(not) a wolf habit

      one republic — good life

      Если рассматривать оборотней с точки зрения обычных людей, то первоначально наверняка можно подумать о чём-то ужасном, неконтролируемом. И по сей день бытуют легенды о хищниках со строгой иерархией, что способны затеряться среди обычных людей; известны случаи резни в полнолуния, бесконтрольных инстинктивных выплесков силы, что влекли за собой очередные трагедии. Поколение тех, кто сейчас уже носит седины, относится к оборотням с определённой долей предвзятости: в конце концов, не так много времени всё же прошло с тех самых пор, как ООН приняла резолюцию по защите отличных видов людей — в памяти старших ещё слишком свежи гонения оборотней.       В те дни истреблений их, как говорят, было великое множество: не только омеги, альфы и беты. Иерархия была до ужаса сложной, тогдашние роли в стаях были утеряны даже теми простыми людьми, что изучали быт оборотней. Единственное, что сохранилось, носило в себе только крупицы: некогда были и сигмы — отдельный подвид доминантных омег; и дельты — те некогда альфы, что были укушены и подчинены другим альфой, утратив возможность зачать когда-либо ребёнка; и даже энигмы — как о них везде пишут: альфы всех альф, сильнейший существующий пол. Последних относят, пожалуй, к чему-то и вовсе мифическому: опираясь на логику, не бывает такого, чтобы тот, кого зовут высшим хищником, не имел яркого запаха, однако при этом мог подавить абсолютно любого из всех существующих ныне людей. Даже простых — тех-то в особенности.       В любом случае, сейчас это всё не так уж и важно, ведь так? История освобождения оборотней от гнёта и истребления относится к той категории баек, которые рассказывают у костров в резервациях. Мол, а знаешь ли ты, что первые оборотни были обнаружены на территории современной Америки в индейских поселениях, что некогда подвергались гонениям со стороны белых? Или: а не удивителен факт, что на всех континентах оборотни начали вести себя точно так же, как и по сей день индейцы ведут? Значит ли это, что все мы произошли от одного, допустим, энигмы, который некогда завещал необходимый для всего вида мироуклад? А вдруг именно это причина, из-за которой люди-волки, как и простые индейцы, живут особняком и общиной, редко когда отдают детей в обычные школы, и только малый процент из них уезжает покорять мегаполисы?       Чонгук не знает, серьёзно, и ему как-то насрать: в свои двадцать семь он об этом совершенно не думает, потому что банально не до того. Многие романтизируют поселения и быт таких ребят, каким он сам и является — он постоянно гоняет из резервации любопытных людей и журналистов. Но проблема кроется в том, что романтизировать нечего: все эти ребята, которые подходят к нему на заправках или же в маркете непосредственно в городе, делятся строго на две категории.       Первых он иронично зовёт про себя охуевающими: те самые дикие люди, которые до сих пор выпадают в осадок от факта, что оборотни тоже умеют водить, а едят вовсе не человечину, а, например... цветную капусту?       Чонгук не помнит, упаковку конкретно чего он держал в руке в магазине, когда парень лет двадцати, как и любой другой в их городишке знающий в лицо вожака местной стаи, вылупился на него во все глаза, а потом уточнил, заикаясь:       — П-простите, Чон-ним, но вы... едите не мясо?       — Мой врач рекомендовала мне пока воздержаться от... — начал было Чонгук, до этого тщетно старающийся найти способ хранения на упаковке, а потом сам себя осадил, осознав, что к нему просто-напросто подошёл левый чувак с очередным тупейшим вопросом. Он слышал их великое множество, факт. Они закономерны — факт тоже.       Но бесят ли они от этого меньше? Отнюдь.       — Вы и по врачам ходите?! — ахнул тип, глядя на него во все глаза.       — Мы так зовём наших местных шаманов-лисиц, — с нечитаемой рожей ответил вожак. — Жаль только, что цена за походы к ним очень высокая.       — Это какая же? — шёпотом уточнил этот лузер.       — Жертва, — глядя ему прямо в глаза, пояснил Чон. — Как раз выбрался в город ради того, чтобы найти кого-нибудь стоящего, — и, решив унять его любопытство, позволил своей альфа-сути окрасить радужки в красный — тот самый цвет, что сообщает любому: перед тобой не оборотень, а непосредственно Вождь. Вожак стаи, король блохастых засранцев, которые под полной луной пытаются устроить техасскую резню бензопилой, называй, как угодно.       Парень исчез из поля зрения достаточно быстро.       (Вечером к Чонгуку постучался старший инспектор местной полиции — Кан Чондэ, старый знакомый. Который, изо всех сил стараясь не засмеяться, сообщил вожаку, что на него накатали заяву. Чонгук на это только руками развёл: людишки часто так поступают, когда им вдруг кажется, что их задницы действительно кому-то сдались).       Вторых Чонгук определяет как юных натуралистов: эти ребята порой даже абсурднее первых, потому что, по его скромному мнению, когда-то взяли за базу «Сумерки» Стефани Майер, и теперь приезжают в их резервацию, коммуницируя с ними набором повадок собачьих. Например, не так давно, пока они просто отдыхали после очередного рабочего дня, к мирно сидящему на лавке Юнги прикопался чувак, который подошёл к нему боком и немного сощурившись, после чего присел рядом на корточки и протянул руку ладонью вперёд.       — Не понял, — протянул второй по главенству в стае альфа, повернувшись к своему вожаку. — Что за тип?       — Ты кто, блять? — вежливо уточнил Чонгук у приезжего. То, что это был именно он, сомневаться не приходилось: он как альфа-вождь знает каждого, кто живёт в резервации. — И зачем ты ему свою клешню под нос суёшь?       — Я прочитал в интернете, что таким образом псовые осознают, что к ним дружелюбно настроены, — пояснил этот дебил.       — Отпусти меня, я дам ему по ебалу! — уже через десять секунд орал Мин Юнги, автомеханик двадцати восьми лет, сверкая жёлтыми радужками и демонстрируя придурку клыки вместе с когтями. — Он понизил меня до болонки, Чон, отпусти меня, чтобы я мог его задушить!       — Тебя заметут за нападение на этого клоуна, он простой человек, — прошипел вожак ему на ухо, после чего негромко и угрожающе, но успокоительно рыкнул на свою правую руку в управлении стаей. Эффект случился мгновенно — как и всегда, и ситуацию разрешили миром и парой посылов нахер бестактного увальня, который явно не дружит с башкой.       Журналисты ещё сюда часто наведываются, но через раз пропускаются: во-первых, из-за того, что Чонгук зачастую может быть полным придурком как человек, но как вожак он объективно прекрасен во всех отношениях. Городок у них небольшой, расположен на приличном расстоянии от всех мегаполисов и засел он между горной местностью и обильной лесной зоной, в которой водятся дикие звери. Защита мирного населения входит в обязанность стаи: не так давно Юнги и Намджун смогли прогнать бенгальского тигра на подступах к городу. Такие «залёты» случаются достаточно редко, поскольку животных люди и запахи стаи пугают, как правило, однако всё же случаются. Чонгук в любом случае очень плотно сотрудничает с местными копами и имеет в голове целую информационную базу о том, при каких случаях зверей можно убить, а при каких — лучше гнать до самого леса. Или же гор. Самое страшное случилось прошлой зимой, когда один из медведей спутал сезоны и решил прогуляться на их территорию в крайне плохом настроении, задрав мирного жителя. Тогда, да, было достаточно сложно: четырём взрослым альфам, включая Чонгука, пришлось обратиться в полную форму, и вопроса о том, чтобы просто прогнать бунтаря, не стояло.       А, во-вторых, журналисты важны не только лишь потому, что освещают мирным благие дела стаи, которая соседствует неподалёку от них. Также они публикуют статьи в интернете, чтобы любой желающий оборотень мог почитать, что к стае Чонгука лучше не лезть, а с вожаком шутки плохи. Вторая обязанность его в качестве лидера к людям уже никак не относится: тут уже речь идёт об их территории и важности её целостности. Можно было бы думать: какой левой стае вообще захочется здесь поселиться, когда есть места безопаснее, без леопардов и рысей в соседях? А ответ лаконичен: дохуя таких есть как раз по этой причине. Стаи-кочевники за те три года, что Чон стоит «у руля», уже четырежды попытались оспорить их право на территорию: и если последние две оказались здесь мимоходом и просто по глупости вдруг посчитали, что могут пробовать с ними тягаться, то первые две пришли сюда с целью убить. Даже не слиться, а именно, что говорится, полностью сменить мироуклад.       Не получилось. Чонгук никому не позволит тронуть не только щенков резервации, но и взрослых омег или же стариков.       Журналисты написали об этом, конечно же, тоже. И вот теперь, стоит вожаку выехать за пределы своей территории куда-нибудь, предположим, в Сеул, то его уже обычно встречают: он действительно может гордиться, что с его стаей больше нельзя не считаться, как не бояться силы её невозможно. По меркам всех стай Кореи она многочисленна: в самой резервации проживают ровно сто человек, из которых непосредственно оборотней — целых сорок четыре, включая Чонгука. Детей из них десять, и только двое из этой десятки достигли того самого острого возраста первых обращений под полной луной; старейшин-альф двое, старейшин-омег — трое. Половозрелых альф аж целых десять: сам Чонгук, Юнги — второй в стае, Намджун — третий по важности, Юнсык — отец Юнги, Намгён — Намджуна, а также ещё есть Кихён, Чона, Миун, Сохён и Хаын — последние четверо женщины. Прекрасные женщины. Омег же аж девятнадцать, из которых самому младшему юноше исполнилось недавно семнадцать, а самым старшим уже пятьдесят пять (то матери его близких друзей и следующих в стае).       Стоит отметить, что каждая взрослая омега в стае Чонгука решает самостоятельно, какую нишу ей предстоит занимать в быту резервации: Чимин, например, омега Намджуна, как и Хосок — омега Юнги, наравне с альфами занимается защитой и патрулём всех территорий. Сокджин — омега Хаын, полностью посвятил себя юриспруденции и воспитанию троих их детей, в то время как сама Хаын вместе со своим братом Кихёном смогли пробиться в местной полиции и теперь резервация — это их участок для патрулирования даже на службе.       Каждый альфа в стае Чонгука плотно занят омегой и уже либо имеет детей, либо активно планирует, либо пара Намджуна с Чимином, где Чимин будет выступать в роли чайлдфри до последнего, пока Чонгук не скажет, что реально пора для поддержания их демографии. Но и тогда, зная Чимина, возможно, слегка поартачится.       Каждый альфа в стае Чонгука обязан защищать территорию, а также детей, стариков и омег (даже Чимина, который много лет занимается боксом и порой реально пугает) — у них, в отличие от остальных, нет права выбора. Это же бремя несёт и Чонгук, однако есть в нём отличие.       Отсутствие пары. В двадцать семь лет вожак местной стаи является целью огромного количества слухов, в том числе в интернете: не только из-за того, что до сих пор не поставил метку на ком-то, но и потому, что так звёзды сложились, что он собой чертовски хорош и некоторые холостые омеги его резервации часто просят его провести с ними течку. Ну, разумеется, далеко не все: например, возрастные, вроде матери Хаын и Кихёна или папы Миун и Сохён, после смерти своих альф так и не смогли найти в себе сил, чтобы попробовать завести отношения хоть бы с простыми людьми. Ещё двое девушек связали себя партнёрскими узами как раз-таки с ребятами из резервации, что не порицается, а двое парней-омег сохраняют с Чонгуком отношения только лишь дружеские. Вот и остаётся лишь трое постоянных холостяков среднего возраста, которые просят того раз в полгода помочь. И вожак соглашается.       