пожалуйста... За окном прогрохотало. Мельком бросив туда взгляд, Максим увидел самоходку с решетчатым конусом вместо башни, почему-то ярко-желтую, отличную от серой мути города, тем самым обращающую на себя внимание. Самоходка шла в тишине, улицы были пусты. Гай снова всхлипнул. Мак вздрогнул и обернулся к нему. Из ушей и носа Гая текла тонкими струйками кровь, смешиваясь с потом, под полуприкрытыми веками поблескивали белки. Максим стер кровь, обнял Гая за плечи, коснулся сознания мягко, не спеша, чтобы не совершить ошибки. Через несколько минут Гай пришел в себя и посмотрел на Максима чистым взглядом. - Это из-за радиации? – спросил Мак. - Не знаю. Наверно. Такие приступы случаются у всех, с детства, но у появления нет системы... – хрипловато ответил Гай и попытался подняться. Максим ему этого не позволил, подхватил на руки. Гай покраснел, стал вырываться, чуть не загремел с приличной высоты, но Мак удержал, не захотел отпускать. – Не знаю, что там с выродками... Ну, отпусти уже, Мак! - Нет уж. Еще в обморок упадешь, хилый такой, - добродушно усмехнулся Максим. - Не упаду. - Не надо спорить, лучше пошли в книжный магазин... - Ты меня понесешь? – моргнул Гай. Максим засмеялся и все-таки поставил его на пол. Гай отскочил тут же на несколько шагов и стал оправлять одежду, чувствуя, как щеки все еще горят. – Пойдем. *** - Мак, а почему тоска – зеленая? Они шли по улице в сторону известного уже Максиму магазина книг, и тут Гай вспомнил, что как-то Мак, на вопрос, почему он не смотрит вместе со всеми телевизор, высказался именно так – "Зеленая тоска". Гай тогда не понял, почему тоска у Мака имеет именно такой цвет, и решил спросить при случае. - Что? – не понял Максим, погруженный в свои мысли. - Ты как-то сказал – зеленая тоска, - напомнил Гай. – Так почему зеленая? - Ну... ты уж спросишь... Бывает просто тоска. Вот как эта улица, - обвел Максим рукой вокруг. – Тут пусто, ни вывесок, ни магазинов, людей мало ходит... Дома типовые, обшарпанные, старые... довоенные, наверно. Тоскливая улица. А тоска зеленая – это ваше телевиденье, потому что тоскливее некуда. - А как же передачи развлекательные?.. – спросил Гай удивленно, все еще оставаясь в недоумении относительно горских формулировок. - Передачи? Я кроме вашего любимого "бреда сумасшедших" не помню ничего. Прости, но мне это неинтересно, - ответил Мак, пожав плечами, и подумал: "Только если это не мой собственный... бред... Эх, встретиться бы с Фанком... Теперь, когда я гораздо лучше знаю язык, чем тогда, наше общение было бы более продуктивным..." Они уже дошли до магазина, и Гай открыл массивную дверь, заходя первым. Торговец поприветствовал их, выглянув из-за дальних стеллажей, и снова скрылся в глубине магазина: Гай был старым и проверенным клиентом, а тот придурковато улыбающийся великан, зашедший вместе с ним и тупо скалящийся на лежащие перед ним книги, по мнению торговца, вором быть не мог, а торговец, господин Натху, своей интуиции доверял. Особенно когда человек был настолько идиот, каким выглядел спутник капрала Гаала... Идиот и не-вор тем временем медленно шел вдоль полок, периодически вытаскивая на свет тонкие потрепанные тома и быстро пролистывая их. - Ты ищешь что-то? – подошел к нему Гай с учебником по политической истории. Мак кивнул, промолчав, - углубился в очередную брошюру, а Гай не стал переспрашивать, только мельком глянул на обложку, та гласила: "Легенды и мифы древних горцев". Гай хихикнул. - Что смеешься? – спокойно спросил Максим, перелистывая страницы. - Тебе интересно, что пишут про твоих соплеменников люди равнин? – улыбнулся Гай, пытаясь припомнить что-нибудь