Хлад

Хелен словно вернулась в детство. Всюду знакомые дома, дороги, даже покосившийся знак и тот одиноко стоит. Тетя Зина все так же хозяйничала во дворе, разгребая снег. Правда, превратилась она в иссохшую старуху, на которую без жалости и не взглянешь. Но в последние несколько лет она умудрялась не только хозяйство вести, но и присматривать за больной матерью Хелен. Дом почти не изменился, лишь немного облупился и прогнил. Хелен первым же делом войдя, сгрузила все прозрачные пакеты в холодильник и плотно закрыла его. Буквально сегодня, она выкрала их из больницы, в которой работала двенадцать лет. Это был последний мост на пути к прошлой жизни, больше она к ней не вернётся. Мать лежала в кровати, укрытая пуховым одеялом. Она совсем побледнела, истощилась: щеки впали, скулы заострились. Некогда пухлое лицо теперь выглядело до невозможности сухо и безжизненно. Мать захрипела, увидев Хелен. Она открыла рот, но тут же его закрыла. Хелен тяжело вздохнула и принялась помогать ей: поправила подушку, дала лекарство и поставила привезенную капельницу. Ближе к ночи она управилась с делами, успела даже дом дочиста вымыть, отчего все тело нещадно ломило. Хелен устроилась в кресле напротив зажжённого камина. Тени плясали на дубовых стенах. Свет от огня освещал масляные картины в толстых рамах — наследство ушедшей эпохи. Они, как и золотые украшения, остались с того времени, когда к власти ещё не пришли советы. Тепло от камина окутало тело, помогая расслабиться, но знакомый стук в окно прогнал негу. Поднявшись и резко распахнув занавески, Хелен увидела разодетого ребенка в маске лисы. Алиса приветливо помахала ей рукой. Хелен широко улыбнулась в ответ и немедля, тепло оделась и сложила почти все содержимое холодильника в рюкзак, после чего прихватила в гостиной небольшой футляр и выбежала на улицу. Казалось, что ей больше не тридцать шесть, а все двенадцать: в ногах появилась бодрость, а в глазах заиграло любопытство. Флейта и скрипка сошлись в бешеном ритме, раздаваясь на всю опушку. Холодная зимняя ночь, вслед за прогремевшим совсем недавно Черным Октябрём, казалось до невозможности тихой. Политические конфликты не коснулись глухого места, запрятанного в тайге. Лес и деревню будто совсем не волновали события, затронувшие страну. Хелен не ожидала найти здесь покой, лишь множество забот, включающие постоянный надзор над матерью. Но мелодия флейты, сливающаяся с мелодией скрипки, будто прогоняла все заботы, оставляя после себя спокойствие и умиротворение. Темные тени плясали на крае опушки. Они скакали, прыгали и веселились, ожидая пиршества. Хелен погрузилась в игру полностью. Одна рука крепко держала скрипку, пока вторая порхала со смычком над струнами. Темная фигура играла в такт ей на флейте. Козья голова с позолоченными рогами не выглядела страшно, совсем наоборот, в ней было нечто чарующе, как в серебряном перстне с черепом козла на правой руке. Стоило мелодии стихнуть, как тени резко замерли, притаились средь деревьев. Они будто зрители в драматическом театре, замерли, дожидаясь кульминации. — Ты изменилась. Я помню тебя ещё совсем ребёнком. Я чую кровь на твоих руках, ее много, даже слишком, — от Хозяина леса исходили исключительно животные запахи, но было в них нечто знакомое, давно позабытое, в купе с хриплым низким голосом. Хелен взглянула на ладони, осмотрела со всех сторон. — Я работала хирургом. Люди порой умирали во время операций. Писк приборов, запах медикаментов и окаменевшие лица коллег, которые с сожалением смотрят на ещё одно мертвое тело, плач родственников, они не в силах смириться и отпустить. — Но ведь ты могла покорить космос! Хелен подняла взгляд. На безоблачном небе виднелся млечный путь с миллиардом галактик и звезд. В детстве Хелен мечтала побывать на каждой. — Могла, — Хелен сняла с плеча футляр и сложила в него скрипку и смычок. Хозяин пристально смотрел на нее, в его горизонтальных зрачках отражались звёзды. — Но когда я уехала, приоритеты поменялись, пришлось приспосабливаться к жизни в Москве и желаниям родителей. Хелен опустила плечи и выдохнула. Облако пара рассеялось перед ней. — Давай станцуем, — он протянул ей когтистую ладонь, за которую Хелен с удовольствием взялась. Тихая музыка будто по щелчку заиграла в голове. Ноги сами подстроились под общий ритм. Снег под сапогами захрустел, а холодный ветер ударил в лицо. Хелен казалось, что она на пару мгновений окунулась в детство, в то самое беззаботное, когда она сбегала ночью из дома, чтобы повеселиться ночью на поляне в обществе лесных зверей. Хелен обещала им дар, она и принесла. Перстень приятно холодил сжатую ладонь. Она помнила, как перед отъездом нашла его на тумбочке около входа. Он был ей большой, но стоило ей вырасти, как он сел как влитой. Сомнений в том, кто его оставил, никогда не было. Она с теплом его хранила, прятала от родителей, а после носила его все время, любуясь и вспоминая далёкое детство. Танец кончился, а музыка в голове стихла. Хелен слышала завывание ветра да грузное козье дыхание. Рядом с ней на полу лежал рюкзак, она встряхнула его, из него тут же вывались замороженные человеческие органы. — Прихватила вам подарок, налетайте! Хелен взмахнула рукой, звери сразу же набросились на него, разрывая прозрачные пакеты в клочья. Лишь Хозяин чинно стоял рядом с ней. — Ты не забыла. — Нет, я же обещала, правда, припозднилась, лет на двадцать. Когтистая рука легла ей на плечо и чуть сжала. Тепло от нее разлилось по всему телу, даруя покой. — Уже поздно. — Поздно. Хелен кивнула. Ей хотелось быть среди них, плясать ночи напролет под звуки флейты. Не чувствовать усталости, которая сковывала все тело, не чувствовать отвращения, глядя на окровавленное человеческое мясо. — Я буду ждать тебя, когда взойдет луна. — Я приду. Хелен придет, она больше никогда не уедет. Ее больше никогда никто не увезет. Жить матери осталось неделю.