Мой последний кошмар

... и все, что отражалось, Что было в зеркале, померкло, потерялось… *** Кто это заиграл? Чьи милые персты, Чьи кольца яркие вдоль клавиш побежали? Душа моя полна восторга и печали — Я не боюсь могильной темноты. © И. Бунин

«Хоть бы никто не вышел, хоть бы никто не вышел» — единственная мысль, вертевшаяся в его заторможенном мозгу. Пальцы слегка подрагивали, в голове кричала отчаянная пустота. Кричала так сильно, что хотелось разбить эту зудящую голову о стену, чтобы больше не слышать этот свист тишины, чтобы не чувствовать, чтобы не быть… Мамору, контролируя на сколько это возможно каждый свой шаг, наконец дошел до своей квартиры. Порадовался, что не встретил никого из соседей, которые иногда проявляют излишнее любопытство. Ключ никак не хотел поворачиваться. Мамору тупо смотрел на него, любуясь бликами от автоматической лампочки на металлической поверхности. Красиво. Подумав ещё немного, он всё же вспомнил, что нужно поворачивать в другую сторону. Бинго. Добро пожаловать в ад. Мамору ещё помнил, что когда-то здесь царил идеальный порядок. Всё по полочкам, вычищенно до почти вульгарного блеска. Аккуратист, педант, всегда с иголочки, первый красавец университета, если не всей страны, мечта любой девушки. Он провел рукой по волосам, и, не снимая ботинки, поплелся в сторону гостиной. Смахнул с дивана ворох грязной одежды и наконец принял горизонтальное положение. Сон не шел, ему просто хотелось лежать. Смотреть в потолок, на котором то и дело мелькают полосы от проезжающих машин. Слушать, как капает вода в душе. Прежний Мамору обязательно либо сам починил неисправный кран, либо позвал мастера. Но сейчас ему даже нравились эти звуки, усиленные его повреждённым восприятием до максимума. Казалось, что кто-то мерно и настойчиво ударяет в гонг, созывая на некий шабаш. Он был бы не против пойти на подобное торжество, отплясывать с ведьмами, совокупляться с чертовками и пить огненную воду. Но пока его сил хватало только наслаждаться звуками фантомного гонга и бликами на потолке. Прекрасно. Морок спадет до завтрашнего обеда, и он как ни в чем ни бывало пойдет на работу. Мамору Чиба. На его памяти так к нему обратились в первый раз в больнице. Обратилась не мать, не отец, а строгий врач в белом халате. Он смотрел на него сурово, но со скрытой печалью. Тогда Мамору было шесть. Тогда он понял, что такое необратимая утрата. Мама и папа теперь присматривали за ним с небес. Да, он был уверен, что они попали в тот пресловутый рай, о котором все так грезят. Осознал это немного позже, когда окончательно привык к одиночеству, когда перестал просыпаться по ночам от кошмаров. Почему-то он врал всем, что всё забыл. Первое серьезное в его жизни враньё. Он помнил всё до пугающих деталей: вот мама застегивает на маленьком Мамору ремень безопасности, вот отец усмехается и говорит, что их сын уже достаточно взрослый, в багажнике корзины с фруктами и булочками, палатка, пледы, гитара. Запланированный пикник обратился аварией с горячим пламенем, вонью дыма, бензина и тяжёлым запахом крови. Врачи твердили ему, что он остался жить благодаря чуду. Чудо. Чудо жить, помня как твою изуродованную окровавленную мать упаковывают в черный пакет, помня остекленевшие глаза отца, которые начинает застилать красная поволока. Воистину чудо жить, осознавая собственную ненужность, одиночество, боль. В детском доме он приучился к чистоте. Его раздражали чумазые физиономии других детей, их привычка прятать еду, от которой заводились тараканы и бегали по их кроватям. Мамору поклялся себе, что никогда в его собственном доме не будет грязи, он сделает для этого всё возможное. Легче чем существование вместе с тараканами, были побои. Угрюмый, нелюдимый, он поневоле притягивал внимание и