из подобных мифов о волшебной стране Зартак. Мак кивнул. - Вы думаете по-другому. Не так, как у нас. Вроде те же люди, но нет... Мозг другой, душа другая. - Что это значит – мозг другой? – обиделся Гай. – Это он у выродков другой да у мутантов, а мы – люди. Вот руки у тебя – это чудо, ваше, горское, а в остальном... – Гай осекся. Мак посмотрел на его мучительные попытки выразить мысль, на то, как щеки у Гая стремительно краснеют, а потом поставил книжку на ее место и кивнул в сторону приближающегося к ним торговца. - Капрал Гаал! Вы снова что-то нашли для себя у старого Натху? – спросил он, склонившись в поклоне. - Да, господин Натху, - вежливо ответил Гай. Они поговорили о погоде, о ценах на хлеб и заменители мяса (Мак понял, что настоящее, не зараженное радиацией мясо, используемое в пищу, очень редко и очень дорого), затем Гаю удалось немного скинуть цену, и, довольный, он потянул Максима из магазина на улицу. - Гай, пойдем в парк, - сказал Мак. Гай поморщился, но согласился: - Читать вслух политическую историю страны? – спросил он. - Нет, - покачал головой Максим, - Ты расскажешь мне про горцев? Что-нибудь. Интересно... - Это я тебя должен просить рассказывать. Кто у нас горец... - А мне твое мнение интересно. Как "человека равнин". Они расположились на давнишней скамейке, в глубине зарослей. Прямо над головой Гая цвело буйным цветом какое-то кустовое растение, обдавая капрала душистой пыльной пыльцой, от чего тот терял бравый вид, отфыркиваясь и беспрестанно чихая. Максим смеялся, а Гай злился, ворчал, что весна – самое ужасное время, хуже зимы, когда снег – и тот вызывает химические ожоги, и лучше под него не попадать, а пережидать снегопады дома, и что пыльца – это его, Гая, сущее проклятие. Максим предложил ему поменяться местами, на чем мучения Гая кончились... или ему так показалось, потому как после пыльцы за капрала взялся Мак со своими чудными вопросами. Сказки ему рассказывай тут... Ладно, вспоминай, Гай, что помнишь про Зартак из россказней дядюшки Каана... Да получше вспоминай, а то пробуравят тебя эти темные глаза, дырку прожгут – и места живого не оставят на теле. - Из того, что нельзя проверить, я помню вот что... Считается, что у горцев по 2 души. Поэтому их сложно убить, и раны на них заживают быстро, это факт, и его можно считать проверенным... – Мак сделал было отрицающий жест, но Гай не обратил на него никакого внимания, его самого захватил рассказ. – Так вот, души... Они живут в согласии в одном теле, но бывает так, что... Гай запнулся и посмотрел на Максима. Тот разглядывал его коленку, а точнее – мелкого жучка, устроившегося в складках черных штанов. - Божья коровка... – пробормотал Максим по-русски. Гай не понял, переспросил. Максим проговорил по слогам, и Гай понял, что всю жизнь был у него язык деревянный, не способный повторить ни слова по-горски. Максим посмеивался и вспоминал недавнее, совсем недавнее, когда сам пытался за Гаем повторить незнакомые пока слова и вел себя точно так же, как Гай сейчас. Хотя получалось у него несоизмеримо проще: капрал Гаал уже утирался локтем, злясь на себя и чужой язык. - Хватит уже мучиться, - сказал Максим. Гай махнул на него рукой. Ему было немного стыдно, что всего-то два слова он не может повторить тогда, как Мак язык за две недели выучил. - Не злись. Просто я по-другому устроен, - примирительно сказал Мак, погладив Гая по плечу. Тот дернулся, но не как раньше, уходя от прикосновения, а раздраженно, ругая себя за отсутствие способностей. - У тебя что же, тоже две души? – мрачно буркнул Гай, нахлобучивая берет. Мак покачал головой. - У меня одна душа. Одно сердце. Просто