Обнуляй

      Доблестный участковый Кёджуро Ренгоку привык к постоянным вызовам на скандалы и бытовые неурядицы, — в районе Южные Клинки ни дня не проходит без происшествий. К тому же приезжает он к одним и тем же экземплярам: это либо братья Шинадзугава, дерущиеся везде, всегда, — и исключительно по идиотским поводам; либо местный мажор Узуй Тенген и его шумные вечеринки в 3 ночи с обязательным взрывом петард прямо из квартиры; либо же физрук Гию Томиока. Последний, к слову, никакой не агрессор и не тусовщик. Неприятности ему доставляет собственное лицо, которое даже при нейтральном настроении передаёт окружающим посыл: «я просто хочу умереть». Многие всерьёз думают, что физрук ищет способ элегантно уйти в мир иной — отсюда все проблемы. Стоит Гию выйти на балкон покурить, высунуться в окно или из чисто бытовых соображений купить в «Пятерочке» мыло и верёвку — сердобольные бабки тут же закидываются валидолом и звонят в полицию.       Так как Кёджуро вынужден видеть этих людей чаще, чем собственную семью, за время службы он успел к ним привязаться. И они к нему тоже. Так и сложилась их странная, но дружная компания: депрессивный физрук, мажор-пироман, два истеричных брата и мент. Каждую пятницу они встречаются дома у Гию, чтобы культурно попить чаю (а кто и пивка) и поговорить о жизни. Для Кёджуро такие посиделки очень удобны, ведь когда эти черти собраны в одной локации, за ними проще присматривать. Да и Томиока может, наконец, покурить по-человечески.       Очередным пятничным вечером Кёджуро торопился к Гию. День был трудным: с раннего утра пришлось корпеть над документами в душном кабинете РОВД. Такая работа сама по себе утомительна, а в тридцатиградусную жару — и вовсе пытка. К тому же рядом суетились стажёры, которых недавно за ним закрепили. И если один из них был спокоен и, пожалуй, пугающе услужлив, то остальные два по уровню хаотичности превзошли даже братьев Шинадзугава.       Но уставшим Кёджуро себя не чувствовал. Скорее наоборот. Участковый вернулся домой ещё более бодрым, чем был с утра, и теперь умудрялся делать три вещи одновременно: переодеваться, вещать отцу о прошедшем дне и переписываться с друзьями. — Я в восторге! Новые стажёры очень старательные!       Шинджуро сидел на кухне спиной к двери и ни звука не издавал в ответ. Кёджуро знал отца достаточно хорошо, чтобы не волноваться по этому поводу.       Глава семейства занимает почётную должность начальника полиции, на районе он известен как очень и очень грозный дядька. Но есть у него и другая сторона, о которой мало кто подозревает. На самом деле он страшно раним. От малейших потрясений Шинджуро уносится в глубокие дебри меланхолии. Причем, тоска его циклична: сначала он всех игнорирует, потом непонятно в чем обвиняет, ну а под конец — неясно за что прощает. Самое интересное, что в фазу игнора его самого категорически нельзя игнорировать, иначе безумный цикл затянется на вечность. Правильней всего — вести себя как ни в чем не бывало. Кёджуро уяснил это «на отлично». — Особенно радует юный Камадо! — проорал из комнаты участковый, натягивая свежую футболку. Телефон брякнул новым сообщением. Кёджуро смахнул блокировку, и на экране развернулась любопытная переписка. Тенген: «Мне кажется, я сегодня очень хорош. Блестяще хорош.» Далее шла дюжина фотографий, на которых позирует Узуй, стоя во весь рост перед зеркалом. С распущенными волосами и в новомодном костюме он был похож на кинозвезду… Тенген: «Только зеркало дешманское какое-то. Оно меня полнит, походу» Тенген: «Ещё этот стрёмный ковёр на фоне. Кто, блин, сейчас ковры на стену вешает? Че за совок.» Тенген: «И мебель древняя. Пздц, будь у меня такая хата, я б наверное тоже с лицом суицидника ходил» …На кинозвезду, которая каким-то непостижимым образом очутилась в задрипанной хрущевке. Гию: «Ты норм? Это общий чат.» Кёджуро: «ТЕНГЕН, ВЫГЛЯДИШЬ ПОТРЯСАЮЩЕ!» Кёджуро: «ГИЮ, НЕ БЕРИ В ГОЛОВУ! ОН