Блу Бэлл

      Билли было семь с половиной лет, а значит, оставалось ещё целых полгода до его первого самого одинокого дня рождения. Это была середина семидесятых годов, когда солнце светило ярче, трава была зеленее, а волны в океане выше. Это было время, когда поп-музыка не казалась отборным шлаком, который крутили по радио, только чтобы забить чем-то эфир, время, когда отец покупал ему мороженое с двумя шариками и экстра-посыпкой, а мамины духи стояли на туалетном столике в красивом стеклянном пузырьке, похожем на магический кристалл.       У Билли в спальне был вид на парк Кловер в Санта-Монике, под кроватью пряталась коробка с новыми кроссовками, которые ждали своего часа, а на тумбочке стоял ночник в форме звездолёта.       После ужина мама выгоняла его в ванную, чистить зубы, а перед сном стирала пасту с его щеки — Билли нарочно пачкался, потому что ему нравилось, как мама наигранно-сердито вздыхала и называла его поросёнком. Главное, чтобы его друзья об этом не узнали, а то засмеют. В любом случае, Билли знал правду — все они ему завидовали. У Билли была самая красивая мама, самая крутая. У неё было полно друзей: фотографы, модели, музыканты.       Каждая мамина история заставляла его мечтать вырасти поскорее, чтобы узнать каково это — жить в самом центре Эл-Эй, в городе, где по ночам горят неоновые пальмы, где люди едут сквозь Малхолланд драйв, чтобы почувствовать мерцающую в воздухе темную магию, а на закате, в обязательном порядке, пьют белое вино. Конечно, он был ещё слишком мал для белого вина, но, судя по отцу, алкоголь на вкус был покруче любой газировки.       Билли всегда считал, что мамина голова — это необыкновенная шкатулка, полная чудес, ведь ей так легко удавалось на ходу придумывать сказки.       Однажды, теплой летней ночью, он, как и всегда, лежал в своей постели, запутавшись ногами в пуховом одеяле, и слушал мамину новую сказку, пока на фоне дребезжал светильник-звездолёт, а в гостиной работал телевизор.       — В далеком-далеком королевстве, таком маленьком, что его даже не было на карте, в дворцовом саду среди изысканных роз и напыщенных нарциссов рос крохотный Колокольчик.       Мама сидела на полу возле его постели, и Билли вытянул ладонь, чтобы она могла водить по ней пальцем, будто рисуя карту этого самого королевства. Он мог представить себе, как там, за высокими горами, внизу, куда водопадом стекала река, стоял замок, окруженный деревней. В этой деревне никто не знал, что там, за горами, есть океан. Зато у них была вечная весна, а ещё на лугу паслись толстые пятнистые коровы, которых Билли видел только по телику.       — Колокольчик — это не цветок, — печально сказала мама, — это всего лишь трава, наверное, даже сорняк. Но он рос в укромном уголке сада, там, где его не мог увидеть садовник, мог только любопытный принц, тоже ещё совсем ребёнок. Колокольчик рос счастливым малышом: его окружал детский смех, музыка, играющая в замке по праздникам, а ещё, как-то раз, он тайком подслушал, как двое клялись друг другу в любви…       — Ма-а-м, — Билли скривил лицо, представив глупые лобызания, в которых не видел ничего интересного.       Мама рассмеялась, но вдруг стала очень серьезной и сжала его ладонь покрепче.       — Но вскоре в королевство пришла война, — сказала она, и Билли затих, поерзав щекой по подушке, — и стал Колокольчик слушать крики, вздрагивал он от пушечных выстрелов, не зная, что происходит там, за дворцовыми стенами. Со временем стало тихо. Никто больше не приходил ухаживать за садом, и все цветы погибли — и розы, и нарциссы. Остался один только Колокольчик, стойкий и живучий.       Мама разжимала один его палец за другим, как будто это были маленькие лепестки. Билли поднял взгляд и увидел, как по коридору бродит отцовская тень. Воображение Билли дорисовало сцену сражения, и вдруг теней стало больше, они превратились в отважных рыцарей, защищающий своё королевство, а влюбленные — принц и принцесса — оказались разлучены войной.       — Цветы погибли, но получилось так, что теперь Колокольчик мог греться под солнечным светом, пить дождевую воду и тянуться вверх, пока не вырос совсем большим, — мама нежно улыбнулась, как бы говоря Билли, что до конца ещё далеко, может, все ещё образуется, — Колокольчик вырос и превратился в мальчика, и взял себе имя Блу Бэлл. Но… Блу Бэлл был одинок. Он бродил по пустым и холодным коридорам замка, он трясся в страхе по ночам, боясь каждого лишнего звука. Он никак не мог заставить себя выйти в свет, потому что знал в глубине души, что там — за пределами дворца — ничего и никого не осталось.       Билли сонливо прикрыл глаза, подавив зевок, он не хотел пропустить ни единого слова, желая узнать, чем всё закончится. Мама заправила ему за ухо непослушную кудрявую прядь, провела пальцами по щеке и ткнула в кончик носа, заставив Билли широко улыбнуться.       — Одним вечером, когда за окном бушевал шторм, яростно гремел гром и дождь стучал по окнам так громко, словно сыпал градом пуль, в замок вернулся принц… — загадочно сказала мама, и Билли навострил уши. — Принц вернулся с войны и, так же, как и Блу Бэлл, с горечью осознал, что никого в замке больше не осталось. Они оба были одиноки. Блу Бэлл бродил призраком по замку, ходил по пятам за принцем, но не решался к нему подойти. Конечно, Принц сразу же узнал старого друга. Беготня скоро закончилась, они встретились там, где раньше был сад, а сейчас остались лишь развалины, на которые падал свет луны.       Билли закрыл глаза, не в силах больше бодрствовать, но все ещё слышал мамин голос, а поэтому, как наяву, видел перед собой сказку. Вот он, Принц, подходит к своему другу и говорит: «Никого у меня больше не осталось, только ты, Блу Бэлл». Сквозь сон Билли почувствовал, как мама перебирает его волосы, но в то же время Колокольчик вдруг взбесился, он был так ужасно зол! Ведь Принц не вернулся вовремя с войны, не смог никого защитить. Поэтому Блу Бэлл оттолкнул его и снова убежал.       Билли открыл глаза, поймав маму за руку.       — Но Принц же не был виноват? — не понимал он.       — Не был, — кивнула мама, — просто люди так устроены, понимаешь?.. Они изо всех сил цепляются за свою злость, потому что боятся, что, когда она исчезнет, останется только боль.       Билли уснул и так не узнал конец сказки.       На следующий день были только крики, разбитый флакон из-под духов и слишком плохая погода, чтобы кататься на доске по волнам.                     