получал за это сполна. Друзей в детдоме он так и не обрёл, зато пополнил копилку жизненных навыков умением держать удар, давать сдачу, стойко стоять на своем и поддерживать порядок вокруг себя. Его целеустремленность и желание лучшей жизни сподвигли его учиться только на отлично, и он поступил в лучший университет страны. Генная инженерия, нанотехнологии, его притягивало необъяснимое и неразгаданное. Сперва в общежитии, а затем уже в новой квартире, он действительно стирал каждую пылинку, не мог оставить ни одного пятнышка. Горькая память горького детства. Не детства. Детство — это что-то светлое, доброе, сказочное. С солнышком и домиком на белом листе. Его детство закончилось на трассе, сгорело в огне, утонуло в вязкой крови самых близких людей. Однако он не клял судьбу. Просто принял, что остался один. И останется один навсегда. Ему было трудно сходиться с людьми, он боялся привыкнуть к кому-то, а потом снова жестоко потерять. Но однажды всё-таки не удержался, и в его наконец-то отлаженную жизнь вступила девушка. Горячая Рей Хино. Черные как смоль волосы, искрящиеся мистическим светом глаза, она почти вмиг согрела его своим демоническим теплом. Они познакомились в университете. Столкнулись чуть ли не лбами на общем перерыве и не смогли отвести друг от друга взгляд. Она приняла его таким: молчаливым, хранящим уже зажившую рану от посторонних глаз, сильным, но всё ещё не до конца уверенным в правильности решения судьбы оставить его в этом мире. Рей, сама достаточно закрытая, самодостаточная и вольная показалась ему идеальной, подходящей под все его параметры девушкой. Его раздражали излишне шумные особы, прилипчивые, которые сразу заполняют собой всё пространство. Рей была другой. Рей была первой, кто переступил порог его квартиры, первой, кто согрел его простыни, первой, кто заставил почувствовать себя живым. От нее всегда веяло каким-то жаром, а пахло розами и дымом сладких сигарет. Они любили сидеть на диване, курить, неспеша цедить вино или что покрепче. И Мамору почти не раздражали крошки пепла, которые осыпались с кончика сигарет на подушки. Он мог часами перебирать ее шелковистые волосы, смотреть на изящный, будто выточенный девичий профиль, вдыхать полюбившийся запах роз и ее терпких духов. Ему полюбился и ее гортанный смех, и ее манера щурить глаза, и ее бордовая помада, которая стиралась от его яростных поцелуев. У него были девушки до неё: нимфы на одну ночь из элитных заведений: Мамору был брезглив и не хотел заражаться от случайной связи. Но Рей доверился без всяких разговоров. Он чувствовал, что между ними что-то большее, чем простая симпатия. Это было похоже на ментальную связь, что-то давно забытое, но такое дорогое. Она гладила его по волосам, умела успокоить. Они вели долгие беседы на острие метафизики и прозы. Флёр алкоголя, горький дым, всякий раз разговоры перерастали в страстные соития. Ее черные волосы смешивались с его, с точеных губ срывались протяжные стоны, длинные ногти впивались в спину. Рей Хино оживила Мамору Чиба. Встряхнула и заставила посмотреть на мир иначе. Раскрасила его доселе серую жизнь в бордово-красные оттенки. Как-то она спросила его: — Может в клуб? Обычно он избегал шумных вечеринок, но в тот раз решил согласиться. Она привела его в неприметное с виду заведение. Бьющая по мозгам музыка, дёргающаяся под нее толпа, парочки, разбросанные по углам. Первое, что почувствовал Чиба переступив порог порочного учреждения — отвращение. Но он не хотел обидеть Рей, которой судя по всему была необходима эмоциональная встряска. Она с видом знатока заказала им два некрепких ликера, отхлебнула немного и потащила Мамору на танцпол. Ее черные глаза засветились дьявольским огнем, волосы от бликов софитов попеременно становились то