ШУТИТ! У ТЕБЯ ОЧЕНЬ УЮТНАЯ КВАРТИРА!» Тенген: «Ничо я не шучу. Хата отстойная, и это факт. Особенно этот совковый ковёр» Кёджуро: «РЕБЯТА, ТАМ НА ЗАДНЕМ ПЛАНЕ САНЕМИ И ГЕНЬЯ ОБНИМАЮТСЯ! ЭТО ОЧЕНЬ МИЛО!» Тенген: «Не, нихера. Санеми прост мелкого в удушающий взял» Кёджуро: «РАЗНИМИТЕ ИХ!!!» Тенген: «Кё, мне лень» Гию: «А я в туалете» Тенген: «Томиока, слыш» Гию: «Что?» Тенген: «Давай я тебе на др ремонт оплачу? Тока по-братски, выкинь ковёр» Гию: «Отстань от ковра. Он у меня от деда остался.» Тенген: «Колхозные спортивки тебе тоже в наследство от деда перепали?» Тенген: «Ты так себе никогда девушку не найдёшь» Тенген: «И умрешь девственником» Тенген: «Лох» Тенген: »)0)0» Гию: «Отвали…» Кёджуро: «ХВАТИТ ССОРИТЬСЯ! И СДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ С БРАТЬЯМИ!» Тенген: «Кё, братан, отключи капс. У меня глаза уже болят» Кёджуро: «А КАК?» Гию: «Нажми на кнопку со стрелочкой» Кёджуро: «ЯСНО! ХОРОШО!» Тенген: «Не получилось?» Кёджуро: «ПОЛУЧИЛОСЬ! НО МНЕ ПРИВЫЧНЕЕ БОЛЬШИМИ БУКВАМИ!» Тенген: «Иногда я тебя боюсь» Тенген: «А ты скоро, кстати?» — Из него выйдет прекрасный полицейский! — продолжал Кёджуро, параллельно печатая ответ. — Очень хороший мальчик. Надо будет его с Сенджуро познакомить! Думаю, они подружатся.       Случилось кое-что странное. Когда участковый упомянул младшего брата, с кухни донёсся глухой стук. Как будто по столу кулаком ударили. Щелкнула блокировка, телефон с недописанным сообщением скользнул в карман брюк. Кёджуро настороженно окликнул: — Всё в порядке?       Тишина. Дурное предчувствие защекотало затылок. Быстрыми шагами участковый достиг кухни. Похожий на изваяние, Шинджуро сидел на том же месте. Типичная фаза игнора, но что-то явно было не так. Кёджуро легонько тронул отца за плечо. — Батя? — Сядь! — рявкнул Шинджуро не оборачиваясь.       Кёджуро обошел стол, послушно сел напротив… Так плохо отец не выглядел даже наутро после дня милиции: на мертвенно-бледных щеках вылезла щетина, кожа под глазами обвисла в мешки, волосы — все в колтунах. Осоловелым взглядом Шинджуро смотрел куда-то сквозь сына. Бутылка водки в его руках недвусмысленно намекала: дело серьёзное.       Участковый глубоко вздохнул и озвучил самую логичную догадку: — Старик Цугикуни умер?       Дед Цугикуни, он же Кокушибо, он же Красный Чёрт. Криминальный авторитет на пенсии. На районе обитает со дня его основания. Пытаясь выцыганить льготы, Кокушибо тычет этим фактом везде, где только можно: от ЖЭКа до поликлиники. В свободное время курит кальян на лавочке у подъезда, ругается с внуком и грозится вот-вот помереть. Поскольку он древний, как сама земля, да и выглядит соответствующе, угрозы не беспочвенны. Их с Шинджуро связывает некое подобие закадычной дружбы, так что старший Ренгоку вполне мог о нем горевать. — Че? Ну, или нет. — Он ведь пожилой человек, — деликатно начал Кёджуро. — Да хрена с два! — перебил его отец. — Этот старый козел всех нас переживет!       Участковый, конечно, был рад это слышать, но тревога никуда не уходила. Если никто не умер, то что тогда случилось? Кёджуро подался вперёд и стал ждать, пока отец расскажет всё сам. Прошли долгие минуты, прежде чем Шинджуро выдавил один-единственный слог: — С-сен… — Сенджуро…? — подсказал участковый, цепенея от ужаса.       Отец хлебнул водки, крепко зажмурился и кивнул. — Твой брат, — продолжил он, — спутался со шпаной.       Участковый аж выдохнул. — В смысле попал в плохую компанию?       «Всего-то! — думал Кёджуро. — Ситуация неприятная, но по крайней мере он в порядке. Да и ожидаемо это. Как-никак — переходный возраст, все дела». — В смысле целовался с гопником за гаражами!       А вот это уже трудно списать на переходный возраст.       