Ему исполнилось тринадцать, и от ближайшего пляжа до Ланкастера, где они теперь жили, было аж полтора часа езды. Утром он учил Макс серфить, хотя Сьюзен продолжала кричать с берега, что это опасно. Не то, чтобы он показывал ей какие-то трюки, они просто валялись на досках и учились чувствовать движение воды — базовый прием для начинающих.       Вечером становилось хуже. Билли быстро привык запирать дверь в комнату, когда Нил напивался и срывался на всех подряд. Он думал, что Сьюзен изменяет ему, отнимал у неё деньги, оправдываясь ценностью семейного бюджета, хотя на самом деле просто боялся, что одним прекрасным утром она тоже исчезнет. Соберёт свои манатки, заберёт дочь и его сына, и выпорхнет на волю, будто её здесь никогда и не было.       Эта хуйня раздражала. Обычно Билли сбегал из дома через окно, чтобы позависать с друзьями на парковке перед супермаркетом, пошмалить или покидать мяч на площадке. Три раза из пяти Нил всё-таки его ловил. Отец быстро превратился в уродливую тень себя самого, экстра-посыпка для мороженого обернулась угольками, которые дарят на Рождество плохим мальчикам, а от мамы остались только пыльные коробки в гараже.       В этот раз сбежать не вышло, в его комнате пряталась Макс. Билли не понимал, как можно быть такой неженкой. Он не хотел, чтобы из Макс выросла такая же слабачка, как её мать, которая не умела давать отпор. Поэтому он учил её серфить, поэтому купил ей скейт, чтобы девчонка отбила себе локти и коленки — закалилась. Он выгонял её из комнаты, чаще всего, но Макс продолжала приходить, наглая и упертая, со своими щенячьими заплаканными глазками. Она забивалась в угол между его кроватью и тумбочкой.       — Можно у тебя посидеть? — всегда один и тот же вопрос.       Иногда Билли просто становилось лень с ней разбираться: так он говорил себе самому. Иногда Нил перебарщивал, и крики становились громче обычного. Билли удивлялся, почему соседям было наплевать, но с возрастом понял, что не они одни были такие припизднутые.       — Залезай, — Билли обреченно махнул рукой на свою кровать.       Он подождал, пока Макс накроется одеялом, сел рядом в старое кресло-мешок и пилил её взглядом, совершенно не представляя, о чем разговаривать с девчонкой младше него на четыре года.       — Хочешь расскажу сказку? — спросил Билли, и Макс дернулась, услышав, как что-то разбилось на кухне. Очередная тарелка полетела в стену, а может этот придурок опять уронил бутылку пива.       Макс кивнула, натянув одеяло до самого подбородка. Такая маленькая, пугливая, словно рыжая кошка, которую выставили из дома в грозу.       — В далеком-далеком королевстве, таком маленьком, что его даже не было на карте…       Билли помнил наизусть каждое слово, не знал только конец. Он догадывался, что девчонкам больше нравятся истории про принцесс, любовь и прочую розовую лабуду, но не мог переступить через себя. Он добавил в сказку монстров, но не столько, чтобы напугать мелкую, скорее рассмешить. Он корчил дурацкие рожи, и Макс смеялась, не обращая никакого внимание на то, что происходило за закрытыми дверями.       — Но Блу Бэлл оттолкнул его, выставил перед Принцем щит, взмахнул своим могучим мечом и убил монстра! — воскликнул Билли.       Макс сверкнула глазами, выдохнув тихое «Ва-а-у». Как же легко было её впечатлить.       — А что потом? — нетерпеливо спросила она.       — Потом они спасли королевство, устроили праздник, все вокруг поженились и нарожали детей, — Билли сердито ткнул пальцем ей в лоб. — Конец. Спи.       Макс фыркнула, но очень скоро и вправду заснула. Билли думал, что, когда она подрастет, то будет ему благодарна: не у всех были такие крутые старшие братья. Но нет. Макс выросла ужасной засранкой, а он зря старался.                     В пятнадцать лет у Билли появился новый друг, его звали Крис, и он полжизни прожил в Сакраменто, где все такие до пизды религиозные и правильные. Крис не был правильным, он был бунтарем. Он каждое утро поливал волосы добротным слоем лака, подводил глаза и носил рваные джинсы.       Билли даже не заметил, как они подружились. Он был в их школе проблемным ребёнком номер один, но учителя ему всё прощали, потому что у Билли были хорошие оценки, и он был капитаном их баскетбольной команды. Крис же, наоборот, попал в класс для отстающих, уроки прогуливал, чтобы покурить за трибунами, и каждая девчонка при виде него задирала юбку повыше.       — Водить умеешь? — спросил его как-то Крис, выдернув прямо в коридоре.       Билли сидел за рулем пару раз, когда отец разрешал, но ему оставался ещё целый год до экзамена на права.       — Да, — ответил он.       Конечно, Билли не знал, чего Крис от него хотел. Если бы знал, то подошёл бы первым, чтобы познакомиться, потому что после того, как в школе узнали, что они друзья, у обоих репутация взлетела выше крыши.       Они угнали кабриолет отца Криса, чтобы съездить на пляж, где тусовались отвязные старшеклассники. Билли держал руль прямым руками по пути туда, а обратно уже был куда смелее после водки, разбавленной газировкой, и крепкого косяка. У них были все шансы влететь в знак-стоп или разбиться на перекрестке, но чудом пронесло.       Таких вылазок было много, Билли уже научился сбегать с последних уроков и подделывать записки от Сьюзен о том, что у него срочный поход к дантисту или ещё к какому врачу. Дома было легче — комната запиралась изнутри на защелку, а он выбирался из окна, как уже делал не раз.       — Знаешь, как говорят? — спросил его Крис, пока они сидели на берегу, зарывшись ногами в песок, и на обгоревшие плечи попадали соленые капли воды.       Солнце опускалось над горизонтом, небо было темно-розовым, и в ту секунду Билли был готов поклясться, что открыл новое созвездие.       — Как? — спросил он, пропуская воду от прилива сквозь пальцы.       Крис был того же возраста, что и Билли, но они отличались. Билли был горячий, во всех смыслах, всегда готовый нарваться на драку, а ещё лучше — ударить первым. Крис жил по правилу: «Бей и беги», у него был такой странный взгляд, словно он всё пытался ухватиться за очень важную мысль, а она продолжала от него ускользать.       — Однажды в Калифорнии — навсегда в Калифорнии, — сказал он.       Билли рассмеялся, ударив ногой по воде, чтобы охладить парня.       — Ты накурился что ли? Такой бред. Из разряда «Шлюшка однажды, шлюшка навсегда»?       — Придурок, — Крис рассмеялся в ответ.       