темно фиолетовыми, то ярко красными. Атмосфера полного отрыва постепенно передалась и ему. Он притянул к себе ставшую ещё сексуальнее Рей, яростно впился в ее губы настойчивым поцелуем, его руки стали жадно шарить по прекрасному телу девушки. Ему было хорошо. Вдруг Рей громко намекнула ему, перекрикивая громкую музыку, что была бы не против подсветить эйфорию огоньком счастливого пакетика. Мамору слегка посерьёзнел, но, взглянув в умоляющие глаза любимой, всё же согласился. Рей явно бывала здесь часто, потому как ориентировалась она в клубе как у себя дома, если не лучше. Завернув в какой-то закуток, она три раза стукнула по железной двери, и совсем скоро та отворилась. Из потайной комнаты вышел высокий мужчина с шевелюрой, которой бы позавидовала любая барышня. Рваные джинсы, в тон им безрукавка, накаченные руки со змеящимися татуировками. — Хино? — хмуро пробасил он, с интересом оглядывая Рей. — Привет, Неф, — дёрнулась та в ответ, но тут же несколько увереннее попросила: — Нам бы немного… Что может быть плохого в том, чтобы немного приукрасить реальность вместе с любимой? Рей выпросила у знакомого верзилы помимо главного отдельную кабинку, и поэтому они наслаждались уединением. Хино учила Мамору правильным манипуляциям, контролировала каждый шаг, и уже совсем скоро они хохотали от любой ерунды, развязно целовались и, кажется, пребывали в космосе. Мамору мог поклясться, что никогда не был так счастлив как тогда, в душной кабинке, почти чулане, с разбросанными вещами и специфическим запахом. Рей была такая красивая, такая желанная, такая своя… Его единственная, самая лучшая во вселенной, как же он хотел ее… Он плохо помнил как они доковыляли до его квартиры, в памяти удержался лишь непрекращающийся смех да лёгкий звон в голове. Ум прояснился только утром, когда он очнулся на полу, а рядом лежала полуобнажённая Рей. Воистину, эта ночь была потрясающе яркой. С тех пор они стали чаще баловаться с веселой дурью. Как правило по инициативе Рей, но Мамору никогда не был против. Это дарило ему столько эмоций, столько доселе неразведанных чувств, что он был не в силах отказаться. Еле уловимый запах синтетики, туман в сознании, бесконечное веселье… Мамору тем не менее продолжал усердно учиться, выбил себе грант, нашел более оплачиваемую работу. В этот период жизни он ощущал себя по максимуму живым, нужным, любимым. Возможно то чудо, благодаря которому он ещё жив, было именно для этого? Успехи на учебе и работе, красивая девушка, покой и радость. Возможно все его неудачи были выкупом для этого счастья? Быть может жизнь и в самом деле не такая уж и мрачная, как он всегда думал? Но стоило подобным мыслям найти место в разуме Мамору, как вся магия его счастья показалась иллюзией. Дешёвым фокусом. Рей изменила ему с другом того самого Нефа, поставщика белой радости. Как-то Мамору отключился в их излюбленной кабинке, а как пришел в себя, услышал до боли знакомые стоны. Ее затуманенный наркотиком разум заблокировал стыд, и она, распахнув белые ноги, самоотверженно поощряла грубые толчки какого-то светловолосого типа. Он был кудрявый и почти голый. Ну прям ангел, упавший с гребанных небес. Ангелок как и чертова Рей не стеснялся соития при постороннем, входя всё глубже и рыча всё громче. Мамору с трудом поднялся, в груди нарастала бушующая ярость. Казалось, что сейчас она перельется через край, затопит и сожжет всё вокруг. Он с силой оттолкнул наглого типа от Рей. В сердцах начал наносить ему жестокие удары, на что пришедший в себя полуголый ангелок не нашел причины не ответить тем же. Их драка была кровавой, грубой и проистекала под аккомпанемент противного смеха Рей. Она так и продолжала лежать на грязном полу, пребывая в вязкой эйфории и смеялась, глядя как двое мужчин превращают