Кёджуро склонил голову набок и недоуменно уставился на отца. Для него эта нелепая новость прозвучала как набор не связанных по смыслу слов. На всякий случай участковый бегло перебрал в уме всех известных гопников района. По долгу службы он помнил каждого в лицо. И поскольку лица эти были страшны, как смертный грех, Кёджуро расслабился. Вряд ли Сенджуро стал бы целоваться с кем-то из этих упырей. Хотя бы из соображений эстетики. — Может, это была девушка с короткой стрижкой…? — Ты много видел девушек ростом под два метра и с татухами на всё лицо? — доверительно поинтересовался отец. — У него татуировки на лице?       В Южных Клинках таких гопников не водится, — это Кёджуро знал наверняка. Участковый некстати вспомнил одну маргинальную личность из соседнего района, вполне подходящую под описание. Даже в самых страшных снах он не мог представить этот субъект рядом со своим младшим братом. — И на руках тоже. А ещё — малиновые волосы. Понял, о ком я?       Взглянув на шокированное лицо участкового, можно было сказать с уверенность: да, понял. К таким новостям он был явно не готов. Этот и Сенджуро — что может быть хуже? — Так, погоди, — опомнился Кёджуро. — Ты сам их видел? — Нет, — отец отпил ещё, — мне бабка из соседнего подъезда рассказала. — Вот оно что! — участковый сразу повеселел. — Неужели ты поверил? Мало ли, что говорят!       Со стороны коридора послышался шорох. Шинджуро резко обернулся. Открылась дверь, неяркий свет лестничной площадки проник в прихожую. — Я дома! — оповестил Сенджуро. — В «Пятерочке» только одна касса работала, представляешь? Простоял там час, если не больше. Зато всё купил!       Отец отвернулся и угрюмо приложился к водке; его бледное лицо вдруг покраснело, а вены на висках угрожающе взбухли.       В блаженном неведении, которое обычно наблюдается у оленей в сезон охоты, Сенджуро стягивал кроссовки и бодренько тараторил о своем походе в магазин. Зато Кёджуро очень ясно представлял масштабы катастрофы, которая грозилась вот-вот развернуться. И только ему было под силу её предотвратить. По крайней мере, так он думал. — Давай сюда! — участковый выскочил в коридор, чтобы забрать у брата пакеты. — Ты дома! — обрадовался Сенджуро. — Но сегодня же пятница, ты не едешь к ребятам? — Поеду! Но позже! Тут такое сейчас было! Прямо анекдот! — Правда? — младший заинтересованно улыбнулся, пройдя за Кёджуро на кухню. — И что же? Что было?       Увидев отца, он улыбаться перестал. Красный, как рак, Шинджуро источал флюиды опасности. Сенджуро их почувствовал, но на свой счёт принимать не спешил. Оленья наивность успокаивающе шепнула: «они ничего не знают». — Это очень, очень смешно! — Кёджуро взгромоздил шуршащие пакеты на столешницу и потрепал брата по макушке. — Ты сейчас просто упадёшь! Такая умора!       На лице Сенджуро снова расцвела улыбка. — Ну давай уже, расскажи! — смеялся он, взявшись разбирать покупки. — Представляешь, какая-то бабка сказала отцу, что ты целовался с гопником за гаражами! Да ещё с кем! С Хакуджи из Северных Клинков!       Здесь Сенджуро должен был расхохотаться, а отец — неловко проворчать что-то о болтливых бабках. Тогда бы всё стало на свои места, и эта история превратилась бы в отличную семейную байку, которую впору травить на посиделках. Но Сенджуро вдруг замер с упаковкой гречки в руках, на полпути от столешницы к кухонному шкафу. Отец нахмурился, почуяв неладное. В наступившей тишине было слышно, как бьётся об лампочку комар. Никто не двигался добрых полминуты. Севшим от растерянности голосом Кёджуро произнёс: — Так это… это что, правда…?       Руки у Сенджуро задрожали. С громким шлепком гречка упала на пол. — Ну, что ж, — убийственно спокойным тоном просвистел отец и глотнул еще. — Я, как говорится, тебя породил, я же тебя и убью.       В ту же секунду Шинджуро перешёл от слов к делу и разгневанным птеродактилем налетел на младшего сына. Кёджуро героически закрыл собою брата. Отражая прицельные тумаки, он то и дело повторял: «Бать, успокойся!». Что-что, а успокаиваться «батя» точно не собирался. — Иди сюда, шкед! Сейчас ещё и ремня тебе всыплю! — свирепствовал отец.       