К тому моменту, когда Билли понял, что сидит и реально думает над смыслом этой фразы, Крис вдруг взял его за подбородок и развернул к себе. И поцеловал. Билли целовал пару девчонок, но он не был первым красавчиком школы в те годы. Поцелуй с парнем ничем не отличался, разве что он вдруг почувствовал себя… Слабым. Не в плохом смысле. Это тоже напоминало серфинг, тот момент, когда ты знаешь, что волна неумолимо движется быстрее, чем надо, и тебя наверняка снесёт, но сделать уже ничего нельзя, и ты просто сдаешься. И ничего плохого на самом деле не происходит.       Такое откровение. Такой стыд, тихий ужас, а никто даже не обратил на них внимание.       Крис никогда не говорил, зачем это делает, а Билли никогда и не спрашивал. Они просто целовались так, как это делают все подростки. Быстро, неумело, и прячась по углам.       Однажды Крис встал у него под окнами, а Билли был уверен, как никогда, что закрыл дверь в комнату.       Крис убежал, а Билли остался, знал, что надо только переждать. Отец не умел идти до конца, да и руку редко поднимал. Он кричал ему в самое ухо, мог поднять за шиворот и встряхнуть, дернуть за волосы, жалуясь, что Билли выглядит, как педик. Если честно, это происходило так много раз, что он должен был уже привыкнуть. Но в тот раз было что-то не так, он даже сам не понял, как заплакал. Билли думал, что разучился плакать, но предательские слёзы катились из глаз, и он не мог их контролировать.       Он плакал, когда ушла мама, потому что она была его самым близким человеком. Потому что без мамы он не знал ничего об этом гребаном мире, она была его проводником, его опорой, она научила его мечтать и показала, что мир — это нечто большее, чем их дом, что за его пределами есть куча возможностей, что он открыт для него. Такой светлый, такой необыкновенный, только и ждёт, когда Билли решится сделать первый шаг.       Если мама толкала его вперёд, то отец задвигал его обратно.       Крис вырвал его из этой коробки одним махом, а отец ткнул в самый угол, как провинившегося щенка.       Детство закончилось тогда, когда он разучился мечтать. Коробка была вполне уютной, до поры до времени.                     Билли либо переборщил со своими методами воспитания, либо просто свернул куда-то не туда в определенный момент: иначе не объяснить, как так вышло, что он приехал забирать мелкую из школы на своей новой тачке, а застал её всю в синяках и ссадинах, окруженную толпой пацанов. За школой, где никто не увидит — как это подло и вообще беспринципно. Он и сам так делал, но не кидался в пятеро против одного.       — Чё ты им сделала? — шикнул Билли ей на ухо, дернув за руку.       Воинственные шестиклашки не собирались отступать, кто-то даже держал в руке кирпич, но, более того — один из них привёл с собой старшего брата, так что Макс оказалась не единственная такая умная.       — Да нихрена! — она отпихнула его в сторону. — Просто сорвала одному придурку цепь с велика…       — Чем? — фыркнул Билли. — Голыми руками?       — Твоими плоскогубцами, — Макс улыбнулась, довольная и гордая. Мелкая сучка.       Почему он вечно должен разгребать её дерьмо? Сама ввязалась, пусть сама и расхлебывает.       Один пацан, похожий на пивную бочку, сделал шаг вперёд, уставившись Билли глаза в глаза.       — Она стянула с меня штаны на физре! — обиженно заявил он и махнул рукой на своего тощего друга. — А ему трусы натянула до подбородка!       Билли несдержанно рассмеялся, у него жесть, как заболел живот, стоило только представить.       — Бля, в кого ты только такая? — он отвесил Макс слабый подзатыльник, размял кулаки и приготовился к драке с чужим старшим братом. — Нападай, амиго. Дам тебе фору в…       Кто же знал, что этот здоровый лоб имеет чёрный пояс? Билли нехило прилетело: сначала в скулу, потом ботинком в ребро, но он успел чудом сгруппироваться и ударил парня снизу прямо по яйцам. Запрещенный прием, но, хочешь жить — умей вертеться. Макс кричала, подбадривала его: «Давай! Выруби его! Хук справа!». Но Билли, заведомо зная, что уступает в навыках профессиональной борьбы, воспользовался ещё одной хитростью. Он напрыгнул на парня со спины, они вместе свалились на землю и покатились.       Послышался странный стук, Билли поднялся, сидя верхом на чужой груди, и заметил вдруг, что у пацана с виска стекала тонкая струйка крови…       Похоже, он ударился об один из тех кирпичей, что приволокли с собой малолетки.       — Что вы здесь устроили?! — из-за угла показалась завуч, которую привёл мелкий ябеда.       В тот день их не просто наказали, всучив Макс выговор и отстранив Билли от занятий в старшей школе — они ещё и вызвали их родителей вместе с родителями пострадавшего. Паренёк отделался сотрясением, а версию Макс и Билли никто даже не хотел слушать.       Родители парня оказались важными шишками, как минимум — спонсировали школу, так что потребовали, чтобы обоих детей перевели в другой район. Отец, конечно, взбесился, потому что это было громадное такое пятно на репутации их семьи, которую он воображал у себя в голове.       Чёрт знает, какая муха его укусила.       Как он вообще додумался заявить, что из Калифорнии они переезжают на другой конец страны, в ебаную Индиану, так ещё и в такую глушь, которую даже дырой на назовешь. Потому что дыра обидится.       Это был конец. Конец свободе, конец пляжам и гулянкам, мечтам о нормальном выпускном, о колледже…       — Молодец, — выплюнул Билли, толкнув Макс плечом в коридоре.       — Я не… — промямлила она.       Билли обернулся, дернув бровями, мол — давай, скажи, что хотела, скажи, что ты не виновата. Но Макс промолчала, неся в руках ещё пустые коробки. Снова переезд, снова что-то менять и под что-то подстраиваться. Он ненавидел быть зависимым от своего отца, но подождать нужно было всего год.       Один сраный год, который пролетит, как мгновение.                     Билли проучился в школе всего ничего, пару недель, за которые успел дважды побывать на вечеринке, побороться за звание капитана местной баскетбольной команды лохов и собрать коллекцию номеров телефона — в его кармане валялся комок бумажек, вырванных из тетрадок, пахнущих приторными духами, и абсолютно на каждом был след от губной помады. Розовая, красная, малиново-оранжевая.       Ему казалось, что это успех. Было приятно думать, что он справляется, даже после того, как оказался в безвыходной ситуации в городе, где вечером абсолютно некуда было поехать и развеяться. Разве что на тупую тинейджерскую попойку в лесу, возле озера. Никаких торговых центров, никаких нормальных баров или клубов, чего уж говорить о пляже — только вспоминать.       