друг друга в истекающих кровью монстров. К счастью на шум пришел Неф и разнял их. Вышнырнув любовника за дверь, длинноволосый верзила помог Мамору встать, а после, слегка побив по щекам Рей, поднял с пола и её. На следующий день она пришла к Мамору и честно призналась, что больше не любит его. — Пойми, моя истинная любовь это — Джедайт, — она глядела ему прямо в глаза. Своими черными самоуверенными глазами в его синие усталые. Забрав с полок кое какие свои вещи, она тряхнула волосами и наконец сказала более сдержанно, с лёгкой грустью: — Прости. Она ушла из его жизни, хлопнув дверью, опрокинув его мечты о светлом будущем. Хлестко, с чувством и изяществом выжгла все те несмелые ростки надежд на лучшую жизнь. Растоптала каблуком красных туфель веру в завтрашний день. Она ушла от него примерно так же, как и родители: неожиданно, вмиг. Но в то же время совсем по-другому: жестоко, эгоистично. Он понял, что теперь точно остался один. Как и тогда на казённой больничной койке, так и сейчас внутри своей со вкусом обустроенной квартиры. Хотя, возможно Рей правильно сделала? Ушла без обмана. Всё же в прямоте ей не занимать. Но как она поняла, что тот взлохмаченный небожитель ее единственная любовь? Как почувствовала? Где прочитала? Почему так уверена в своей правоте? Неужели эти два года с ним для неё ничего не значили? Что такого смог ей дать Джедайт, чего не мог дать он, Мамору? Рой вопросов разрывали его голову на части. Ему не хотелось ни есть, ни спать, ни заниматься наукой, ни отыметь какую-нибудь нимфу в попытке яростной отместки. Он не хотел ничего, он не хотел… жить. Бесцельно меря шагами квартиру, он то и дело косился на ножи, на припрятанные для хозяйственных нужд верёвки. Навязчивые мысли терзали своей необратимостью. Он даже предпринял несколько попыток, но каждый раз его ждал провал. Как только дело доходило до главного, в голове мелькали обрывки воспоминаний с трупами родителей. Мертвая мать, умирающий отец и адское пламя… И нож выпадал из его рук, а веревка с позором развязывалась. Но благо, что он нашел способ получше. Взяв отпуск на несколько дней, Мамору отправился в клуб. Не тот, где мог встретить дьяволицу Рей со своим ангелом, а на другом краю города. А впрочем, переступив порог он понял, что клубы мало чем отличаются: та же музыка, те же дерганные танцы, те же клубы дыма, тот же алкоголь за ту же цену. Наверняка здесь есть и то, за чем он пришел. Он попросил юркого бармена налить ему виски. Залпом опрокинув шот, попросил повторить. Задал несколько вопросов, расположил к себе. Дело оставалось за малым. Вскоре к Мамору подошёл хмурый громила с белёсыми космами. Окинув гостя оценивающим взглядом, он вручил ему то, о чем так долго грезил Чиба. Крупная купюра, недопитый шот. Больше ему в этом клубе делать нечего. На ночном небе блестела Луна. Почему-то Мамору тянуло к этому загадочному шару, хотя он и знал, что на самом деле сияющий круг холодный и жестокий. Впрочем как и этот мир. В чем разница? Только в том, что на Луне никого нет и не может быть. Прекрасное место. Как бы ему хотелось очутиться там, задохнуться и превратится в космическую пыль. Долгожданное принятие забытого вещества ударило в голову чередой забытых ощущений. Уже совсем скоро он почувствовал себя гораздо лучше. Теперь потеря Рей казалась ему логическим исходом. Наверное, они действительно не подходили друг другу. Его тянуло к Луне, а ее к порочному огню. Он даже успел пожелать ей счастья, погружаясь в блаженный спокойный сон. Безмятежность, пустота… Очнулся от звука трескающегося стекла. С трудом поднявшись, он помотал головой и, посмотрев в окно, лег обратно. Ему приснился пожар. Не тот злополучный, а другой. Горело белое здание, рушились красивые колонны, а он всё бежал, ощущая