Я помогу тебе справиться

Рома видит, Рома замечает, Рома догадывается… Он никогда не был трусом, иногда кажется что ему просто некогда было им быть. Настолько часто он избивал, задирал, унижал, материл, посылал… Он никогда не был трусом. НИКОГДА. Он бил и точно знал откуда это хладнокровие во время избиений. Отец. Он бы не одобрил если бы он стал трусом. Он не был трусом никогда, он не трус сейчас и никогда им не станет… Он не трус сейчас… А точно ли он не трус? Он не боится избить, ограбить, пырнуть, не боится переломать кости всем сразу, не боится быть избитым, но он боится спросить. Он видит что Антон стал вялым, задумчивым, грустным, он видит что Антон похудел, он замечает как Антон смотрит безжизненным взглядом в одну точку и боится что Антон болеет, что Антону больно, плохо, страшно… Рома поначалу подумал на усталость, он утешал себя тем, что Антон учится, может быть просто не выспался сегодня, и вчера, и неделю назад, и месяц назад… Рома утешал себя пока не началась какая-то херня, на которую уже трудно было не обращать внимания. 23 ноября Ромка сидел в классе на парте, которая стояла перед партой Антона и увлечённо рассказывал как заполучил новую бабочку в свою небольшую коллекцию ножей. Показывал как крутит нож, как звонко и чисто он щёлкает, как блестит. Антон внимательно слушал, всячески поддерживал разговор, в какой-то момент он начал рисовать ножик и руку Ромы. Антон увидел в этом нечто идеальное. То как Рома держал нож, как сгибались его пальцы, то как блестел нож-бабочка и отражал свет в руках профессионала. Ромка был не против, он двигал в воздухе ножиком, выделывал трюки, позировал и в нужный момент замирал когда Антону положение руки казалось красивым. Антон смотрел то на нож, то на листок, быстро, но невероятно красиво и реалистично намечая руку и ножик. -Бля… — Антон сменился в лице и прекратил рисовать -Чё случилось? -Карандаш сломал. Ща, секунду Антон вытащил из пенала канцелярский нож и начал ловко строгать карандаш. Вдруг лезвие задело ладонь Антона. Рана была сантиметра 3 в длину и довольно глубокой. -Тоха, блядь Антон не замечал рану, он просто продолжал орудовать ножом. -Тохаааа! Приём. Ты меня слышишь вообще? -Да, что-то не так? -Ты руку порезал. -А? Что? Т-ты… Антон впал в ступор и испуганно смотрел на Рому. Потом он перевёл взгляд на руки. -Ааааа! Ты про это. Я как-то не заметил -Тох, всё нормально? Ты знатно резанул. Может хотя бы за пластырем сбегать? -Нет, не нужно, тут не сильно глубоко и мне не больно -Точно? -Да. Рома не верил в это да. Синяки под глазами, трясущиеся руки, безжизненность, худоба, бледность… Ещё и это. Неужели ему не больно? Рома уже не пытался отмахиваться. Рома стал наблюдать. 17 декабря Рома стоит около Косой коряги. Это было их с Тохой место. Коряга напоминала кривую руку, о которую никто каким-то чудом не зацепился ни разу. Она как будто пытается схватить за ногу, но всё время промахивается. Антон выходит из дома. Рома видит его, но не особо реагирует, ещё метров 300, он просто докуривает сигу. Боковым зрением заметно что Антоха приближается, Ромка докуривает, бросает бычок куда-то в сугроб и поворачивается. Антон стоит, совсем бледный, безэмоциональный и… расстёгнутый? Из-под куртки видна школьная форма, видна шея, на которой нет шарфа, такая бледная, как у фарфоровой куклы кожа и ключицы торчат… Всё бы ничего, если бы на улице было 17 градусов… Но сейчас -23… -ТЫ ОХУЕЛ ЧТО ЛИ? -Ром, всё хорошо? — полный непонимания вопрос звучит ровно и бесчувственно. -ТЫ СУКА ТЕРМОМЕТР ПОТЕРЯЛ ЧТО ЛИ? МИНУС 23 СУКА! ТЫ ХУЛИ РАЗДЕТЫЙ ПОЧТИ? -Я не знал, извини. Как-то не заметил что сильно холодно… У Ромы чуть челюсть в снег не упала. Его брови изогнулись, а глаза округлились. Он даже через 3 слоя тёплой одежды ощущал поистине зимний мороз. Рома не мог нормально покурить, он то прятал обе руки и держал сигарету зубами, то менял руки, то растирал их между затяжками. А Антон стоит и не шевелится, не дрожит. Словно сейчас весна, словно нет лютой стужи, словно Ромка сам её придумал. — Застегнись! Антон не спорил. Просто застегнул молнию и пошёл по знакомой дороге. -Тебе реально не холодно? Ты блядь руки из карманов ещё у дома вытащил, минут 20 так идёшь. -Ром, всё хорошо. Рома увидел лавочку. Её поставили только неделю назад, но он уже к ней привык. Он должен сказать сейчас. Здесь. Сегодня. Он должен сказать ему что любит, что волнуется, что не может насмотреться на него… Антон будто вот вот умрёт, Ромка боится его потерять, Рома меньше всего этого хочет. Он должен сказать! Рома не может нормально спать. -А если ему нужна моя помощь? А если ему нужна поддержка? А если у меня есть шанс? Вдруг его не станет завтра, а я молчал? — думал он каждую ночь, глядя на потолок, каждую трещинку дешёвой извёстки которого он знал наизусть. Это «А если» пугало его. Каждая новая мысль выводила его. Он решился. Так или иначе, лучше ввести конкретику, неизвестность пугает больше. -Сядь на минуту, мне нужно кое-что тебе сказать.