Но даже в Хоукинсе школьники умудрились найти потайной уголок, чтобы сделать из него курилку, о которой, он был уверен, знали все учителя. Билли как раз шёл туда на большой перемене, пока остальные тусовались в столовой, включая придурка Хагана и его рыжую подружку, которые плелись за Билли хвостиком. Жалкое зрелище.       Билли почти завернул за угол, но остановился, пытаясь нащупать в кармане джинсов зажигалку. Тогда-то он и услышал.       — …просто потому что у него проблемы с папочкой, — он знал этот голос, с этим чуваком Билли сидел рядом на химии: тот ещё задрот, долговязый очкарик, обделенный женским вниманием.       — С чего ты взял? — спросил второй.       Билли сунул сигарету между губ, тихо щелкнул зажигалкой, чтобы оставаться незамеченным. Он не знал, о ком они говорили, но живот стянуло липким, мерзким ощущением. Предчувствие.       — Сам посуди, — парень громко усмехнулся, — он срывается на всех, как дворовая собака на привязи, ведёт себя, как конченный мудила… Помнишь, к нам в прошлом году приходил психолог? Типа с лекцией «Помоги другу»? Там ещё что-то про суицид было.       — Но он не похож на самоубийцу…       — Да не в том прикол! Сука, — задрот говорил так напыщенно, так самоуверенно, у Билли кулаки чесались: он мог бы выйти прямо сейчас, придурки бы от одного его вида потеряли дар речи. В лицо никто не осмеливался ему такое сказать, — вот возьми хотя бы Байерса, да? Помнишь его батю?       — Который в Инди переехал?       — Да-да… Так он тоже придурок, батя его, но Байерс — тише воды, ниже травы. Вообще пассивный чувак, нормальный даже. А Харгроув, бля, жизнью обиженный. Он на днях пихнул Питера плечом в шкафчик, так у того синяк остался… А, ещё он сказал Мардж, что у неё толстая задница. Она расплакалась! Вот нахуя быть таким? Я молчу про то, что он на площадке вытворяет…       — Не, я на наших смотреть не хожу, они все там, в команде, с ебанцой, — его друг рассмеялся, хрюкнув. — И чё ты про Байерса гонишь? Помнишь, как он в том году начистил Харрингтону рожу?!       — Точняк. То-то Харрингтон такой мирный ходит, молчит постоянно.       Билли прижался спиной к стене — идти и разбираться не было никакого желания. Придурки горазды только чесать языками, ведь, как известно, когда у тебя нет личной жизни, хочется залезть в чужую, там подгадить, посплетничать. Полный отстой.       Проблемы с папочкой, блядь. Много они знают?       Билли едва не уронил сигарету изо рта, когда услышал шорох прямо перед собой. И как он не заметил раньше? Вот он — Харрингтон. Тоже стоит, курит, а сколько он слышал? Судя по его выражению лица: абсолютно всё. Но он, как и сказали придурки, молчал. Они встретились взглядами, толком ещё не успели познакомиться, перекинулись парой слов на площадке ранее, но в ту самую секунду Билли почувствовал, как его капля за каплей начала переполнять натуральная злоба.       Харрингтон безразлично курил, дернул бровями, как бы говоря: «Кому вообще не поебать на эти слухи?».       Но вслух он сказал совершенно другое.       — Проблемы с отцом — это как обряд посвящения, — и дружелюбно пожал плечами. — Ты в норме?       Почему он вообще спросил? Билли выплюнул сигарету, закопал ботинком в землю и едва сдержался, чтобы не отпихнуть от себя этого зазнавшегося Мистера Популярность. Стив Харрингтон — не только любимчик, герой среди школьников, так ещё и косит под добряка. Весь такой хороший, поддерживающий.       Кого он хочет наебать?       — Не твоё дело, — выпалил Билли.       И ушёл, чувствуя, как ему сверлят взглядом затылок.                     Порой он жил на автопилоте. Тело делало одно, а мозг занимался чем-то другим. Размышлениями или, как это называлось по-научному — рефлексией. Он мог заниматься сексом с девчонками, очередная красотка сидела на нем верхом и, казалось бы, чего ещё не хватает? Девчонки приятно пахнут, у них мягкие губы и кожа, но в такие моменты Билли не мог на этом сосредоточиться, будто секс был только для антуража, красивая вставка в монтажную склейку, переплетение полуголых тел в темноте, звуковая дорожка со стонами и всхлипами, тихим смехом. А в голове — пустота и холод.       Прямо как в той сказке — бесконечные коридоры замка, лабиринт, по которому он бесцельно бродил, даже не пытаясь найти выход, не пытаясь понять, почему он там застрял, в какой момент оказался заперт. Он жил, будто ожидая сигнала, когда наконец разрешат выйти.       Вполне вероятно, что Билли уже пропустил с десяток таких сигналов.       Пиво стало горчить на языке, быстро приелось, как и громкая музыка, как и сигареты, скуренные пачками, а он продолжал крутиться у зеркала по вечерам, будто клоун. Вот включил музыку погромче, вот облился одеколоном с ног до головы, послушал фоном причитания отца — если повезёт, то на этом их разговор закончится.       А чего он хотел на самом деле? Чего ему не хватало?       В такие моменты он вспомнил Криса. Смотрел в зеркало, а его взгляд там, в отражении, был точно такой же. День ото дня напоминал всё сильнее. Мысль — неуловимая, ускользающая…       Но разве это для него? Не-а. Билли прекрасно знал, что происходит с людьми, недовольными своей жизнью, людьми, которые любят зрить в корень, искать глубину там, где её нет. Такие люди превращались в его мать, ей тоже вечно чего-то не хватало.       Он мог ограничиться тем, что было. Тачка, пиво, музыка погромче, сигарета в зубах и новая девчонка. Красивая картинка, красивый слоган — живи быстро, умри молодым.                     Иногда жизнь сигналит тебе в лицо табличкой с красными огнями, как на взлетной посадке: «Притормози, олух! Куда тебя несёт?». Такой табличкой для Билли стала Макс с битой, утыканной гвоздями, которая аккурат приземлилась ему между ног. Вот она — его гордость, его мелкая балбеска, рыжая, краснощекая, с глазами такого же цвета, как у него самого. Под действием паралитика он даже ненароком подумал, что они могли бы быть, в теории, родными братом и сестрой.       Билли не помнил, как в тот день добрался домой. Кажется, сначала его нашла мать семьи Байерс, помогла приложить лёд, что-то ворчала, сетуя на «глупых мальчишек с их глупыми гормонами», хотя лучше бы она так с Харрингтоном нянчилась, ему досталось сильнее.       