за спиной смертельный жар, что-то кричал до рези в груди. Кажется, он не смог избежать катастрофы. Дикий визг заставил его вновь очнуться. Рубашка взмокла от испарины, в глазах стояли слезы. Он сморгнул непрошенную влагу и побрел в гостиную. В голове всё ещё стоял пронзительный визг, почти вой, а ещё Мамору будто наяву ощущал запах гари. Ну нет. Не для таких ощущений он заключает сделку с погибелью. Надо расслабиться. Проходя мимо зеркала, он резко остановился. Там кто-то был. Точно был! Это не глюк воспалённого сознания, за стеклом явно виднелась чья-то фигура! Нет, на сегодня точно хватит. С трудом отыскав аптечку, он закинул в рот пару снотворных и вскоре заснул прямо за кухонным столом, а проснулся только ближе к вечеру. Пробуждение встретило его адской головной болью и дикой жаждой. И хоть после благостных снотворных он погрузился в безмятежное забытье без ужасных видений, состояние всё равно было разбитое напрочь. Возможно всё зря, а может он просто не добрал. Заманчивые остатки будто блеснули в последних лучах солнца притягательным светом. Впереди ещё три дня без забот, он должен воспользоваться этим по полной. Вновь бьющая в нос синтетика, пульсирующие вены, расширение пространства. Мамору вспомнил про вчерашнюю галлюцинацию и, усмехаясь, подошёл к зеркалу. Наверное, если бы он не был в этот момент под кайфом, то наверняка бы опешил и ругнулся матом. Но сейчас… Внутри зеркала стояла она. Чем-то похожая на Рей, только более властная, величественная. Он ясно видел в вечернем свете четкое изображение девушки. Не свое помятое отражение, а вычерченный облик неизвестной красавицы. Длинные волнистые волосы, забранные на макушке в два немного забавных пучка. Льдистые глаза, замершие, почти мертвые. Кроваво красные губы были самым ярким пятном на трупно сиреневом лице. Огненный отсвет заката особенно гротескно оттенял внутренний мрак представшей перед ним картины. — Кто ты? — спросил Мамору, проводя пальцами по гладкой поверхности зеркала. Луч уходящего солнца скользнул по стеклу, но будто утонул в нем, превращаясь в темноту. Девушка едва заметно улыбнулась и протянула свою руку к ладони Чиба. Он всей своей заторможенной сущностью уловил дьявольский холод от этого прикосновения. Но ему не было страшно. Ему было любопытно и даже весело. — Я — Нехеления. Королева тёмной Луны, — донёсся до него царственный, исполненный величия голос. Воистину, королева. Пока он обрабатывал новую информацию, прекрасная незнакомка продолжала: — Я пришла за тобой, мой король. Мамору опустил взгляд с ее лица на высокую, оголенную грудь: резной лиф почти не скрывал внушительных форм. Платье на его вкус хоть и было немного мрачновато и старомодно, но в общем сидело на новой знакомой органично. Так же органично в ее образ вписывались и массивные украшения и мантия. Да и в принципе зазеркальная дева начинала нравиться ему всё больше и больше. Тьма сгущалась, от недавнего бушующего заката не осталось и следа. Однако чем темнее становилось в комнате, тем отчётливее он замечал всё новые детали Нехелении. Она будто была создана из тьмы и для тьмы. — У тебя красивое имя, — прошептал он, проводя пальцем по ее губам. В ответ она лишь улыбнулась. Улыбка получилась хищной, почти оскалом, Мамору даже разглядел небольшие клыки. Перестав оглаживать ее губы, он убрал руку от зеркала и заметил, как с пальцев капает кровь. Ее кровь. Почувствовав сладковатый удушливый запах, он отпрянул от зеркала, бросился в ванную, рывком включил кран и бешено принялся отмывать руки, но к тому времени следы крови исчезли сами собой. Липкий страх пополз от горла и ниже, сковывая его тело невидимыми цепями бессилия. Посчитав до десяти, Мамору решил попробовать снова уснуть. Он ополоснул лицо холодной водой и побрел