Без намёка на метку и с обязательным предохранением: у Чонгука уже подрастает его пиздюшонок, случайно зачатый в возрасте шестнадцати лет на подростковой тусовке, и с него пока хватит. Вопли отца, ныне одного из старейшин, который Чонгука с папой на пару отпочковал только в возрасте сорока лет, и по сей день в ушах стоят перезвоном. Пиздюшонка зовут Чонгю, он маленький альфа и в этом году ему уже будет одиннадцать, и как раз-таки его папа является одним из тех двух холостяков, которые Чонгука не просят о помощи. Как Чонсо порой шутит сам: уже помог как-то раз, большое спасибо, больше не надо.       Вот так и является Чон Чонгук, альфа-вожак двадцати семи лет, поводом для пересудов и сплетен: имеющий малолетнего сына, но ничем с его папой, кроме дружбы, не связанный, активно вступающий в половую связь с несколькими омегами из своей стаи, но не оставляющий на них даже царапины — ух-х, аморал. Всегда актуальная тема, к ужасу бывшего вожака — всё ещё своего же отца.       Слухи о нём, правда, ходят всякие-разные: мол, что он и наркоман, и алкоголик, и даже (ого, нихуя себе) мафия. Но правдиво одно: что вожак «этих» поступается с главным принципом альф, что должны только раз выбрать партнёра и жить с ним до старости, а «этот гондон» довольствуется вниманием десятков омег. Ладно, правдиво наполовину: те две прекрасные женщины и один врач-педиатр из местной больницы весьма удивятся, узнав, что их кто-то клонировал.       Но это вовсе не значит, что зачастую очередной день Чонгука в его небольшом частном доме на два этажа (где второй полностью завален игрушками его пиздюшонка, который живёт в двадцати минутах езды и остаётся тут ночевать раз в пятилетку, потому что у батька есть приставка) не начинается с тревожного звонка телефона.       Например, вот, сегодняшний.       — Что, — без вопросительных интонаций и даже не в силах открыть глаза, хрипит Чонгук в трубку, еле-еле нащупав мобильный.       — Опять статья про тебя в интернете, — раздаётся сварливое. — «Восточный Чонгук всё ещё считается одним из самых завидных холостяков в мире оборотней».       — И ради этого ты звонишь мне, — отстранив телефон от уха, вожак смотрит на экран смартфона, чтобы убедиться во времени, — в семь утра воскресенья?       — Статья свежая-то! — возмущается папа со вздохом. — Ночью выложили! Отец как увидел — за сердце схватился! Сказал: «Опять этот наш засветился!».       — А дальше? — вздыхает Чонгук.       — Что дальше-то, — раздаётся пожилое кряхтенье. — Пошёл опять могилу копать на заднем дворе. Довёл ты отца до греха, Гукки, видишь? И вот всё потому, что...       — А статью он где увидел? — перебивает папу Чонгук, устало садясь на кровати и протирая глаза. — Он же не сидит в интернете.       — Я показал, — прилетает ответ не без гордости.       — И зачем? — усмехнувшись, интересуется сын у родителя.       — Потому что нельзя отрицать, что порой мне самому уже хочется, чтобы этот хрен старый её уже докопал и лёг туда наконец, — гадко хихикает один из старейшин-омег. — Тогда никто не будет смотреть футбол вечерами на полной громкости звука, не будет мандеть, что я беру пикап именно в тот временной промежуток, когда он хочет куда-то поехать, и в войне за кофемашину выиграю я, а не он! — под конец этой тирады папа начинает уже не хихикать, но громко и злодейски смеяться.       — Тогда тебе будет некому вязать носки, пап, — напоминает Чонгук.       — Блин. Ладно, тогда надо, чтобы этот хрыч жил. Пойду доставать его со двора.       — Он реально копает могилу?       — Каждый раз по чуть-чуть, чтобы тебе было совестно, что ты всё ещё не с одним постоянным омегой и этим доводишь родителей.       — Но мне же не совестно, — вскинув бровь, уточняет Чон-младший, зевая в кулак.       — Это уже другая история, — и Чонгук фактически видит, как папа там, на другом конце резервации, пожимает плечами. — Метод есть, рабочий он или нет — дело десятое.       Чонгук хмыкает. А после, вздохнув, понимает, что выспаться ему уже не удастся: едва ли он уже сможет сомкнуть глаза на свои оставшиеся пару часов, и по этой причине прощается с папой, пожелав ему успешных попыток по вызволению отца из могилы, и вешает трубку.       Ему действительно нравится его дом: он тихий и небольшой — четыре комнаты и два санузла, — светлый и чертовски добротный: даже во время сильных ветров и вьюг зимой не скрипит ни на йоту. Он с его волчьим слухом бы точно зафиксировал этот момент. И в нём уютно и чисто: Чонгук бы и рад жить, как истинный бытовой инвалид, с горой грязной посуды и пылью, толщиной с сантиметр, однако он всё ещё во многом старается быть хорошим отцом, даже если по многим фронтам откровенно плох в этом. Не хотелось бы, чтобы его пиздюшонок приходил потом в школу и рассказывал всем, что папаня, мягко говоря, запылился. И ну, также бы не хотелось, чтобы Чонсо потом мозги выносил, мол, какого хрена Чонгю ведёт себя, как свинья, после того, как от бати вернулся. Он и без того постоянно ругается, что Чонгю из-за отца узнал нецензурную брань: примерно с тех самых пор, когда шестилетний малой спросил у папы, кто такой пиздюшонок.       Чонгук во многом хреновый отец, это бесспорно. Зато у него есть приставка, куча игрушек на втором этаже и большой внедорожник, который проедет даже туда, куда не ступала нога человека. Как партнёр он ещё хуже, чем в роли родителя: ему есть, с чем сравнить, потому что с момента рождения сына он пытался в отношения дважды — в восемнадцать и в двадцать два — и дважды терпел полный провал. Первый раз — из-за того, что его бывший омега, протерпев целых два года, всё же не выдержал собственной ревности к сыну. А второй — потому что случайно прочитал переписку своего тогдашнего бойфренда с его лучшим другом, где тот звал пиздюшонка прицепом, бастардом и мерзкой обузой, что мешает ему владеть будущим вожаком стаи двадцать четыре на семь.       Чонгук во многом хреновый отец, но своего сына в обиду не даст ни единой душе — быть может, по этой причине Чонсо всё ещё позволяет им видеться. Да, очевидно, что Чонгю никогда не стать вожаком — он родился задолго до того, как им стал сам Чонгук, это во-первых, а, во-вторых, его отец никогда папе метки не ставил.       Они даже никогда не встречались, даже не дружили, блять, толком, но на той тусовке, к слову, у одного Мин Юнги, которому на тот момент было семнадцать, налакались в дрова и переспать показалось классной идеей. Кто ж знал, что Чонсо припёрся на пьянку, будучи течным и на блокаторах запаха. Нет, Чонсо-то наверняка знал об этом, но, по его словам, не подумал. Не подумал — и теперь в двадцать семь лет вынужден демонстративно звонить некогда просто случайному траху, «чтобы запомнил на будущее: плохих мальчиков в дозор не берут» и «тех, кто не делает литературу, отцы не возят на посиделки у костра по выходным».       В любом случае, ради сына Чонгук готов многим пожертвовать. Даже собственной тягой к тому, чтобы превратить дом в помойку, и по этой причине всегда держит его в чистоте и даже научился неплохо готовить. Пиздюшонок порой говорит, что даже лучше, чем папа, а Чонсо, на секундочку, повар в одном из городских ресторанов. Сам же Чонгук в город носу не кажет, ну, или высовывается за редкими исключениями вроде капитального пополнения в маркете своего холодоса или если башмаки прохудились. Он, по сути, и не должен этого делать: обязанность вожака — всегда реагировать на события в резервации сразу же, а не вот это вот всё, когда в двадцать два словил кризис после расставания с бывшим и месяц провёл в лесах в облике волка, питаясь лишь тем, что смог поймать сам.       Сегодня у Кихёна с Хаын смена, что исключает их из патрулирования; Намджун вместе с Миун и своим отцом — Ким Намгёмом — вот-вот вернутся с утренней проверки территории стаи. Это значит, что в день заступят Чона, отец Юнги — Мин Юнсык — и Сохён. А Юнги и Чонгук вдвоём пойдут в ночь, оставив Намджуна за старшего, потому что они вдвоём охуенно сильны. Ну, или Хосока или Чимина возьмут, если тем вдруг захочется, хотя Намджун будет против, чтобы его муж шёл в леса без него. В любом случае, до вечера он абсолютно свободен: можно и поработать, решает Чонгук, приняв душ, быстро позавтракав и выходя на крыльцо, чтобы закрыть дверь снаружи.       — Ты в мастерскую? — раздаётся из-за спины, но новостью вообще не становится: в его доме один только минус — соседи. Вернее, глава семейства соседей, потому что ничего против Хосока и его славной дочки Чонгук не имеет. Но у него порой есть много претензий к бате этой малышки, хотя бы как к косвенно виноватому в том, что у него теперь есть свой пиздюшонок. — Подвезёшь меня?       Чонгук оборачивается.       — Нихуя ты зажрался с начальством на работу гонять, — и хмыкает на средний палец, который Юнги ему демонстрирует. — А с твоей тачкой что?       — Ничего. Мне просто лениво садиться за руль.       — Задние лапы до педалей не достают? — интересуется Чон, спускаясь вниз по ступеням крыльца и равняясь со своим лучшим другом, что ниже его почти на полголовы.       — Нахуй иди, — предлагает Мин, глядя на него снизу вверх из-под убитой многолетним блондом чёлки.       — Я альфа, это не в моей природе, — Чонгук весело скалится и снимает тачку с сигналки, после чего открывает пассажирскую дверь и приглашающе хлопает по сиденью ладонью: — Ап!       — Знаешь, я бы понял всю подноготную этих твоих шуток за триста, если бы ты был простым человеком, но ты же тоже блохастый, блять! — рявкает Мин, всё же садясь.       — Это кто тут такой хороший мальчик? — издевательски сюсюкает с ним Чонгук, выпучив губы и почёсывая лучшего друга под подбородком. Юнги, глаза закатив, высовывает язык и тяжело дышит, будто и правда собака, а потом морщит нос в недовольстве и закрывает пассажирскую дверь.       Чонгук громко ржёт, обходя свой внедорожник, и, прыгнув на место водителя, даёт по газам: работы у них с Юнги в мастерской предостаточно, чтобы быть занятыми до самого патруля.       В середине дня на работу к ним забегает его пиздюшонок, который вчера оставался в доме двух престарелых манипуляторов, ой, то есть у конкретных старейшин их резервации.       — О-дед передал обед двум обалдуям! — цитирует папу Чонгука Чонгю, появляясь в гаражных дверях. Пока ещё угловатый, щуплый и маленький, тощий и чёрненький, на отца в его возрасте безумно похожий — Юнги часто шутит о «копировать-вставить», — и точно такой же неугомонный, каким был Чонгук. И мотающий на ус всё, что мало-мальски неправильное: — Контейнер с синей крышкой — Юнги, а с красной — тебе! — и позитивно протягивает упомянутое в руки механикам. Ни уважительных суффиксов тебе, ни поклонов — надо поговорить с его папой о том, что было бы славно научить ребёнка манерам хотя бы в отношении посторонних людей.       — Почему в его контейнере больше еды?! — возмущается, на секунду, вожак.       — О-дед сказал, что это всё потому, что ты шлюховатый, — спокойно говорит ему сын. Юнги, не сдержавшись, гогочет, откинув светловолосую голову, и прям от души так, зараза, до слёз. А Чонгю смотрит на своего отца изучающе, и, склонив к плечу голову, тянет: — А что это значит?       О нет.       — Что именно? — нервно улыбаясь самому быстрому своему сперматозоиду, задаёт Чонгук аккуратный встречный вопрос. Малой же, впиваясь в своего недотёпу-отца взглядом умненьких тёмненьких глазок, не ленится уточнить свой запрос:       — Шлюховатый — это какой?       — Это как раз такой, как твой батя, Чонгю, — не прекращая смеяться, отвечает за Чонгука Юнги. — Можно даже комплиментом считать.       — Когда о-дед сказал это слово, то ойкнул, потому что говорил с а-дедом вообще, а меня не заметил. Но когда я спросил, что это значит, он не ответил и велел уточнить у тебя. Но и ты не отвечаешь, — и, вздохнув, пиздюшонок пожимает плечами: — Окей, у папы спрошу.       — Не надо у папы! — одновременно и очень испуганно восклицают Чонгук и Юнги, потому что лучший друг вожака прекраснейше знает, как Чонсо потом может вытрахать мозг за такое.       — Нет, ну или можешь, конечно, спросить и у папы, но только сразу скажи, что это не от меня ты услышал, а от о-деда, — помолчав с пару секунд, в итоге произносит Чонгук. А затем, закрепившись в своей невероятной идее, кивает для убедительности: — Да, так и скажи. Не забудь уточнить! Договорились?       — Идёт, — кивает малой. — Я пошёл тогда, мне ещё математику делать.       — Валяй, пиздюшонок. На неделе приедешь?       — Может быть, если папа не накажет за что-нибудь снова, — и он произносит это настолько будничным тоном, что Чонгук аж невольно моргает: это буквально он в десять лет, честное слово. Отцовская фраза «Наказан!» в какой-то момент стала фундаментом всего его детства — порой даже казалось, что не наказан Чонгук бывал куда реже, чем сидел, например, под домашним арестом.       — Ну ты уж постарайся.       — Оно само получается, — широко улыбнувшись отцу и его лучшему другу, сообщает Чонгю, после чего машет рукой и выходит из мастерской.       — У него улыбка твоя, — задумчиво тянет Юнги, глядя мелкому вслед. — И нос. И щёки. И разрез глаз даже. Блять, вы серьёзно «копировать-вставить», Чонсо вообще принимал участие в этом зачатии или ты делением множишься?       Чонгук на это только пожимает плечами, чтобы вернуться к работе.       ...Чонсо звонит через час ровно, чтобы сообщить отцу их общего сына, что он в гробу видал его родственников и их лексикон.       — Сразу видно, в кого ты пошёл, — фыркает в трубку.       — Умоляю, ты говоришь, как мой бывший, но ты даже не он, — изображает в микрофон Чонгук рвотный позыв.       Воцаряется пауза.       — Фу, серьёзно?       — Клянусь. Как будто я жил с тобой десять лет, а потом кинул с ребёнком.       — Не дай бог.       — Не дай бог бы я тебя кинул? — уточняет Чонгук.       — Не дай бог бы ты, блять, со мной жил, — отвечает омега, а после, вздохнув, просит: — Умоляю, Чон, я безумно благодарен старейшинам, что они пытаются помочь мне строить личную жизнь и порой предлагают забрать Чонгю к себе в дом, но скажи им, чтобы они фильтровали базар при ребёнке.       — А меня поблагодарить ты не хочешь? — Чонгук почти обижается.       — Это твой ребёнок и твоя прямая обязанность, — ледяным тоном парирует это Чонсо. — Так что иди-ка ты в жопу.       — В твою не пойду. Практика показала, что это чревато.       На том и заканчивают.       До конца смены Юнги и Чонгук работают в абсолютном спокойствии: кажется, что ничего необычного этот вечер им не подарит.

***

      Маршрут сегодня идёт через лес, а их только двое, и потому Чонгук и Юнги даже не отвлекаются на всякие шутки в духе «толкни-братана-лапой-в-грязную-лужу», чем можно было бы позабавляться в горах. В горах обычно господствуют птицы, а крупные заплутавшие звери на открытой местности от запаха вожака волчьей стаи обычно сразу же дёру дают, но лес — это иная стезя. В лесу Чонгук не господствует, и по этой причине невероятно внимателен: сейчас середина июня, что значит, что тигрицы уже разродились и вовсю ходят со своими мелкими, обучая их премудростям взрослых. И не хотел бы он случайно встретиться с самкой, которая вдруг может подумать, что они с Юнги представляют угрозу; или, напротив — с самцом, который решит, что они пришли занять его территории или отобрать его полосатых женщин. И это речь ещё не идёт о перспективе встречи с тем же медведем, у этих сейчас вообще брачный сезон.       Риска можно было бы избежать, не суйся они так глубоко в чащу леса, но это тот самый случай, когда у них банально нет выхода: не совершай они вылазки подобного рода, то не наткнулись бы когда-то впервые на метки кочевых стай, которые пришли забрать у них территорию. И не нашли бы за эти три года уже двух путешественников, что заблудились и всенепременно бы стали добычей для всех обитателей леса крупнее полёвки. Этот лес — их территория, и они несут ответственность абсолютно за всё, что здесь происходит, как когда-то будут нести те дети, что пока не участвуют в таких патрулях.       Лес густой, тёмный, недружелюбный и относительно тихий: даже птицы затихли, что, вообще-то, знак очень дерьмовый и говорит о том, что что-то случилось. Юнги, рядом бегущий, всем своим видом выражает внимательность и напряжение: в темноте его светло-песочная шерсть кажется серой.       «Кто-то чужой, как думаешь?», — проносится в голове вожака нарочито спокойное. Шутки, которыми они с лихвой весь день обменивались, закончились: Мин останавливается, навострив уши и внимательно вслушиваясь. Чонгук делает то же.       «Не имею понятия. Но очень похоже на то», — отвечает лучшему другу по стайной связи.       «Что там у вас?», — в разговор вклинивается Чимин предсказуемо. — «Помощь нужна? Я как раз вышел размяться».       «Нет, будь в резервации и разбуди Намджуна, если он спит. Нам нужен тот, кто будет связующим и сможет предупредить остальных о беде», — отвечает Чонгук. Юнги тем временем снова срывается с места, но не бегом, а мелкой трусцой, красноречиво оставляя метку на стволе одного из деревьев и тщательно нюхая воздух. — «Не разделяемся».       «Ясен хрен».       Чонгук его обгоняет, вырываясь вперёд: быстро и тяжело лупят по отсыревшей земле могучие чёрные лапы, но запахи крайне привычны. Вожак чувствует тигра: кажется, он проходил здесь не больше часа назад. Один, значит самец. Или подросшая самка, которая ещё не готова с кем-либо спариваться? Нет, метка: точно самец на обходе своей территории.       И тут останавливается, потому что в нос сильно бьёт запахом крови.       «Полтора километра вперёд, не больше, хорошо ощущается», — чеканит Юнги в голове.       «Чимин, здесь кто-то ранен, возможно, ему будет нужна наша помощь».       «Тут относительно свежая тигриная метка, ты действительно думаешь, что бедолаге ещё нужна помощь?», — сомневается Мин.       «Ей почти час, он мог пойти куда-то на запад, ветер-то юго-восточный. Если я прав, то этот некто чертовски везучий».       «Будет забавно, если это окажется дохлая крыса».       «Для крысы слишком отчётливый запах. Либо волк, либо... нет, точно волк, я уже чувствую».       «Простой или оборотень?»       Чонгук напрягается. Лесные волки обычно пахнут лёгкой, почти невесомой отдушкой псины и мускусом, однако в волке оборотня довольно легко распознать, если знать, как. Даже если оборотень, как в своё время Чонгук, продолжительный срок находится в полной форме своего обращения, он в первую очередь всё ещё человек и лучше любого животного знает, куда податься за лёгкой добычей в случае сильного голода. Продукты, которых не встретишь в природе, напичканы вкусовыми добавками и ароматизаторами — такое прочно въедается в мех, и не скоро выветривается. Кожа и ткань автомобильных салонов — туда же, у всего внутри тачки очень специфический запах; одеколон — и подавно.       Запах становится куда сильнее: они приближаются быстро, ведь волк может бежать со скоростью от пятидесяти до шестидесяти километров в час. Проблема лишь в том, что тигр развивает примерно такую же, и если им всё-таки не повезло и с другой стороны бежит тот самый самец, то стычки не миновать — особенно, если волк был ранен вовсе не им, а кем-то ещё.       «Здесь!» — Юнги резко сворачивает, Чонгук — след в след за ним. И на небольшом промежутке, на упругой траве, наконец-таки видит.       Он лежит без движения. Достаточно крупный: под два метра в длину, шерсть лощёная, явно ухоженная, как будто домашняя псинка. Из рваной раны в боку кровь хлещет обильно, но незнакомец в сознании — осторожно поворачивается острой мордой в их сторону, скалится, не распознавая от боли, кто перед ним.       А Чонгук уже понял — хоть бы и по небольшому ошейнику с прицепленной за карабин к нему набедренной сумкой с, очевидно, пожитками. И потому, с коротким «Сторожи на случай появления тигра», принимает свою привычную форму: незнакомый волк с тихим вздохом опускает морду на землю, позволяя обнажённому вожаку чужой стаи подойти вплотную к себе и ощупать рану.       Ладно, всё могло быть и хуже. Не медведь и не тигр. Скорее...       — С рысью повздорил? — хмыкает. — И решил прилечь отдохнуть?       Волк вздыхает, а затем кивает тяжело-тяжело.       — Мы видели относительно свежую тигриную метку недалеко от этого места, пока патрулировали. Только вопрос времени, когда он придёт сюда, так что если ты останешься тут, то стопроцентно превратишься в закуску. Тигры нападают на слабых. Я даю тебе выбор: остаться тут в ожидании смерти или же идти с нами назад в резервацию. Мы тебя защитим по дороге и подлатаем, — волк поднимает голову довольно уверенно, а Чонгук показательно демонстрирует красную радужку. — Но есть нюанс. Ты будешь отвечать на вопросы, которые тебе задам лично я. Договор?       И видит второй тяжёлый кивок.       — Заебись. Вставай, настала пора твоей обосранной заднице мыться под душем, а не под дождём, — и на этих словах превращается вновь.       ...С тигром они и правда встречаются ближе к середине пути: полосатый гондон долгое время преследует их по правой стороне, держась в отдалении и явно пытаясь выждать момент. Зелёный совсем, потому что опытный бы напал на трёх волков, один из которых еле идёт, незамедлительно — видимо, либо местный папочка помер от старости или болячки, либо пока ещё этот юнец с ним не встретился, чтобы почить от когтей. А потом кот пасует: навстречу выбегают Намджун, Хаын, Кихён и Юнсык, и стая берёт раненого волка в кольцо.       «Я щас ему пизды дам», — хочет было начать действовать третий в их стае, но Чонгук глухо рычит:       «Оставь его, он явно только недавно от мамкиной сиськи, хотя явно голодный: я слышал, как у него урчит в животе. Мы живы только из-за того, что он мелкий и долго приценивался. Пусть идёт себе, ловит мышей».       И на этой ноте стая движется дальше.       А уже через час на тахту в доме Намджуна, которую Чимин — хирург по профессии — использует для таких вот критичных моментов, падает высокий худой молодой человек, бледный, как смерть, и красивый до одури. Омега Намджуна же, широко ему улыбаясь, мягко говорит своё: «Сейчас будет больно», и больно действительно делает. А потом выгоняет всех из дома хорошо отдохнуть, ведь:       — Он потерял много крови, и точно далеко не уйдёт, не сомневайтесь. Вообще не уйдёт, если быть точным. Он охуеть, как истощён, так что у вас есть возможность поспать и уже прийти сюда с новыми силами.       — Я вожак, мне нужно... — начинает было Чонгук, но Чимин только поднимает руку ладонью вперёд:       — Ты вожак, тебе нужно, и я уважаю это, однако пока ты вожак, я всё ещё врач, и моё слово закон в данном случае. Спокойной ночи, Чонгук.       И закрывает дверь перед носом.