Билли рухнул на свою кровать ближе к рассвету, в комнату медленно пробирался солнечный свет, упорно лез сквозь щели в занавесках. А он смотрел в потолок и смеялся, как последний придурок. Это ж надо было такому случиться, его мелкая его… Ненавидела. Так сильно ненавидела. Или нет, неправильное слово.       Он несколько раз чуть не убил Синклера, сломал Харрингтону нос, да и в целом вёл себя, как конченный мудила. Как тот, про которого говорили задроты в курилке, у которого проблемы с папочкой. Собака на привязи, не подходи слишком близко — укусит, загрызет, сука.       Макс его не ненавидела. Макс его боялась.       Билли выхватил подушку сбоку, уткнулся в неё лицом и всё смеялся, смеялся, это же так, блядь, смешно.       Это он научил её драться, это он показал ей, как справляться с особо доставучими придурками, как не давать себя в обиду. Это он укладывал её спать, когда Нил и Сьюзен собачились, это он мерил ей температуру и бегал по ночам в аптеку, даже когда ему было тринадцать — потому что Сьюзен усыпала перед теликом после бутылки вина, а отец выходил в ночную смену. Это он заставлял её глотать горькую микстуру, а потом смотрел, как она корчилась в горячке, и не смыкал глаз. Отвозил её в школу, привозил её в школу, показывал, как решать тупые задачки про равноускоренное движение и ездить на скейте, хотя сам никогда в жизни на нем не катался.       Когда это изменилось?       Когда он начал превращаться в своего отца? В уродливую тень на стене коридора.       Подушка намокла, так странно.                     После физры в раздевалке никого не осталось, это был последний урок, так что Билли спокойно вышел из душевой и переоделся, успел только натянуть джинсы, как послышался грохот. Кто-то хлопнул дверцей шкафчика с другой стороны. Билли нахмурился, прижал к груди рубашку и вышел глянуть.       Конечно, там был Харрингтон.       Он издал растерянный и удивленный звук, но сбегать не торопился, как и Билли. Оба стояли голыми по пояс, у обоих на груди синяки, у Харрингтона остатки борьбы на лице, хотя нос выглядел уже ничего. Красный росчерк в уголке губ, желтый синяк на виске, едва заметный за волосами, стертые костяшки — но у Билли покруче.       — Тебе не к лицу, — Билли кивнул на него с ухмылкой, — не твой цвет.       Харрингтон неуверенно улыбнулся в ответ.       — Говорят, мне идёт желтый, — он пожал плечами, — и красный.       — Бля, может ещё шмотки пообсуждаем? — фыркнул Билли. — Где покупаешь брючки, принцесса? Подскажи места! Кстати, мою задницу не полнят эти джинсы?       Билли крутанулся, сунув пальцы в шлевки штанов, а Харрингтон выдохнул весёлое «идиот».       — Сам такой, — нахмурился Билли.       Говорить было особо не о чем, так что они стояли друг напротив друга в полной тишине. Не самой напряженной, не самой неловкой. Харрингтон прочесывал руками мокрые волосы, Билли недоуменно смотрел на рубашку, не зная, насколько глупо сейчас будет одеться — может его недругу покажется, будто он хочет поскорее свалить.       В мужской раздевалке никогда не происходит нормальных вещей. Всегда какой-то пиздец, кого не спроси.       Может, он слишком расслабился, может, слишком замечтался, придумал там что-то у себя в голове, типа — чёрт, они ведь могли бы подружиться, да? Оставался ещё целый семестр, они играли в одной команде, говоря иначе: тащили всю команду на своих плечах. У них было много общих знакомых… Да, блядь, какие ещё причины нужны?       — Нос выглядит нормально, — невзначай бросил Билли.       Харрингтон странно стрельнул глазами в сторону его ширинки.       — Ты тоже… В норме?       Лицо Билли вспыхнуло красным, он громко и неожиданно для самого себя рассмеялся.       — Не, меня не задело, — поспешил убедить он, а то вдруг слухи пойдут, что ему всё-таки отбили яйца битой. — Только лицо, твоей милостью. Хотя, девчонкам нравятся шрамы.       — Этот не самый красивый, — Стив убрал волосы с лица, и Билли разглядел тонкую белую полоску идущую к уху от линии челюсти.       Он особо не думал, когда потянулся рукой к чужому лицу, чтобы разглядеть получше.       Харрингтон дернулся, будто его шибануло током. Билли тут же убрал руку, улыбка исчезла с лица, глаза потускнели. Конечно. Этот его тоже боится.       — Прости, — Харрингтон сделал шаг к нему, Билли сделал шаг назад. — Это… Рефлекс.       — Ага, — Билли кивнул, натянув рубашку одним движением, — понял.       Вот и поговорили. Может, вообще не стоило.                     До выпускного оставалась пара недель, жизнь шла своим чередом. Томми напел Билли на ухо про некий бар на окраине Хоукинса, где наливали даже малолеткам, так что он решил попытать удачу. Ему не столько нужен был алкоголь, сколько ощущение, что он может уехать куда-нибудь ненадолго — это, как репетиция перед тем, как он свалит после окончания школы.       Бар назывался «Убежище», и укрывались в нём пятничным вечером разве что трое-четверо пьянчуг. Скучновато, мрачновато, но Билли налили виски на два пальца, так что он просто сидел и втыкал по сторонам. На небольшой сцене стояло музыкальное оборудование, и местная группа как раз его разбирала. Видимо, на концерт он не успел, но, судя по кислой роже басиста, ничего не упустил.       Билли знал этих чуваков, видел их в школе, а потому совсем не удивился, когда Эдди Мансон прыгнул на стул возле барной стойки, прямо рядом с ним. Его мокрые от пота волосы кое-как держала резинка, под глазами красовались размытые следы от подводки, а вырезы на майке были такими глубокими, что сквозь них можно было разглядеть и рёбра, и пару татуировок.       Эдди взял бутылку холодного пива и отсалютовал своим друзьям, только потом он заметил Билли.       — Вот, чёрт, Харгроув, — он испуганно схватился за грудь, — какого хрена… Блядь, ты, как призрак. Такой тихий.       Билли усмехнулся.       — Я тут релаксирую, не видишь? — он пододвинул к нему свою пачку сигарет, под конец года можно было и расщедриться.       — Тебе полезно, мужик, — Эдди благодарно кивнул, сунув сигарету в уголок рта, у него была своя зажигалка — одноразовая, но вся обклеенная какими-то стикерами. — Не обижайся, ты такой напряженный, типа, постоянно.       Билли безразлично пожал плечами, хотя слова Эдди заставили его снова задуматься.       — Жизнь не сказка, — он сделал маленький глоток виски, алкоголь обжигал язык, но в горле разливался теплом, словно нагретый на солнце мёд. Было что-то приятное в том, чтобы ходить в бар в пятницу вечером, а не пить прямиком из пивной бочки на заднем дворе Кэрол, — пытаюсь соответствовать.       