в спальню, пытаясь не смотреть в сторону зеркала в гостиной. Мамору с трудом расстелил постель, залез с головой под одеяло, но сон не шел. Ему мерещился запах Рей, дыма, крови — слишком много картин подкидывал испуганный разум. Чиба закрывал глаза, но облик Нехелении будто навечно отпечатался у него под веками. Он кричал, стонал, это было невыносимо. Перед самым забвением он услышал смех, почти такой же, как у Рей, но более зловещий, стеклянный… Проснувшись утром, Мамору почувствовал себя наполовину мертвым. Он сидел на краю кровати, оставленный, брошенный, размазанный. Скорее всего ему явно нужна девушка, раз кайф подсовывает ему сомнительных леди в зеркале. Решено. Этот день он отдаст первоклассным шлюхам, готовым ради щедрого гонорара на всё. Не время тосковать! В его жизни будут ещё миллион таких как Рей, даже лучше. И все будут стелиться к его ногам, умолять отыметь, грубо, без прелюдий. Он красив и всегда будет привлекать к себе внимание похотливых девиц. Так же он скрытен, немногословен, что тоже привлекает девушек, жадных до загадок и тайн. Мамору провел добрые полдня в роскошном люкс заведении, но к ночи решил всё же вернуться. Продажные суки не подарили ему хотя бы толику счастья. Всё не то. Одни ластились, поощряли его грубость, терпели, другие же играли в первоклассных стерв, пытаясь взять ситуацию в свои наманикюренные лапки. Нет. Его бесили как покорные овечки, так и проженные бывалые потаскухи, как милые и нежные, так раскрепощенные и дерзкие. Не то. Всё не то. Зайдя в дом, он почувствовал запах сырости, будто это была не квартира за миллион йен, а какой-то заброшенный погреб. Мамору уже предчувствовал, что послужило тому причиной. Действительно, когда он подошёл к чертовому зеркалу, запах превратился из терпимого в кошмарный. Словно он приблизился к старому склепу: могильный холод лишь усилил это впечатление. — Нехеления! В зеркале показалась знакомая фигура. — Да, мой король? — красные губы кривились, но лицо оставалось невозмутимым. Мамору показалось, что внутри ее глаз заблестело золото, а ещё ее лоб украшали три полумесяца, которые он не приметил в первый раз. Заострённые звериные ушки показались даже милыми, вот бы прокусить их до крови… — Обними меня, Нехеления, — он почти умолял, он почти плакал. Вмиг вся его жизнь предстала перед ним нелепой чередой кривых событий. Все успехи меркли перед голой реальностью. В тот миг Мамору показалось, что только вымышленный глюк в виде странной богини тьмы сможет его по-настоящему успокоить и понять. Его тянуло к этой незнакомке, наверное, сестре Алисы из Зазеркалья. — Как пожелает мой король, — Нехеления протянула к нему свои руки с острыми когтями. Проскочила мысль, что он хочет, чтобы она этими же ногтями вспорола его плоть и вытащила из проженного нутра израненное сердце, чтобы он больше не мучался. А дальше… Пусть сожрёт его, пусть превратит в прах — ему это неважно. Главное он освободится от оков жизни. Прекрасной, волшебной жизни. Жизни, в которой не нашлось места для Мамору Чиба. В порыве чувств, он прижался к холодному стеклу, снова ощутив запах крови и даже стекающие струйки по его рукам. Так он и уснул возле зеркала, облокотившись о него лбом. Выпотрошенный и всеми забытый. Утром его разбудил настырный луч солнца, который жестоко вернул его из сна забвения в холодную реальность. Сел на полу, огляделся. Нехелении в зеркале не было. Утро отрезвляет. Что обещает вечер и ночь, беспощадное утро рубит на корню. — Пора кончать с этим, — твердо произнес Мамору. Вслух. Честно. Он и в самом деле взялся за ум. Брал больше работы, писал научные статьи. Его даже отправляли в заграничные командировки. Работа и в самом деле казалась лучшим спасением. Графики, статистика, отчёты, лабораторные