оно сильное. Вот, - он взял ладонь Гая в свою и приложил к груди. Гай моргнул. Пульс у него, Максим чувствовал, бился часто-часто, словно у подростка, который еще не научился владеть своим телом, слишком неуклюжим для такого мощного и точного органа, как сердце... - А разве душа, она там? - А где же еще? – спросил Максим. - У нас считается, что душа здесь, - Гай коснулся виска. Максим пожал плечами: - Если тебе страшно... Да, я знаю, что ты ничего не боишься, ты Легионер, но ты представь на минутку, ведь иногда бывает такое, что все замирает, скручивается в тугой комок, леденеет... Гай, я не знаю, какое тебе еще сравнение придумать. Гай задумался, его ладонь на груди Мака (тот ее уже не удерживал) дрогнула, слегка переместилась на грудину. - Здесь... - Значит, здесь у тебя живет твоя душа, - Мак улыбнулся, склонился к коленке Гая и снял с нее божью коровку. – Такая маленькая, а так фонит... Лети, - он поднял ладонь с жучком к небу, тот расправил жесткие красные и тонкие прозрачные крылья и, поразмыслив над собственной удачей, взмыл куда-то в заросли. Гай проводил его взглядом и подумал, что сам, наверное, раздавил бы или просто не заметил такого мелкого зверья, а он вот отпустил, да не куда-нибудь на землю, где такие, как Гай, часто шастают, а в воздух, вроде как домой. Он не обратил внимания, с какой тоской Максим глядит вслед улетевшему жуку, как пытается высмотреть в равномерном мареве небосвода хоть намек на солнце... - Ладно, с душами мы разобрались... А материальное подтверждение того, что горцы еще более выносливы, чем обычные люди, сидит передо мной! Так что факт проверен. Что там еще я помню... Язык птиц, зверей понимают, рыбу руками ловить могут... Как у тебя со зверями? – вдруг спросил Гай у Максима. Тот вздрогнул и, смотря в блестящие смехом глаза Гая, ответил: - С переменным успехом. Лучше расскажи какую-нибудь легенду... Сказку... Гай глубоко задумался, сказок он не очень-то и помнил. Но раз Мак просит... - Жила в горах девушка. У нее был жених и двое старших братьев. Поскольку в горах нравы очень строгие, ты сам должен знать, лица своего жениха она никогда не видела, хоть дата свадьбы была уже назначена. Он тоже не видел ее никогда. И вот случилось так, что очень ей захотелось посмотреть на своего жениха, когда тот в очередной раз пришел к ее братьям, принося часть выкупа. Она спряталась за ширмой и выглянула через щелку в ней. Увиденное так ее напугало, что девушка бросилась бегом из своего дома, уронив ширму. Братья и жених бросились за ней, но догнать не успели – она упала на серпантине, а с ней и младший из двух братьев. Все лекари не могли спасти их. Горе старшего не имело конца, и тогда несостоявшийся жених – а был он молод, но изувечен, чего так и испугалась девушка – сказал, что останется с ним и разделит его тоску. Они прожили долгие годы после этого, стали лучшими друзьями. Максим слушал внимательно, а Гай, помолчав, добавил: - Этот парень, жених, был покалечен, когда спасал старшего брата. Тот замерзал в снегах, получил химические ожоги, но его не нашли бы, если не этот парень. Тогда брат поклялся отдать за него замуж свою любимую сестру, если выживет... - Грустная сказка. - Это быль. Наверное... Никогда не был в тех горах. Ты совсем ничего не помнишь? – спросил Гай с надеждой. Максим покачал головой: - Ничего, что помогло бы мне сейчас. Знаешь, Гай... – начал фразу Мак, но замолк. Гай вопросительно смотрел на него. - Домой пойдем, а? Рада соскучилась наверно... Максим сказал не то, что собирался, Гай понял это, но не стал настаивать, отряхнул со штанов прилипший песок и остатки пыльцы, и они зашагали домой.