Кто-то из местных пьянчуг вспомнил про существование музыкального аппарата, Билли и Эдди весело переглянулись, услышав первые аккорды знакомой песни.       Is this the real life?       Is this just fantasy?       — Не, ты не прав, — Эдди со звоном коснулся своей бутылкой стакана Билли, провозглашая тост, — Жизнь должна быть, как Богемская рапсодия — чертовски длинная мешанина, способная довести твои уши до оргазма.       I'm just a poor boy,       I need no sympathy       Билли рассмеялся, жестом попросил бармена налить ему ещё, раз уж они с Мансоном так разговорились. Он давно ни с кем не общался так… Легко и непринужденно. Не чувствуя на себе странные взгляды, не пытаясь понять, чего от него ожидают.       — Вставишь эту аналогию в свою выпускную речь? — спросил Билли.       Mama, just killed a man, put a gun against his head,       Pulled my trigger, now he's dead       Эдди отвёл взгляд, уставившись обратно на пустую сцену, но Билли увидел, как дернулся уголок его губ в невеселой усмешке.       — В следующий раз, может быть.       Билли пихнул его коленом в бедро, несильно.       — Чего так?       Не то, чтобы ему действительно было не плевать. Просто… Мансон был здесь, и он секунду назад гудел от заряда энергии, как холодильник по ночам, а сейчас вдруг скис. Человек-настроение, никогда не угадаешь, что дальше.       Mama, life had just begun,       But now I've gone and thrown it all away       — Тупая история, — Эдди оперся щекой на руку, ковыряя ногтем этикетку на бутылке, — у меня отца, типа, выпустили из тюрьмы в прошлом году. Он сел за угон тачки… Нескольких тачек, ладно. Так на него повесили штраф, а дядя, с которым я сейчас живу, не хотел, чтобы к нам домой ломились верзилы с железными битами, так что отец переехал в соседний штат.       Проблемы с папочкой — обряд посвящения. Кто же знал?       — И… — Эдди пожал плечами, — не знаю, я просто вспомнил ту фразу из Библии, типа, что нужно уметь прощать, да и вообще каждый заслуживает второго шанса. Так что, когда отец позвонил мне где-то… В середине первого семестра, и сказал, что ему нужна кое-какая помощь, то я подумал — ладно, школа никуда не убежит, справлюсь так быстро, как смогу.       Goodbye, everybody, I've got to go,       Gotta leave you all behind and face the truth.       — Не вышло? — хмыкнул Билли.       — Не-а, — улыбнулся Мансон, — херня, чувак. Отцу нужен был поручитель, а мне уже было восемнадцать на тот момент, так что никто не имел претензий. Он пытался работать по-честному, знаешь, брал кучу смен, домой только поспать приходил, да и я подработку нашел. Здесь, в городе. Часть денег, конечно, отдавал ему, только потом оказалась, что всё бестолку.       — Почему? — Билли поймал его взгляд, но в отражении чужих глаз все ещё видел Криса. Куда бы он ни шёл, везде будет этот чёртов Крис.       Можно было бы списать излишнюю эмоциональность на алкоголь, но всё же — они были похожи. Эдди, Билли, Джонатан, Крис… Может даже Харрингтон вписался бы в этот ряд неудачников.       — Да он их проиграл, — Эдди фыркнул, — хотел заработать по-быстрому, потому что, когда ты ввязываешься во всякую криминальную муть, то привыкаешь к тому, что деньги появляются сразу, невзирая на риск. Короче, его снова пытались задержать, но он смылся. С тех пор не звонит.       — Я не понимаю, — Билли нахмурился, — нахуя… В смысле, зачем ты ему помог? Ты же знал, ну, какой он. Оставил бы самого разбираться.       Эдди кивнул пару раз, а затем на его лице снова появилась эта странная улыбка, из-за которой Билли не мог понять, когда он был серьезен, а когда просто прикалывался. Эдди поддел его локтем.       — Каждому порой нужен кто-то, кто соврёт, что в конце всё будет хорошо.       Билли так и не понял, имел ли в виду Мансон своего отца или себя самого.                     Билли получил свой чёртов диплом об окончании школы, вместе со всеми подбросил в воздух шапочку выпускника, а затем, уже вечером, отправился на вечеринку в дом Лори — теперь уже бывшей капитанши чирлидерш.              Билли решил, что сегодня будет вести себя спокойно, что попрощается со всеми, с кем успел познакомиться, чтобы оставить приятное впечатление. Они все сейчас находились в подвешенном состоянии — школа закончилась, а там, дальше, за её стенами, ждал огромный мир, полный неизвестности. Это пугало, но в то же время было чем-то… Волнующим. Захватывающим. Он с интересом слушал о том, кто и куда собирался поступать, сам честно признался, что возьмёт год-перерыв, потому что понятия не имеет, кем хочет стать.       Он оказался такой не один: многие из ребят, в основном парней, собирались работать на своих отцов или с другими родственниками, так что в колледж не торопились.       Они танцевали в гостиной, передвинув мебель, в разной степени трезвости, но абсолютно каждый носил эту дурацкую ленточку выпускника на груди. Они курили травку на заднем дворе, где, к тому же, был бассейн, так что вечерние платья девчонок полетели в общую кучку одежды на шезлонге.       Ближе к ночи парочки разошлись по комнатам, кто-то спешил в мотель, чтобы уединиться, кто-то даже в машину. Один Билли ходил по дому с полупустой бутылкой пива, ища, чем бы ему заняться. Домой он не собирался.       На лестнице перед крыльцом обнаружился Харрингтон, какая удача — снова. Харрингтон откровенно скучал, держа между пальцев сигарету, загадочно смотрел на ночное небо.       — Как же вы докатились до жизнь такой? — Билли рухнул рядом с ним, голова слегка кружилась, но он быстро трезвел. — Ваше высочество.       — Заткнись, — усмехнулся Харрингтон, — чего тебе, Харгроув?       Билли скинул с себя куртку, и там, где его голое плечо прижималось к плечу Стива, кожу холодили мурашки. В тот момент он мог дать красивое название этому состояние, что-то вроде преждевременной ностальгии. Он знал, что когда всё это закончится, они больше не увидятся. Это будет лишь маленькая часть его жизни, которая быстро забудется, он был в этом уверен.       — Пришёл на тебя посмотреть, — Билли хрипло рассмеялся, оставив бутылку на земле, — вспомнить, каким дерьмовым был этот год.       — Таким уж дерьмовым?..       — У тебя — да, — кивнул Билли, — ты будто с войны вернулся.       Плечи Харрингтона затряслись от беззвучного смеха, но, успокоившись, он перевёл взгляд на Билли, такой тяжелый, задумчивый. Немного хотелось ему вмазать.       — Типа того, — все же ответил парень, а затем глубоко вздохнул, словно махнул рукой на все свои предрассудки, — знаешь… Так много дерьма случилось, честно, — он улыбнулся так, будто сам был не в силах поверить, — порой мне кажется, что я вообще сплю, это всё лишь, ну, очень реалистичный, очень красочный и ненормальный сон…       Билли затаил дыхание, обняв себя руками: придя сюда, он не ожидал такой откровенности от придурка Харрингтона, он ожидал тупых подколок, чтобы повеселиться, может задушевной беседы про безоблачное будущее, они могли бы снова вспомнить, как весь год собачились.       — …и я не знаю, что страшнее — очнуться и понять, что всё это было реально, или, — Стив уставился на свои кроссовки, стал тише, меньше, как-то сжался, — проснуться и осознать, что всё это было напрасно.       Билли ни черта не понял из того, что Стив сейчас сказал.       — Ты странный, Харрингтон, — Билли закинул руку ему на плечи, и Стив даже не дернулся. — Кто в здравом уме решится страдать?       — Я не страдаю, — Стив улыбнулся, — потому что всё, что произошло… В этом дурацком недосне, случилось по определенной причине, понимаешь? И я оказался там, где должен был оказаться!       — Ты пьян? — Билли прищурился, разглядывая его розовые щеки. — На философию потянуло?       Стив оттолкнул его, стал размахивать руками, чтобы показать весь масштаб ситуации.       — Я знаю, как это звучит, уж поверь, — сказал он, — просто я много думал… Я думал о том, как мне вмазал Байерс, думал о том, как мы с тобой подрались, о том, к чему всё это привело.       — И к чему же? — Билли любопытно склонил голову набок.       Стив заглянул ему в глаза.       — К тому, что в итоге я оказался в хорошем месте, — сказал он, и Билли четко отследил момент, когда губы Харрингтона стали двигаться медленнее, а слова стали тише, будто он и сам только-только осознал их вес, осознал последствия. — Так что ты был не прав, когда сказал, что я страдаю. Сейчас я, блядь, счастлив, как никогда. Я ещё… Боже, я ещё никогда не чувствовал себя таким нужным.              Билли резко выдохнул, будто ему прилетел удар в живот. Харрингтон резанул по больному. Быть кому-то нужным… Наверное, это было приятно. Билли всё чаще казалось, что ему это просто не дано. Он так просто не умеет.       Но он был — совсем немного — рад, потому что Стиву повезло разобраться со своим дерьмом. Что бы там ни было. Он выглядел хорошо: слегка пьяный, с широкой улыбкой и горящими щеками, смотрел на ночное небо, осознавая, что там, впереди, его ждало нечто большее, чем один трудный год.       Нечто большее, чем глупая старшая школа.       — Ты поверишь, если я скажу, что мне жаль? — вдруг спросил Билли, но сделал это уверенно и твердо.       Стив бросил на него удивленный взгляд, его губы дрогнули в осторожной улыбке.       — Жаль, что расквасил мне лицо?       — Не, не это, — ухмыльнулся Билли, — наверное, что мы… Что мы не подружились в школе. Порой мне становится интересно, что бы из этого вылилось.       — Мы были бы ужасными друзьями, — Стив рассмеялся, в ночной тишине возле крыльца, вдали от громкой музыки и пьяных подростков, здесь его смех казался оглушительно громким и теплым. — Мы бы постоянно ссорились. Одной дракой бы не обошлось.       — О, да, — выпалил Билли, — но, согласись, это было бы здорово? Круто что ли. Может, мы бы в итоге вышли в финальный этап чемпионата.       — Точно вышли бы, — согласился Стив.              Пока они обсуждали баскетбол, время перевалило за полночь, а там уже было недалеко до рассвета, небо стало головокружительно темным, а звезды ужасно яркими.       — Есть планы после школы? — спросил Билли, и пусть его задница уже прилипла к этой ступеньке и стала квадратной, ему было хорошо.       — Летняя подработка, как минимум, — Стив задумчиво промычал, барабаня пальцами по своим коленям, — потом… Другая подработка?       — Из Хоукинса ты свалить не торопишься, как я уже понял.       — Нет, — уверенно ответил Стив, — у меня тут полно дел.       — Конечно, — Билли вздохнул, поднялся и протянул руку Стиву, — а вон там моя тачка, знаешь, что внутри? Хуева туча коробок. Я собрал все свои вещи, так что утром меня здесь уже не будет.       Стив пошатнулся, пытаясь восстановить равновесие.       — Ты уезжаешь? — удивился он. — Уже? Мне казалось, ты собирался работать спасателем…       — Не, — Билли пожал плечами. — Вдруг понял, что это не моё. Вообще, признаться честно, не знаю — что такое моё. Ты, кажется, знаешь. Я тебе даже завидую и…       Билли не смог договорить, потому что кое-кто беспардонно схватил его за футболку, а в следующую секунду, прямо перед домом Лори, на глухой улице Хоукинса, в ночь выпускного, Стив Харрингтон — Король Школы — поцеловал его.       — Эй, — Билли схватил его за плечи, пытаясь осознать, — это ещё одна форма твоего мазохизма?       Стив закатил глаза, хотел сделать шаг назад с этим ужасно тухлым видом, но Билли перехватил его за запястье.       — Стой, нет, я… — он не умел заводить такие разговоры, не научился. — Всё нормально.       Билли поднес его руку к своей щеке, сердце издало громкий стук — будто злая собака, пытающаяся проломить забор.       — Нормально? — тихо повторил за ним Стив, его взгляд снова отпустился на чужие губы.       — Ага, — вздохнул Билли.       Их губы соприкоснулись друг с другом, неуверенно и трепетно, как-то даже по-девчачьему. Билли не знал, как правильно обращаться со Стивом, но он не хотел его напугать. Это была его последняя ночь в Хоукинсе, она должна была отличаться от всех остальных. Стив сжал футболку на его плечах, зарылся рукой в чужие волосы и прижался губами теснее, горячее. Билли ненароком укусил его в ответ, и Харрингтон издал странное шипение, от которого у Билли чуть не подкосились коленки.       — Моих родителей нет дома, — сказал Стив, оторвавшись, и его глаза блестели в ночном полумраке.       — С чем я их и поздравляю, — улыбнулся Билли.       Дом семьи Харрингтон был совсем не таким, каким Билли его себе представлял. Он ожидал шикарную планировку, красивый сад с розовыми кустами и припаркованный у гаража мерседес. Но нет. Это был большой дом в районе для богатых, но выглядел он довольно серым и скучным. Внутри был таким же.       