исследования, множество литературы по списку, симпозиумы, конференции… Всё шло по накатанной, пока однажды ночью он не проснулся в ужасе от звука трескающегося стекла. Мигом ринулся в гостиную к проклятому зеркалу. Его сердце сжималось от страха. Нет. Её не было. Облегчение. Вернувшись в спальню, он решил выбросить ненавистную вещь в скорейшем времени, но сбор несгораемого мусора был только через несколько дней. С этими мыслями он уснул, а на следующий день и вовсе забыл о ночном происшествии. Вспомнил лишь на следующую ночь, когда вновь проснулся в липком поту от того же звука. Его руки затряслись, сердце было готово выпрыгнуть от волнения из горла. На негнущихся ногах прошествовал к зеркалу. Ничего. Тогда он в порыве чувств ударил что было силы по стеклу кулаком, до крови, до страшной боли в костяшках. Он всё бил и бил ненавистное стекло, бил и матерился, бил и плакал от бессилия, от страха, который всё никак не покидал его, бил, проклиная свою ненужную жизнь, бил, вгоняя осколки всё глубже под кожу. Так правильно. Когда болит тело, фокус внимания переносится с душевных терзаний на покалеченную плоть. Наконец рама опустела, множество осколков валялись на полу, а часть застряла в раме, но вдруг Мамору отчётливо увидел в каждом из осколков её. С тем же холодным взглядом и красными губами. — Нет! — истошно закричал он и выбежал на балкон. Руки страшно саднило, колени подгибались, а мозг отказывался принимать происходящее. Тогда он и решился поехать в то место, которое вряд ли закрыто в столь поздний час. Беловолосый громила не забыл щедрого покупателя. Он, наверное, даже пожалел его, трясущегося, с костяшками, кое как перемотанными бинтами, которые всё равно не могли остановить кровь. Видимо беднягу совсем загнуло, так как он попросил большего. Получив желаемое, Мамору не стал медлить и успокоил себя прямо в клубе. Под пронзительный визг прожженных шлюх и матерную ругань сомнительных парней в соседней кабинке. Совсем скоро жизнь снова заиграла яркими красками, он ощутил лёгкость и уверенность в завтрашнем дне. С того дня он и решил, что наркотики отныне не уйдут из его жизни никогда. Раз тот факт, что он не может покончить с собой из-за детских воспоминаний, то подобная альтернатива не так уж и плоха. Это то, что держит его на плаву. Между психбольницей, в которую он с такими темпами мог бы попасть, и зависимостью он выберет второе. Мамору чувствовал в себе какую-то силу, которая поддерживала его всё время. Что-то незримое, почти волшебное. Наверное поэтому он и сумел совмещать выходы в сказочный астрал с работой. Коллеги не замечали бледность своего сослуживца, подрагивание его пальцев, а хмурость и молчаливость считали чертой характера. Так он и существовал, прилежно исполняя свою работу днём и по капле умирая вечером. Он уже бросил приводить свой дом в порядок, вычищать каждый уголок. Ему было всё равно. Мамору хотелось просто уходить в другой мир, более яркий и понятный. Хотелось тупо смотреть в потолок, не двигаться, замереть и попытаться каждой клеточкой ощутить покой. Однако спустя месяц Мамору в наркотическом трансе внезапно ощутил со всей остротой собственное одиночество. Это чувство было ему знакомо давно, но именно сейчас оно проедало в его сердце черную дыру. Больно. Тыкая в телефон, сделал заказ на тридцать в человеческий рост зеркал. Он соскучился. Когда недоуменные рабочие расставляли зеркала в его квартире, плотно, почти одно к одному, Мамору лишь прятал улыбку. Им было не понять какого это быть одиноким насквозь. Если раньше он боялся неведомой демоницы, то теперь знал точно — это его спасение. Ее длинные волосы с такими знакомыми пучками на макушке, дюжина полумесяцев на изящных цепочках, золото на дне мертвых глаз. Всё это манило его, заставляло жить