***

      Уже в десять утра понедельника Чонгук поручает Юнги все дела в мастерской и, игнорируя все возмущения лучшего друга о том, что он тоже хочет знать все подробности, двигает к дому Намджуна, чтобы обомлеть на подъезде.       Герой вчерашнего вечера просто сидит на деревянных ступенях третьего по старшинству в стае, явно наслаждаясь хорошей погодой: торсом гол, светит бинтами, которыми Чимин его замотал, в простых домашних штанах чёрного цвета, явно намджуновых, и абсолютно босой. Отмытый от пыли и грязи, провожает машину Чонгука глазами до остановки колёс, а после — мягко ему улыбается, когда вожак покидает салон, приветственно хлопая рядом по нагревшимся доскам.       — Намджун уехал работать, Чимин внутри дома, но, как мне кажется, ты приехал не друзей повидать, — голос у него приятный на слух: низкий, грудной, немного тянущий гласные. Чонгук не видит причин, чтобы быть агрессивным — его новый знакомый настроен весьма дружелюбно, а потому он садится с ним рядом, позволяя себя изучать.       — Покажи глаза, — но предохраниться всё-таки стоит (потрясающ тот факт, что почти одиннадцать лет назад ему не пришло это в голову, но лучше поздно, чем никогда). Кивнув, неожиданный гость позволяет вожаку местной стаи разглядеть голубой цвет собственной радужки. Голубой — это значит без стаи. Если бы она была жёлтой, разговор бы уже был иным, потому что означал бы принадлежность чему-то, а так... по ходу, действительно не самый везучий парнишка, которого чудом нашли.       На вид он ровесник Чонгука. Может быть, на пару лет младше, не больше, и действительно чертовски красив — смуглая кожа, тёмные волосы, что на солнце отдают позолотой, а глаза в человеческой форме тёплые, карие и с золотыми прожилками. Что забыл такой парень здесь, в глуши? Перепутал адрес на кастинг в сериал?       — Ким Тэхён, — тем временем представляется юноша, уперевшись локтем в бедро и подоткнув кулаком щёку. — Мне двадцать пять лет, и я, как ты понял, без стаи.       — Чон Чонгук, двадцать семь. Тебя изгнали? — склонив к плечу голову, уточняет Чонгук: запаха от парня фактически нет — только лёгкая отдушка сандала и мускуса, что присуща всем оборотням. Получается, бета, а таких часто прут из стай — всё сходится.       Ким Тэхён ведёт плечом было, а потом морщится, видимо, потревожив ранение, и вместо ответа задаёт осторожный вопрос:       — Не против, если я закурю? — а он вежливый.       — Нет, я не против. Настолько не против, что буду весьма благодарен, если мне тоже стрельнёшь.       — Нет проблем, — одиночка сует в рот две сигареты, одновременно подкуривает, после чего передаёт одну в руки Чонгука. В этот момент они слегка друг друга касаются: пальцы Тэхёна немного шершавые, слегка мозолистые — очевидно, он много руками работает.       Опустив глаза, Чонгук замечает несколько мозолей на чужих босых ногах — много ходит пешком и в не самой удобной обуви, видимо. От чего-то бежит? Вряд ли: если бы он действительно бегал, то слинял бы уже этой ночью: понятное дело, что в первую очередь оборотни будут искать своего среди других оборотней. Значит, просто кочевник-разнорабочий, который зарабатывает достаточно мало, чтобы купить себе нормальные кроссы.       — Как ты оказался здесь? — задаёт вожак логичный вопрос.       — Я путешествую.       — Давно?       — С пару лет, — мягко отвечает Тэхён. — Но в такой ситуации оказался впервые. Спасибо большое вам за то, что вы сделали. Я бы без вас точно погиб.       — Видел его? — и по блеску глаз понимает: да, видел.       — Я бы даже на том свете себя не простил, если бы из-за меня он вас покалечил, — и вздыхает.       — Если б и покалечил, то чуточку, — пожимает плечами Чонгук. — Мы здесь всю жизнь живём и большую часть её ходим в патруль. Так что умеем справляться со всем зверьём, которое здесь обитает — они порой здесь частые гости. Особенно медведи и тигры.       — Серьёзно? — подхватывает Тэхён диалог. — И не боятся?       — Обычно боятся, как ни странно, леопарды и рыси, — на последнем слове парень морщится и опускает взгляд на рёбра. — А тигры с медведями — настоящие фанаты помоек. Но в этом году они действительно мало выходят, это в сравнении с прошлым. В прошлом году был небольшой пожар в лесу где-то на севере. Горело недолго, власти быстро всё потушили, но, видимо, погибло много добычи, и они в город едва не каждый день приходили. Полазить по мусоркам, — Чонгук фыркает, Тэхён же, кивнув, уточняет:       — Убиваете их?       — Нет, почти никогда. Только если уже успели кого-то задрать или ведут себя агрессивно. Ну, или если налицо явное бешенство, — вздохнув, Чон тушит окурок.       — Санитары леса, выходит.       — Что-то типа того.       — Позволишь задержаться у вас, пока не подлатаюсь немного? — вопрос звучит робко, парень явно на нервах, но Чонгук не мудак и людей в беде не бросает, а потому, плечами пожав, легко соглашается:       — Позволю, конечно. Будешь помогать в резервации, пока не окрепнешь, но нужно будет решить что-то с жильём, я полагаю.       — Да, наверное, но... — и он в неловкости опускает глаза. — Так получилось, что у меня сейчас нет денег на съём жилья. Но это нестрашно, я могу уйти в лес и...       — Забей, — и Чон только отмахивается. — Как вожак я обязан оказать тебе радушный приём, так что, да: у меня в доме есть свободный этаж, там обычно мой сын останавливается, но пиздюшонок гостеприимный и не капризный, так что временно переживёт.       — У тебя есть сын? — поджав губы, тянет Тэхён. — И сколько ему?       Эх.       — Одиннадцать скоро, — и наслаждается типичной реакцией на свои такие слова. Судя по лицу этого парня, в азах математики он довольно силён: по крайней мере, одиннадцать из двадцати семи вычисляет достаточно шустро, а потому сначала его красивое личико сильно вытягивается, а потом он силится взять себя в руки, а вожак продолжает: — Да-да, я знаю, как это выглядит, но, поверь...       — Я просто... — начинает Ким было, однако:       — ...это именно то, что ты подумал, так что, да, можешь меня осудить, — Чонгук всё-таки перебивает, заставляя того рассмеяться негромко:       — Я не осуждаю, окей? Просто слегка удивился. А его папа где? Или мама?       — У себя дома, я полагаю, — разводит Чон руки. — Мы не встречались подростками. Даже и не дружили особо. Просто, знаешь, подростковая туса, алкоголь, ну, и...       — ...сын по итогу, — понимает Тэхён.       — Зато он прикольный, — опять пожимает плечами Чонгук легкомысленно. — Я вот как хомяка хотеть начинаю, так сразу вспоминаю о том, что у меня есть ребёнок. А на кой хрен мне хомяк, если ребёнок прикольнее? Он хоть разговаривает. Матом уже ругается даже. Получает в школе плохие оценки и приносит мне еду на работу, если я забываю взять с собой что-нибудь пообедать. Иметь сына определённо повыгоднее, чем хомяка, согласись.       Тэхён снова негромко смеётся, покачав головой: упруго шевелятся тёмные волосы, на солнце выгодно выгоревшие — очевидно, действительно много времени проводит на улице, о чём и загар смуглой кожи свидетельствует. Да уж, и правда не врёт.       — Хотел бы я познакомиться когда-нибудь с ним, — улыбается мягко, глядя Чонгуку прямо в глаза без какой-либо враждебности, а Чон, улыбнувшись, проясняет этот момент:       — Ты собираешься остановиться в моей резервации на какое-то время, да ещё и в моём доме, так что вы обязательно встретитесь.       — Я всё ещё могу уйти в лес, если стесняю тебя, — напоминает Тэхён, но быстро тушуется, стоит вожаку глаза закатить с напоминанием:       — Ты гость, Ким Тэхён, двадцать пять лет. Ещё и тяжело раненый на моей территории, к слову. Что же я за вожак-то такой, если не окажу тебе радушный приём?       — Волки зачастую гонят взашей одиночек, — напоминает молодой человек.       — Только если те вдруг решают оспорить их право на лидерство, чего ты не делаешь, — напоминает Чонгук. — И я человек в первую очередь. Я не могу не помочь хорошему парню, если он оказался в беде.       — Откуда ты знаешь, что я хороший? — удивлённо захлопав ресницами, интересуется бета.       — Ты любишь детей, — хмыкает альфа-вожак, скосив глаза в его сторону.       — Откуда ты знаешь?       — Ты бы видел рожу свою, когда я сказал, что у меня есть ребёнок! Просиял, как болонка, которой дали вкусняшку!       — Эй, ты кого болонкой назвал! — восклицает Тэхён, рассмеявшись, и даже несильно тыкает Чонгука в бок, впрочем, сразу же себя оборвав и втянув голову в плечи: — Лишнее, да? Прости, умоляю, я просто очень тактильный, если мне с кем-то комфортно, так что если вдруг буду казаться навязчивым, то ты мне сразу скажи!              — Всё в порядке, на моей голове нет короны, — отвечает Чонгук, улыбаясь. — Мы все здесь — одна большая семья, и уважение ко мне просыпается только тогда, когда нужно что-то решить или кому-то помочь.       — О да, детка, тискай его! — раздаётся внезапное у них за спиной, и оба молодых человека, подпрыгнув, резко смотрят назад. Хитрая смазливая рожа Чимина в окошке скалится им дружелюбно и с ноткой ехидства, и Чонгук мысленно стонет: это ж насколько нужно было расслабиться, чтобы не услышать, как тот его открывает? — У нашего вождя давно не было крепких объятий, в которых можно бы было сжаться, и ещё дольше не было не ебли в периоды течек у холостых омег, а занятий любовью, — последнее омега Намджуна почти что поёт.       — Чимин, заткнись, мать твою, — стонет Чонгук, уронив голову на руку и чувствуя, как горят его уши.       — Я думаю, что у неё и без твоих проклятий всё плохо, — поправляет тот. — Было. Или же есть. Хрен её знает.       — А что случилось с твоими родителями? — осторожно задаёт Тэхён новый вопрос.       Чимин в окне крепко задумывается, словно решая, отвечать ему или нет. А потом всё же хмыкает и демонстрирует козыри:       — У этого увальня есть лучший друг, как раз-таки тот второй волк, с которым они тебя вчера случайно нашли. А у лучшего друга — муж, который когда-то был моим школьным другом. Я, как и Хосок, с рождения были в сеульской стае, и если Хосок изначально приехал сюда для проекта в своём университете — когда-то он был геологом, и уехать из-за одного идиота уже не сумел, то у меня всё прозаичнее.              — Его мама — омега в стае Сеула, но вышла замуж за человека, — поясняет Чонгук. — Ген оборотня всегда пересиливает человеческий ген, но, видать, он об этом не знал, и когда Чимин родился омегой, то велел избавиться от «немужика».       — Меня всей стаей воспитывали, но потом я подрос и понял, что не хочу иметь ничего общего с женщиной, которая вот так меня вышвырнула, — дополняет Чимин. — Поступил в мед, отучился шесть лет, потом ординатура, аспирантура, и тут Хосок позвонил, мол, нашёл для меня новую стаю и договорился тут с вожаком, чтоб меня приняли. С тех пор я здесь и работаю и в резервации, и в городской больничке. Ты вчера вовремя решил помереть, сегодня единственный мой выходной.       — Сколько тебе лет, говоришь?.. — уточняет Тэхён не без робости.       Лицо Чимина становится каменным.       — Тридцать два. Ещё есть вопросы? — коротко рявкает, сощурив глаза.       — Ни одного, просто внешне тебе... лет девятнадцать? Ну, максимум двадцать? — понимая, что случайно ступил на опасную зону, блеет Тэхён.       — Я пью кровь девственниц и грубых мужланов, которые задают слишком много вопросов, — Чонгук начинает заливисто ржать, Ким же густо краснеет. — За счёт первых остаюсь невинным и чистым, чтобы выглядеть молодо, за счёт вторых — тупею, чтобы соответствовать возрасту.       — Это был комплимент! — машет парень руками в примирительном жесте. — Ты выглядишь таким молодым! — Чон начинает от смеха натурально скулить, Чимин же выглядит так, будто вот-вот отправит Тэхёна назад в качестве обеда для тигров.       — Ты сейчас себе копаешь могилу, ты в курсе? — уточняет омега.       — Если что, могу дать контакт человека, который имеет в этом уже достаточный опыт, — утирая с глаз слёзы, стонет Чонгук. Чимин на это начинает очень громко смеяться, а Тэхён зависает в непонимании, однако оба волка только рукой машут, мол, не бери даже в голову. После чего омега, выдохнув, говорит, едва-едва выровняв голос:       — Я чего, блять-то, высунулся. Тэхён, шуруй на перевязку, завтра в городской больнице я запишу тебя к себе на уколы и наложение швов. Дал бы тебя в руки медсёстрам, да ты мальчик-волк, они обычно таких ко мне отправляют, потому что на двоих общие блохи.       — Уколы? — вскинув тёмные брови, удивляется тот. Встать ему самому будет больно и сложно, и по этой причине Чонгук поднимается на ноги и протягивает новому знакомому руку — тот благодарно ухватывается за чужую ладонь и, морщась от боли, неловко встаёт.       — От бешенства, — кивает Чимин. — В резервации у меня почему-то нет нужных вакцин до сих пор, — и фыркает громко, уперевшись взглядом в Чонгука. Тот только вздыхает и, кивнув, мол, осознал, разберусь, и только после этого жеста тот продолжает: — Но они есть на другой работе. Там же я наложу тебе швы, потому что всё, что я смог сделать ночью — это поставить лишь временные. Мой дом — не больница, мать вашу! И, к слову, не хостел.       — Он переедет ко мне этим вечером, — кивает Чонгук. — Я как вожак возьму всю ответственность.       — Сколько я буду заживать, док? — неловко интересуется тем временем Ким. Чимин же, вздохнув, пожимает плечами:       — Ну, уколы предстоит ставить в день обращения, на третий, седьмой, четырнадцатый и ещё на тридцатый день. Буду наблюдать за твоим состоянием, так что, — и разводит руками. — Вопрос в том, как ты будешь добираться в таком состоянии, остаётся открытым, потому что автобус от резервации до города ходит раз в час, а ещё там будет чертовски, блять, душно.       — Я отвезу, мне несложно, — кивает вожак на свой внедорожник.       — Моя же ты зайка, — удовлетворённо кивнув, замечает омега. — Позовёте на свадьбу?       — Блять, Чимин, перестань, — Тэхён тихо фыркает в кулак по левую руку, а затем лезет в карман, достаёт пачку сигарет и зажигалку, чтобы протянуть их Чонгуку с негромким:       — Он меня перевяжет и, в принципе, мы можем ехать, если ты приезжал только познакомиться лучше.       — Да, не вопрос, — кивает Чонгук, благодарно принимая то, что дают, и кивая. — Я подожду.       — Спасибо тебе, — и парень широко улыбается, после чего машет рукой и скрывается в доме.       Улыбка у него, конечно, бомбическая — какое-то время Чонгук, откровенно залипнув, глядит ему вслед и пытается собрать мысли в кучу. И лишь запоздало осознаёт, что Чимин всё ещё пристально за ним наблюдает с усмешкой, а потому:       — Заткнись.       — Я молчал.       — Ты громко думаешь.       — Я и трахаюсь громко, — играет бровями Чимин и, закрыв окно, уходит менять Тэхёну бинты.       Чонгук же со вздохом садится назад на ступени крыльца и задумчиво курит, невольно припоминая, что Тэхён перед тем, как дать ему сигарету, держал её в своём рту: факт косвенного поцелуя немного смущает, но, кажется, Ким не видел в этом ничего необычного, так что Чон решает даже не думать об этом.       Но достаёт телефон из кармана чёрных карго, чтобы.       Да. отец: мне рассказали, что ночью ты привёл одиночку не хочешь рассказать об этом старейшинам? ты сможешь оставить его только с нашего одобрения, если ты не забыл вы: я смогу оставить его, потому что я хочу, чтобы он оставался с нами до своего выздоровления слово вожака не обсуждается, в том числе и со старейшинами юнги: ну че там юнги: он тебя сожрал? юнги: или трахнул? юнги: эй, не молчи юнги: бедный мой лучший друг юнги: умер так рано, и даже нормально не траханный юнги: я позабочусь о твоей приставке, не беспокойся юнги: о сыне, может быть, тоже юнги: но не могу гарантировать. сам понимаешь — это такая ответственность! вы: я твою последнюю косточку жрал, говна ты кусок пиздюшонок: папа сказал мне, что утром вы с ним говорили и ты сказал ему, что едешь к чимину знакомиться с парнем, которого вывел ночью из леса. и что он, может быть, займёт мой этаж! я не против, но он будет обязан играть со мной в мортал комбат! вы: поверь, он будет не против чонсо: чонгю поцеловал одноклассницу на глазах у учителя чонсо: сказал, что уверен, что его отец бы тоже так поступил, если бы ему кто-то понравился чонсо: к директору мы идём сегодня в четыре часа вы: но я бы действительно так поступил вы: блять, он слишком быстро растёт       Ответив на все сообщения, Чонгук со вздохом затягивается, глядя на небо: погода отличная, ни облачка, и уже хорошо так припекает. Хорошо, что он все-таки не стал надевать толстовку, как изначально планировал, и ограничился простой чёрной майкой-алкоголичкой, иначе бы точно скопытился.       Мысли невольно перетекают к Тэхёну. Факт симпатии, которая у Чонгука к этому уютному парню возникла, отрицать достаточно сложно, и теперь только остаётся загадывать, как сложится их жизнь под одной крышей. Если он влюбится, то это, наверное, будет даже в какой-то степени круто — последний раз он испытывал нечто подобное аж в двадцать два, и невольно соскучился по таким вот эмоциям. Круто, да, но по итогу оставит осадок: Тэхён не выглядит парнем, который готов останавливаться где-то надолго, и если Чон к нему очень сильно привяжется, то по итогу это разобьёт ему сердце. А с другой стороны, не первый раз же, какая уж разница?..       А если Чонгук всё-таки влюбится, Тэхён захочет остаться и чудо случится, подарив вожаку чувство взаимности, то отцу придётся копать на заднем дворе интенсивнее: тот неловкий момент, когда единственный сын ультанул и не просто не обзавёлся омегой, но и взял в пары бету, которая не может рожать.       Ладно, что уж гадать: и он, откинувшись затылком на нагретые доски ступенек, выдыхает дым вверх, глаза прикрыв и нежась в ласковом солнышке. Даже не реагирует на звук открывшейся двери и шаги в свою сторону, что стихают, когда Тэхён ближе подходит — Чонгук хорошо ощущает идущий от него острый запах медикаментов, которые ему нос щекочут, и потому он сильно чихает, поморщившись.       — Ты так мило чихаешь, — негромко смеётся Ким. — Как пекинес. Я почти почесал тебя за ушком сейчас.       — Унизили в родной резервации, — сонно бормочет Чонгук, не обижаясь. — И почему только почти почесал? Мог бы и не стесняться, вообще-то.       Вообще, это была просто шутка, но дыхание глупо сбивается, когда он слышит, как с тихим шипением Тэхён наклоняется, чтобы действительно коснуться длинными пальцами выбритого участка в районе висков и неловко, явно смущаясь, погладить там.       — Пойдёт? — это звучит несколько сдавленно, и Чон специально не открывает глаза, чтобы его не смутить. Да и своего стыда тоже не выдать: пусть думает, что щёки у него покраснели от солнца, а не из-за того, что вот-вот член встанет на парня, имя которого ему по времени знакомо даже чуть меньше, чем нужно Юнги для того, чтобы придумать повод для глупых подшучиваний.       — Д-да, — и про себя чертыхается своему заиканию, но всё-таки робко надеется, что парень сочтёт это за удивление. — Спасибо?       Тэхён негромко смеётся. Какой же у него всё-таки смех, прости Господи. Приятный до ужаса. Да что там — весь Тэхён невозможно приятный, далеко не надо ходить.       — Поехали?       — Да, — и, открыв глаза, Чонгук садится на ступенях крыльца, после чего поднимается и протягивает новому знакомому руку. Слегка, быть может, дрожащую — да уж, ему слишком давно кто-нибудь не импонировал, и теперь он, кажется, рискует вляпаться совершенно нелепо.       Но всё ещё решает плыть по течению. Плывёт даже тогда, когда уже по пути сообщает Тэхёну, что ему сегодня нужно быть в школе из-за Чонгю, предлагает поехать с ним и тот соглашается с радостью:       — У меня есть немного сбережений, так что я был бы рад, если бы ты и твой сын составили мне компанию за... например, ужином? Или поздним обедом? Я хочу вас угостить.       — Там ещё будет Чонсо. Это папа Чонгю.       — Не вопрос, — и одиночка тепло ему улыбается. — Я буду только рад познакомиться с тем, кто вместе с тобой занимается воспитанием этого наверняка классного парня.       Для одного Чон Чонгука как для мужчины, чьего ребёнка отвергали все его бывшие, это, на самом-то деле, запретный приём, если вообще не хедшот.       Но Тэхёну этого знать пока что не надо.