Интерлюдия

Борт межпланетного корабля, ставшего им добрым приютом, слегка тряхнуло. - Меняем курс, - сообщил капитан по внутренней связи. Выходим на околоземную орбиту. Максим приник к иллюминатору, за которым вставала величественная голубая планета, и притянул к себе Гая: - Вот она! Смотри, Гай, я же обещал! Гай смотрел, но упорно не верил глазам. А приходилось. Перед его глазами открывался новый, неизведанный мир, мир идеальный – судя по описаниям Максима, мир, который люди создавали своими руками... Мак обнимал его, что-то показывал, называл материки. Потом указал в сторону Луны, пытался что-то рассказать, но совсем уже сбился на линкос, и Гай не понимал ни слова. А Максим говорил, говорил и говорил. *** Он проснулся и открыл глаза. Только сон... И Земля – такая реальная, такая настоящая, совсем рядом. Я не забыл тебя, но как же я соскучился по чистому воздуху, по обилию свежей нерадиоактивной зелени, сладкой воде рек и диким зверям... Мама, папа, все мои друзья – как же вы далеко, и ведь даже не связаться, не поговорить... Он перевернулся на живот и зарылся лицом в подушку. Затем резко приподнялся на локтях, осматривая комнату. Никого не было, только дядюшка Каан возился у себя в кабинете, тяжело откашливался и что-то бормотал про себя. Кровать Гая – аккуратно застелена, на столе – завтрак, оставленный Радой для Мака. Он потянулся к полке с книгами и схватил первую попавшуюся. Это была купленная вчера "Политическая история": Максиму оставалось дочитать без малого 50 страниц, когда Гай погнал его спать под предлогом того, что "у тебя, друг Мак, мозги тоже не железные, а у меня – не железные нервы, а вставать мне завтра рано, в казарму идти". Максим тогда послушался, хоть мог дочитать учебник минут за 15, ничего бы с Гаем не сделалось за это время, но было неожиданно приятно подчиниться такому глупому приказу и посмотреть, как Гай довольно улыбнется, похлопает его по плечу и уснет уже через несколько минут после того, как голова его коснется подушки. Быстро пролистав страницы, Максим, с чувством завершенного дела, растянулся на кровати, закинув руки за голову. Из памяти не шел недавний сон. Гаю понравилась бы Земля, думал Мак. Правда, он знать не знает, что бывает такое – солнце, звезды – но вдруг проникся бы перспективой, потянулся бы к новому... В доме стояла тишина, изредка прерываемая голосом дядюшки Каана, который диктовал себе письмо для очередного своего оппонента. Максиму было грустно. Он встал, поел, размялся и принял короткий душ, хоть и смывший с него пот и сонливость, но ничуть не освеживший, после воды Максим чувствовал себя так, словно проплавал лишний раз в зараженной реке. Совершенно было невозможно держать себя в чистоте, к которой он привык. Максим в который раз поразился тому, как это общество не любит своих членов, и делает все, чтобы они жили меньше отпущенного. Он уже знал, что возраст сто – сто пятьдесят лет считался чем-то из области фантастики, как солнце, а в среднем люди здесь жили лет до шестидесяти - семидесяти. Дядюшка Каан мог уж считаться долгожителем, ему недавно стукнуло шестьдесят девять лет... Невозможное, обреченное общество. А еще Максиму остро не хватало Гая. Воспоминания о том, как они вчера сидели в парке, вызывали у него улыбку, которая держалась недолго и быстро увядала, ведь сейчас, именно сейчас Гай был где-то там, в своих казармах, муштруя рядовых и кандидатов, пьет жидкий чай с Панди или с другими капралами (Гай часто ругался на казарменный чай, называя его непристойно жидким и светлым, и очень радовался, когда Максиму доводилось его готовить, - у того всегда получался некий "чифирь", вкус которого мог, казалось, содрать с языка кожу, но Гаю нравился именно такой, крепкий, черный) и думать не думает о нем, о Максиме. Он присел на подоконник и выглянул на улицу. С высоты их квартиры машины внизу были похожи на медленно ползущих зверей-броненосцев (что за техника, никакой эстетики совершенно), вот проползла мимо колонна ярко-желтых танков с невообразимыми башнями, Максим вспомнил, что уже видел такие, когда его вез куда-то безвременно пропавший Фанк, и несколько дней назад, именно тогда, когда Гаю стало плохо во время очередного приступа восторженного патриотизма. "Надо бы его еще раз полечить, - думал Максим, отворачиваясь от мрачноватой картины за окном. – Это был явный срыв, перегрузка, вон как сердце заходилось... Хоть и не нравится ему, что я могу на него так воздействовать, а потерпеть придется, опять ругаться будет... Но лишь было с ним все хорошо". Максим бездумно походил по комнате, еще раз выглянул в окно, не увидел ничего интересного и пошел к дядюшке