дальше, не бояться. Вяло поблагодарив рабочих, он резче чем стоило захлопнул за ними дверь. Одна контрольная струя в исколотую вену, несколько мучительно долгих минут. — Прости меня, Нехеления. Синеватый свет заполнил всю комнату, из всех зеркал разом показалась она. Его кошмар, его страх, его спасение, его наркотик… Молчала, смотрев на своего короля холодно, выжидательно. — Мне никто не нужен кроме тебя, Нехеления! — с этими словами Мамору бросился к центральному зеркалу, прижался своими искусанными губами к ее красным. Он пачкал слюнями стекло, водил по нему пальцами, оставляя мутные пятна. Ему казалось, что его нимфа отвечала ему на его развязный поцелуй, ласкала, зарывалась пальцами в его волосы. Запахло чем-то едким, но необходимым. Он больше не боялся этой галлюцинации, он ее жаждал. Устал делать вид, что всё в порядке, устал жить непонятым, отвергнутым. Он не верил, что сможет когда-нибудь полюбить вновь, но сейчас, прижавшись к зеркалу, ощутил толику тепла. Не такого как от Рей, палящего, явного, а другого, более метафизического. В голове звенел оркестр победы над вечными сомнениями, сердце отстукивало бравый марш. Мамору озирался по сторонам и в каждом новеньком зеркале видел ее демонический взгляд, ставший уже чем-то родным. Нехеления была рядом, Нехелении было много, он растворялся в ее образе и упивался своей избранностью. Он почувствовал себя королем, почти богом, которого выбрала она, статная красавица, повелительница его разума. Захохотал, с надрывом, от души. Вот где его спасение — в зеркальном лабиринте, где можно затаиться, исчезнуть, утонуть в его иллюзии вечного портала. Это было ни с чем не сравнимое чувство освобождения, осознания собственного величия и значимости. Теперь он не один… Напрасно звонила в дверь маленькая девочка с двумя светлыми хвостиками. Ее мама работала в службе доставки документов на дом. В этот день она забрала дочь из школы и не успела отнести одно письмо. Здоровье с каждым днём становилось всё хуже, и конечно же ее сердобольная малышка Усаги почувствовала неладное. — Я отнесу сама, — отважно предложила она и, усадив маму на скамейку, зашла в очень красивый подъезд. Надо было доехать до пятнадцатого этажа, благо Усаги не боялась лифтов. Сжимая конверт в руках, она наконец нашла нужную квартиру. Постучала в дорогую дверь, даже умудрилась достать пальчиком до навороченного звонка, но никто не ответил и не открыл ей. Она стояла напротив двери, конверт немного взмок в ее повлажневших ладошках. От нечего делать Усаги начала разглядывать надписи на конверте. Читала она неважно, поэтому это заняло достаточно времени. Неинтересное название компании, какие-то цифры. Получатель — Мамору Чиба. Красивое имя. Так девочка стояла и ждала ответа, пока не ощутила сковывающий всё тело холод, будто сейчас за этой самой дверью происходит что-то жуткое. Обычно она старалась во всём видеть только хорошее, но сейчас, стоя перед этой стильной квартирой, ее начало почти что колотить от страха. То ли от того, что она не смогла донести конверт до адресата, то ли от переживания за маму. Жаль конечно расстраивать ее, что не удалось отнести важный документ, но что поделать. — Мамочка, — грустно произнесла девочка, подходя к уставшей женщине, — там никого нет, — она печально протянула маме помятый конверт. — Ничего страшного, — улыбнулась ей мама, — я приду сюда завтра. Усаги счастливо улыбнулась. Да! Наверняка им отворят завтра. Наверное сейчас хозяин красивой квартиры пошел на какой-нибудь праздник или в гости и придет поздно, а завтра он наверняка им откроет! И чего она вдруг испугалась? Ведь ничего страшного в таком красивом доме происходить просто не может! Девочка крепко взяла за руку маму и, улыбаясь своим мыслям, бодро зашагала по дорожке.