afterlight. / прозрение.

Пришёл. Как обычно, неожиданно, заявившись, посреди кухни после почти трёхмесячной миссии. Одежда чистая, как будто только со стирки. На вид, и не был он недавно неоднократно ранен в стычке с противником, и словно не валялся в прибитой пылью изнанке нашего мира. Поражает. Волосы не уложены, но ему и не нужно, только придаёт внешнему виду определённого… Шарма, что ли. Точёные черты лица. Тонкие, сжатые в полоску, губы, на скуле пластырь, закрывающий небольшую, но довольно глубокое повреждение от пореза в битве и привычно холодный, безразличный вид. Слишком горд, чтобы попросить помощи, хоть и знает, что справилась бы за считаные минуты, избавляя его от дискомфорта, издаваемого той болючей раной. — Голоден? — спрашиваю, не здороваясь, в наших глубоких отношения это не взято за привычку, особо не нужно, как будто это чего-то стоит в том скромном диалоге, который мы оборвём уже спустя минуту. — Нет, — нет так нет, будет больше времени отдохнуть после госпиталя, всё равно ничего не готовила и, особо, уже не ждала. — Где Сарада? Не видел на тренировочном поле, — ловит в полуобороте, поражая своим разговорчивым настроем, и приходиться снова бросить на него взор. Как будто это единственное место, в котором можно найти девочку-подростка. — У подруги, обещала быть к восьми дома. Не хочу больше продолжать, о важном поговорили, оставим на потом. Всё же разворачиваюсь и ухожу скорее принят душ, это единственное, чего сейчас требует моё тело и душа. Лишь отдалённо слышу его шаги за спиной в сторону выхода и улавливаю внутри себя неприятный осадок от встречи. Куда уходит? Непонятно, как будто куда угодно, лишь бы не быть здесь. И плевать. Жаль только, что столь кратковременная встреча до сих пор заставляет сердце остро покалывать в ожидании большего, но винить его уже не за что, сегодня первой сдалась я. Да и только ли сегодня… Постоянно посещает одна и та же мысль, не дает мне покоя: «Как долго это всё будет продолжаться?» Всю свою сознательную, да и не особо, жизнь, я искренне верила в то, что это навсегда. Мои чувства, пелена с оттенком боли на глазах, трепет тех самых бабочек в животе и просто алое лицо при едином его, пусть и не нарочном, касании. Сотни тысяч «а вдруг», «а может». Надежд, терзаний, грёз. — Теперь-то всё будет иначе, люди меняются, — улыбаюсь, глядя в глаза голубоглазой подруги, которая, в попытках что-либо донести, опустила руки и уже молча допивает своё пиво, погрузив взгляд на дно кружки. — Ты же и сама видишь! Саске теперь лишь желает исправить все ошибки, отдаёт все силы на искупление совершённых грехов, платит за спокойствие Конохи своим сном, телом и духом, — такой восторг в глазах, руки сжаты в кулаки, а Ино уже будто и слушать это тошно, какая заезженная тема. — И я встану с ним бок о бок. Стану его поддержкой, стану его семьёй, стану тем, чего ему так не хватало, сейчас я, как никогда, должна быть рядом! — Заткнись, дура, — с отвращением шепчу сама себе и наконец открываю глаза, просыпаясь от воспоминаний. — Жалкая. Смотрю сначала в зеркало, а после в раковину прямо под ним. Не туда ли смыла посеревших бабочек? Они устали не меньше меня, да и умерли вместе со мной в тот день. Не вспомню и как до меня дошло, но в определённый момент, скажем так, зрение у меня всё же восстановилось. Сидя на всё той же кухне, уткнувшись в запятнанное временем окно, наблюдаю за тем, как он плавно исчезает с горизонта и понимаю, что не ощущаю ничего. Не больно, бывалой тоски уже нет. Когда он вернется? У меня уже и этот вопрос не вызывает интереса. Что пришёл, что не приходил, ничего не изменилось. — Тогда зачем ждать? — снова разговариваю сама с собой, наверное начинаю сходить с ума. Хотя, хороший вопрос, сколь бы он меня не мучал, и я заметила за собой лишь одну деталь — мне было плохо только от то, что я продолжала ждать. Чего и кого? А ответа на это у меня нет. Любящего и любимого мужа или семейного уюта? Мечты. Забытые мечты. Какой бред поселился в моём разуме, настолько недостойный, что даже в голове подростка ему не должно было найтись места. — Взрослая женщина, а мозгов не больше, чем у соседской вшивой псины. Дочь однажды спросила, как при таком раскладе мы ещё вместе. Как ни крути, она всё же умнее и не только в соотношении со мной из прошлого. Я задумалась по поводу этого всерьёз. Ведь подав на развод много я не потеряю, а лишь приобрету то, что мне так нужно. Спокойствие. Заключение брака не внесло ничего нового в нашу жизнь. Я конечно и сама не ожидала мгновенного перевоплощения в порядочного семьянина, но хоть что-то же должно было измениться. Хоть какой-то намёк, что мы супруги, а не те же сокомандники, как то было ещё при Цунаде. Многим скажи и сейчас не верят, что это правда, даже дочери приходиться объяснять, что её отец просто не от мира сего и романтическая линия не по его масти. Какой абсурд, романтика мне уже и не нужна, но хоть капля интереса то должна присутствовать к собственной жене. Ах, как же я могла забыть… Секс, точно, он ведь у нас был, разве это могло ничего не означать? — Спонтанный двенадцатилетней давности сюрприз? Вот это да, ну точно любовь, — уже с не абы каким умением высмеиваю саму себя. — Раз в жизни и палка стреляет. Меня тогда чуть не разорвало от счастья. Столько мыслей всё от том, что это был внезапный порыв страсти и жгучих желаний. Так ли сильно он тогда жаждал вкусить моё тело или то было всего на всего принятие реальности и единственным верным выходом в его разуме? Цель, под каким углом не верти, скорее всего преследовалась им в тот момент лишь одна — клан сам себя не восстановит. Утаивать нечего и не хочу врать никому, а себе в первую очередь, от любви не осталось ничего, кроме названия. Слепая привязанность. И если мне было так паршиво от постоянного ожидания, нужно просто перестать это делать. — Гений, не иначе, — спешно умываю лицо и тянусь за очередной баночкой в шкафчик возле зеркала, параллельно цепляя себя на мысли, что развод в нашей случае вообще не проблематичная тема. Ни кольца, ни предложения, ничего. Для подписи одной бумажки прилагать усилий и не нужно, тем более, что это можно сделать и без него, чтобы не мусолить друг другу глаза лишний раз, к тому же, как отреагирует Учиха пока не понятно. Не поведёт и глазом или забьётся от потери, будто его ручная зверушка безвозвратно убежала в лес? В любом случае, его реакция или мысли по этому поводу особого значения не имеют, исход я вижу только один, как тоскливо от того бы не было. — Сакура, я вхожу. Как ведро холодной воды на голову. Без стука, предупреждения. Я даже не слышала шагов. И как долго он находиться за дверью? Хотя… Важнее как много я успела сказать вслух?