Каану. Тот распевал старый Имперский гимн, давно уже. "Совсем сдает, старик", - подумал Максим и попросил у него – когда хриплые песнопения закончились и дядюшка сел в кресло, утираясь большим синим носовым платком, старым и потрепанным, есть ли у него что-нибудь про горцев. Дядюшка похихикал и, найдя в залежах книгу "Таинственная страна Зартак", дал ее Максиму. Тот поблагодарил и ушел поспешно в кухню, пристроился на маленьком свободном пятачке за плитой, под миниатюрной светло-голубой лампочкой (окон в кухне не было). Книга поведала ему много интересных вещей. По описанию горцы походили на Максима, тоже были загорелы, темноволосы и темноглазы. Как это было возможно в подобных условиях, когда солнечный свет толком не пробивался через загаженную атмосферу, Максим представлял себе с трудом, и на ум ему приходила шальная мысль о поселении таких как он, космолетчиков, попавших в этот перевернутый мир или случайно, или нарочно, по неизвестным никому мотивам... Еще он узнал, что таинственные горцы никому не могли рассказать о своей стране, так как, попадая с гор на равнины, совершенно теряли память о пути обратно... "Эх... – думал Максим. – Мне бы нуль-передатчик... Улетел бы я в свои "горы" и слова бы никому не сказал... Хотя нет, Гая забрал бы, Раду, дядюшку... Все, пожалуй". Были горцы, читал он далее, сильны духом и телом, могли, не останавливаясь, бежать многие километры по бездорожью, ловить рыбу и зверье голыми руками (об этом еще Гай рассказывал) и было у них действительно по 2 души... Но вот странно – если про одну в книге говорилось, как о собственной душе человека, то со второй история темнила и ничего толком не объясняла. Только то, что душа эта, вторая, "отдана на жизнь в другое тело, зело драгоценное", и слово "любовь" не звучало, но явно подразумевалась здесь именно она. Максим вернулся в комнату, с удовольствием упал на кровать и отложил книгу в сторону. Вот, значит, как... Выходит, у меня две души... Одна моя и вторая – пока тоже моя. Хотя что ж я лукавлю и вру сам себе, давно уже не моя, отдана "на жизнь в другое тело, зело драгоценное". Хотелось скорее вечер – и чтобы скорее вернулся Гай, тогда Максим расскажет ему, что вычитал из "Таинственной страны Зартак", поделится мыслями и соображениями по этому поводу... Хотя нет, про души – оставим. А то опять испугается. Смешной такой, мальчишка. Ни дотронуться до него спокойно, ни полечить нормально, все ему не так и все ему не эдак... Максим довольно улыбнулся: привыкал к нему Гай постепенно, впуская в свое пространство медленно, но ведь и сам Мак никуда не торопился, а найти ключик к этой душе стало уже первоочередной задачей, даже возвращение на второй план отошло... Он заставил себя расслабиться и погрузиться в легкий сон, отключаясь от реальности, чтоб время ожидания вечера сократить, и у Максима получилось, как получалось всегда подчинить организм и сознание собственной воле. Разбудил его уже Гай, вернувшийся из казарм, пропыленный и веселый. - Я вернулся уже, а он все спит и спит! Бока отлежишь, Мак! "А завтра он снова уйдет рано утром, и я опять не увижу его до вечера," – думал Максим, поднимаясь с кровати и рассказывая Гаю о том, что он прочитал сегодня. На него наваливалась непривычная тоска, и надо было с ней что-то делать. Гай из Легиона не уйдет, это ясно, но... - Гай, - сказал он. – Гай, я хочу служить в Легионе. Гай заморгал. Он сам недавно хотел предложить Максиму то же самое, но не ожидал, что тот выскажет такое свое желание, и готов был к тому, что придется уговаривать, убеждать... А он не умел говорить красиво и убедить другого в своей правоте, если доводы были не очевидны, Гаю было трудно. А Максим глядел пристально, но был словно не здесь, и Гай представил, какой из него получится легионер, чудо, а не легионер, сильный, ловкий, выносливый, без оружия выродков сметать с дороги будет. Он приободрился, сверкнул глазами на Мака, на Раду, которая с сомнением смотрела на них двоих, и положил Максиму руку на плечо: - Я завтра же напишу ротмистру Чачу ходатайство. Если все будет в порядке и ты пройдешь все комиссии, то тебя зачислят ко мне в группу, я добьюсь, чтобы было так, - сдержанно произнес Гай, но не выдержал и обхватил Мака руками поперек груди, стал трясти за плечи. По всему выходило, что он, Гай Гаал, безумно счастлив, что ему доведется служить вместе с Маком Симом, будущим великим легионером, потому как по всему видно – далеко Мак пойдет с его данными... Рада смеялась, а Максим слушал тихо. Ему не была нужна эта служебная лестница, по которой идут по колено в крови, ему нужен был только он, Гай, а все остальное – не так уж и важно...