***
Сэму не страшно. Вот ни капельки. Он совсем не нервничает, когда на него жалуются отцу Даффи за «вызывающее» поведение. «В первый раз, что ли?» - усмехаясь, отвечает он Нейту и достает из кармана потертых джинс пачку сигарет. Стены директорского кабинета ему уже как родные. Парень чуть ли не наизусть помнит все фото и все тексты грамот, висящие в этой комнате. Вот тут Райана хвалят за безупречную работу со своими учениками, тут его награждают почетным дипломом, а здесь сам мэр (!) жмет ему руку. Даффи — крутой мужик, думается Сэму. А еще круче он кажется, когда в сотый раз выгораживает Моргана-старшего перед монахинями. — Сестра Кэтрин, ему всего-то шестнадцать, — отмахивается мужчина. — Дайте же парню хоть капельку свободы. — Но, Отец, при всем уважении, он продавал второклассникам сигареты… Как вы можете просто так закрывать на это глаза?! — монахиня тушуется, морщится от несправедливости. Ее прямо коробит от одного только имени этого малолетнего засранца. «Ох, и воздастся же ему…» — думает она, кидая на Сэма взгляд, то ли полный отвращения, то ли – жалости. А Сэм все сидит и давит свою якобы раскаивающуюся улыбку. «Лже-е-ец,» — думает сам про себя Морган. — Я не закрываю глаза, — продолжает директор. — Я лишь даю ему шанс исправиться. Сестра Кэтрин замолкает, уставившись на свою обувь. У парня во взгляде читается самодовольное: «То-то же».***
Ему все также ни капли не страшно, когда он снова оказывается в лазарете со сломанной рукой и разбитым носом. На его теле и до этого живого места не было: на брови шрам, на руках ожоги, а на ногах — синяки всех цветов и размеров. Сэму иногда думается, что инстинкт самосохранения покинул его ровно в тот момент, когда он вывалился из колыбельной вниз головой. — Да, что ж ты будешь делать! Третий раз за два месяца! — возмущается медсестра. — Откуда на этот раз свалился? — Все также, — сквозь боль лыбится парень. — С небес. — Все остроумничаешь… — огрызается женщина, меняя повязку. — Ты когда-нибудь точно допрыгаешься, помяни мое слово! Но Сэм как будто не слышит. Он уже строит новый план того, как бы ему еще перелезть через эту чертову башню, оказаться на улице и пойти на очередное безрассудное дельце. Нейтан часто злится на старшего брата за это. Ему-то, наоборот, жутко от любой плохой мысли, ведь если Сэм по своей тупости погибнет, или сиганув с башни, или наткнувшись на нож в подворотне, он останется совсем один. Сэм кивает. Снова обещает быть осторожнее. Все чаще начинает брать Нейта с собой. Через полгода они уже вместе перелезают через башню. Директор только качает головой.***
Не страшно Сэму и тогда, когда даже Отец Даффи лишается своего терпения. — Тебя выгонят? — тихо спрашивает Нейт, провожая Сэма в кабинет директора. У мальчишки по щекам вперемешку со слезами размазана грязь: дрался с одноклассником. — Скорее всего, — Сэм присаживается на корточки перед братом, вытирает с его лица слезы и щёлкает по носу указательным пальцем. — Эй, не смей вешать нос! Все будет хорошо, вот увидишь. Но хорошего происходит мало. Даффи горько смотрит на Моргана-старшего, жмется от нерешительности, но все равно выносит неутешительный приговор. Закрывать глаза на выходки парня больше было невозможно: передряги, в которых из раза в раз оказывался Сэм, были уже гораздо серьезнее продажи сигарет малолеткам. — Полиции я тебя сдавать, конечно, не буду, — Отец хмурится, отводит взгляд от подопечного, будто если посмотрит еще раз, то сломается и опять начнёт покрывать. — Но, ты сам понимаешь… — Все хорошо, Отец Даффи, — Сэм поджимает губы, будто сожалея, но внутри, почти заставляя себя, чувствует пустоту, полное безразличие ко всей ситуации. Ни радости, ни печали, ни страха. Откровенно наплевать. — Все давно уже шло к этому. Не хочу доставлять Вам, да и всему приюту проблем. Директор снимает очки и, прикрыв глаза, устало потирает переносицу. И зачем он вообще так печется об этом балбесе, когда ему самому нет дела до своего будущего? К чему все эти оправдания перед коллегами, ложь полицейским и сделки с совестью? Даффи и сам не понимает. — Сэм, ты же смышленый парень, — выпаливает мужчина, когда Сэмюэль уже стоит на пороге кабинета. — Сам, наверное, понимаешь, что повернул куда-то не туда. Пожалуйста, хотя бы ради брата, опомнись и не стесняйся попросить помощи. Я тебе всегда помогу. Сэм разворачивается со своей дежурной улыбкой на губах. — Хорошо, спасибо Вам большое. За все. За помощью он так и не обращается.***
Не страшно лезть в чужие квартиры, воровать, спать в притонах, а иногда даже и в обезьянниках. Не страшно вечно держать наготове нож, попадать в передряги, ругаться с боссом и получать по роже. Не страшно есть по возможности, не иметь ни малейшего понятия, что будет завтра, по кусочкам собирать остатки рассудка после какой-то попойки и жадно курить гадкие сигареты. Все это – уже какая-то больная привычка, давящая, тянущая на дно, но такая рутинная, что уже и дрожь в руках не кажется чем-то пугающим, и кошмары с удушающим сонным параличом становятся новыми друзьями, а боль в груди притупляется, будто все в порядке. Будто так все и должно складываться в жизни шестнадцатилетнего подростка. Среди своих немногочисленных знакомых Сэм – кремень и сталь, сильнее, храбрее, несгибаемей всех. Его считают душой компании, зовут пить, делятся травой и чем покруче. Но парень прекрасно осознает: друзей у него нет. Есть только Нейтан и мечты о пиратских сокровищах, которыми оба брата бредят, как сумасшедшие. Еще бы, единственное, что осталось от матери. Тут волей-неволей заработаешь себе гиперфиксацию, причем на всю жизнь. Не обделяют Сэма и на работе: босс и его шестерки хотя и частенько колотят до звездочек в глазах, но все вполне довольны, что есть кто-то, на кого можно спихнуть всю грязную работу и, в случае чего, повесить ответственность. Денег поэтому не жалеют: Сэму хватает даже на новенький мотоцикл. Морган-старший знает, его кинут при первой возможности и оставят гнить в тюрьме. Но он же кремень, сталь: сам выберется, сам разберется. Как и всегда. Сэму не страшно. Вот ни капельки. Он храбрится, пыжится, доказывает всем, что непоколебим и что все ему по плечу. Вот только самому себе он это никак не докажет. Ведь страшно было с самого начала.***