Сенджуро сделал то, что и положено делать в таких случаях зрелым, ментально развитым людям. Он заплакал.       Нешуточная драма, разыгравшаяся на кухне, всё набирала обороты. Шуму стояло, как в очереди к терапевту. В общей какофонии затрещал мобильник, — это неравнодушные друзья участкового забеспокоились. Разрешилось всё в лучших традициях «Пусть Говорят»: Кёджуро нечаянно толкнул отца. Тот, уже изрядно пьяный, пошатнулся и упал. — Папа! — хором вскрикнули братья и ринулись к нему, забыв о скандале. Они пытались помочь, но Шинджуро только отмахивался: — Пошли прочь, неблагодарные!       Поднявшись на ноги, он сердито глянул на сыновей, издал отчаянное «тьфу!» и засеменил к входной двери. — Ты куда? — взволнованно спросил Кёджуро. — Не твоё дело, паршивец! — огрызнулся отец. — Только не говори, что в рюмочную!       Вместо ответа — громкий хлопок двери.       Снова воцарилась тишина. Стараясь не смотреть на брата, Сенджуро неловко вытер мокрые щёки ладонью. Кёджуро пребывал в состоянии крайнего недоумения. Ну, это если говорить культурно. А если говорить честно, то был он просто-напросто в ахуе. Участковый неверяще уставился на младшего. Нужные слова не находились, мысли распадались на бесконечные вопросы. — Я тебя очень прошу, — проговорил Сенджуро, не поднимая взгляда. — Не начинай. Х-хотя бы… — он прервал сам себя громким всхлипом; от стыда и страха по новой накатили слёзы. –Хотя бы сейчас, не говори ничего…!       Младший ушёл к себе, и участковый остался один на один со страшным осознанием, что его любимый брат, над которым он всю жизнь трясётся и ради которого буквально готов умереть, действительно встречается с этим уголовником.       В очередной раз зазвонил телефон, Кёджуро вытащил его из кармана и принял вызов.       Динамик заорал голосом Санеми: — Еб твою нахрен, неужели! Ты где там застрял? Мы думали ты сдох! — Скоро буду, — сухо отчеканил участковый и тут же скинул.       По пути к Гию законопослушный Кёджуро нарушил с десяток ПДД и превысил скорость как минимум два раза. Домчав до знакомого дома, он приткнул машину в неположенном месте, с каменным лицом прошёл мимо бабок у подъезда, поднялся на 5 этаж и очень агрессивно вжал палец в звонок. По ту сторону двери напряглись все, даже Санеми. То, что с Кёджуро что-то не так, стало ясно уже после «скоро буду». Братья Шинадзугава настороженно замерли в прихожей, Тенген дымил айкосом на кухне и одновременно пытался унять задергавшийся глаз, а Томиока на всякий случай закрылся в туалете. Каждый из них трясся за свой косяк. Гию, например, уже пятый год не платит налоги, ведь по документам он, прости-Господи, мёртв. Нелепая ошибка, исправлять которую экономный Томиока не спешил.       Один только Генья знал, в чем тут дело, — Сенджуро успел начеркать другу пару-тройку тревожных сообщений. Теперь младший Шинадзугава всерьёз опасался за свою жизнь, ведь если вскроется, что он был в курсе с самого начала — ему точно влетит. — Давайте не будем открывать, — донеслось из-за двери туалета. — Давай ты не будешь ссыклом и выйдешь оттуда, — встречно предложил Санеми. — Если мы чуть-чуть подождём, он решит, что дома никого нет, и уйдёт, — гнул своё Томиока. — Дебил, наши тачки во дворе! — встрял Тенген. — Сам дебил! — Вы оба кретины!       Пока эти трое препирались, Генья набрался смелости и открыл-таки дверь. Участковый влетел в квартиру и, ни с кем не здороваясь, целенаправленно двинулся на кухню. Братья прошли следом, затаившийся Томиока слегка приоткрыл дверь туалета.        Кёджуро сел напротив Тенгена, и у того попеременно, как лампочки в гирлянде, задёргались оба глаза. На столе стояла полная кружка пива. Участковый, ни разу в жизни не пивший ничего крепче кваса, залпом её осушил. Генья нервно сглотнул и отвернулся к окну. Гию высунулся из укрытия. Санеми и Тенген с ужасом ждали хоть каких-то пояснений. И Кёджуро наконец сказал: — Я убью этого гада.