18

теплый ветерок трепал светлые волосы, приводя их в еще больший беспорядок. на пляже не так душно, как в маленькой комнатушке бабушкиного дома, поэтому, забросив школьный рюкзак подальше, мальчишка убежал к воде. тут всегда спокойно, только волны шумят. чонин сидит, зарывшись ногами в песок, взгляд сосредоточенно считает блики на воде. ему восемнадцать, с собой у него только телефон, старенькие проводные наушники и тяжесть где-то в районе сердца. чонину восемнадцать и ему в первый раз так больно. — твоя бабушка сказала, что ты куда-то убежал, — знакомый голос доносится до ушей раньше, чем его обладатель успевает появиться в поле зрения и плюхнуться рядом на песок. — я даже не сомневался, что ты будешь здесь, нини. сынмин мягко улыбается ему и принимает протянутый наушник. там неизменно уже два месяца играет «18» от one direction. конечно, он знает чонина лучше, чем кто-либо другой, по-другому быть просто не может. они же друзья с самого детства, доверяют друг другу всецело, делятся последними ирисками и устраивают ночевки с обязательным просмотром какой-нибудь жути. они с сынмином не разлей вода, в школе их даже дразнили парочкой. сынмин на это закатывал глаза, а чонин щеки покрасневшие стыдливо прикрывал. после драки, с которой оба вышли с разбитыми носами, дразнить перестали. — ты чего кислый такой? — сынмин руку чужую, сжатую в кулак, в свою берет. пальцами проводит по костяшкам, посылая мелкие мурашки по руке. а чонин расслабляется, кулак разжимает и выдыхает шумно, свои пальцы с сынминовыми переплетает. и сразу жизнь не кажется такой серой, вроде и не давит скорая разлука с родным домом. — да не кислый я, — чонин взгляд переводит на друга, разглядывая его профиль и залипая на растрепанные темные волосы. — просто, — задумывается на минуту, — сложно. парень ложится спиной на песок, не отпуская чужой руки. прикосновения успокаивают, тепло по телу пускают, а сердце непонятный ритм отбивает где-то рядышком. наушник выпал, но чонин внимания на этом совсем не заостряет. в голове мысли пчелами носятся, не давая покоя. — тяжело это все, — наконец выдыхает чонин, прикрывая глаза. — оставлять дом, в котором ты провел целую жизнь, оставлять бабушку, друзей. оставлять тебя. я не хочу оставлять тебя. я без тебя не смогу. заметь, пожалуйста. слова остаются неозвученными, потому что смысла уже в них нет. они неизбежно расстанутся, в погоне за собственными целями, стремлениями. а друг для друга останутся чем-то родным, но очень далеким. чонин голову поворачивает к сынмину и смотрит, старается запомнить его таким. с этими волосами, лезущими в глаза, чуть нахмуренными бровями и блестящими от клубничной гигиенички губами. рядом с сынмином было тепло, хотелось уткнуться носом ему в шею, хотелось чтобы эти теплые руки обнимали крепко, успокаивали, как в детстве, когда наслушались тех самых дворовых страшилок. но они оба понимают, что этого никогда не будет. жизнь плевать хотела на наши желания и чувства, пора бы уже привыкнуть, но крошечный огонек надежды продолжает упрямо мерцать где-то глубоко внутри. — знаешь, я же тоже не хочу оставлять тебя. голос сынмина тихий, он не хотел быть услышанным кем-то еще, даже если вокруг ни души. пальцы продолжали поглаживать чужую руку, собирая тепло, а глаза так предательски защипали. рваный вдох и теплые слезы зацепились за мягкие ресницы. они еще не обжигают щеки, но их уже хочется собрать пальцами и стряхнуть на остывающий песок. — я же тоже чувствую это, нини, — голос у сынмина почти не дрожит, правда. только слезы всё же падают на светлую футболку. — я хочу быть рядом, очень. чонин пытается поймать теплый взгляд родных глаз, впитывает тихие слова и сам не замечает, как мелкие капельки бегут из глаз. в груди совсем тяжело, там тупая боль не дает сделать полного вдоха. руки тянутся обнять такого маленького сейчас парня, спрятать его так, как сам он всегда прятал чонина от всех обидчиков. они делят слезы на двоих, касаниями пальцев пытаясь успокоить и подарить то хрупкое тепло, от которого совсем скоро останутся только яркие пятна воспоминаний. мимолетные касания мягких губ горят на щеках и шее, тихие всхлипы сменяются на горькие улыбки, а во взглядах читаются миллионы слов неозвученных. первая любовь, часто неудачная и печальная, с запахом дождя и сигарет. но у них она теплая, как солнечные лучи и на вкус, как бабушкин клубничный чай. — спасибо, что доверил мне себя, нини. они совсем близко, глаза в глазах тонут. внутри что-то неумолимо рушится, принося лишь глухую боль. — прости, что так поздно, сынмин, мне жаль. время не было на их стороне, оно бежит, не оглядываясь и не давая шанса на передышку. совсем скоро они будут далеко друг от друга, понимая, что даже то большое и горячее в груди слишком хрупкое для их рук. все безвозвратно убегает и растворяется среди миллиарда лиц.