***

      Чонгю от Тэхёна в полном восторге: и вовсе не потому, что тот купил ему большой бургер и двойную порцию картошки фри, пользуясь тем, что у Чонсо уже были планы на сегодняшний вечер и он отпустил их втроём, попросив вернуть мелкого не позже, чем в десять.       Чонгю от Тэхёна в полном восторге из-за того, что тот действительно с большим интересом слушает о его похождениях в школе и умильно поддакивает всем жалобам на учителей, общается с ним, будто с равным. Чонгук не знает, как должен относиться к подобному: с одной стороны, его отпрыску в данный момент на отца глубоко до пизды, он с ним даже не разговаривает, занятый бурной дискуссией о фильмах от «Марвел». А с другой, чёрт, картина и правда умильная, потому что Тэхён оказывается настолько комфортным, что в какой-то момент даже кажется, что они друг с другом знакомы уже тысячу лет.       Особенно где-то в моменте, когда Чонгю интенсивно жует, а сам Тэхён, подняв взгляд, смотрит Чонгуку прямо в глаза и мягко ему улыбается:       — Почти не притронулся. Тебе не понравилось?       — Что?.. А, нет, прости, — и вожак виновато смеётся, пожимая плечами. — Просто заслушался вас, вот и...       — Если ты не съешь свой бургер, то тогда я его съем, — говорит пиздюшонок, наклонившись над тарелкой отца и стараясь быстро и незаметно вцепиться в булку зубами.       Чонгук даёт ему хлёсткий щелбан — мелкий айкает, но улыбается и садится нормально. Тэхён же смеётся, а затем, головой покачав, говорит мальчику:       — Дай отцу поесть хоть. Если захочешь второй, я куплю тебе, нет проблем.       — Он тогда лопнет, — вставляет Чонгук, доставая салфетки и вытирая сыну щёки, которые тот вымазал в кетчупе.       — Не лопну! — возмущается тот. — Ещё и твой съем!       — Я свой съем раньше, — обещает вожак, покачав головой. Но прикоснуться к пище не может: чувствует себя неожиданно... робким? Что странно, поскольку ощущения такого характера у него в принципе редкие гости. Он вожак, в конце концов, и привык ничего не стесняться, поскольку в этой резервации он царь и бог. Дело определённо в Тэхёне, и это хорошая робость — та самая, из-за которой хочется вдруг улыбаться в смущении и неловко плечами жать на каждую реплику.       Чонгуку с этим парнем бескрайне комфортно. Как и комфортно Чонгю — мелкий вообще не может молчать всю дорогу до дома, с восторгом прося одиночку провести с ним время и завтра.       — Давай с тобой договоримся, — говорит ему парень, обернувшись после того, как Чонгук тормозит на подъездной дорожке дома Чонсо. — Если всю неделю ты будешь таскать из школы только «отлично» и твой папа ни разу на тебя не пожалуется, то на выходных ты, я и твой отец проведём время вместе? — скосив на Чонгука глаза вопросительно, получает едва заметный кивок, а потому продолжает: — Я много умею. Могу и тебя научить.       — Чему?! — с восторгом шепчет в ответ пиздюшонок.       — Умеешь жарить мясо, малой?       — Нет, обычно его жарят папа или отец.       — А вот ты будешь его жарить со мной. По рукам? А вечером поиграем в приставку!       Где-то на этом моменте Чонгю почти лишается чувств от восторга, а потом быстро-быстро кивает — вот-вот голова оторвётся, и из машины выпрыгивает не хуже бойкого козлика.       — Ничего не забыл? — задаёт вожак вопрос сыну, когда тот уже готов побежать по дорожке к крыльцу. Тот, хлопнув себя ладошкой по лбу, подбегает к машине со стороны водителя, дожидается, пока Чонгук откроет дверь и крепко-крепко его обнимает:       — Спасибо за вечер! Пока!       — И тебе, пиздюшонок, — Чон треплет его по черноволосой макушке, а Тэхён с пассажирского места машет рукой:       — Только «отлично», Чонгю!       — Помню! — последнее мелкий кричит уже на середине пути.       Они дожидаются, пока Чонсо не откроет дверь и не помашет машине, и только после этого трогаются. Чонгук чувствует себя максимально уютно — будто они и правда какая-то пара, которая доставила ребёнка домой, а сейчас едет к себе, и это всё ещё странно с учётом того, сколько они с Тэхёном знакомы. Тот же, откинувшись затылком на подголовник, открывает окно и достаёт сигареты.       — Подкури и мне тоже, пожалуйста, — и Ким, выполнив просьбу, повторяет свой прикол с двумя сигаретами сразу, после чего неожиданно руку протягивает, чтобы вставить Чонгуку одну между губ. Затем дожидается, пока тот обхватит её достаточно крепко, и садится нормально.       — Твой малой просто восторг, — сообщает с негромким смешком. — Потрясающий парень.       — Уверен, что он точно так же говорит о тебе, только более по-молодёжному, — хмыкает Чон, открывая окно и со своей стороны, чтобы лениво высунуть руку фактически полностью, дым выдыхая и расслабленно придерживая руль только одной.       И в этот момент замечает. Тэхён не пялится слишком открыто, но всё-таки, скосив глаза, смотрит на него с большим интересом. Можно даже сказать, с вожделением — губу закусив. Однако встретившись взглядом с Чонгуком, только откашливается, чтобы заметить:       — Ему есть с кого брать пример.       — Ты сейчас сделал мне комплимент? — уточняет Чонгук, вынужденный тоже хорошенько откашляться, чтобы задать этот вопрос.       — Думаю, да. Ты хороший отец и справедливый вожак, я это понял, как только мы зашли в ту кафешку, — отвечает Тэхён, неопределённо взмахнув рукой с зажатой в ней сигаретой.       — Каким это образом?       — Во-первых, ты всегда следишь за Чонгю, даже если это не замечаешь. Всегда первым пускаешь его, придерживаешь ему все двери, даже придвинул его ближе к столу, когда убедился, что он точно уселся, и постоянно поправлял ему полотенце на бёдрах, чтоб не испачкался. А ещё постоянно треплешь его по голове или стараешься прикоснуться как-то ещё. Поверь, я знавал много альф, которые становились отцами. Не каждый из них был так внимателен к собственным детям. Я бы даже сказал, что никто из них не был. А ты так вообще особенный случай с учётом того, как он у тебя появился и сколько тебе было лет. А если говорить о тебе как о вожаке, то тут ещё проще, — пожимает плечами и со вкусом затягивается.       Чонгук дожидается, пока Тэхён выдохнет дым. А тот продолжает:       — Люди вокруг. Когда мы зашли в кафе, все официанты начали тебе улыбаться, и это было не... подобострастно. Они действительно были рады видеть тебя, и точно так же было с учителями на территории школы. Это много говорит о тебе как о лидере. Я восхищаюсь тобой, — говорит в полумраке салона, разглядывая уже очень открыто.       — А я тобой, если честно, — дорога пуста, Чонгук может позволить себе повернуться на своего пассажира и утонуть в игре светотени от фонарей на обочинах. Тэхён мягко на это ему улыбается, однако глаза его начинают очень счастливо сиять на этих словах, и по этой причине Чон менее скован, чем мог бы быть при таком разговоре с кем-то другим. Всё ещё столь поразительно, что почти подозрительно, но ничего поделать с собой он не может: — С тобой невероятно уютно. Такое ощущение, будто я... дома? Одним словом, я очень расстроюсь, если ты окажешься серийным убийцей или задумал убить меня, пока я сплю, и занять моё место.       — Спасибо, что подкинул идею, — негромко смеётся Тэхён, покачав головой. — Однако нет, у меня нет секретов. Можешь задать мне любой вопрос, крутой альфа.       На самом деле, у Чонгука с момента первой поездки в машине зреет один, но он звучит невероятно абсурдно и почти на грани легенд или же мифов. Однако он всё ещё взрослый мужчина, который на своём пути встречался со всяким, подкованный как и в теории, так и на практике, и не может не доверять своим чувствам.       И по этой причине на одной из обочин глушит мотор — отчасти и для того, чтобы после того, как Тэхён услышит вопрос, он мог покинуть салон, если захочет. И, всем телом к нему повернувшись, начинает немного издалека.       — Твой запах плохо выражен, верно? Даже хуже, чем у омег.       Тэхён усмехается, становясь немного серьёзнее.       — Да, верно.       — Обычно беты не пахнут, но такое случается с особями с очень хорошей наследственностью. Например, если их родители, деды, прадеды и все остальные в роду были чистокровными оборотнями. Но такое случается редко, особенно в наши дни, потому что после того, как ООН приняла свою резолюцию пятьдесят лет назад, люди начали активно с нами мешаться. Тебе двадцать пять. Высок шанс, что ты, как и многие, всё же имеешь в роду простых людей. А ещё... — Чон цокает, пытаясь подобрать нужное слова. — То чувство уюта, которое ты у меня вызываешь. Ничего не имею против него, но как будто природа сама толкает меня располагаться к тебе, но почему-то только меня — тот же Чимин с тобой ведёт себя так же, как и с любым другим человеком.       Тэхён дарит ему кривую улыбку, молча снова затягиваясь и давая возможность альфе разгонять тему дальше.       — Всё выглядит так, будто вселенная хочет, чтобы рано или же поздно, но я... влюбился в тебя? — склонив голову, Чонгук смотрит ему прямо в глаза. — Или же не вселенная, а непосредственно ты. Ты же не бета, Тэхён?       Ким негромко смеётся, выдыхая дым носом, а затем дарит ему улыбку пошире всех предыдущих усмешек:       — Нет, Чонгук, я не бета.       — Ты же знаешь, что есть ещё кое-кто, кто, согласно всем легендам и мифам, стопроцентно попадает подо всё, что я озвучил сейчас? — Тэхён смотрит на него выжидательно и, вздохнув, Чонгук всё же решается: — Тэхён, ты энигма? Альфа альф, способный подчинять себе каждого, кого только захочется?       — Да, — он кивает спокойно, а Чон только выдыхает прерывисто. — Но я не хочу тебя подчинять, — продолжает так же размеренно и пожимает плечами. — Просто... айщ! — и негромко смеётся, затянувшись несколько нервно и со смущением съехав вниз по спинке сидения. — Это будет звучать очень неловко, но просто ты мне как-то сразу довольно сильно понравился. Видимо, из-за эмоций я слегка не рассчитал с феромонами и предрасположил тебя к себе, извини за это, окей? — и смотрит снизу вверх виновато. — Я не специально, обычно я хорошо себя контролирую, правда!       — Я уже сказал тебе, что не имею ничего против этого чувства, — а у Чонгука в голове планеты сходят с орбит, и он, к своему невероятному ужасу, не может понять, какая причина влияет сильнее: тот факт, что перед ним сидит представитель высшего пола у оборотней, который с лёгкостью может занять его место в любое мгновение, или тот, где Тэхён, смущаясь, признаётся ему, что вожак ему очень понравился. — Почему ты без стаи и скитаешься?              — Потому что, — и, щёлкнув пальцами, Тэхён вздыхает, головой покачав. — Не нашёл ещё ту, где мне бы не подчинились в итоге. Я не стремлюсь к тому, чтобы стать вожаком. В конце концов, это очень большая ответственность, и несмотря на то, что я по всем фронтам доминантная особь, я не очень хочу возлагать подобное на свои плечи. Типа, знаешь, я был бы согласен быть тем, кто подаёт патроны и всякое такое дерьмо.       — Ты шёл сюда неспроста, — тянет Чонгук. — Не тот город, на который можно наткнуться, когда ищешь пересадку с одного рейсового автобуса на другой или вроде того.       — Да, я узнал о вас аж в Тэгу и шёл с тобой познакомиться, да вот только знакомство вышло совсем не таким, как я себе представлял, — и энигма нос морщит, а потом дарит ему одну из своих невероятных квадратных улыбок, что молодят его сразу лет этак на пять, и заявляет весьма позитивно: — Зато я запомнился!       — Не то слово, — и, покачав головой, Чонгук заводит мотор и жмёт педаль газа. — И какие планы в дальнейшем?       — Для начала — залечить это, — и Ким показывает на свои рёбра. — И походить на прививки к Чимину. Месяц, да? Получается, так.       — А дальше что?       — Всё зависит от того, прогонишь ты меня или же нет, — разведя руками, заявляет Тэхён, а потом неловко тушит окурок и — боги — кладёт его в другую, пустую пачку из другого кармана. Заметив взгляд вожака, поясняет: — Что? Я не мусорю.       — Ты очарователен, — срывается с губ неожиданное, и волчий слух позволяет услышать, как сбивается дыхание и сердцебиение его пассажира, а зрение демонстрирует всю густоту румянца на чужих смуглых скулах. — И, сдаётся мне, это даже не твои феромоны.       — Чонгук.       — Слушаю?       — Они бы не возымели такого эффекта, если бы я тебе не понравился тоже, — кашлянув очень неловко, замечает Тэхён.       Застонав, Чон резко давит на тормоз, потом бьётся затылком о подголовник, и после совершенно позорно падает на руль лбом. Внедорожник во мраке дороги сигналит отчаянно, грустно и очень протяжно — словно саундтрек к похоронам всех попыток Чонгука сохранить в тайне свой краш на этого парня.       Энигма на это только негромко смеётся:       — Ты такой драматичный.       — Я ни в кого не влюблялся пять лет, а с тобой знаком всего сутки.       — И что? — он не смотрит, но слышит в чужом голосе очередную улыбку, а представить её не так уж и сложно, в общем-то.       — Просто дай мне побыть драматичным.       — Окей, не вопрос, — хихикает Ким. — Скажешь, как рекламная пауза кончится? Мне действительно очень не терпится посмотреть на твой дом.       Им же ещё под одной крышей жить.       Точно.       С очередным стоном Чонгук снова бьётся об руль под чужой низкий смех.

***

      Спустя две недели их проживания под одной крышей Чонгук, альфа-вожак одной из крупнейших стай, понимает отлично: он определённо всё чаще себя ловит на мысли, что ему очень не хочется, чтобы спустя нужный для реабилитации месяц Тэхён уходил. Он действительно оказался тем самым искренним парнем, который ничего ровным счётом не требует: с момента разговора в машине ни один из них о симпатии не заговаривает, но Чон понимает отчётливо, что у них начинается та самая фаза волчьих повадок.       Это когда слов нет, но есть действия. Тэхён без зазрения совести починил забор Хосоку с Юнги, невзирая на раны, и с большим удовольствием согласился посидеть с дочкой лучшего друга Чонгука весь день, когда у того был выходной, чтобы соседи хотя бы выбрались в город разнообразить семейную жизнь. Также он с большим удовольствием помогает старейшинам — отец и папа Чонгука так и вовсе в восторге от того, что «тот очаровательный юноша» два раза в неделю помогает по саду, а потом с удовольствием слушает их «старческий бред».       Тэхён заводит тёплую дружбу с Чонсо: теперь Чонгю имеет полное право гулять со своим старшим другом, пока омега всё ещё силится наладить личную жизнь — вроде как, у него где-то в городе появилась какая-то девушка, что согласна принять его таким, каков есть.       В их с Чонгуком быту он занял ту самую нишу, которая: «Обед на столе, не забудь взять на работу», «Отвезёшь меня в город?», «Почитаешь мне вслух?», «Провести день с тобой и Чонгю? Звучит потрясающе!» и «Удачи в патруле, я буду ждать тебя целым», и это так по-семейному, что без шуток дух перехватывает. Они убираются вместе и вместе готовят, вместе ездят в город, причём, не только в больницу, но и даже в полицию — получить новые сведения о диких животных, которых могли пропустить в патруле. И это так потрясающе и настолько уютно, что Чонгук абсолютно не хочет, чтобы этот энигма когда-то исчез.       Тэхён совершенно прекрасно вписался не только в его личный дом, но и во всю резервацию.       Вечерами он играет в карты с отцами Юнги и Намджуна, а самому Намджуну как-то помог с сантехникой в доме. Если говорить о Чимине, то здесь с пробежками и тренировками боксу пришлось повременить, поскольку рана ещё только затягивается, но омега пообещал ждать. А к концу второй недели своего пребывания он так и вообще забрал весь десяток детей учиться рыбачить, взяв с собой Сокджина в помощники и позволив всем взрослым отдохнуть от их выводков. Прошло без происшествий, исключая момент, где Чонгю начал слишком активно признаваться в любви однокласснице и та от смущения дала ему в нос. Пиздюшонок совсем не расстроился, а, шмыгая кровавыми сопельками, только гордо ответил Тэхёну, что если бьёт, значит, любит.       — Нужно дать ему уроки подкатов, — вечером всё того же дня сообщает Чонгук очень задумчиво, нарезая на ужин салат.       — Звучит очень сомнительно, — замечает Тэхён, занятый маринованием мяса.       — И почему же?       — Он сказал, что ты бы поступил точно так же, — и смеётся негромко. Затем, правда, глаза на вожака поднимает с вопросительным видом — мол, может, попробуешь? Однако Чонгук, вдруг очень смутившись, бормочет:       — Я не хочу, чтобы ты дал мне в нос.       — Та девочка не сказала ни слова о том, что она поступила так, как бы я поступил, — замечает Тэхён, руки споласкивая. Они на кухне вдвоём: пиздюшонок здесь прописался, но конкретно сегодня снова наказан за выходку во время рыбалки, и по этой причине гостей здесь не ждут. И, вообще-то, дом у Чонгука довольно просторный, однако конкретно сейчас на кухне становится тесно.       Тэхён хочет, чтобы они всё-таки?..       Проблема Чонгука кроется в том, что он совершенно не знает, как себя преподать. Честное слово, если бы он регистрировался на сайте знакомств, у него было бы самое скучное био: альфа-вожак в корейской глуши, недурен собой, тачка есть, недвижимость есть. А ещё есть нагулянный в подростковом возрасте сын, который на каждое селфи ноет: «Меня покажи. Ме-ня по-ка-жи!».       Хорошо хоть, что этому парню представляться не надо. Чонгук вообще нашел его раненым во время ночного обхода своей территории, а потом поселил в своём доме, так что они уже знают друг друга со многих сторон. В том числе — с тех, которые обычно при конфетно-букетном периоде не демонстрируют.       Ладно, чёрт с ним. Чонгук тоже этого хочет, и потому делает шаг, сокращая между ними дистанцию — отчётливо видит, как волнительно вспыхивает взгляд его отныне сожителя, и понимает, что буквально видит в нём сейчас отражение собственного.       Чонгук поцеловать Тэхёна хочет безумно.       Однако...       — Медведь в резервации! — раздаётся вопль Юнги прямо под окнами, и вожак, подобравшись мгновенно, отстраняется и, на ходу скидывая лишние вещи, перевоплощается уже на крыльце. Мозг соображает весьма лихорадочно: как назло, из всех альф на месте только Юнги и Чонгук, а если верить ментальной связи всей стаи, то первым медведя заметил Сокджин, который выходил из круглосутки, застал хищника в очень агрессивном настрое и спрятался внутрь. Кихён, Миун и Намджун в патруле, отцы вместе с Чоной уехали в город, Сохён и Хаын на работе — последняя, будто злой рок посмеялся, как раз сегодня занимается бумажной работой прямо в головном офисе, а не патрулирует отведённый участок.       Если бегом, то это пятнадцать минут. Целых пятнадцать минут для того, чтобы медведь смог навредить кому-либо или принести разрушения: если верить Сокджину, то он действительно зол — или болен, или чертовски голоден, или же ранен: у них как раз закончился брачный период. Чтобы вернуться из патруля, Кихёну, Миун и Намджуну нужно и того больше времени — они ушли высоко в горы сегодня.       «Вдвоём можем не потянуть», — злится Юнги, и Чонгук злится тоже, потому что с ним абсолютно согласен. Но что вдруг оказывается для них неожиданностью, так это уже знакомый волк по левую лапу: Тэхён, в закатных лучах отливая рыжиной и всплесками золота на тёмно-коричневой шерсти, бежит рядом с ними, отрезанный от стайной связи, но будто всё чувствующий — сверкают зло голубые глаза, он явно сосредоточен на беге.       Рана всё ещё не затянулась, но он может перемещаться так быстро. На силе упорства или же разница между энигмой и альфой действительно так колоссальна?       «Я могу его задержать», — раздаётся вдруг в голове голос Чимина, и Чонгук громко рычит непосредственно вслух.       «Даже не смей, нас трое, мы разберёмся. Не лезь один к нему, Чимин, это приказ твоего вожака».       «Понял, не буду».       Нужное расстояние они преодолевают достаточно быстро: в резервации много пространства, но, слава богам, не так много людей и застроек, так что незваного гостя они видят издалека. Уссурийский медведь, который в напряжении смотрит на то, как они приближаются, и даже не двигается. Последний такой заходил к ним той страшной зимой, но тот проснулся не вовремя и потому был агрессивен, а так-то они довольно трусливы. Что же привело этого обычно безвредного мишку, который, по сути, и сам зачастую является добычей для хищников, пока что остаётся загадкой — крови вожак стаи не чувствует.       Болезнь или возраст? Определённо: что-то, а её запах уже становится хорошо различимым, когда трое волков останавливаются перед диким животным — острый гнилой запах из пасти и седина на широком лбу и морде порождает новую мысль: скорее всего, перед ними почтенный старик с плохим зрением и обонянием, которому уже тяжело добывать себе пропитание. Но это вовсе не значит, что ему можно приходить сюда и вести себя агрессивно.       «Убивать смысла нет, у него нет явных признаков бешенства, а сам он выглядит довольно напуганным», — сообщает Юнги. — «Надо гнать, но этот пень старый нас и не видит толком небось, поэтому может полезть в драку, подумав, что мы хотим напасть на него».       Чонгук лихорадочно думает. Будет логичным увести мишку далеко в лес и попробовать там потеряться, но, опять же, видит тот плохо и, скорее всего, эта затея будет достаточно сложной. Даже если они погонят его целой стаей, он может испугаться сильнее и разозлиться. У уссурийцев очень плохо развита мимика, что делает их очень опасными при иных раскладах событий, кроме мгновенного бегства при встрече — понять, когда этот дед будет готов атаковать их, будет почти невозможно.       И тут Тэхён выходит вперёд. Чонгук глухо рычит — мол, что ты задумал? — и даже щёлкает пастью, напоминая, что как вожак команд не давал. Однако Ким спокойно оборачивается через плечо и смотрит на него с ноткой доброй насмешки в голубых глазах.       И тут Чон понимает, чего следует ждать.       «Какого хрена он творит, блять?!», — возмущается Юнги тем временем, глядя с одного на другого. — «Ты как вожак ничего не предпримешь?!»       «Что у вас там происходит?!», — вклинивается Намджун в разговор.       «Просто смотри», — предлагает Чонгук лучшему другу и кивает Тэхёну, разрешив тому действовать.       Коричневый волк, глядя медведю прямо в глаза, делает вперёд несколько мягких, грациозных шагов. И — чудо! — взгляд их незваного гостя враз стекленеет и словно туманится, когда он, очевидно, ловит взгляд волка своими полуслепыми. Слегка склонив голову, с каждой секундой Тэхён сокращает между ними дистанцию, и останавливается только на расстоянии вытянутой руки, честное слово, не более.       И коротко рявкает.       Медведь начинает медленно пятиться, после чего, развернувшись спиной к потенциальным врагам, медленно уходит в сторону леса.       «Что это было?..» — у Юнги явно шок.       А Чонгук, оценив масштаб силы шага Тэхёна для защиты их резервации, осознаёт, что теперь на этот вопрос может честно ответить:       «Сила энигмы».