Стив вёл его за руку по пустым и холодным коридорам, где на тумбочках не успевала скапливаться пыль. Единственной яркой деталью, которую успел заметить Билли, был набор для настольных игр в гостинной, чужая голубая ветровка, парочка комиксов, валяющихся на полу…       В его спальне был настоящий бардак: стол, заваленный конспектами, неразобранная стирка в корзине, но кровать была заправлена, и вместе всё создавало какой-то иной уют, отличный от того, который они встретили в коридоре.       Стив снял с него футболку, и Билли покорно поднял руки, вдруг ощутив, как холодно ему было всё это время. Будто его окунули в ледяную воду, даже шея была чуть мокрой, пока чужие губы горячо прижимались к ней в разных местах.       Билли видел потолок, словно карусель над головой, ему сейчас всё казалось нереальным. Может, он просто давно не был с парнем. Горячие сильные руки гладили его бока, быстро расправились с пуговицей на штанах, и Билл схватил Стива за затылок, прижимая к себе, чтобы вернуть хотя бы каплю контроля.       Стив рассмеялся ему в губы, толкнув обратно на кровать.       — Расслабься, — сказал он, нежно погладив его по щеке.       — Ты знаешь, что нужно делать? — Билли дернул бровью.       — Понятия не имею, — признался Харрингтон. — Покажешь?       Его должен был задеть тот факт, что Стив был так уверен, якобы Билли профессионал в вопросе мужского секса. Но это даже немного льстило.       Они избавились от одежды, и, вдруг, красивая монтажная склейка превратилась в картину маслом, каждое прикосновение — как мазок краски, будто они раскрашивали друг друга в разные цвета. Билли был с ног до головы красный, наверное, потому что Стиву шёл этот цвет. Харрингтон был полностью синим, глубоким, как отражение ночного неба в океане. Такой же неконтролируемый, как шторм.       — Здесь? — Стив издал шумный вдох, два его смазанных пальца уже были внутри Билли.       Билли прикусил губу, пытаясь сдержать болезненное мычание, но с каждым движением нечто внутри него накалялось, готовое взорваться. Наконец-то — это была не злость.       — Хэй, — Стив устроился между его ног, прижавшись лбом к чужому лбу, — смотри на меня. Всё хорошо, всё отлично.       — Не пытайся меня, сука, успокоить, — зашипел Билли.       Стив — гребаный идиот — уткнулся в изгиб между его плечом и шеей, рассмеявшись.       — Давай уже, — Билли сдержал улыбку, вцепившись ногтями в его спину.       Чёрт его знает, сколько они потратили на растяжку, за окном уже светало, а они валялись на кровати потным клубком.       Стив вошёл в него, и звезды посыпались перед глазами, будто кто-то огрел его по затылку. Не больно, нет. Просто неприятно и… Слишком необычно. Но это было долгожданное облегчение.       Билли вздохнул, запрокинув голову, и Стив прижался с поцелуями к его горлу, одной рукой упираясь в кровать, а второй крепко вцепившись в его бедра. Толчок за толчок, пока внизу живота всё стягивало. Тихие стоны и ругань, это даже почти не отличалось от их драки или прессинга на баскетбольной площадке.       Стив подхватил его под колено, будто Билли был одной из его тупых девчонок, и вошёл ещё глубже.       — Ну ты и мразь ебаная, — Билли испуганно сжал пальцами его плечи.       Харрингтон резко остановился, пытаясь отыскать любой признак боли на его лице.       — Я…       — Не тормози!       Билли взял себя за член, пытаясь оживить его, что было не так уж и сложно. Стив смотрел на него этим голодным взглядом, разжигая внутри огонь, и Билли нравилось это. Ему нравилось, когда на него смотрели. Он громко простонал, нарочно, кусал губы и закатывал глаза, пока представление не превратилось в реальность, и его будто бы током прошибло.       Стив двигался внутри там плавно и хорошо, их тела встречались со шлепком, и его пальцы все ещё разминали мягкую кожу на бедре Билли. Рука двинулась ещё быстрее, рывками, он изнывал от желания то ли поскорее кончить, то ли растянуть этот миг, потому что он точно войдет в коллекцию его лучших воспоминаний о сексе.       Потому что этот был самым ебанутым.       — Блядь, — Билли тихо проскулил, прикрыв глаза, и Стив наклонился, заткнув его поцелуем.       Билли кончил первым, но Стиву потребовалось всего пару резких движений, а затем его бедра задрожали, и он рухнул мешком сверху.       День выпускного официально закончился, с каждым часом, что Билли проводил здесь, лежа в кровати Харрингтона, он оттягивал свой отъезд. Билли лежал на его груди, обещая себе, что это был первый и последний раз. Если бы кто-то сказал ему в начале учебного года, что у них со Стивом будет секс, и что Билли сам вызовется быть снизу… Он бы нахуй въебал этому человеку.       Но где он теперь?       Стив гладил его по голове, пропуская пряди волос сквозь пальцы, Билли слушал его мерное дыхание. Обоим жутко хотелось спать, этот день выбил их из сил.       — Хочешь расскажу тебе сказку? — улыбнувшись куда-то в его грудь, спросил Билли, и тут же оставил за своими словами поцелуй.       — Серьёзно? — тихо спросил Стив, и Билли услышал улыбку в его голосе тоже.       — Мне всегда помогает заснуть, — ответил он.       Стив усмехнулся.       — И это я ещё странный из нас двоих…       — Заткнись и слушай. В далеком-далеком королевстве, таком маленьком, что его даже не было на карте…       Он уже готовил план в своей голове, знал, что должен сделать дальше. Как-то раз Билли нашёл женский журнал у одной из своих девчонок, там была дурацкая статья про священный первый раз, но ему больше запомнилась фраза: «Ни один мальчик не изменит того, кто ты есть». Грубо говоря — ни один член не сделает из тебя другого человека. Как бы тупо это не звучало, но, после секса со Стивом, Билли вдруг приблизился к той самой мысли, которая всё это время от него ускользала.       — Я потом рылся в маминых вещах, нашёл эту книжку, — сказал он, выводя круги на животе парня. — Не знаю, где она её отыскала. Автор ещё какой-то норвежец…       Стив сонно вздохнул, его рука на спине Билли успокоилась, просто осталась лежать.       — Так ты узнал концовку? — спросил он.       Билли выпутался из его рук, наклонился, чтобы поцеловать.       — Хорошая, — прошептал он в самые губы, — по всем канонам детских книжек.       Стив улыбнулся, повернувшись набок, вяло потянул Билли за собой.       — И жили они долго и счастливо, — пробормотал он.       Билли поцеловал его в затылок, напоследок мягко сжал кожу на талии, закрепил в голове каждую деталь — запах пота, чужого шампуня, странные обои в комнате.       Конечно, он соврал. В конце сказки Блу Бэлл остался в замке один, а принц уехал искать себе новый дом.       Тихо прикрыв за собой дверь, Билли понял, что надел чужую рубашку.