***

      — Ты можешь подчинить любое создание? Не только лишь оборотней?! — кажется, в доме Чонгука ещё никогда не было так многолюдно: слух о том, что тот доброжелательный парень, которого они спасли в патруле, оказался представителем наивысшего пола, облетел резервацию быстро, и вожаку пришлось приложить немало усилий, чтобы к нему не набилась вся стая, а только старейшины, альфы и, конечно, Чимин.       — Д-да, я могу, но я не... — заикаясь, начинает было Тэхён, но его перебивает Намджун, глядя на гостя их резервации во все глаза:       — И вожака тоже можешь?!       — Я простой альфа, — напоминает Чонгук, до этой минуты сбежавший было на кухню от этой толпы, но теперь, съеденный собственной совестью, вернулся своего сожителя всё-таки слегка поддержать. — А он — альфа альф. Как думаешь, может ли он?       — Получается, ты можешь захватить власть в нашей стае в любую минуту, — тянет задумчиво чонгуков отец, глядя на Тэхёна с большим подозрением, однако же тот выставив руки, активно начинает ими махать:       — Я не хочу, Чон-ним, без шуток. Быть руководителем мне не по нраву, но куда больше мне импонирует, например, вести такой образ жизни, какой я вёл две недели. Я рад быть полезным, но я не хочу занимать первенство в стае.       — Ты жил с ним всё это время. Ему можно верить? — подняв глаза на Чонгука, интересуется уже непосредственно папа.       — Тэхён вам всем ни разу не дал в себе усомниться, — пожимает плечами вожак. — Почему вы должны начать в нём сомневаться теперь?       — Ты сказал «вам всем», — замечает Юнги, склонив к плечу голову. — Хочешь сказать, что ты знал?       Вздох.       — Да, знал, — отвечает Чонгук и наслаждается наступившей гробовой тишиной.       — Окей, о том, какой ты говнюк, мы поговорим с тобой позже, — кивает лучший друг по итогу, а затем вновь смотрит на Тэхёна в упор, но без намёка на какую-либо враждебность: — Что ещё ты умеешь?       — Ну, есть кое-что личное, но я бы не хотел озвучивать это, поскольку это касается моей личной жизни, — виновато тянет Тэхён, пожимая плечами. — Интимной части, если вы понимаете, о чём я сейчас говорю.       — Одним словом, ебли, — с видом знатока комментирует папа Чонгука, а затем пожимает плечами: — Хочешь-не хочешь, а говорить всё же придётся, если ты хочешь стать членом стаи. А ты ведь хочешь, я угадал? — и смотрит игриво.       — Откуда вы знаете?.. — растерянно тянет Тэхён.       — Вижу, как ты на моего сына смотришь, — на этом моменте отец давится воздухом и с паникой переводит взгляд с энигмы на Чонгука и снова назад, однако папа его игнорирует: — И как он на тебя смотрит, тоже вижу. Речь идёт о заднице парня, который мне чуть дороже вас всех, вместе взятых, так что, да, я хочу знать, что ты можешь в кровати, и вовсе не в том смысле, в каком вы все сейчас подумали!       Ким очень густо краснеет. Вид у Юнги становится самый что ни на есть отвратительный, так что Чонгук хорошо понимает: всё, что гость резервации скажет сейчас, со временем будет использовано против её вожака.       — Я... — и Ким густо краснеет. — Я могу менять пол тому, кого выберу в пару.       — Ха-ха! — истерично восклицает Мин на этих словах, а затем громко и совершенно издевательски ржёт. — Течный Чонгук! Залетевший Чонгук! Мало было ему пиздюшонка! — сам Чонгук же слегка выпадает в осадок от всего, что услышал, однако Тэхён снова активно машет ладонями:       — Подожди ржать! Есть ряд нюансов.       — Это каких же? — за сердце держась, интересуется чонгуков отец.       — Всё зависит от серьёзности поставленной метки. Если просто лёгкий укус или царапина, то альфа-партнёр пробудет омегой не больше двух суток, — закрыв глаза и от стыда умирая, шепчет Тэхён. — А если метка серьёзная, то он будет таким, пока я не умру.       — Ты правда хочешь выбрать этого парня в партнёры? — повернувшись к Чонгуку, который сейчас стоит и переваривает, на полном серьёзе интересуется папа, игнорируя охи своего альфы по правую руку.       И как бы ни было всё новым и парадоксальным, вожак в своём ответе уверен:       — Да, папа. Хочу.       — А остальное нас не касается! — и на этом моменте папа, никого не стесняясь, берёт старшего из семьи Чон прямо за ухо, предвосхищая все возможные вопли вместе с порывами пойти копать могилу на заднем дворе. — По этой причине оставим вас всех отдыхать. День был тяжёлый, вечер — ещё тяжелее, так что вы заслужили. Тэхён, думаю, тебя можно поздравить? Теперь ты член стаи, я угадал? — и снова смотрит на сына.       Чонгук на это только кивает:       — Да, можно поздравить. Но давайте отпразднуем завтра. Он всё ещё ранен, а сегодня пришлось немного побегать.       — Идея отличная, — кивает Юнги, удовлетворённо кивая: — Пойду расскажу Хосоку все сплетни, — и, не прощаясь, выходит за дверь. За ним повторяют и все остальные, однако Чимин, задержавшись в дверях, смотрит на Тэхёна с Чонгуком с хитринкой.       А после подмигивает:       — Напоминаю о том, как Чонгю появился на свет. Предохраняйтесь, если Чонгуку вдруг как-то захочется знать, каково это — течь! — на этом моменте Намджун, матерясь, вытаскивает его на крыльцо, но омега совсем не расстраивается: уже из-за закрытой двери они слышат громкий смех и шутливую ругань.       Когда последняя тачка шуршит шинами, они оказываются в полном молчании. Но это молчание вовсе не той категории, когда может стать некомфортно, отнюдь — сидящий на диване Тэхён, снизу вверх глядя, смотрит слегка виновато, а затем произносит:       — Я не буду кусаться, пока ты не захочешь.       — Я знаю, — кивает Чонгук, садясь рядом с ним. — Я совершенно не против попробовать это на день-другой. Но давай я сначала тебя поцелую, потому что нас прервали до этого?       И энигма, расслабившись, ему улыбается.       — Да. Давай, — и позволяет Чонгуку накрыть свои губы губами уже через секунду.       ...Это, мягко говоря, необычно. Поначалу приносит дискомфорт в животе, непривычный, однако терпимый: укус Тэхёна не был болезненным, скорей, распаляющим то, что и без того уже было готово к великим свершениям, а ещё Ким точно знает, что делает. Не даёт Чонгуку сосредоточиться на ощущениях подобного рода, не позволяет растеряться или же удивляться — отвлекает поцелуями в губы и в шею, ласкает соски, опускается ниже и даже берёт в рот давно вставший член.       Вожак сегодня меняет свою ипостась ради того, чтобы прочувствовать — как это. Потому что у него совершенно нет предрассудков, но есть желание пометить Тэхёна, сделать своим — что он и делает в тот самый момент, когда его задний проход увлажняется, как и бывает у всех омег, а Ким медленно-медленно входит в него, позволяя привыкнуть. Чонгуковы челюсти крепко сжимаются на основании шеи, а пальцы цепляются от новизны ощущений, однако это совершенно не больно, как могло бы быть, если бы они решили впервые сделать это без помощи силы энигмы.       Чонгук совершенно не против: в зеркале собственной спальни он видит, как ярко горят красным глаза, когда он ставит метку на этом потрясающем парне, а, откинувшись на подушки спиной, позволяя Тэхёну брать себя и контролировать весь процесс абсолютно, он счастлив видеть чужое золото радужек.       Теперь парень, которого они случайно нашли в патруле, точно никуда не уйдёт.       Стал неизменной частью всей резервации, стаи и сердца одного Чон Чонгука, который пока совсем не готов для того, чтобы думать об их собственных детях, конечно же, но, может быть?..       Когда-нибудь?..       В будущем?..       Как карта ляжет. Как говорится, дожить бы.